«Культура отмены». Защитит ли традиционализм от цифровой анархии?

Начавшаяся в 2020 волна «отмен» понемногу идет на спад, впрочем, это не означает, что возобновление агрессивных «отмен» не вернется. Любой медиа-повод вновь может стать той искрой, из которой вспыхнет пламя массовой, дикой истерии. Поистине парадоксальным (хотя, впрочем, не таким уж парадоксальным, если вдуматься в суть «вещей») и неожиданным для массового восприятия является то, что родиной новой «культуры отмены» стали страны, позиционирующие себя «Родиной свободы» - государства, где тотальная толерантность, свобода слова и печати, а также право каждого на беспристрастный суд уже несколько веков декларируются как самые неотъемлемые права человека.

Тем не менее, история показывает, что корни «культуры отмены» растут из глубокой древности. Изгнание и остракизм были тяжелейшими наказаниями для многих обществ, вспомним хотя бы Новгородскую республику – не случайным образом бывшую членом Ганзейского союза и на определенном историческом этапе расположенную принимать западноевропейский ценностный подход. Именно «потоком (разграблением имущества) и изгнанием» здесь наказывали за самые тяжкие преступления.

Тем не менее, нынешний всплеск «культуры отмены» - это уже не остракизм, не наказание за провинность. Родителями сегодняшней «культуры отмены» стали черный PR и стремительные изменения в сфере коммуникаций.

«Отмена» сверху и снизу

Всем известно слово бойкот, возникшее от фамилии британского капитана, которого в 1880 году попыталась отменить «Земельная лига Ирландии». Этот бывший офицер, управлявший крупным поместьем, потерял всех работников; мелкие торговцы не продавали ему еду, а в церкви на скамье он вынужден был сидеть в гордом одиночестве. Вот только не стоит забывать, что Британской империи такие меры не очень нравились. Чарльз Бойкотт в итоге благополучно собрал урожай с помощью штрейкбрехеров, которых охраняла полиция.

Впрочем, еще до него британские аболиционисты призывали к «отмене» сахара и табака, считая их продуктами рабского труда. Тем не менее это не спровоцировало сильного снижения торговли данными продуктами в Англии. Возникают вопросы: уж не потому ли, что музыку заказывает рынок, а не чувство справедливого (или выставляемого справедливым) негодования? 

В целом до новейшего времени «отмена» была обычной политикой, насаждаемой сверху. Это и попытки Великобритании призвать подданных королевы к отказу от германских товаров в конце 19 века, и черная страница германской истории – разрушение еврейского бизнеса на заре Третьего рейха, апофеозом которого стала «Хрустальная ночь». Все это сопровождалось мощной PR-кампанией в провластных германских СМИ, настраивавших немцев против еврейской диаспоры. В СССР в 1918-1936 году существовала целая категория «отмененных» - лишенцы, представители «эксплуататорских слоев», лишенные ряда гражданских прав.

Казалось бы, только поэтому в «западных демократиях» никакая «культура отмены» не могла даже зародиться. «Отменять» - прерогатива маргинальных группировок (какими были для Британской империи ирландские сепаратисты) или тоталитарных государств. Любое потенциально влекущее «отмену» публичное обвинение в демократическом государстве, если оно не подтверждено решением справедливого и беспристрастного суда, должно вызывать встречный иск за клевету. Кстати, именно этот подход породил доказательную журналистику и журналистские расследования. Ведь бездоказательные обвинения на страницах прессы много раз приводили к разорению и арестам их издателей и редакторов.

«Цифровая демократия» или неототалитаризм?

Можно долго обсуждать, с какой именно публичной личности началась «культура отмены», однако сегодняшнюю «культуру отмены» можно разделить на два направления.

Первое - это травля людей, вина которых не доказана судом, и, как следствие, общественное давление на судей и присяжных. Характерной иллюстрацией этого является движение #MeeToo. Любой медийный персонаж мог быть обвинен в совершенном много лет назад харрасменте или изнасиловании и еще до суда потерять работу, бизнес, статус в обществе.

Харви Вайнштейн, первый попавший в жернова общественного негодования, был осужден за два случая сексуального насилия многолетней давности на 20-летний тюремный срок. В обоих случаях реальной доказательной базы не было, в его адрес звучали голословные обвинения и свидетельские показания о его образе жизни. При этом любые заявления о том, что многие начинающие актрисы вполне добровольно соглашались на секс с продюсером в корыстных и карьерных интересах, сразу же были табуированы, а их авторы также подверглись «отмене».

Дело породило так называемый «эффект Вайнштейна», многочисленные обвинения посыпались на звезд кино и эстрады, политиков, журналистов. Ярким примером может служить обвинение в адрес одного из немногих актеров культового «Звездного пути» - Джорджа Такея. В ноябре 2017 года малоизвестный актер Скотт Брантон обвинил звезду популярнейшего фантастического сериала в изнасиловании, произошедшем в 1981 году, за 26 лет до его встречи с журналистами[1].  «The Hollywood reporter», разместивший интервью с ним на своих страницах, ограничился тем, что взял у Такея комментарий – известный актер заявлял, что вообще не может вспомнить никакого Брентона.

Надо ли говорить, что к ответственности за клевету никто привлечен не был? Впрочем, Такей еще отделался легким испугом, в отличие от Кевина Спейси или Дастина Хоффмана.

Фактически голословное обвинение стало нормальным основанием для увольнения, разрыва бизнес-отношений и последующей травли, даже без предъявления «жертвами» официальных исков в суды. От «насильников» ждали извинений, обещаний пройти лечение и многомиллионных компенсаций. Истерия несколько пошла на спад, когда популярнейший актер Джонни Депп смог после долгих разбирательств выиграть дело у своей бывшей жены, обвинявшей его в домашнем насилии. Однако его карьера оказалась разрушена и остается под вопросом, сможет ли он полноценно вернуться в большое кино.

Второе направление «культуры отмены» куда опаснее. Его можно было бы назвать «цифровым тоталитаризмом» или «цензурой свободы слова». Много лет боровшееся за права меньшинств западное общество пришло к тому, что иметь собственное мнение по ряду вопросов нельзя. Есть тезисы, опровергать которые преступно.

Перечислим некоторые из них: «чернокожие всегда жертвы, а белые эксплуататоры», «существуют «белые» привилегии», «ЛГБТ-семьи должны иметь право усыновлять детей», «существует больше двух полов», «дети должны иметь право менять пол без согласия родителей», «гомофобам не место в обществе», «рассуждение о гендерных ролях мужчин и женщин недопустимо».

Любое публичное несогласие с подобными заявлениями влечет немедленную «отмену» того, кто делает подобные заявления. И если для «реднека», владеющего бензозаправкой на просторах американского юга, выложенная в сеть фотография прапрадедушки – конфедерата с подписью «они сражались за то, чтобы к нам не пришли геи с Севера», останется без последствий и даже повысит авторитет в его консервативном сообществе, публичная фигура будет полностью удалена из медиапространства.

Отличным примером является Джоан Роулинг. Знаменитая писательница всего лишь посмеялась над попыткой современного британского общества быть гендерно нейтральным. Итогом стало отречение от нее даже актеров, обязанных ей главными ролями своей жизни – Дэниела Рэдклиффа и Эммы Уотсон.

При этом угрозы убийством и оскорбления в адрес тех, кто посмел открыто выступить против подобных общественных трендов, не расследуются, а ответственные за них не караются никак. Фактически государства, которые мы традиционно называем «западными демократиями», молчаливо одобряют «цифровой тоталитаризм» в адрес немногих представителей традиционного большинства, никак не препятствуя их травле, даже если она открыто нарушает законы.

Вместе с тем, идеи #MeToo в России не прижились. Желающим обвинить представителей СМИ и известных политиков было предложено обращаться в суд и полицию, что как раз полностью соответствует демократическим процедурам.

Итогом развития культуры отмены стало фактическое установление «цифрового тоталитаризма». В западном обществе появился тотальный запрет на защиту ценностей, многие из которых являются общечеловеческими. Защитник семейных ценностей рискует подвергнуться преследованиям со стороны ЛГБТ-сообщества и им сочувствующих, та же судьба ждет противников тотального гендерного равноправия, «зеленой экономики», противников трансграничной миграции и многих других. Алгоритм современной сферы массовых коммуникаций фактически предполагает автоматический старт PR-компании против любого лица, посмевшего выступить против мейнстрима, нарушившего табу на обсуждение «запретных» тем. И если человек не публичный может отделаться массой угрожающих комментариев и личными сообщениями с оскорблениями, то известный человек фактически обречен на «цифровую казнь».

Инструменты «цифровой казни»

Еще пару десятилетий назад организовать «отмену» любого человека без прямой поддержки государства было достаточно сложной задачей. Даже чтобы бойкотировать торговца в небольшом городке, надо было провести сход жителей, организовать наблюдение за магазином.

Травля же государственного масштаба была невозможна без поддержки крупных медиа, которые, в случае голословных обвинений, рисковали подвергнуться огромным штрафам. Но в игру вступил интернет и соцсети, изменившие и саму доказательную журналистику.

Заявление в социальных сетях вполне может служить доказательством для публикации, однако сделавшего его в «правильном тренде» трудно привлечь к ответственности за клевету. Сообщества в поддержку той или иной полумаргинальной группы создаются за несколько часов, а вскоре ее активисты создают такой информационный шум, что к нему прислушиваются в руководстве страны.

Как ни парадоксально, «диванный критик» из объекта для шуток очень быстро превратился в «инструмент цифрового мира» он не способен сам создать новый тренд для отрицания. Но именно его усилия, совместно с тысячами ему подобных, за считанные часы превратят в изгоя любого публичного человека.

Одним из краеугольных камней, поддерживающих «культуру отмены», важнейшим парадоксом современной цифровой коммуникации, стала необходимость агрессии и провокаций. Именно это позволяет быстро привлечь аудиторию, вызвать споры, объединить единомышленников. При этом возможности площадок для дискуссий (блоги, группы в мессенджерах и социальных сетях, страницы комментариев) позволяют эффективно исключать их них тех, кто пытается дискутировать с лидерами общественных мнений, противостоять попыткам «отмен». Как следствие, и стихийная, и спланированная «черная» PR-кампания по «отмене» требует минимальных ресурсов, не нуждается в доказательной базе и развивается крайне оперативно.

«Цифровая казнь» мучительна и растянута по времени. Любое неосторожное высказывание в личных блогах, социальных сетях, СМИ мгновенно вызывает серию негативных комментариев, которые подхватываются медиа. В процессе вполне могут быть задействованы многочисленные платформы по сбору петиций или заявления тех или иных «правозащитных» организаций, для самопиара реагирующие на любые события. В итоге за считанные часы публичный деятель оказывается заклеймен группой интернет-активистов, призывающих к его «отмене», и, как правило, ее добивающейся.

В настоящее время нереально подсчитать, какой процент населения США или Западной Европы действительно разделяет все идеи ЛГБТ-сообщества, или полностью поддерживает #MeToo, «BLM» и радикальных феминистов. Ведь любая попытка подобное исследование провести приведет к молниеносной «отмене» тех, кто им займется. При этом мы хорошо понимаем, что едва ли продолжение «Карточного домика» или «Фантастических тварей» с «отмененными» Спейси и Деппом провалились бы в прокате. Однако крупные корпорации с удовольствием демонстрируют обществу свою приверженность «цифровой демократии».

Дав «отрицателям» расправиться с первыми жертвами, они вынуждены при необходимости отдавать им новых и новых изгоев, добивая их исками об упущенной прибыли. Политикам же, особенно действующим, демонстративные жесты в поддержку «культуры отмены» повышают политический рейтинг и позволяют маргинализировать любых, противостоящих им оппозиционеров, даже если они являются крупной политической партией. Однако смогут ли в конечном итоге справиться системные политические деятели с новой силой – лидерами «культуры отмены», фем-активистками, борцами за права ЛГБТ, чернокожих, сторонниками переписывания истории или будут сметены этой волной, вопрос пока открытый. Впрочем, даже события на Украине, о которых в некоторых странах Запада все-таки можно иметь свое, но очень осторожное мнение, «культуру отмены» не отменили.

Собственно, само стремительное изменение сферы массовых коммуникаций превратило маргинальные, но организованные группы в опасного противника для современного «западного» общества. Небольшие, но активные группы «несогласных», быстро вписались в новый «цифровой» истеблишмент, оседлав общественное мнение и продвигая свои идеи, которые несколько десятилетий назад могли появиться только на страницах небольших СМИ второго эшелона. При этом «западным демократиям» оказалось легче попытаться интегрировать их де-факто в свою политическую и правовую систему, чем противостоять им в интересах достаточно инертного большинства. Итогом стала сложившаяся ситуация, в которой стихийная PR-компания по отмене чего угодно может быть организована с крайне незначительными ресурсами и привести к тотальным изменениям общественного уклада и порядка.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs