Университетская метафизика

Роль и место высших учебных заведений в иерархии учреждений общественного просвещения подвергается в наше время интеллектуальной профанации. За вузами сохраняются просвещенческие функции, но уже не одно десятилетие подвергается пересмотру сущность такого явления, как университет и университетское образование.

Слово «университет» - однокоренное со словом «универсальный», т.е. всеобщий, полный, всё включающий в себя. Первые европейские университеты, не говоря уже об их аналогах на Востоке, обязательным элементом образовательной программы считали богословские науки. Чем дальше от времени своего образования, тем меньше богословия содержали учебные программы.

В наше капиталистическое время наблюдается пик изгнания теологических элементов из процесса обучения. Его нельзя сравнивать с временем советским, когда теологии тоже был закрыт вход на университетские кафедры (под термином «теология» прошу понимать не саму богословскую науку, как таковую, а присутствие самих по себе теологических мотивов, осознание метафизического измерения ежедневных интеллектуальных практик). Тогда это делалось по принуждению, сегодня же это делается в силу укоренившейся интеллектуальной моды, основывающейся на либерально-позитивистских взглядах, сквозь призму которых молодое поколение оценивает окружающую реальность, в т.ч., реальность интеллектуальную. Сегодня каждая свежая научная истина проходит негласную проверку на соответствие самому модному, самому устоявшемуся (на данный момент) познавательному канону – либерально-позитивистскому.

Особенно ярко это проявляется в вузах негуманитарной направленности. Фридрих Хайек (кстати, философ-либерал) в «Дороге к рабству» указывал, что с приходом к власти нацистов наиболее податливыми на идеологические внушения оказались представители технических специальностей (1). Немецкие инженеры и технологи, в отличие от гуманитариев, практически без возражений восприняли гитлеровскую риторику, и, сменив идеологический костюм, продолжали трудиться с прежним усердием. Сама природа технического образования предполагает предельную точность и ясность понятий, отсутствие всего, что нельзя потрогать руками, и удостовериться в его физическом наличии.  Между тем, гуманитарные категории поддаются не ощупыванию, а абстрактному обдумыванию. Утеря навыков к абстрактному обдумыванию текущих политико-социальных процессов сквозь призму морально-этических соображений приводит к ослаблению навыков понимания сути происходящего, и его соотнесения с моралью.

Но оторванность образовательных программ от этики и морали не является проблемой только технических вузов. В системе гуманитарного образования этим категориям также уделяется непропорционально мало внимания. И дело не в том, что это делается в пользу узкоспециализированных предметов. Сама сущность университетской деятельности претерпела значительные изменения со времён появления первых университетов. Задачей этих последних был, среди прочего, поиск научной истины, незамутнённой привнесением в неё политических и иных манипуляций. Эта задача составляла то, что Казимеж Твардовский, основатель  львовско-варшавской философской школы, называл достоинством университета, и прямо об этом сказал на церемонии присвоения ему звания почётного доктора философии Познаньского университета в 1930 г. (2). Распространение научной правды, верность канонам не только самой науки, но и интеллектуальной честности и здоровой бескомпромиссности – таковы должны быть моральные основы университетского образования. Таковыми были цель и функции первых университетов.

Являются ли они и поныне таковыми? Нет, и это ярче всего можно видеть по учебным заведениям бывших советских республик, где одни и те же вузы с одним и тем же преподавательским составом выпускают в разное время студентов с диаметрально противоположными взглядами. И это не проявление демократизации научного процесса, т.к. каждому идеологическому крену в работе таких вузов соответствует определённый политический период, и идеологические пристрастия университетов по времени точно совпадают с данным периодом. Дело в готовности идеологически перекраситься, а не в желании постигать сущность политических процессов, и их отстранённому обдумыванию.

Университетский преподаватель выполняет функции не только учителя, но и воспитателя. Это часто упускается из виду. Каким воспитателем может быть человек, с одинаковым рвением защищающий различающиеся постулаты преходящих политических эпох? Не имеющий чётких морально-этических критериев? Не заботящийся о моральной чистоте своих идеологических экспериментов? Научное творчество предполагает отсутствие идеологической кабалы, душных застенков политиканства и наличие атмосферы свободного обмена мнениями. Только в такой атмосфере рождается научный дух, гармонично сочетающийся и с моралью, и с этикой.

Система морально-этических координат у каждого человека и у каждого государства своя. Соблюдение, если не неприкосновенности этих границ, то, хотя бы, их прочности, позволяет каждой культуре и каждой цивилизации выживать под натиском иных культур и цивилизаций, оставаясь самими собой. Но в границах каждой системы таких координат должна существовать свобода слова и мнений, но свобода такая, как о ней остроумно говорил Пол Фейерабенд: право свободы слова не распространяется на того, кто в переполненном театре, шалости ради, начнёт кричать «Пожар!». 

Как-то затёрлось и первоначальное значение слова «университет» - единение, общность учёных. Общность не национально-государственная, а всемирная, надгосударственная. В такой общности, должна царить атмосфера научного доверия. Как указывал К. Твардовский, это великая республика учёных, не имеющая писаных законов и конституций, каждый её «гражданин» не присягает ей на верность, но обязан обладать внутренним чувством моральной солидарности с другими «гражданами», и соблюдать верность канонам научной чистоты.

Профанация университета заключается в оторванности от метафизики научного знания. Даже самое прикладное знание обладает своей метафизикой, пусть её и не замечают и о ней не говорят на технических факультетах. Знание оперирует теориями, исходящими от наблюдения за бытием предметов, а быть вне метафизики не может ни один предмет, ибо он создан метафизическими силами, неважно, как мы их обозначим (Бог, всемирная энергия, Логос). Верхний слой знания, т.е. метафизический, при профанации «срезается», и нам остаётся обрубок. Вера в этот обрубок как в венец научной мысли, делает верующего в это таким же обрубком, не видящим ничего из того, что выше. Метафизика не мешает научному знанию, а негласно дополняет его, делает шире и полнее. И, хотя на практике человек может отрешиться от метафизического измерения какого-нибудь парового пресса или колеса, во всей системе взаимосвязей материального присутствия предметов, их идеи и человеческого интеллекта, сопрягающего все эти категории вместе, метафизическое незримо присутствует, и человек от него не отрешается, он лишь о нём не догадывается. Знание, не догадывающееся о сущности того, с чем оно оперирует (в данном случае, техническое знание, оперирующее с материальными предметами, но оставляющее за кадром метафизическую сущность предметов и явлений), есть половина знания.

Незнание метафизики, или неверие в неё, не способствует укреплению высокоморальных чувств в человеке, ибо высокая мораль должна находить себе соответствие в категориях, превышающих рамки индивидуального материального мышления. Метафизика  - не панацея, но эффективное средство от соблазна минимализации трансцендентного в человеке, сведения человеком всего вокруг к собственному «я», без учёта и признания сил высшего порядка, и путь к восстановлению интеллектуальной иерархии, свойственной первым университетам.

1) Фридрих Хайек «Дорога к рабству» (М, 2012)

2) Kazimierz Twardowski «O dostojeństwie uniwersytetu»

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs