Легенды и правда о Первой мировой войне

От Редакции: Аркадий Самсонович Ерусалимский (1901 – 1965 гг.) – советский историк-германист, профессор, доктор исторических наук, член-корреспондент Академии наук ГДР. Получил государственную и ломоносовскую премии за монографию «Внешняя политика и дипломатия германского империализма в конце XIX в.». Область научных интересов: история Германии последней трети XIX в., проблемы германского фашизма.

Закончил факультет общественных наук МГУ, был командирован изучать архивные документы по внешней политике в Германию и Францию. Во время Великой Отечественной войны – редактор международного отдела газеты «Красная звезда», полковник. В мае 1945 года присутствовал на подписании в Карлсхорсте акта о безоговорочной капитуляции нацистской Германии.

Занимал должности профессора, заведующего кафедрой истории Нового времени исторического факультета МГУ, заведующего кафедрой в ВДШ, старшего научного сотрудника Института истории Академии наук СССР.

В №1 (август) 1954 года на страницах журнала «Международная жизнь» была размещена статья А.Ерусалимского «Легенды и правда о первой мировой войне». Ниже публикуются выдержки из данной статьи. Орография и пунктуация соответствуют оригиналу.

1

[]…Первая мировая война, вспыхнувшая в последние дни июля и в первые дни августа 1914 года - сорок лет назад, - развернулась в таких масштабах и с такой разрушительной силой, потребовала такого количества жертв - человеческих и материальных, - что не могла идти ни в какое сравнение с самыми опустошительными войнами прошлого. Десять миллионов убитых, двадцать миллионов искалеченных - вот жертвы, которые народы, главным образом европейские, были вынуждены принести на ее алтарь. Уже тогда перед народами встал кардинальный вопрос: как вырваться из кровавого водоворота войны и предотвратить возможность ее повторения в новом, еще более тяжелом варианте?[]

Еще в годы первой мировой войны агрессивные силы, стремясь обмануть народы, усыпить их бдительность, создали легенду: они объявили начавшуюся войну «последней войной», после победоносного окончания которой народы получат возможность жить в мире и благоденствии. Авторы этой легенды, созданной в пропагандистских целях, разумеется, сами не верили своим словам. Более того, уже во время первой мировой войны, а в особенности после ее окончания, агрессивные силы капиталистического мира приступили к подготовке новой войны во имя осуществления в изменившейся обстановке своих широких экспансионистских замыслов. И спустя всего лишь два десятка лет после окончания войны, развязанной в 1914 году, в Европе вспыхнула новая война, которая, охватив весь мир, нанесла человечеству еще больший ущерб, унесла еще большее число человеческих жизней, уничтожила еще больше материальных и культурных ценностей, чем предыдущая. И сразу же после окончания второй мировой войны агрессивные силы современного капитализма начали внушать народам мысль о неизбежности новой войны.

Фотографии для статьи взяты из фотоальбома семьи Куракиных

Ради этого реакционная историография и публицистика наших дней фальсифицируют историю. Стремясь парализовать политическую активность народных масс, их возрастающую волю к миру, проповедники новой войны пытаются вызвать в массах настроения обреченности, убедить их в неизбежности гибели всех лучших надежд современного человечества. Такова, например, основная политическая идея книги Джона Фостера Даллеса «Война или мир». Такова же главная мысль и американского дипломата Кеннана, который в своей книге по истории американской дипломатии хочет зачеркнуть весь исторический путь, пройденный человечеством после первой мировой войны и социалистической революции в России. Кеннан хотел бы повернуть историю вспять и начать все сначала: говоря его словами, «взять за отправной момент, ну, скажем, 1913 год». Это означало бы, пишет Кеннан, возродить «сильную (то есть милитаристскую. - А. Е.) Германию... способную снова играть определенную роль в качестве противовеса России в Европе». Вместе с тем, продолжает Кеннан, «Америка должна была бы заручиться правом создать в различных местах те или иные военные сооружения (имеются в виду военные базы. - А. Е.), так, чтобы наше слово могло иметь определенный вес и чтобы державы к нам прислушивались»[1]. Так, грубо и цинично, пересматривая историю в своих интересах, современные идеологи американского империализма пытаются обосновать обширные экспансионистские планы Соединенных Штатов, целью которых стало завоевание мирового господства. []

2

28 июля 1914 года, сорок лет назад, когда Австро-Венгрия на своей южной границе обменялась первыми пушечными залпами с Сербией, не много было в мире людей, которые сразу поняли, что это - начало всеобщей войны, пожар которой опалит весь мир. Хитроумные дипломаты в столицах Европы и в США при помощи буржуазной и социал-демократической прессы на первых порах искусно создавали впечатление, будто вооруженный конфликт, вспыхнувший на Балканах, может быть ликвидирован без особого труда, будто их правительства непричастны к его возникновению и, во всяком случае, стремятся остаться в стороне от него.[]

На самом деле правящие круги каждой из крупных империалистических держав, действуя за кулисами дипломатии, не только заранее определили свое место в назревавшей войне, но и активно ее разжигали. Разумеется, они скрывали до поры до времени свои расчеты и цели перед лицом будущего противника, как и перед лицом своих народов. Развязывая войну, правительства и генеральные штабы рассчитывали на активное пособничество правых лидеров социал-демократов, которые с самого начала поддерживали империалистическую войну.

В действительности война возникла вовсе не случайно, не внезапно и не в результате того, что дипломатия якобы не сумела справиться со своей задачей - предотвратить ее. Дипломатия империалистических держав вовсе и не ставила перед собой такую задачу. Наоборот, война готовилась давно, почти полвека. Она готовилась систематически и планомерно, хотя никто заранее не знал точно, когда именно она начнется, когда и как кончится. Даже генеральные штабы, разрабатывая свои стратегические планы, не смогли предугадать ни ее сроков, ни подлинных масштабов, которые она примет, ни числа жертв, которых она потребует, ни, тем более, ее результатов - экономических, социальных и политических. Даже в конце лета 1914 года, когда война, начавшаяся на Балканах, уже превратилась в войну мировую, ее главные зачинщики - германские милитаристы - уверяли, будто разработанный и осуществленный ими молниеносный удар обеспечит победоносное окончание военных действий
«до осеннего листопада». Знакомые слова! Спустя четверть века, в 1939 году, после начала войны в Западной Европе, а затем в 1941 году, после вероломного нападения на Советский Союз, они были почти буквально повторены правителями фашистской Германии.[]

Существует еще одна легенда, с помощью которой агрессивные силы пытаются оправдать неслыханную гонку вооружений наших дней. Отказывая настоятельным требованиям народов о запрещении средств массового уничтожения людей и об общем сокращении вооружений, стремясь подкрепить свою агрессивную политику с «позиции силы», американские авторы этой политики утверждают, что «система вооруженного мира», сложившаяся еще в конце ХIХ века, явилась реальной основой того, что Европа на протяжении почти полувека не знала войн и кровопролитий. С таким утверждением обычно связывается и другое: Германская империя, созданная в 1871 году на милитаристской основе, утвердившая свое господство в «сердце Европы», между Россией и Францией, будто бы уравновешивала противоречивые интересы различных держав, европейских и неевропейских, представляя собою фактор, стабилизировавший всю мировую ситуацию в целом. Словом, «система вооруженного мира» и рост германского милитаризма - составная часть этой системы - якобы способствовали длительному миру в Европе.[]

…Тот факт, что объединение Германии было осуще ствлено не на демократической, а на милитаристской основе, в результате захватнической войны, наложил глубокий отпечаток на развитие всей системы международных отношений в Европе. [] В непрестанном и нарастающем усилении вооружений были заинтересованы крупнейшие и весьма влиятельные магнаты военной промышленности - Крупп, Арм стронг, Крезо и другие. []

То было время, когда весь мир уже был поделен. Неравномерность развития капитализма, особенно остро проявившаяся в эпоху формирования империализма, выдвинула на первый план две молодые, экономически преуспевавшие, хищные державы - Германию и США: каждая из них была заинтересована в переделе мира в своих целях. Не только в Англии, являвшейся тогда наиболее могущественной финансовой и колониальной державой, но и в Германии, а также в Соединенных Штатах стала рождаться идея мирового господства. Подобно тому, как идея панамериканизма была призвана прикрыть стремление империалистов США установить свое господство над обоими американскими континентами, идея пангерманизма была призвана прикрыть германские планы господства в Европе и на обширных пространствах других континентов.

Уже тогда наиболее реакционные шовинистические агрессивные круги германского империализма создали «пангерманский союз» - главный идеологический штаб, разработавший широкие планы экономической, политической и военной экспансии. Эти планы имели в виду создание «Срединной Европы» за счет территорий России, Австро-Венгрии, Франции, Бельгии, Голландии, Швейцарии и Передней Азии: впоследствии эти планы легли в основу гитлеровских проектов «нового порядка в Европе», а ныне они мерещатся западногерманским сторонникам «европейского оборонительного сообщества». Пангерманские идеологи планировали создание обширных колониальных империй в Африке, в бассейне Тихого океана и даже в Латинской Америке. Тогда же, встав на путь соперничества с Англией на мировых рынках и в области колониальной политики, германский империализм выдвинул лозунг: «Наше будущее - на море» - и приступил к осуществлению обширных морских вооружений.

Таким образом, если сухопутные вооружения Германии были направлены, главным образом, против России и Франции, ее морские вооружения преследовали цель вырвать «трезубец Нептуна» из рук Англии. Еще в конце 1899 года, едва приступая к созданию крупного военно-морского флота, император Вильгельм II в беседе с французским послом маркизом де Ноай со всей присущей ему циничностью заявил: «Английский флот может не бояться... у Германии практически флота нет... Через двадцать лет, когда флот будет готов, я заговорю другим языком»[2]. События показали, что «другим языком» германский империализм заговорил гораздо раньше...

На протяжении ряда лет, предшествовавших войне, гонка морских вооружений придавала англо-германскому экономическому, политическому и колониальному соперничеству особую остроту. Стремясь отвратить от себя германскую угрозу и преследуя свои собственные экспансионистские цели, английская дипломатия не раз вступала с Германией в переговоры о снижении темпов германских морских вооружений. При этом в секретных переговорах с Германией английская дипломатия пыталась соблазнить ее перспективами усиления германской армии, что, разумеется, могло только усилить опасность на границах соседей Германии на Востоке и Западе. По сути дела, это означало «черта изгонять дьяволом».

В течение десятилетий английский империализм, стремясь обеспечить наиболее благоприятные условия для осуществления своей колониальной экспансии, разжигал противоречия и разногласия между Германией и другими континентальными державами, в особенности Россией и Францией. Этому давалось пышное название «политики равновесия сил». По существу, политика «равновесия сил» до крайности осложняла международную обстановку, обостряла отношения между державами и не нe только не споcобствовала устранению усилившейся опасности военной развязки, но, наоборот, приближала эту опасность, нависавшую и над caмой Англией. Традиционная британская политика «блестящей изоляции» получала одну пробоину за другой. И пpaвящие круги Англии встали па путь поисков союзов, путь, который привел к тому, что Европа оказалась окончательно расколотой на два противостоявших друг другу военно-политических блока.[]

3

Авторы австро-германского договора, положившeгo основу Тройственному союзу, сформулировали его так, чтобы придать ему видимость оборонительного. В нем говорилось, чтo его участники придут друг другу на помощь «всей совокупностью военных сил... в случае, если бы одна из обеих империй подверглась нападению со стороны России». Что касается договора о Тройственном союзе, то формально он тaкже предусматривал помощь со стороны Германии и Австро-Венгрии «в случае, если Италия без прямого вызова с ее стороны подверглась бы нaпадению Франции». Такая же обязанность была возложена на Италию «в случае вызванного прямо нападения Франции на Германию». Договор особо прикрывался словами о его «oxpанительной и оборонительной природе». На самом деле это был агрессивный договор, поставленный на службу в первую очередь интересам милитаристской Германии. В договоре объявлялось, что главная цель его участников - установление «спокойствия Европы» и «гapантия всеобщего мира»[3]. На деле он положил основу расколу Европы и являлся инструментом подготовки всеобщей войны.

Но надежды милитаристской Германии, что ей удастся путем угроз, шантажа и дипломатической эквилибристики предотвратить создание пpoтивостоящего ей военно-политического блока, оказались эфемерными. Не oпpавдались и ее расчеты на то, что ей удастся в течение длительного времени coxpанить Тройственный союз, удержать его от распада.

Среди крупных европейских и неевропейских держав того времени не было, да, в сущности, не могло быть, ни одной, которая была бы заинтересована в упрочении всеобщего мира. Стремясь обеспечить себе наилучшие позиции в ходе ожесточенной борьбы за раздел мира, а затем и в ходе подготовки к всеобщей борьбе за его передел, крупные капиталистические державы искали союзников, создавали временные политические комбинации, угрожали своим противникам, а порой, если это соответствовало их корыстным интересам, договаривались с противниками за спиной своих союзников и часто за их счет. На этой основе возникали все новые и новые дипломатические конфликты, каждый из которых был чреват возможностью военного столкновения. В конце концов одним из важнейших исторических результатов образования Тройственного союза, направленного против России и Франции, явилось тайное военное соглашение этих держав.

Европа раскололась на два противостоящих друг другу военно-политических блока. После того как Англия, окончательно уяснив себе, что Германия стала ее главным врагом и соперником, заключила соглашение сначала с Францией (1904 год), а затем и с царской Россией (1907 год), раскол Европы был полностью завершен. Формально эти соглашения касались раздела договаривавшимися сторонами сфер влияния во внеевропейских странах, низведенных до уровня колоний и полуколоний: фактически они явились вехами на пути к войне в Европе. []

4

…После убийства в Сараеве жупел «славянской опасности» не сходил со страниц реакционной печати как в Германии, так и в Австро-Венгрии. В течение некоторого времени это и являлось единственным симптомом тайных намерений правящих кругов германского империализма и его австрийской союзницы.

Тогда никто еще не знал, что Франц-Фердинанд за две недели до того, как был убит, встретился с Вильгельмом II и обсуждал с ним вопрос, не является ли международная обстановка благоприятной, чтобы, создав какой-либо предлог, одним ударом полностью утвердить господство австро-германского империализма на Балканах. Никто также не знал, что уже через неделю после убийства в Сараеве в ходе австро-германских переговоров в Потсдаме было решено воспользоваться этим убийством, чтобы идти напролом и развязать войну на Балканах, даже в том случае, если такая война перерастет в общеевропейскую войну. Это решение правящих кругов германского империализма Вильгельм II сформулировал тремя словами: «Теперь или никогда!»

Подталкивая Австро-Венгрию к войне против Сербии, правящие круги Германии стремились, по их собственному признанию, скрыть, все то, что может возбудить подозрения, будто они науськивали австрийцев на войну. Расчет был таков: застигнуть своих континентальных противников - Россию и Францию - врасплох, а вместе с тем попытаться обеспечить нейтралитет Англии. Английский империализм, стремясь разгромить своего главного морского соперника - Германию - руками своих континентальных союзников России и Франции, ловкими дипломатическими маневрами в течение целого месяца после сараевского убийства создавал в Берлине впечатление своей незаинтересованности в конфликте: в то же время он побуждал русское и французское правительства к активному выступлению против Германии. Если германская дипломатия, стремясь развязать войну, втайне толкала Австро-Венгрию на предъявление Сербии заведомо неприемлемых требований, означавших вмешательство в её внутренние дела, то английская дипломатия, не раскрывая своих карт, выдвигала предложения о посредничестве якобы с целью предотвращения или локализации конфликта. Эти предложения так же могли предотвратить войну, как заклинания могут служить средством против землетрясения. В то же время такие предложения внушали зарвавшимся агрессивным силам Германии надежду, что Англия, столкнув между собой европейские державы, предпочтет на некоторое время остаться в стороне.

На самом деле в Лондоне вынашивались совсем иные планы. Уже 25 июля британский кабинет, рассматривая сложившуюся ситуацию и ближайшие перспективы ее развития, пришел к выводу, что Англия должна вступить в войну. В меморандуме, представленном на рассмотрение британского правительства, было сказано: «Если война вспыхнет и Англия в нее не вступит, то это приведет к следующему:

а) Или побеждают Германия и Австрия: они раздавливают Францию и укрощают Россию. Французский флот уничтожается. Германия овладевает Ламаншем при вольном или вынужденном содействии Голландии и Бельгии: каково будет тогда положение Англии, лишенной друзей?

б) Или Франция и Россия побеждают. Какую они тогда займут позицию в отношении Англии? И как тогда будет обстоять дело с Индией и Средиземным морем?»

В последующие дни можно было наблюдать, как пламя войны, вспыхнувшей между Австро-Венгрией и Сербией, быстро перебросилось в Германию, в Россию, а затем в Бельгию и во Францию, пока, наконец, не разразился всеобщий пожар. В ночь с 4 на 5 августа вступила в войну и Англия.

Такова была расплата за политику гонки вооружений и раскола Европы.[]

5

Накануне войны правительство США не только было хорошо осведомлено «о закулисном политическом мире на европейском континенте», но и проявило немалую активность, чтобы углубить раскол Европы и использовать его в своих интересах. Американская дипломатия предприняла в этот период «грандиозную затею», которая была призвана ускорить развязывание войны в Европе. Речь идет о секретной миссии полковника Хауза в Германии и Англии. Ее цели были таковы: прощупать, каковы подлинные намерения правящих кругов этих стран, а затем сделать попытку ускорить вооруженное выступление милитаристской Германии, пообещав ей нейтралитет Англии и США. Приманкой должно было служить обещание Англии не препятствовать экспансии германского империализма на Ближнем Востоке, в частности в Персии. Убедившись, что правящие круги Германии настроены крайне агрессивно, и что они даже «готовы вступить в войну без предупреждений», Хауз в беседе с кайзером (1 нюня
1914 года) стал откровенно подталкивать Германию к войне против России. «Я высказал мысль, - сообщает Хауз, - что... для Англии выгодно, чтобы Германия могла сдерживать Россию, Германия является барьером между Европой и славянами». Вместе с тем Хауз настойчиво убеждал кайзера в том, что существует «общность интересов Англии, Германии и Соединенных Штатов...»

Вторую часть своей миссии Хауз выполнил в Лондоне, в переговорах с руководителем министерства иностранных дел Эдуардом Греем. Рассказав ему о «воинственном настроении Германии» и о том, что, «когда Германия двинется, она ударит сразу, без переговоров и обсуждений», Хауз добавил: «…в Германии сложилось мнение, которое я разделяю, что пришло время, когда Англия не сможет больше полагаться в своей защите только на свое изолированное положение: новейшие изобретения настолько изменили условия, что немцы убеждены в том, что вскоре Англия станет такой же досягаемой для удара, как и ее континентальные соседи». В заключение Хауз еще припугнул Грея, изложив ему «свое мнение о воздушной мощи Германии». Так Хауз подталкивал Германию к войне против России, а Англию - к войне против Германии. Не удивительно, что Сесиль Спринг-Райс, английский посол в Вашингтоне, впоследствии считал, что действия Хауза послужили одной из причин, ускоривших начало войны[4].

Американские монополисты, подлинные властители США, были заинтересованы в том, чтобы война началась поскорее. Они хотели воспользоваться ею для укрепления своих позиций - финансовых, экономических и политических. Являясь страной-должником, США стремились стать страной-кредитором. Был момент, когда финансовой олигархии Уолл-стрита казалось, что это ей уже удалось, и Джон Хей, государственный секретарь США, с радостью заявил (27 февраля 1902 года): «Понадобились тысячелетия, чтобы финансовый центр мира переместился с берегов Евфрата на берега Темзы и Сены, а теперь, видимо, хватит и одного дня, чтобы он передвинулся на берега Гудзона»[5]. Это было сказано, по меньшей мере, преждевременно. Понадобился огромный военный пожар, который резко ослабил экономическую и политическую мощь всех крупных империалистических держав Европы, чтобы США, действительно, стали одним из крупнейших финансовых центров мира.

Война требовалась Уолл-стриту и для дальнейшего усиления американской промышленности. В последние годы перед первой мировой войной темпы подъема промышленности США снизились как по сравнению с предыдущими годами, так и по сравнению с другими странами. Летом 1914 года США вступили в полосу очередного экономического кризиса. Лишь европейская война позволила экономике США преодолеть этот кризис и выйти на широкие просторы небывалого промышленного «бума», который стал приносить монополиям Уолл-стрита неслыханные ранее барыши. Получив возможность ликвидировать свою финансовую задолженность и огромными темпами развивать свою собственную промышленность, ссужая европейские державы кредитами и займами, американские монополии жирели и разбухали на дрожжах войны. Между тем война истощала народы Европы. Как справедливо отметил У.3. Фостер, «во время первой мировой войны и после этой ужасной бойни американская капиталистическая система росла и процветала, питаясь человеческой кровью»[6].

После жесточайшего экономического кризиса, потрясшего США в 1929 году, американский капитализм начал поправляться только тогда, когда снова возникла угроза мировой войны в результате агрессивной политики фашистских держав.[]