Как же они все ошибались

Последняя неделя уходящего года закрывает календарь памятных дат и торжественных мероприятий, посвященных юбилею Отечественной войны 1812 года. Именно в эти дни 200 лет назад остатки некогда Великой армии Наполеона Бонапарта перешли Неман, покинув пределы России. По случаю изгнания неприятеля императором Александром первым был подписан специальный Манифест об окончании Отечественной войны. А ведь еще совсем недавно тогдашнее мировое сообщество и его лучшие представители готовились к похоронам Российской империи. «Меттерних, узнав о взятии Москвы, воскликнул: «России больше нет …». Жозеф де Местр был такого же мнения. Как же они все ошибались …», - пишет в своей монографии «Александр I» швейцарский политик и дипломат Анри Валлоттон.

Это важнейшее и ценнейшее наблюдение, поскольку ошибки в оценке России, - как государственного образования, ее лидеров, - как личностей, ее граждан, - как носителей определенной целостной культуры, цивилизационного уклада, набора ценностей, ее природно-климатических и экономико-географических особенностей в совокупности с приспособленностью к ним ее населения, - дорого обошлись европейским народам не только тогда, но и во время всех последующих попыток пройтись по «русским граблям».

Не менее интересно и то, что ошибки и недооценки эти повторялись и повторяются, по сей день практически в неизменном виде. Что же это за ошибки?

Первая, - Россия «колос на глиняных ногах», некий искусственно сшитый «Франкенштейн» народов и территорий, плохо организованный, плохо управляемый, не способный на равных соперничать с западным гением ни в чем.

Еще в мае 1812 года австрийский министр иностранных дел и первый министр императора, князь Меттерних, которого бывший посол ЧСФР в Париже Ярослав Шедивы назвал в своей книге «Меттерних против Наполеона» «европейцем в истинном смысле слова», писал своему послу в Санкт-Петербурге Сен-Жюльену: «Россия погибла, ее армия не на уровне подобной задачи, ее финансы недостаточны». Незадолго до этого австрийский посол в Париже князь Шварценберг советовал своему патрону Меттерниху способствовать еще большему сближению страны с Францией, чтобы в будущем получить возможность принять активное участие в переустройстве Европы, прежде всего за счет поверженной России. На майской встрече с Наполеоном в Дрездене союзные монархи Европы в целом были солидарны с мнением Меттерниха в оценках России и ее будущей участи. В итоге все жестоко просчитались.

Ошибка вторая, - лидер «дикой северной империи» в силу личных качеств и с учетом первого вывода, не в состоянии противопоставить коалиционным силам под предводительством Бонапарта ничего достойного. Здесь очень любопытным представляется эволюция взглядов самого Наполеона. Так, если после тильзитских встреч с Александром, французский император говорил своему сподвижнику генералу Коленкуру, что «он ставит все чувства доброго сердца на место, где должен находиться просвещенный разум», что у него «плохо продуманные мысли», а все тому же Меттерниху, что у русского самодержца не хватает какой-то детали, но какой, он, Наполеон обнаружить не может, то на острове «Святой Елены» его оценка звучит уже совсем по-другому. «Если я умру здесь, он станет моим настоящим наследником в Европе. Только я мог его остановить…». Тем самым, признавая «властелина севера» равным себе. Последующие события стали ярким подтверждением запоздалой оценки бывшего французского императора. Горькое разочарование постигло и других монархов Старого Света, а также их ближайших советников и дипломатов.

Ошибка третья, - российское высшее общество, гвардия и дворянство в целом воспитаны и настроены прозападно, а их власть над дикими и темными массами крепостных крестьян не прочна, и держится исключительно, пока в стране сохраняется некая стабильность силы. Стоит все это поколебать, и власть имущие заставят царя искать мира на любых условиях. Коленкур, будучи послом Франции в России в январе 1808 года писал в Париж, что все здесь устроено на французский лад. Об этом весь предвоенный период активно доносили и другие дипломаты, которых Наполеон впервые в полной мере привлек к сбору разведывательной информации. «Я подпишу мир в Москве!.. И двух месяцев не пройдет, как русские вельможи заставят Александра его у меня просить!», - говорил он в конце июня 1812 года. Данное заблуждение еще раз ярко проявилось у предводителя нашествия перед вступлением в Москву. Однако в первых числах октября французский император начал осознавать, как глубоко заблуждался относительно не только русского дворянства, но и всего похода. «Я бью их, но это мне ничего не дает», - говорил он. Действительно, Великая армия вроде бы брала верх, оккупировала значительную часть территории противника, захватила его столицу с богатыми трофеями, но победы не было. Моральный дух войска и дисциплина стремительно улетучивались. Личный и конский состав быстро и неумолимо таяли. В русском обществе и армии, вопреки пониманию Наполеона и «здравомыслящих» европейских стратегов имели место прямо противоположные тенденции. 6 сентября 1812 года сестра царя Великая княгиня Екатерина Павловна пишет Александру из Ярославля: «Взятие Москвы довело ожесточение умов до высшей степени». Русское общество вместо уныния и желания любым путем добиться скорейшего прекращения страданий и разорений, переживает небывалый подъем патриотических чувств. Желание сражаться, силы и материальное обеспечение, казалось бы, разгромленного Наполеоном противника растут. Инициатива медленно, но верно уходит из рук «победителя». Ошибки обходятся дорого. «Победители» подгоняемые «побежденными» бегут, усеивая своими трупами их промерзшую землю.

Здесь уместно сказать несколько слов еще об одной ошибке, ошибке в восприятии и оценке русского народа. Как учит нас исторический опыт, лучшие и худшие качества любого народа проявляются в критические моменты, выпадающие на его долю. Отступать в 1812 году пришлось и нам и нашествию «двунадесяти языков». Как же вели себя при этом «русские дикари» и представители «нежных народов», как любовно называет их в своем труде, изданном в Париже в 1784 году под названием: «История естественная, нравственная, гражданская и политическая, древняя и нынешняя России», член многих академий, господин Леклерк? Участник тех далеких событий А.С.Норов так вспоминает русское отступление: «Хотя обозы загораживали пути войску, но оно обыкновенно нетерпеливое в таких случаях, тут с особенным уважением раздвигалось перед ними, даже артиллерия принимала в стороны, солдаты пособляли выпроваживать крестьянские телеги». Теперь другое свидетельство. Военный врач Великой армии де Росс. Березина. В написанных позже «Мемуарах» несчастный доктор вспоминает, как, напирая друг на друга, все лезли на мост. «Очень трудно передать, смятение толпы, страстное желание перебежать, прорваться. Раздавались крики, был беспорядок, дикость тех, кто во что бы то ни стало хотел опередить других. Багажные повозки, пушки, экипажи, коляски безнадежно теснили друг друга; колеса и оси ломались; со всех сторон летели вопли и проклятия на всех языках Европы; пехотинцы били прикладами направо и налево; всадники размахивали саблями; ездовые со свистом вращали кнутами. Слышны были отчаянные крики детей и женщин». Есть и более жесткие воспоминания.

Еще один небезынтересный факт, характеризующий одних и других. Во избежание чрезмерной жестокости со стороны русских крестьян к захваченным французам, Александр, приказал выплачивать золотой дукат за каждого пленного, выданного крестьянином. «Наполеона эти вопросы волновали меньше. Он не ограничивал репрессии против русских пленных. Подавленный Коленкур писал: «Это чудовищное зверство! Вот цивилизация, которую мы несем в Россию», - констатирует в своей статье в Le Figaro, под названием «Снег и ужас» Жак де Сен-Виктор. Судя по событиям века нынешнего, за двести лет мало что изменилось. Те же подходы и ошибки мы наблюдаем по отношению к своей стране, тот же экспорт «цивилизации» и западных ценностей по всему миру.

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs