ENGLISHПостсоветское пространство продолжает оставаться конфликтогенной зоной на политической карте мира. Во многих государствах региона сохраняется политическая нестабильность, наличие нерешенных споров, включая территориальные, между политическими элитами.
События на Украине показали реальность использования военного фактора для достижения политических целей. Россия и Украина, народы которых имеют общую многовековую историю и связаны между собой тесными, не имеющими аналогов в мире культурными и экономическими связями, едва не оказались в состоянии вооруженного конфликта.
В этом контексте весьма востребованным представляется поиск ответа на вопрос о причинах периодически возрождающегося фактора военно-политической конфликтогенности в ближнем окружении России, который, как показывают события вокруг Украины, способен существенно дестабилизировать не только региональный, но и мировой политический процесс.
Согласно экспертным оценкам, на протяжении 1990-х годов вооруженными конфликтами было охвачено треть постсоветского пространства, которые затронули регионы с населением в 30 млн. человек. «Под ружьем» находилось 400 формирований, насчитывающих 30 тыс. человек, втянутых в более 80 очагов потенциальных конфликтов1.
Со временем градус конфликтогенности в ближнем зарубежье России стал постепенно снижаться, в значительной степени благодаря дипломатическим и военно-политическим мерам, предпринятым Россией2. Одновременно были сформированы международные форматы сотрудничества, призванные противостоять угрозам военной безопасности стран СНГ.
Несмотря на это, на постсоветском пространстве сохраняется комплекс предпосылок для воспроизводства военно-политической конфликтогенности. Ее проявления до настоящего времени не способны окончательно нейтрализовать ни Россия, ни другие гранды мировой политики. Более того, крепнет уверенность, что лидеры западного мира воспринимают военно-политический, милитаризованный фактор в качестве одного из основных ресурсов укрепления своего геополитического господства.
В прежние годы вектор на провоцирование этнополитических конфликтов отличал политику Запада главным образом в «третьем мире». Например, сюда можно отнести широко известный проект «Большого Ближнего Востока», отозвавшийся волной вооруженных переворотов и гражданских войн в арабских странах. На постсоветском пространстве даже во времена правления администрации республиканцев Соединенные Штаты преимущественно делали ставку на технологии так называемых «ненасильственных действий».
Исключением может служить милитаризация режима М.Саакашвили в Грузии. Наступившая затем «перезагрузка» российско-американских отношений, казалось, принесла стабилизацию постсоветского пространства. Однако с ее фактическим завершением последовали решительные шаги атлантистов по подрыву российских позиций в зоне ее жизненных интересов. Волнения на Украине, руководимые и финансируемые Западом, являют попытку использовать конфликт для окончательного экономического и военно-политического «освоения» ближнего зарубежья США и Европейским союзом.
Предпосылки конфликтогенности на постсоветском пространстве имеют прочные основания. Друг на друга накладываются несколько факторов, каждый из которых был способен дестабилизировать постсоветский регион. В одном месте и времени концентрируются трудно преодолимые межклановые, межэтнические и межцивилизационные противоречия.
Еще на этапе становления суверенитета республик бывшего СССР здесь фактически не сработала модель относительно мягкого перехода от автократизма к демократии, получившая название «конвенциональной»3. В отличие от большинства посткоммунистических стран Европы политические силы стран СНГ пренебрегали правилом консенсуса при проведении демократических реформ. Разрешение конфликтов происходило насильственным путем, что провоцировало серьезные внешнеполитические осложнения.
Ввиду этого опора на различные военизированные структуры, включая полулегальные и нелегальные, приобретает значение ключевого ресурса политической борьбы. Нередки примеры, когда «военное крыло» политического движения выказывает претензии не только на лидерство внутри страны, но и на определение ее курса в международных отношениях.
Типичным примером можно назвать активность парамилитарных (т. е. буквально - «околовоенных») группировок во время кризиса власти на Украине 2013-2014 годов. Они навязали свое видение состояния украинской государственности протестным силам, выступили с декларациями о территориальных претензиях к сопредельным государствам, существенно дестабилизировав международные отношения в Восточной Европе.
Появление парамилитарных группировок является непосредственным выражением тех глубинных противоречий, о которых упоминалось выше, - межцивилизационных, этноконфессиональных и клановых.
Первые из них обусловлены наличием условных рубежей, незримо разделивших постсоветское пространство на несколько сегментов, не совпадающих с официально признанными границами. «Цивилизационные разломы» буквально пронизали пространство Евразии, ментально разделив людей, имеющих одно гражданство, а иногда и общую национальную принадлежность. Ярким примером может служить приднестровский конфликт, когда идея независимости не только от Молдавии, но и в широком смысле - от «единой Европы» поддерживается всеми этническими группами Днестровского левобережья и Гагаузии.
Наиболее очевидно размежевание формально единых сообществ на западном рубеже Евразии - в странах Балтии, Украине, Молдавии. Значительная часть их населения, политических элит сделала ставку на покровительство евроатлантических организаций. Однако здесь же популярны идеи принадлежности к Русскому миру, особенно ярко проявившиеся во время событий в Крыму и на Юго-Востоке Украины весной 2014 года.
Межцивилизационные противоречия продолжают дополняться этноконфессиональным противостоянием. Довлеющим фактором, способным провоцировать конфликты на постсоветском пространстве, остается межнациональная неприязнь, корни которой уходят в глубь веков. В ряде случаев национальная вражда, не приводя к прямому вооруженному насилию, создает политическую напряженность, которая распространяется и на международные отношения.
Страны СНГ и Балтии приобрели свои административно-территориальные очертания только в советский период, продолжая отличаться ландшафтной, экономической и культурной разнородностью. Однако границы проживания народов достаточно стабильны и далеко не всегда совпадают с государственными рубежами, что вызывает и далее будет вызывать опасность этнотерриториального передела.
Многие страны СНГ оказались не в состоянии сохранить свою территориальную целостность, закрепить легитимность границ. Для большинства из них характерна острая конфронтация внутри «политического класса». Как выход, предлагается переключение протестной энергии сограждан вовне, достигая сплочения общества за счет создания образа «общего врага».
Невысокий уровень боеготовности армий постсоветских государств не мешает им выступать в качестве атрибута государственного суверенитета. Армии Армении, Азербайджана, Белоруссии, Грузии, Узбекистана обладают возможностями для участия в конфликтах «низкой интенсивности» и операциях в составе международных коалиций. Вооруженные силы остальных государств СНГ и Балтии выполняют в основном «парадные» функции. Однако низкую эффективность вооруженных сил правящие круги компенсируют милитаристской риторикой, шовинистической пропагандой. Радикальные националисты подталкивают свои правительства к вступлению в НАТО и участию в будущих военных интервенциях этого блока.
Политические элиты, как и на заре перестройки, спекулируют на патриотических настроениях своих сограждан. Ими активно распространяются программы реванша за внешнеполитические провалы прошлых лет, когда были утрачены такие территории, как Абхазия, Южная Осетия или Приднестровье. Теперь ярким примером подобного рода будет выступать утрата Украиной Крыма и Юго-Востока. Обращение к фактору вооруженного насилия, если не в практических, то в идеологических и пропагандистских целях, еще долго останется весьма востребованным.
Впрочем, в республиках, где сохранились пережитки патриархального уклада, прежде всего в Центральной Азии и Закавказье, уровень конфликтогенности определяется в первую очередь напряженностью между родоплеменными и клановыми группировками. Фактически все они являют собой «лоскутное одеяло» разнородных культурно-географических регионов, что предполагает жесткую внутреннюю борьбу за доминирование.
Клановые группировки и партии обзаводятся собственными охранными, вооруженными и военизированными структурами, так называемыми «частными армиями». Национальные вооруженные силы на самом деле представляют собой комбинацию парамилитарных движений, дестабилизирующую политический процесс.
Наиболее влиятельными участниками политики здесь становятся группировки, возникшие по патронажно-клиентельному либо территориальному признакам. В «серых зонах» - Горном Бадахшане (Таджикистан), Сванетии, Мингрелии и Панкисском ущелье (Грузия), Кадарской зоне (Российская Федерация), Ошской долине (Киргизия) - в течение многих лет фактически не существовала официальная власть. Наличие «серых зон» привлекает на их территорию экстремистские группировки, создающие здесь базы для международного терроризма.
Таким образом, истоки военно-политической конфликтогенности постсоветского пространства необходимо связывать с особенностями суверенизации государств региона, сопровождаемыми вооруженными конфликтами. Отсутствие традиций национальной государственности по-прежнему обусловливают значение вооруженного насилия как приоритетного фактора развития международных отношений на пространстве СНГ и Балтии.
В основе настоящих и потенциальных военно-политических конфликтов на пространстве Евразии лежит веками формировавшийся массив противоречий. В его недрах со всей очевидностью выделяется три уровня - межцивилизационный, этноконфессиональный и клановый.
Первый из них, выраженный в «цивилизационных разломах» между Русским миром и евроатлантическим сообществом, охватывает территории нескольких стран и регионов. В то же время противоречия данного типа наиболее очевидны, их опасность в целом объективно воспринимается мировыми лидерами. К урегулированию конфликтов, порожденных цивилизационными факторами, как правило, с готовностью подключаются международные организации. С другой стороны, многие из таких конфликтов порождены именно недальновидной политикой Запада, стремящегося, как и в годы холодной войны, к глобальной экспансии, к торжеству своих цивилизационных ценностей в ущерб интересам других народов.
Вторым уровнем противоречий выступает этноконфессиональная напряженность. Межнациональные конфликты также весьма заметны и очевидны. Мировое сообщество выработало практику их политико-правового и военного урегулирования. Однако в данной области США и их союзники широко практикуют двойные стандарты. Результатом становится безусловное военно-политическое поражение одной из сторон конфликта. Поэтому Россия в деле их урегулирования наряду с сотрудничеством с международными организациями опирается на собственные силы.
Третий уровень конфликтогенности - родоплеменной и клановый - отмечается в регионах, где сохранилось серьезно деформированное патриархальное общество. Конфликты, возникающие в данной плоскости, носят затяжной и неуправляемый характер. В них принимает участие большое количество субъектов и аморфных коалиций, интересы которых непостоянны и зачастую не имеют под собой рациональных оснований.
Их урегулирование также представляет значительные трудности. Международные организации и национальные правительства, командование миротворческих контингентов в силу своей бюрократизированности не имеют возможности для оперативной реакции на происходящее. Основная тяжесть ответственности ложится на непосредственных исполнителей - дипломатов, чиновников, военных среднего звена. Однако они действуют в зависимости от ситуации и собственного опыта, практически не располагая официально утвержденной методикой и легальными инструментами разрешения кланового и племенного противоборства.
В качестве заключения отметим, что конфликтогенный потенциал на постсоветском пространстве имеет тенденцию к сохранению и воспроизводству. Столкновение интересов мировых держав, имеющее в своей основе геополитическую подоплеку, дополняется конфликтами на национальном и субнациональном уровнях. Каждый из описанных типов конфликтогенности обладает своей спецификой, что требует комплексного подхода при их разрешении со стороны Российской Федерации и мирового сообщества.
1Маслюк С.Г. Военно-гражданские отношения: отечественный и зарубежный опыт // Армия и общество. 1999. №2. С. 41.
2Вартанян Р.Г. Россия, Европейский союз и страны Кавказа: новые горизонты сотрудничества в XXI веке. М.: Соц.-полит. мысль, 2007. С. 182.
3Карозерс Т. Конец парадигмы транзита // Политическая наука. 2003. №2. С. 44, 60.
