Иран и Китай – взаимные интересы

27 – 28 апреля состоялся визит министра национальной обороны Китайской Народной Республики (КНР) генерала Вэй Фэнхэ в Исламскую Республику Иран (ИРИ). Китайский военначальник провел в Тегеране переговоры со своим иранским коллегой бригадным генералом Мохаммадом Резой Аштиани и с начальником Генерального штаба вооруженных сил ИРИ генерал-майором Мохаммадом Багери. Генерал Вэй Фэнхэ был принят президентом страны Эбрахимом Раиси.

Военначальники двух стран обсуждали расширение военного и военно-технического сотрудничества (ВТС) на фоне кардинальных изменений в современном, столь турбулентном, мире. В итоге стороны подписали новое рамочное военно-стратегическое соглашение, о котором пока информации мало.

Министр обороны КНР Вэй Фэнхэ заявил о готовности Народно-освободительной армии (НОАК) Китая вместе с Ираном не только поддерживать «государственный суверенитет и национальное достоинство Ирана», но и стабильность во всем мире.

Немного истории

Этот визит представляет собой важный момент в новейшей истории ИРИ и КНР, прежде всего в истории их взаимоотношений в военной сфере.

Китай и Иран (Персия) – это наследники двух многотысячелетних цивилизаций, которые имели взаимосвязи задолго до новой эры. В новейшей истории эти страны, заключив договор о дружбе в 1920 г., официально установили дипломатические отношения лишь в 1937 г. До 1971 г. они носили спорадический характер, но именно в тот год Иран признал Китайскую Народную Республику и проголосовал за замену представителя Тайваня на представителя КНР в ООН.

Тогдашний руководитель КНР Хуа Гофен был одним из последних иностранных лидеров, посетивших шаха Ирана Мохамммада Резу Пехлеви перед его свержением исламскими революционерами. Но буквально через несколько дней после победы исламской революции Китай признал новое правительство, а затем и Исламскую Республику Иран. Начался новый этап в ирано-китайских отношениях, который не всегда отличался стабильностью: спады чередовались с подъёмами. В последние годы отмечалось совпадение взглядов Тегерана и Пекина по многим вопросам мировой политики, хотя и с некоторыми оттенками, возникающими из особенностей национальных интересов каждой из сторон.

Немного о взаимных интересах двух стран

Китай является для Ирана идеалом иностранного партнёра. КНР – мировая держава, при этом никогда не имевшая в истории двусторонних отношений конфликтов, посягавших на национальную гордость персов. И в настоящее время Китай в отличие от США, других западных стран, не вмешивается во внутренние дела ИРИ и не учит ее правильному поведению в регионе и «правам человека». Более того, Китай – это соратник Ирана в борьбе против американского гегемонизма. Но главное – КНР для ИРИ – это необъятный и надёжный рынок сбыта нефти и одновременно источник технологий, важных стратегических товаров, инвестиций, в целом – потенциальный сподвижник в так необходимой Ирану модернизации экономики, инфраструктуры и армии.

В свою очередь, Пекин заинтересован в Тегеране, как в источнике дешевой нефти (7% -8%, а в некоторые годы - до 11% потребляемой нефти – иранская), так и в рынке сбыта в Иране и использования его территории для транспортировки в западном направлении своей бесчисленной продукции.

Важен Иран для Китая и в политико-стратегическом плане. В последние годы Иран, как один из столпов большой политики на Ближнем Востоке (наряду с Саудовской Аравией, Турцией и Израилем) предоставляет Китаю уникальные возможности расширить своё влияние в ближневосточном регионе в ситуации, когда уровень влияния США там снижается. Это необходимо Китаю в свете осуществления им глобального стратегического плана – «Один пояс – один путь», который объединяет проекты «Экономического пояса Шелкового пути» и «Морского Шелкового пути XXI века». В этих грандиозных проектах Китай видит достаточно значительную роль Ирана.

Китай в целях реализации плана «Один пояс – один путь» осуществляет экономическую экспансию во всём ареале, где проходит этот Путь, концентрируя внимание на создание инфраструктурной основы своего присутствия. В последнее время Китай, наладив хорошие деловые отношения с арабскими антагонистами Ирана, стал крупнейшим инвестором на Ближнем Востоке и первым торговым партнёром в 11 странах региона.[1] Так, Китай финансировал строительство портов и промышленных парков в Египте, Омане, Саудовской Аравии, ОАЭ, Джибути и, что важно для понимания китайско-иранских отношений, - в Израиле, главном экзистенциональном сопернике ИРИ. Китайско-израильские отношения – это отдельная тема, но в свете рассмотрения китайско-иранских отношений было бы корректным коротко отметить, что, в частности, военное и военно-техническое сотрудничество двух стран началось задолго до установления дипломатических отношений в 1992 г. Израиль предоставлял и преддоставляет военную помощь, занимая одно из первых мест в качестве поставщика систем вооружений Китаю и в качестве канала для современных передовых военных технологий.

Несомненно, Ближний Восток представляет особый интерес для Пекина, как источник энергоресурсов, без которых дальнейшее экономическое развитие КНР малоперспективно. При этом Китай стремится обеспечить безопасность и непрерывность доступа к этим ресурсам в этом турбулентном регионе. Как считают политологи, успех проекта «Один пояс – один путь» зависит от безопасности стратегических, жизненно важных морских коммуникаций, таких как Ормузский пролив, Оманский залив, Красное море, Баб-аль-Мандебский пролив и Суэцкий канал, которые контролируются ближневосточными странами.

При этом Китай, придерживаясь своей традиционной стратегии не вступать в какие-либо военно-политические коалиции, в союзнические отношения с кем-либо, развивает хорошие деловые отношения со всеми странами Ближнего Востока и с Израилем, и с Ираном, и с Саудовской Аравией и государствами Персидского залива во имя укрепления своих позиций в регионе. Именно чисто глобальные экономические интересы определяют масштабы вовлечённости Китая на Ближнем Востоке.

Но почему именно Иран привлекает особое внимание Китая на Ближнем Востоке? Ведь Пекин имеет, как мы видим, тесные политико-экономические, торговые и военные отношения практически со всеми странами региона. Здесь, по всей вероятности, несколько причин. Во-первых, очень своевременный и прагматичный для КНР антиамериканизм иранцев. Во-вторых, нежелание класть яйца лишь в одну «нефтяную» арабскую корзину. В-третьих, минимальное конкурентное противодействие других стран в ИРИ, пока находящейся под санкционом прессингом, а также благоприятное отношение Тегерана, предоставляющего неподдающимся американским угрозам китайцам определённые привилегии в условиях реальной блокады. Ну и, наконец, региональное и глобальное значение 83-миллионного Ирана во всех геостратегических, политических, экономических и военных аспектах.

Прошлое и настоящее военного сотрудничества Ирана и Китая

В свою очередь стратегические направления политики Ирана, в том числе и внешней, и военной определяет верховный лидер ИРИ аятолла Хаменеи. В настоящее время она строится на концепции, высказанной рахбаром: «Одним из наших приоритетов сегодня во внешней политике является предпочтение Востока Западу, соседей - отдаленным странам и народам, а стран, которые разделяют наши характеристики - другим».[2] Поэтому Тегеран активен именно на углублении партнёрства с соседями - с Китаем, Россией, Индией. Конечно, это партнерство основыватся на различных базисах с преобладанием в разных пропорциях политических, торгово-экономических, военных, военно-технических составляющих.

Немаловажным фактом для Ирана является и то, что конкретно «Китай не связан никакими ограничениями в выборе деловых партнеров, так как Пекин не подписывал договоров, запрещающих ему поставлять вооружения в ту или иную страну мира. Поэтому традиционно клиентами китайского военпрома становятся государства, с которыми другие продавцы оружия иметь дела не хотят или не имеют права. Еще в 80-е годы, когда шла ирано-иракская война, китайское оружие получали обе стороны конфликта. Да и с Пакистаном началось сотрудничество, когда тот оказался под международными санкциями из-за разработок ядерного оружия».[3]

Действительно, ирано-китайское военно-техническое сотрудничество (ВТС) началось ещё в 80-х годах ХХ века. Во время ирано-иракской войны (1980 – 1988 гг.) в 1984-1986 годах КНР поставила в ИРИ оружия на сумму около $1-2 млрд. В 90-х годах экспорт китайского оружия в ИРИ несколько снизился, но всё же Китай смог заключить с Ираном соглашения о передаче оружия на сумму $400 млн. С 1997 по 2000 год объем продаж увеличился до $600 млн. По оценкам специалистов, Китай с 1982 г. по 2002 в среднем зарабатывал $171 млн. в год на экспорте оружия в Иран.[4]

За этот период Китай в рамках ВТС не только продавал Ирану вооружение и боевую технику, но и обучал иранских военных специалистов работе с высокотехнологичным оружием, поставлял специальную сталь для производства ракетной техники, предоставлял технологию для ракетного дизайна, оказывал содействие в строительстве ракетостроительного завода и ракетного испытательного полигона.

С приходом к президентской власти Хасана Роухани военные связи ИРИ и КНР укрепились. Этому, безусловно, способствовало заключение ядерной сделки – Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД), которое неразрывно свзяно с именем президента Роухани. Период его президентства с 2013 по 2021 г. был отмечен многими событиями в области ирано-китайского военного сотрудничества. В январе 2016 г. было опубликовано Совместное заявление о всеобъемлющем стратегическом партнерстве, а в ноябре – подписано Соглашение о сотрудничестве в военной сфере. Уже после отмены антииранских санкций в 2016 г. (в соответствие с СВПД) Иран закупил у Китая 150 истребителей модели Chengdu J-10 на сумму в $1 млрд. В 2017 г. была сформирована Совместная военная комиссия, в рамках которой было проведено два заседания. Это вторая совместная военная комиссия Ирана с иностранным государством после Омана и первая с великой державой после исламской революции 1979 года. Состоялись обмены визитами министров обороны, начальников генеральных штабов, командующих видами вооруженных сил, а также обмен визитами кораблей двух стран. Проводились совместные военно-морские учения в Оманском заливе и Индийском океане. И наконец в марте 2021 г. министрами иностранных дел ИРИ и КНР была подписана «Всеобъемлющая программа сотрудничества между ИРИ и КНР» сроком на 25 лет. В этом документе важное место занимает сотрудничество в военной сфере.[5]

Немного об «Всеобъемлющей программе сотрудничества между ИРИ и КНР»

Этот документ часто называют «Ирано-китайский стратегический пакт». (По всей вероятности подписанное в ходе недавнего визита генерала Вэй Фэнхэ в Иран рамочное соглашение – это развитие идей Пакта). Главное в стратегическом пакте – китайское инвестирование $400 млрд. в экономику Ирана в течение 25 лет в обмен на непрерывные поставки иранской нефти, а также военное и военно-техническое сотрудничество, которое предоставляет Пекину большие права в Иране и в зоне Персидского залива. Подготовка к этому пакту велась, начиная с 2016 г., когда председатель КНР Си Цзиньпин посетил с официальным визитом Тегеран.

Переговоры поначалу продвигались медленно. В августе 2019 г. министр иностранных дел ИРИ Мохаммад Джавад Зариф в Пекине вместе с китайским коллегой Ван И утвердил «дорожную карту» для всеобъемлющего стратегического партнерства между странами, обговоренного в 2016 году. Именно тогда в документ были добавлены некие неафишируемые положения по военно-техническому сотрудничеству, которые включают в себя целый ряд привилегий для Китая. И для Ирана, и для Китая этот пакт стал чрезвычайно важен, не только с экономической точки зрения для каждой из сторон, но с политической и военной, поскольку они используют его сегодня, как козырную карту в своем глобальном и региональном противостоянии с США.

Апрельский визит министра национальной обороны КНР генерала Вэй Фэнхэ в Тегеран должен был послужить практическому осуществлению положений ирано-китайского стратегического пакта, касающихся военной сферы. Тем более, несмотря на санкции и сложности с экономикой и в том числе с доходами, Иран увеличивает расходы на оборону. Тем самым всё более заинтересовывая иностранных партнёров, в первую очередь Китай, в расширении и углублении ВТС.

Несколько цифровых показателей. В 2021 г. Китай находился на пятом месте в десятке лидеров мировой торговли оружием.[6] Китайский годовой экспорт оружия приносит более $10 млрд. В свою очередь, в 2021 г. Иран вышел на второе место по расходам на оборону среди государств Ближнего Востока и Африки – $24,6 млрд (после Саудовской Аравии – $55,6 млрд.). За один год военный бюджет ИРИ возрос к предыдущему 2020 г. на 11%, пропустив в этом показателе лишь Кувейт – 25% роста. Это позволило ИРИ переместится с 18 на 14 место в списке 40 стран мира, имеющих наиболее высокие расходы на оборону. (Пятёрка лидеров: США – $801 млрд., КНР – $293 млрд., Индия – $76,6 млрд., Великобритания – $68,4 млрд., Россия – $65,9 млрд., 40-е место – Румыния – $5,6 млрд.[7] Кроме того, в ИРИ практикуется и внебюджетное финансирование отдельных статей военных расходов за счет так называемых исламских возможностей (исламские фонды и т.д.), неподконтрольных напрямую правительству.

Для Пекина это очень привлекательный и перспективный партнёр в осуществлении ВТС. Тем более, что боевая техника и вооружение ВВС и ВМС Ирана не соответствует требованиям ведения современной войны и крайне нуждается в скорейшей модернизации. Показателем такого состояния видов вооруженных сил ИРИ является внушительный список образцов вооружения и боевой техники, переданный некоторое время назад Тегераном Москве и желаемых для покупки Ираном. Это современнные боевые самолёты, вертолёты, зенитно-ракетные комплексы, береговые мобильные ракетные противокорабельные комплексы, надводные корабли, в том числе ракетные катера, оснащенные крылатыми ракетами, дизель-электрические подлодки.

Эта номенклатура новейшего оружия стоит десятки и десятки миллиардов долларов. Сможет ли ИРИ, ещё находящаяся под санкциями, оплатить потенциальные закупки? Майкл Айзенштадт (Michael Eisenstadt) научный сотрудник Вашингтонского института ближневосточной политики, специалист по военно-политическим проблемам Ближнего Востока считает, что для модернизации только ВВС ИРИ Тегерану потребуется не менее $100 млрд., столько же и для армии, столько же и для ВМС. При этом он сомневается, что Китай или Россия предоставят Тегерану кредиты, необходимые для столь крупномасштабных закупок.[8]

Однако Китай, подписавший с Ираном «Ирано-китайский стратегический пакт», вполне способен предоставить Ирану свою боевую технику, хотя и уступающую по качеству российской, но значительно более дешёвую. Тем более на основе Пакта стороны могут найти приемлемые формы и методы оплаты. На сайте «Военное обозрение» отмечают, что «вооружения с клеймом Made in China, покупали небогатые страны, которые предпочитали его западным образцам из-за умеренной цены. Не менее важно, что при заключении сделок Китай предлагает дополнительные бонусы, гибкую систему оплаты, сервисное обслуживание и т. д.

Правда, среди покупателей вооружений из КНР есть и богатые арабские государства Персидского залива, например. Катар, ОАЭ, Саудовская Аравия. Это значит, что, как и с товарами гражданского назначения, далеко не все китайское является низкокачественным».[9]

С другой стороны, всё же сомнительно, что Иран в состоянии заплатить за военную технику даже сравнительно дешёвую столь астрономические суммы. Как справедливо отмечает азербайджанский политолог Икрам Нур, «закупки китайских вооружений, которые намерен произвести Иран, он готов сделать только в кредит. И Пекин бы пошел на это с радостью, если бы не одно «но»: иранцы вооружение берут, в количестве нескольких единиц, но потом делают собственные аналоги. Тем самым лишая «стратегических партнеров» возможности получить от этого прибыль. Так было с российскими С-300, которые превратились в систему «Бовар», так было с китайскими танками «Образец 72» – и список можно продолжить».[10]

Безусловно, экспорт–импорт оружия – это серьёзный международный бизнес, приносящий огромные доходы экспортёру. Однако в «персидской истории» не только бизнес-прибыль привлекает Пекин к Тегерану. Дело в другом. Китай шаг за шагом, не спеша, точно следуя своим историческим традициям и усиливая своё влияние на иранские вооружённые силы, рассматривает более далекоидущие планы по мягкому контролю не только за Ираном, но и за всем Ближнем Востоком.

Ирано-китайский стратегический пакт, как свидетельствуют источники, даёт зеленый свет на размещение пяти тыс. военнослужащих Народно-освободительной армии Китая (НОАК) на иранской территории с возможностью увеличения численности персонала для охраны и обеспечения безопасности многочисленных объектов, возведённых при содействии КНР, а главное - транзита нефти, газа и продукции нефтехимии в Китай. Некоторые из этих формирований будут размещены в районе Персидского залива. Это может стать одним из первых серьезных развертываний китайских сил за рубежом.

Кроме того, Пекин сможет использовать иранский порт Джаск не только в экономических целях, но и в геополитических. Предполагаемая аренда порта открывает Китаю широкие возможности для проецирования своей военно-морской мощи в Персидском заливе.

Не исключены и ирано-китайские договоренности об использовании ВВС и ВМС Китая военно-воздушных и военно-морских баз Ирана. При этом надо признать, что хотя, статья 146 Конституции ИРИ гласит: «Запрещено размещение каких-либо иностранных военных баз на территории страны, даже в мирных целях»,[11] о китайских военных базах там не было сказано ни слова.

Надо подчеркнуть, что подписанная «Всеобъемлющая программа сотрудничества между ИРИ и КНР» вызвала и вызывает в Иране достаточно много критики, причем в самых различных стратах иранского общества. Ещё в 2020 г., когда появилась первая информация о готовящемся ирано-китайском стратегическом документе, его содержание вызвало недовольство у многих - как у представителей реформистского лагеря, так и у радикалов – консерваторов. Так, союз Тегерана и Пекина не нравится таким противоположным по своим взглядам и положению фигурам, как экс-президенту Ирана Махмуду Ахмадинежаду, так и сыну свергнутого иранского шаха принцу Резе Пехлеви, проживающему сейчас в США. Оба они говорят почти одними и теми же словами о том, что суверенитет Ирана в результате такого договора, якобы, может быть поставлен под угрозу. Но сейчас не они это решают.

В настоящее время, даже когда все ветви власти находятся в руках консерваторов, иранский истеблишмент всё же не оказывает должную поддержку ирано-китайскому пакту. В лучшем случае этот документ рассматривают в Иране как дорожную карту будущего сотрудничества, которое потребует заключения конкретных соглашений по конкретным вопросам. И это, несмотря на то, что центр мировой политики, в том числе и военной смещается в Украину, что вопрос противостония Ирана с Израилем и США в очередной раз становится жизненноважным, что на Ближнем Востоке, будем говорить прямо, формируется арабская НАТО с участием Израиля и негласно – США, и поэтому всестороннее сближение с супердержавой Китаем, как всегда находящимся над всеми схватками, для Ирана представляется архиважным. Однако реальных шагов по дороге, указанной на карте, пока не наблюдается. Хотя, вполне возможно, визит министра национальной обороны КНР генерала Вэй Фэнхэ в Тегеран и стал этим первым шагом, во всяком случае, по конкретному военному и военно-техническому направлению.

Пекин в целях осуществления крупнейшего проекта Евразии «Один пояс - один путь», осуществляет стратегическое наступление на Ближний Восток, в том числе, с использованием возможностей Ирана. По мнению известного американского политолога Энтони Кордесмана, «пояс и путь» предоставит Китаю, по крайней мере, столько же стратегических преимуществ, сколько не в состоянии дать открытые военные действия, новые военные базы или новые продажи оружия.[12]

Э. Кордесман в своей работе «Китай и Иран: крупный выигрыш Китая в «войне в белых зонах» в Персидском заливе», пожалуй, дал исчерпывающую характеристику китайско-иранского пакта: «Как минимум, этот пакт дает Китаю новые огромные стратегические рычаги воздействия в регионе Персидского залива, через который проходит 20% мировых поставок нефти, что является наиболее важным для импорта нефти в Азию.

Ни одно арабское государство Персидского залива не может игнорировать тот факт, что пакт расширяет влияние Китая способами, которые дают этой стране гораздо больший военный рычаг воздействия на Персидский залив, а также возможность расширить свою роль в Ираке [важный источник нефти для КНР, В.С.] и углубить связи с Россией и Сирией.

Ни одно государство Персидского залива - или внешняя держава - теперь не может игнорировать растущую роль Китая в Персидском заливе, и ни одно арабское государство не может иметь дело с Китаем, не учитывая риски того, что КНР может расширить свои военные связи с Ираном».[13]

Резюме

Таким образом, вполне корректно было бы констатировать, что «Всеобъемлющая программа сотрудничества между ИРИ и КНР» пока ещё далёка от реализации. Однако апрельский визит министра обороны КНР в Иран свидетельствует об оживлении ирано-китайских военных и военно-технических связей в рамках этого Ирано-китайского пакта. При этом Тегеран рассматривает этот документ как основу стратегического союза с Китаем, направленного против США. В свою очередь, Пекин преследует здесь свои интересы и явно видит в нём один из инструментов достижения своего экономического и военного доминирования на Ближнем Востоке, что должно обеспечить ему реализацию глобального политико-экономического проекта «Один пояс - один путь».

Мнение автора может не совпадать с позицией Редакции

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs