ENGLISHАрмен Оганесян, главный редактор журнала «Международная жизнь»: Сергей Алексеевич, последние месяцы ритм международной жизни стал чрезвычайно напряженным и, наверное, ускоренным. Вот в этой массе событий, что бы вы выделили как главное?
Сергей Рябков: Ритм ускорился - это безусловно. Сомнений у меня в этом нет. Для нас главное - это продолжающееся укрепление, я на этом настаиваю, позиций России на международной арене, вопреки всем попыткам представить дело так, будто Россия в изоляции, будто она чуть ли не в одиночестве, - ничего подобного. Мы везде востребованы, мы влиятельны, с нами считаются.
Из конкретики - с апреля интенсивное начало председательства России в БРИКС. За два с половиной месяца в России по линии БРИКС проведен ряд крупных мероприятий. Кроме того, прошел важнейший форум в сфере нераспространения ядерного оружия, обзорная конференция, продолжавшаяся месяц в Нью-Йорке, с конца апреля до конца мая. Это событие бывает раз в пять лет. И, наверное, серия очень важных, насыщенных и результативных контактов на высшем уровне и на других уровнях с руководителями латиноамериканских государств. Это то, что отличает текущий год от предыдущего и от 2013 года.
А.Оганесян: Сергей Алексеевич, поскольку вы курируете американское направление в МИД, скажите, в чем причина столь явного охлаждения российско-американских отношений?
С.Рябков: Причины: главная - это неприятие Вашингтоном и в целом американскими политическими элитами, которые разбросаны по стране, политики современной России, самостоятельного курса России, нашего твердого и последовательного противостояния попыткам других стран во главе с США навязывать поведенческие модели, ценностные системы.
Примеры можно приводить в большом количестве, и, скажем так, в «докрымский» период их тоже было немало. Назову лишь три. Первое - это то, что происходило вокруг неприемлемой практики американского усыновления наших детей. Многие трагические ситуации и привели к нашим ответным шагам. То есть в известном смысле война мер - контрмер начиналась именно в тот период.
Второе - ситуация, когда контрактник американских спецслужб Эдвард Сноуден принял решение попросить убежища в Российской Федерации. Конечно, решение предоставить ему соответствующий статус вызвало бурю негодования в Вашингтоне, и там начали, что называется, «закручивать гайки» на российском направлении. Было много других ситуаций, в том числе региональных, которые добавили холода в наши отношения.
Кульминацией - и это третий пример - стал Крым, Севастополь. Дальше отношения покатились под горку, но не по нашей вине. Санкционные приемы, которые применяет администрация США, нужного ей эффекта не дают, однако это не приводит к коррекции американского курса. Поэтому мы имеем то, что имеем. Действительно, сейчас - один из наиболее сложных периодов в отношениях между нашими странами.
А.Оганесян: Администрацию Президента Б.Обамы, помнится, задела статья Президента В.В.Путина, опубликованная в американской печати, где он говорит об исключительности американской нации.
С.Рябков: В этой статье Президент России, если вы помните, пишет о том, что все люди созданы Богом равными. Этим статья завершается. Спорить по сути американцам оказалось трудно, поэтому верх у них взяли эмоции. Мне представляется, что американцы допускают разговор о равенстве и исключительности стран и народов только в своем тесном кругу. Когда же те, кто не кажется им равными, смеют ставить под вопрос американскую исключительность, это воспринимается как обида, если не как оскорбление. Есть у американцев система неписанных табу, собственных законов политкорректности: кому можно, а кому нельзя высказываться на те или иные темы. Мы же считаем, что демократический характер международных отношений, в пользу которого выступает Российская Федерация (я подчеркиваю, это никак не противоречит заботе о суверенитете, необходимости обеспечивать невмешательство во внутренние дела, нашим последовательным требованиям уважать все принципы международного права), как раз предполагает свободу выражения мнений, в том числе в чем-то неприятных американцам. В демократически устроенных международных отношениях каждый имеет право и должен высказывать свою точку зрения. Если она кого-то задевает, не следует впадать, на наш взгляд, в менторство, в нравоучительный тон, лучше постараться разобраться в ситуации.
Мы, кстати, обращаясь к другому аспекту наших текущих дел с США, недавно опубликовали комментарий к докладу Госдепартамента о выполнении международных договоров. Кто-то, для кого нынешняя обстановка в наших отношениях кажется тяжелой и, может быть, искусственно накачанной политизированными установками или неизжитыми фобиями, скажет, что этот документ, наш комментарий, составлен по принципу «сам дурак» или «а у вас негров линчуют». Но это примитивизация того, что происходит. Для того, чтобы развивался нормальный диалог, чтобы страны общались и приходили к результатам, нельзя все время соглашаться друг с другом. Тезис - антитезис и дают синтез. Естественный дискурс, или называй это как хочешь, состоит в том, что страна отстаивает свои взгляды, но при этом прислушивается к тому, что говорят оппоненты. Россия действует именно так.
К сожалению, спор или даже просто диалог о «исключительности» США, их мессианстве, о том, в чем они видят свою роль, почему за десятилетия и столетия там сложился имидж собственной страны как «града на горе», который освещает все вокруг, или «маяка демократии», для американцев сложен. Вопрос: есть ли у США основания говорить, что действительно в некоторых аспектах они впереди других стран? Ответ: да. Но это не повод делать следующий шаг и настаивать на том, что они лучше, или, как сейчас принято говорить, «круче» всех. Надо просто нормально общаться и искать компромиссы и общие знаменатели с теми, кто так не считает. Пока у американцев это не очень получается.
А.Оганесян: Прошла информация о том, что за год санкций товарооборот России с Евросоюзом снизился, а с США вырос. Как это могло получиться?
С.Рябков: Мы, к сожалению, не имеем согласованной с США методологии ведения таможенной статистики. Это, кстати, одна из «недоделок» прежней поры - в экономической сфере у нас нет некоторых базовых, рамочных документов. Статистика США и наша статистика разнятся. Мы видим рост, а американцы - некоторое падение. Но в любом случае налицо примерный эквилибриум, или, в общем, тот же уровень. Это означает две вещи. Первое - то, что американская продукция в России востребована, в том числе машинотехническая. Второе - санкции, которые ввели США в прошлом году против нас, устроены таким образом, чтобы они не мешали относительно нормальному развитию торговли. Я не говорю обо всем комплексе экономических связей, я говорю только о двусторонней торговле. Мы не против этого, мы не хотим «стрелять себе в ногу». Мы всегда говорили, что санкции - не наш путь, не наш метод, не наш выбор. Поэтому, если вопреки санкциям и общему резкому похолоданию в двусторонних отношениях торговля развивается, это можно только приветствовать.
Что происходит в отношениях с Евросоюзом - вопрос отдельный. Думаю, что нынешняя санкционная схема, применяемая против России и выстроенная с подачи США, содержит в себе такие подходы и механизмы, которые наносят реально больший ущерб европейцам, европейским экономическим операторам, чем операторам американским.
А.Оганесян: Как можно оценить перспективы урегулирования иранской ядерной программы? 30 июня будет подписано соглашение?
С.Рябков: То, что уже сделано, наработано, накоплено, положено на бумагу, самым что ни на есть внушительным и определенным образом перевешивает несогласованные вопросы. Мы сейчас находимся в полушаге от окончательной договоренности. Вместе с тем видим, насколько активизировались противники соглашения, причем не только в США и Иране - странах, которые наиболее глубоко вовлечены в переговорный процесс, но и в других государствах, в том числе не участвующих в переговорах. Происходят почти детективные истории. Может быть, вы обратили внимание на публикации о том, какие вредоносные компьютерные программы, применявшиеся на этих переговорах, обнаружила наша фирма «Лаборатория Касперского». Думаю, что к 30 июня мы будем, по крайней мере, иметь уверенность: возникли ли проблемы серьезного свойства либо мы вышли на соглашение. Плюс-минус два-три дня ничего не решают. Это общепринятая дипломатическая практика. Есть даже термин: «остановка часов», потом, после полуночи, время для переговоров добавляется.
В Лозанне тоже был некий предельный срок - 30 марта. Реально же тот переговорный отрезок закончился 2 апреля. Никто это не драматизирует. В целом, думаю, что мы договоримся именно сейчас и не произойдет драматического поворота к худшему.
А.Оганесян: Насколько серьезна та сила, которую именуют ИГИЛ («Исламское Государство Ирака и Леванта»). Одни называют ее террористической организацией типа «Аль-Каиды», другие поднимают ее уровень до целого халифата, то есть до полноценного государства. Как относятся к этому явлению в США и у нас?
С.Рябков: Опасность нельзя недооценивать. Конечно, это террористическая структура, и то, что она выдвигает такие притязания, говорит о том, что эти люди достаточно уверены в собственных силах, самоуверенны. Наверное, они располагают возможностями и дальше рекрутировать в свои ряды экстремистов. Общеизвестный факт, что на стороне ИГИЛ воюют боевики из десятков стран.
Это тревожно, потому что глобальная сеть наемничества в террористические структуры и, хуже того, участие в боевых действиях на стороне ИГИЛ по убеждениям чреваты непредсказуемыми последствиями для многих стран и регионов. Мы на это обращаем внимание.
Что касается совпадений или расхождений с США, то хотелось бы, конечно, чтобы у американцев не было попыток делить террористов на хороших и плохих, своих и чужих, с чем мы, к сожалению, до сих пор имеем дело. А на ближневосточной площадке политические предпочтения Вашингтона, но уже применительно к правительствам стран, которые в этом регионе непосредственно имеют дело с ИГИЛ, прямо сказываются на общей задаче борьбы с этой группировкой. Да, США вместе со своей коалицией наносят воздушные удары по позициям ИГИЛ в разных странах, но база, на которой все это делается, крайне зыбкая. Уже не говорю об отсутствии резолюции Совета Безопасности ООН, это - отдельный вопрос. Даже со странами, по территории которых наносятся такие удары, далеко не со всеми США координируют свои действия. Самый яркий пример - Дамаск, Сирия, где мы видим прямую угрозу со стороны ИГИЛ, но тем не менее совместной проработки этой темы между правительством САР и правительством США, как мы понимаем, нет. Надо, чтобы все-таки реальность расставила все на свои места и выводы из этого были сделаны в пользу универсального, единообразного подхода к борьбе с террористической угрозой.
А.Оганесян: В начале июля в России, в Уфе, на высшем уровне пройдет встреча стран БРИКС. Можно ли ожидать каких-то прорывных решений с учетом того, что международная ситуация становится все напряженнее?
С.Рябков: БРИКС движется вперед очень уверенно. С этим объединением в мире все считаются. Интерес к нему большой. Можно запустить компьютерную программу, посмотреть статистику цитирования год от года по хэштегам, по словам. Хотя подобный механистический подход не очень приветствуется в дипломатических кругах. Но по количеству мероприятий в разных странах, даже по количеству критических публикаций, авторы которых не симпатизируют, скажем так, многополярному мироустройству, видно, что усиление БРИКС неоспоримо. БРИКС самоутверждается. Документы, которые готовятся к саммиту в Уфе, находятся в продвинутой стадии согласования. В Уфе будет сделан крупный шаг в работе БРИКС на экономическом направлении. После того, как приняты все решения и завершается во всех странах ратификация документов не только по Новому банку, но и по Пулу валютных резервов, необходимо дальше двигать наше экономическое партнерство.
Политический сегмент БРИКС развивается. Только за последние недели в Москве прошла серия консультаций по безопасности космической деятельности, по Ближнему Востоку. В Москве проведена встреча высоких представителей БРИКС, курирующих вопросы безопасности. Все эти темы обсуждаются, но делается это в товарищеском, дружеском, коллегиальном ключе без попыток навязывания решений, без искусственного форсирования этого процесса. Нужно и далее сохранять такой характер БРИКС как объединения, работающего по позитивной повестке дня, где нет «градаций членов» (их и быть не может) и нет попыток одних навязывать свои подходы другим.
А.Оганесян: Разрешите вопрос, касающийся ваших личных впечатлений. Вы много общаетесь с иностранными коллегами, дипломатами. Они сегодня действительно настроены враждебно к нам или же просто отрабатывают согласованную линию давления на Россию «для галочки»?
С.Рябков: Начнем с того, что это зависит прежде всего от стран, которые коллеги-дипломаты представляют. Есть множество государств, которые не просто не разделяют враждебного подхода к России, а, наоборот, считают, что в нынешней ситуации мы действуем правильно. Это становится стимулом для нашего дальнейшего сближения. Что касается США, Евросоюза, других стран, входящих, скажем так, в группу единомышленников США и ЕС, то все, мягко говоря, непросто. Дипломатия, как и военная служба, это прежде всего строгая дисциплина. Никто не отклоняется от своих инструкций, все отрабатывается четко и досконально. С другой стороны, конечно, одно дело отрабатывать инструкции, другое дело - действовать по убеждению. Здесь возможны нюансы, но я бы не стал их преувеличивать, потому что… Ну, потому что просто люди, если они находятся в диссонансе с политикой, которую они проводят, долго не могут удержаться на дипломатической работе.
А.Оганесян: То, о чем вы сейчас говорите, описывая работу дипломата, поднимает такой вопрос: мир усложняется, проблемы становятся многограннее, процессы убыстряются и за счет развития информационных технологий. В связи с этим, какие требования предъявляются к дипломатической службе сегодня?
С.Рябков: Главное отличие нынешнего времени - это, наверное, темп, резко возросший в силу общей динамики международных процессов и в силу глобализации информационных потоков. Мы всегда в нашей профессии несколько скептически произносим слово «реагирование», потому что нас учили и мы в этом убеждены, что политика не должна быть реактивной, она должна быть проактивной, заранее продуманной, осмысленной, вперед смотрящей...
А.Оганесян: Говорили еще «наступательной».
С.Рябков: Наступательной, безусловно. Однако реактивность, реактивный характер поведения дипломатов, как мне представляется, свойственны в большей степени сейчас, чем раньше, дипслужбам всех стран. В некоторых ситуациях это становится чуть ли не главной движущей силой политики. Говорю в данном случае не о России. Это первое. Второе, что требуется от дипломата сейчас, - это свободнее, чем раньше, ориентироваться во множестве вопросов, потому что их взаимозависимость, взаимосвязь усилились, и ситуация, скажем, в сфере изменения климата или стихийного бедствия, произошедшего в одном конце мира, неизбежным образом отзывается на международных площадках, где дипломаты должны просто знать хотя бы, о чем конкретно идет речь, знать предысторию, как позиции развивались по этой теме. К примеру, пресной воды на планете стало меньше, нарастают миграционные потоки, могут возникать конфликты.
Существенно возросла роль общественности, НПО, неправительственного фактора, прямо влияющего на политику. Внешняя политика все меньше остается элитарным занятием людей, сидящих в зашторенных кабинетах, в зашоренных позах и, если не пером гусиным, то на клавиатуре, отстукивающих ведомое только им и их начальникам. Приходится быть поживее, пооборотистее.
А.Оганесян: Идут разговоры о том, что в Великобритании и других европейских странах могут быть размещены американские ракеты средней дальности. Это что, пока гипотетический вброс темы или реальные намерения?
С.Рябков: Армен Гарникович, вы упомянули Великобританию. Хотел бы сразу сказать, что мы очень внимательно отслеживаем, анализируем и обдумываем все то, что говорят официальные представители натовских стран на эту тему, не исключая Великобританию. Отмечу: то, как соответствующие сигналы министра иностранных дел Соединенного Королевства были поданы в СМИ, является худшим примером искажений и передергиваний, вырывания из контекста и так далее.
Сказав это, сразу же подчеркну, что я тем самым никоим образом не «беру под защиту» политику Великобритании, США, натовских стран в ядерной сфере в целом и конкретно в преломлении к появившимся «полуугрозам», назовем их так, в наш адрес о возможном решении разместить на европейской территории что-то, что запрещено Договором о ракетах средней и меньшей дальности между СССР и США.
Есть предыстория этого вопроса последних лет. Она сводится, если коротко, к тому, что США обвиняют нас в действиях, нарушающих договор. Мы это отрицаем и говорим о том, что для продолжения обсуждения темы нам нужно больше информации, больше данных от США, на основании чего они выдвигают такие претензии. При этом мы много лет - не на фоне украинского кризиса и не с учетом этих американских информационных вбросов, - много лет уже, с 1980-х годов, говорим, что нас не устраивает, например, использование США так называемых ракет-мишеней при испытательных пусках ПРО. Они имеют параметры, которые подпадают под договор. В ходе таких пусков ракет-мишеней отрабатываются элементы систем средней дальности, запрещенных договором.
Есть и другие претензии у нас. Для продолжения диалога нам от США нужна дополнительная «фактура». От американцев мы должны услышать что-то, кроме голословных обвинений. Вместо этого нам начинают говорить: «Ах, вы отказываетесь от диалога? Тогда мы будем вынуждены применять военно-технические меры для сдерживания России». И вот, с каждым разом еще на полоборота этот винтик вывинчивается. Сейчас стали уж более внятно намекать на возможное развертывание чего-то в Европе. Это отражение политики, которая обречена. На такой основе невозможно договориться. Под давлением никто никогда не договаривается. Мы из Договора о РСМД не выходили, мы его значимость понимаем и признаем. Американские претензии для нас неприемлемы, они голословны.
А.Оганесян: Ссылаются на размещение наших ракет типа «Искандер» в Калининграде.
С.Рябков: Это не соответствует действительности. Ракеты «Искандер» не подпадают под дальность, запрещенную Договором о РСМД, и это многократно обсуждалось. Кстати, так же, как и наша небезызвестная ракета Р-500, речь о которой периодически заходит в специализированных изданиях. У американцев нет претензий ни по тому ни по другому сюжету. Они говорят о неких иных нарушениях.
А.Оганесян: Не называя их конкретно.
С.Рябков: Никакой конкретики не дают для того, чтобы можно было с этим разобраться профессионально и провести предметный, экспертный диалог.
А.Оганесян: «Двадцатка» и раньше была влиятельным форматом. Какова ее роль на фоне современных событий в мире?
С.Рябков: Будет расти. Турецкое председательство в «двадцатке» в текущем году и особенно китайское - с учетом характера наших отношений с КНР - в будущем году создают для этого неплохую основу. Мы без иллюзий, вообще-то говоря, подходим к значимости любого формата, в котором участвуем. Считаем, что игра на многих регистрах и участие в различных структурах - это и есть искомое средство обеспечения интересов и влияния России на принимаемые решения. В ОДКБ мы занимаемся одним, в «двадцатке» - другим, на Восточноазиатских саммитах - третьим, в БРИКС - четвертым. И все это взаимодополняющие процессы. «Двадцатка» - неполитизированный формат. Он сохранил признаки неформального объединения и характер антикризисного инструмента. Он зарождался как формат реагирования на тяжелый кризис 2008-2009 годов и отчасти таким и остался. Но, обращаю внимание, некоторые решения, вырабатывающиеся в «двадцатке», реализуются с трудом. Это, в частности, относится к реформе Бреттон-Вудских институтов - существующих с послевоенного времени международных институтов в сфере финансов и финансового регулирования.
МВФ требует реформы, и об этом БРИКС договаривался в своем кругу. В «двадцатке» были приняты соответствующие решения. Мы над этим будем работать и дальше. Думаю, неизбежным станет - пусть не сейчас, но со временем - привнесение в «двадцаточный» формат также политической повестки дня. «Восьмерка» в свое время превратилась в сугубо политическую площадку, потому что экономика, по сути, вся ушла в «двадцатку». Сейчас «семерка», я так понимаю, - преимущественно политический формат. Почитал декларацию саммита «Группы семи» в Эльмау. Интересно, любопытно. Но перца, соли нет. Можно полистать и дальше идти.
А.Оганесян: Считаете ли вы, что Латинская Америка и Карибы могут стать важным и коллективным актором в полицентричном мире, который отстаивает и защищает Россия?
С.Рябков: Уже неоспоримо стали, причем независимо от того, какие у них есть интеграционные объединения, где они координируются или выступают с единых позиций. Латиноамериканская и карибская группы очень весомо заявляют о себе и в ООН, и на таких площадках, как МАГАТЭ, и в Женеве в различных структурах. Что касается латиноамериканских объединений, то это - единство в многообразии. Там есть Тихоокеанский альянс, есть АЛБА, есть МЕРКОСУР, УНАСУР, есть СЕЛАК. Мы стремимся развивать со всеми этими структурами прагматическое сотрудничество.
Вы видели, что в марте этого года, когда С.В.Лавров находился с визитом в Центральной Америке, был принят соответствующий совместный документ. Ведем речь о получении статуса постоянного наблюдателя при Центральноамериканской интеграционной системе - одном из значимых объединений. Такая же работа с точки зрения формализации связей ведется с СЕЛАК, но суть вопроса не в этом, а в том, что Латинская Америка раскрывается и идет навстречу остальному миру. Места, я уверен, там хватит всем. Мы не ведем геополитические игры в соперничество или квазисоперничество. Считаем, что деидеологизированная работа по выстраиванию отношений со всеми, кто в этом заинтересован, дает лучшие результаты, чем попытки внести раскол или настроить кого-то против кого-то.
А.Оганесян: Вы упомянули МЕРКОСУР. Есть ли перспектива заключения соглашения о зоне свободной торговле между Евразийским экономическим союзом и объединением МЕРКОСУР или же логичнее заключать двусторонние соглашения с каждой из латиноамериканских стран?
С.Рябков: Мы прошли тот этап, когда такие соглашения - скажем, не о свободной торговле в прямом смысле, а о преференциальном торговом режиме, то есть о чем-то «между» стандартами ВТО и в полном смысле зоной свободной торговли, - мы заключали индивидуально на двусторонней основе. С созданием Евразийского экономического союза и передачей значительной части полномочий национальных органов в сфере торговой политики, тарифного регулирования и так далее на уровень Евразийской экономической комиссии переговоры от имени России и других стран ЕАЭС ведет эта комиссия.
Так работа ведется и с МЕРКОСУР. Процесс продолжается, нужный результат пока не достигнут. Поэтому будет ли это в полном смысле соглашение о зоне свободной торговли, похожее на то, что недавно у нас было заключено с Вьетнамом, судить не берусь, но хочу подчеркнуть, что латиноамериканские экономики и экономики стран, входящих в Евразийский экономический союз, хорошо друг друга дополняют и там меньше риск возникновения нежелательных конкурентных последствий для отраслей. Если говорить о полностью «бестарифной» торговле, то мы - как МИД, как ведомство, занимающееся внешней политикой, - со своего угла видим меньше опасностей и рисков на латиноамериканском направлении. Но, конечно, это должны оценивать специалисты - наши экономисты и профессионалы в сфере торговой политики.
А.Оганесян: Как Россия воспринимает позицию стран региона Латинской Америки и Карибского бассейна, которые ведут себя все более независимо от Соединенных Штатов во внутренней политике, на международной арене, выступая за многополярный мир?
С.Рябков: Само за себя говорит то, что США пересмотрели проводившуюся с 1960-х годов политику тотальной блокады Кубы и пошли на сближение с Гаваной. Вывели Кубу из списка государств - спонсоров терроризма. Вообще включение в этот список, на мой взгляд, было абсурдным решением.
Между Вашингтоном и Гаваной ведется диалог об условиях возобновления деятельности дипмиссий. Все названное является отражением того, что реалии меняются, и это признается всеми, включая американских коллег. «Независимость политического курса латиноамериканских стран» - наверное, не совсем правильный термин. Предпочтительнее говорить о самостоятельности и уверенности в проведении внешней политики. «Независимость» - это все-таки в подтексте подразумевается какая-то «зависимость», пусть подсознательная. А мы говорим о том, что политики, особенно новые поколения политиков в Латинской Америке, свободнее в своем взгляде на мир и в оценке того, что требуется и что нужно. И, конечно, приятно, отрадно, что Россия, так же как и Китай, скажем, появилась на экранах латиноамериканских политических и экономических локаторов. Интерес обоюдный, взаимный, отсюда естественным образом возникает «мостик» к многополярности.
А.Оганесян: Наша дипломатия активизировала свою деятельность на латиноамериканском направлении. Однако развитие конкретных совместных проектов могло бы идти, на мой взгляд, быстрее. Что мешает, скажем, продвижению наших торгово-экономических, инвестиционных, культурных и туристических проектов со странами Латинской Америки?
С.Рябков: Отдаленность, все еще недостаток информации, все еще ограниченность ресурсов, которые могут быть использованы для стимулирования нашего экспорта туда и для гарантирования инвестиций. Все это нельзя отрицать. Действительно, налицо сдерживающие факторы. Монокультурность экспортно-импортных потоков. Мы ушли, отмечаю с удовлетворением, от практики недавнего прошлого, когда торговлю с Латинской Америкой можно было свести к формуле «удобрения в обмен на бананы». Но и сейчас доля продукции с глубокой степенью переработки недостаточна в поставках и в ту и в другую сторону. Хотя есть выдающиеся положительные примеры на фоне в том числе и того, что у нас происходит с другими странами. Имею в виду, например, возобновившиеся поставки в Латинскую Америку продукции нашего автопрома. Раньше все это ассоциировалось с «ладами» и «нивами». Сейчас - с «КАМАЗами», российскими автобусами, которые пользуются растущим спросом. Значит, качество хорошее, и уже речь идет о сборочных производствах.
Вновь на рынки этих стран выходят наши производители электротехнического, прежде всего генерирующего силового оборудования, выиграно несколько тендеров, крупных в том числе. Хотел бы надеяться, что это не тот случай, когда «первая ласточка весны не делает», а начало если не нового этапа, то периода устойчивого роста.
Кстати, Латинская Америка - единственный регион в мире, где по совокупности в прошлом году и в первом полугодии текущего года наблюдается рост и общего товарооборота с Россией, и нашего экспорта, причем в стоимостном выражении, а не только в абсолютных объемах. Опять-таки это означает, что не нефтепродуктами одними живем и не удобрениями. Туристические потоки - да, так же, как и импорт, конечно, сдерживаются курсовой разницей, которая заметна, отдаленность тоже мешает, естественно. Но это все в поле зрения, над этим работаем. Думаю, и латиноамериканцы понимают, что от них требуется больше усилий в плане пропаганды, информирования о возможностях, которые есть там для отдыха, и не только на пляжах, но и для экологического туризма, для посещения исторических памятников. Вообще, уникальное, безусловно, направление. Уверен, что в ближайшие годы российские граждане откроют для себя Латинскую Америку по-настоящему - в плане бизнеса, в плане туризма и контактов, в том числе образовательных и любых других.
А.Оганесян: Одним из важнейших факторов сегодняшней латиноамериканской политики стал оживленный диалог между Вашингтоном и Гаваной. Дело движется к нормализации американо-кубинских отношений, что в современных условиях не может не коснуться и взаимосвязей между Россией и Кубой. Каков прогноз российской стороны на перспективы кубино-американского сближения?
С.Рябков: Думаю, что мы никогда не «дружили» в прошлом против кого-то и тем более не будем этого делать в будущем. Постановка вопроса: с кем вы - с нами или с ними? - непродуктивна, и история это доказала. Кроме того, в современном мире такая постановка вопроса далеко не всегда и не всеми воспринимается серьезно. В том числе теми, кто вырос в подобной системе координат раньше. Но это так - общие наблюдения. Конкретно же хочу сказать, что мы поддержали, в том числе публично, и я рад возможности сделать это еще раз, начавшийся процесс нормализации американо-кубинских отношений. Он включает и восстановление исторической справедливости, и избавление международных отношений от одного из самых одиозных примеров применения односторонних, нелегитимных санкционных мер.
Что будет дальше происходить - вопрос к Гаване и Вашингтону. Думаю, что и та и другая сторона для себя просчитала связанные с этим риски, репутационные и иные издержки. Оснований полагать, что к такому вопросу подошли недостаточно серьезно, - нет, тем более что времени для размышлений было несколько десятилетий. За это время можно много написать аналитических и докладных записок.
Надо исходить из того, что возможности для нашего двустороннего взаимодействия с Кубой и для работы с Кубой по всем темам, которые нас интересуют, не сужаются, а расширяются. Это справедливо и для политических вопросов, но я не буду здесь увлекаться. И в сфере экономики именно сейчас мы имеем новые решения, к которым шли долгие годы, - и по экономической зоне «Мариэль», и по нашему вхождению в модернизацию кубинской металлургии и т. д. Надо сосредоточенно, сфокусированно работать над углублением отношений. На международной арене Куба - надежнейший союзник и партнер, очень влиятельная страна в Движении неприсоединения. Мы ценим наше взаимодействие и уверены, что и дальше взаимная поддержка в ООН и на других площадках продолжится.
А.Оганесян: В каком направлении может повести Кубу новое поколение политиков, которое придет на смену Раулю Кастро и его команде?
С.Рябков: Армен Гарникович, спекулятивно рассуждать о некой перспективе не могу в силу того, что это просто неэтично. Мы видим очень стройную систему политических решений и взглядов, которые доводятся до нас кубинским руководством, его высшими руководителями и представителями всех других звеньев. Искать какие-то зазоры или задумываться в той плоскости, о которой вы упомянули, просто нет оснований. Уверены, что курс реформ, который проводится под руководством Рауля Кастро и очень эффективно реализуется правительством Республики Куба, будет продолжен. Он дает результаты, в том числе и в экономической сфере. Это, в свою очередь, работает на укрепление престижа страны и ее международных позиций.
А.Оганесян: Как известно, Россия дипломатически способствовала достижению между Ираном и западными странами предварительной договоренности о снятии санкций взамен за абсолютную прозрачность иранской ядерной программы. Отмечается и ваша посредническая деятельность. Однако не скажется ли снятие санкций с Ирана негативно на экономике России?
С.Рябков: Два аспекта. Первое - исхожу из того, что лучше участвовать в процессе, который касается нас непосредственным образом, чем не участвовать. Без нашего участия, подозреваю, готовящаяся сделка с Ираном была бы хуже с точки зрения российских интересов, чем с нашим участием.
Второе - мы уже имеем прорывные и исторические, как это было охарактеризовано Президентом США Б.Обамой, договоренности в Лозанне от 2 апреля. Это действительно серьезные договоренности, заложившие основу для соглашения, которое, как надеюсь, получится выработать к 30 июня. Но давайте посмотрим на нефтяные котировки. Они что, рухнули после 2 апреля? Давайте посмотрим, сколько нужно инвестировать в инфраструктуру Ирана, прежде чем иранцы нарастят объемы поставок на внешние рынки до «досанкционного» периода.
Вообще мировой рынок углеводородов, как понимаю, стал крайне волатилен и чрезмерно зависим от психологических факторов, от паники на биржах, от ожидания чего-то. Кроме того, этот рынок в гораздо большей степени сейчас зависит от нетрадиционных поставщиков, от тех же США, которые целенаправленно наращивают поставки сланцевой нефти, начинают двигаться к экспортным поставкам сжиженного газа на мировые рынки. Надо смотреть на объемы: кто, сколько, чего. Если Иран, скажем, добавит 1 млн. баррелей в день при мировом потреблении 97-98 миллионов, то как это повлияет на котировки? Не знаю, но вместе с тем уверен, что снятие, а для начала - облегчение санкционного режима, включая отмену оружейного эмбарго в качестве первоочередной меры после заключения соглашения, непосредственным образом окажет позитивное влияние на возможности российских поставщиков в этих сферах. Так что все относительно.
