Совсем недавно немецкое экспертное сообщество и журналисты, которые пишут о России, ополчились на своего коллегу, Александра Рара. Со стороны может показаться, что это произошло неожиданно, хотя я уверен, что случившееся было абсолютно предсказуемо. К этому вела логика процессов, которые происходят в немецком общественном мнении, его отношении к России.
Возможно, что Рар – лучший немецкий эксперт по России, хотя на это место претендуют еще несколько человек. В Германии он часто давал интервью и публиковал статьи в местных СМИ по поводу России. В России он временами выступал в прессе по поводу немецкой политики. Очень трезвомыслящий и осторожный человек. Имеет свои собственные взгляды на внешнюю политику, которые не стесняется высказывать. Безусловный сторонник сближения Германии и России.
Год назад он имел неосторожность дать интервью одной российской газете, на которое первоначально никто не обратил внимание. И только относительно недавно по поводу этой публикации в Германии вспыхнул скандал в узком кругу специалистов по России и – куда больший – в крупных германских СМИ. Оказалось, что Рар довольно резко высказался в адрес западной политики в отношении нашей страны. В частности, он якобы сказал, что «американцы ампутировали немцам мозги». И то, что немецкая политика в отношении России утратила свою сбалансированность. Имелось в виду, насколько я могу понять, что неовильсонианство перекинулось с Соединенных Штатов еще и на Германию, нанося ущерб ее национальным интересам.
Сам Рар утверждает, что говорил большей частью только off the record, что только цитировал то, что говорили ему его российские коллеги. Меня там не было, ничего достоверного по этому поводу я не знаю. Моя личная позиция состоит в том, что нужно более жестко договариваться с редакцией, нужно перед публикацией иметь текст интервью и право вносить в него коррективы. И еще я не могу понять, почему публикация годичной давности всплыла только сейчас. А может быть, могу и понять, но это уже относится к области сугубых предположений. Политика – дело жесткое и зачастую непредсказуемое.
С Александром мы знакомы с 1996 г. То ли хорошие приятели, то ли уважающие друг друга коллеги. Во всяком случае я его неплохо знаю. И поэтому с легким ужасом читал жесточайшую реакцию немецких коллег Рара на это неожиданно всплывшее интервью. Смысл ее заключался в том, что он – «нехороший немец». И даже «агент Путина». Это, конечно, круто. Если бы меня спросили, что для него важнее всего в политике, я бы серьезно задумался. А потом, наверное, сказал бы: на первом месте – Германия, его приемная родина, потом Родина его предков – Россия, затем – германо-российские отношения.
Я действительно не знаю, что на самом деле в точности сказал в этом интервью Рар. Я предполагаю, что российская газета нарушила в погоне за сенсацией некоторые законы журналистской этики. Я уверен, что он вел себя легкомысленно в отношении контроля над данной публикацией. Молодой он еще (по сравнению со мной). Но я знаю еще и другое.
В Германии в последнее время на самых разных уровнях нарастает, скажем мягко, скепсис в отношении ситуации в России. В немецкой прессе сейчас, к сожалению, трудно найти доброе слово о российской политике. Вот цитаты только из одной статьи немецкого эксперта о России: «Новый закон направлен на борьбу против собственного народа», «власть предержащие продолжают пребывать в параноидальном состоянии» и т.д. и т.п. Нарастает высокомерие представителей ведущей нации в ЕС в отношении востока Европы вообще и России в частности. Рар хотя бы отчасти выступал балансом в отношении подобной риторики. Тем балансом, который так нужен для принятия взвешенного решения в политике.
Предполагаю и другое. Научное сообщество – очень специфический феномен. Рар был, возможно, первым в Германии как специалист в знании России. В том числе ее православной составляющей. Автором нескольких книг о нашей стране. Он ставил своей задачей объяснять немцам специфику России. И призывал к дальнейшему сближению между нашими странами. Жесточайшая критика в немецких СМИ, которой он подвергся, поставила под вопрос его прежнее место в экспертном сообществе. Кому это было выгодно, объяснять не надо. Здесь есть личные мотивы, а есть и политическое объяснение.
Вообще в научном политологическом сообществе существует специфическая черта. Как-то я присутствовал на одном совещании, на котором выступающий вызвал крайне негативную реакцию окружающих. Уловив это, он сказал: сказанное – моя экспертная точка зрения. И сразу все замолчали. Так было в центре Москвы где-то лет 20 назад. Как недавно выяснилось, в центре Европы, в немецком политическом сообществе это правило не существует. Особенно когда задействованы личные и политические интересы.
Сухой остаток от всей этой истории довольно негативен. Рар имеет гораздо меньшие возможности донести свою точку зрения до немецкой политической общественности. Если честно, то я даже наполовину не был согласен с его оценками нашей внутренней и внешней политики. Хотя всегда внимательно прислушивался к его мнению по поводу немецкой внешней политики. В плюсе остались его прямые конкуренты на первенство в экспертной оценке германо-российских отношений. И некоторые русофобы в Европе.
В минусе оказалось в первую очередь немецкое экспертное сообщество по России, которое поставило под вопрос право своих же собственных представителей на экспертное мнение. В конце концов, истина рождается не в абсолютном единомыслии, а в столкновении различных точек зрения. Не надо, разумеется, преувеличивать влияние Рара, однако в определенной степени пострадают и германо-российские отношения. Просто потому, что в Германии усиливается риск однобокости оценок политики России.
Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.
Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs