Передышка или прелюдия: дальнейшие перспективы торговой войны США – КНР

В 2018 году подспудно нараставшее в предыдущие годы напряжение в отношениях между США и КНР вышло наружу. Время конвергенции двух крупнейших экономик мира проходит; «наступает эра открытого соперничества» констатируют мировые СМИ. Разногласия между Вашингтоном и Пекином растут как снежный ком и всё чаще оказывают негативное влияние на всю международную жизнь. В уходящем году не были приняты итоговые документы по результатам министерской встречи ОЭСР, а также саммита АТЭС. Ведущие деловые издания сообщают о вызванном торговой войной США и КНР замедлении темпов роста экономики в Азии. Возрастает вероятность новой глобальной рецессии. Многие опасались, что своей дипломатической кульминации противостояние достигнет в ходе встречи на высшем уровне государств «Большой двадцатки». Худшие прогнозы, как показалось поначалу, не оправдались – в кулуарах саммита в Аргентине, Вашингтон и Пекин достигли договоренности о моратории на введение новых ограничительных мер в двусторонней торговле. Однако уже в день окончания встречи G20, власти Канады, по запросу США, арестовали финансового директора Huawei - одной из крупнейших китайских и международных высокотехнологичных компаний.

Контуры «торговой войны» между США и КНР стали вырисовываться с лета 2017 года. В августе представитель США на торговых переговорах Роберт Лайтхайзер инициировал расследование в отношении КНР на основании закона о торговле от 1974 года. Закон предусматривает введение пошлин на китайские товары или другие торговые санкции до тех пор, пока Китай не изменит свою политику. В течение последующих полутора лет, власти США расширили обвинения в адрес КНР с нарушений режима интеллектуальной собственности и «практики принуждения» иностранных фирм к передаче секретов производства и технологий в качестве платы за ведение бизнеса в Китае, до «прямого вмешательства» во внутренние дела Америки.

Свое концептуальное оформление необходимость «сдерживания» Китая получила в вышедшей в декабре 2017 года новой редакции Стратегии национальной безопасности США. По мнению авторов документа, Китай превратился в державу, стремящуюся «подвергнуть ревизии» сложившуюся систему международных отношений. Речь идет не просто об обострении конкуренции со стороны Китая. Но о стремлении Пекина к «глобальному доминированию» и «подрыву» позиций США. Таким образом, Америке срочно требуется переосмысление политики на китайском направлении. Предыдущие двадцать пять лет Вашингтон делал ставку на сотрудничество с Пекином и его вовлечение в международные институты и процессы мировой торговли. Таким образом США намеревались «превратить КНР в добросовестного члена международного сообщества» и «конструктивного партнера». К концу уходящего года, китайская политика США развернулась на 180 градусов. Внешнеполитические и экономические действия Вашингтона, а также заявления высшего руководства США, позволяют констатировать, что в американском истеблишменте сложился консенсус, согласно которому КНР рассматривается в качестве «стратегического соперника»[i].

Первые конкретные ограничения администрация США ввела в конце января 2018 года. При этом, министр торговли США Уилбур Росс пытался убедить участников Давосского форума, что Вашингтон всего лишь стремится уравнять условия в международной торговле и противодействовать китайскому протекционизму, в том числе «прямой угрозе» в сфере высокотехнологичных товаров[ii]. Китай призывал Америку к сдержанности и переговорам. Тем не менее, в течение весны стороны ввели друг против друга тарифы на импорт в объеме по 50 млрд. долларов. В середине лета США повысили импортные пошлины на китайские товары совокупной стоимостью еще 200 млрд. долларов. Ответные меры КНР затронули американский экспорт на 60 млрд. В преддверие саммита G20, Трамп пригрозил, в случае отсутствия новых договоренностей, увеличить тарифы на весь оставшийся китайский импорт с 10 до 25% с января 2019.

В ходе встречи «на полях» «Большой двадцатки» в Буэнос-Айресе, сторонам, кажется, удалось отложить дальнейшую эскалацию по крайней мере на 90 дней. Было принято решение об активизации консультаций, нацеленных на достижение «конкретного, взаимовыгодного и беспроигрышного соглашения, направленного на снятие всех пошлин». Как передало агентство Синьхуа, Си Цзиньпин назвал сотрудничество между Китаем и США «лучшим выбором для обеих стран».[iii]

Однако в Вашингтоне предпочитают мыслить категориями игры с нулевой суммой. По мнению сторонников такого подхода, эта стратегия даже приносит определенные успехи. Так, трамповские требования «проамериканских реформ» не разрушили НАФТА, а привели к заключению «более сбалансированного» соглашения с Канадой и Мексикой. Похоже, аналогичный подход предлагается применять и в отношении КНР.  Тем более, что демонстративное пренебрежение Вашингтона к перспективам сохранения ВТО пока «не сильно» отразилось на международной торговой системе, но зато сумело «сбить с ритма» Китай. Наряду с увеличением процентных ставок и ростом протекционизма в США, по мнению западных комментаторов, подобная линия стала одной из главных причин снижения темпов роста китайской экономики. По их мнению, Пекин вынужден смягчать монетарную политику, что чревато усилением инфляции. Американский доллар, в свою очередь, укрепляется, усиливая проблемы с выплатой внешнего долга у тех стран, которые КНР активно кредитует в последние 10-15 лет.  

Пока в пользу США действуют и еще несколько макро-факторов. Во-первых, международная торговля по-прежнему обеспечивает до 40% ВВП КНР и десятки миллионов рабочих мест в Поднебесной. В то время как доля торговли в ВВП США не превышает 30%. Вторая проблема Китая – огромный государственный долг. Согласно оценкам вашингтонского Institute of International Finance, обнародованным в июне 2017 года, общий долг КНР уже превышает 304% ВВП. Помимо этого, Китай теряет преимущества, которые раньше ему давала дешевая рабочая сила. По данным консалтинговой фирмы Oxford Economics, себестоимость одной единицы продукции, выпущенной в КНР, теперь лишь на 4% меньше, чем в США[iv].

С другой стороны, Америка никогда не мерилась силами в торговом столкновении с противником вроде Китая в плане масштаба экономики, промышленных мощностей и мировых амбиций, отмечает Wall-Street Journal. Да и способны ли американские санкции в принципе существенно повлиять на изменение политики Пекина? Внутренний рынок Китая – это более 1,2 миллиарда потребителей. По сути, он самодостаточен и способен десятилетиями обеспечивать высокий спрос на продукцию практически всех китайских компаний. Кроме того, как показывают социологические исследования, в стране, подвергшейся санкциям, по прошествии некоторого времени, сложившаяся ситуация начинает восприниматься сама по себе, без связи с решениями, которые ее спровоцировали. А предпринимаемые действия направлены на адаптацию к новым условиям, а не по устранению их причины[v]. Наконец, Пекин гораздо лучше Вашингтона контролирует внутреннюю повестку у себя в стране.

Это особенно важно в свете все более явственно обозначающегося идеологического противостояния. По мнению критиков, после глобального финансового кризиса 2008 года, «западная модель капитализма» перестала считаться однозначно «лучшим способом организации экономики». В то же время, государственный капитализм Китая демонстрировал впечатляющие темпы роста ВВП, общего социально-экономического развития страны, а также стремительно растущий потенциал глобального влияния. В результате, десятилетиями копившееся в западных общества разочарование в либеральной модели капитализма, к концу 2000-х годов вылилось в широко распространенное мнение о том, что Запад проигрывает конкурентную борьбу по созданным им же самим правилам. Тогда же пришло массовое осознание надвигающихся последствий в виде все более чувствительных потерь «и для правящей элиты, и для простых жителей западных стран»[vi].

К удивлению многих, в том числе, вероятно, и в Пекине, после кризиса 2008 года в авангарде отрицания основных постулатов либерального мирового порядка постепенно оказались Соединенные Штаты - многолетний символ и глобальный гегемон либеральной рыночной экономики. Сегодня, «антирыночная» протекционистская политика Трампа, направленная на сокращение дефицита в торговых операциях со всеми зарубежными партнёрами воспринимается в США положительно.[vii] А «нацеленность на национальные интересы и силовые подходы» вызывает все меньше «сущностных несогласий» в американском истеблишменте.[viii] При всей внешней хаотичности президентства Трампа, в течение двух лет проявились всё более четкие очертания «ревизионистского геоэкономического проекта», опирающегося на постулаты упомянутой выше СНБ и «отражающего долгосрочные цели правящей элиты США даже после правления Трампа».[ix]

В настоящее время, стратегия уже включает несколько важнейших элементов. Первый состоит в ужесточении контроля над иностранными инвестициями в «чувствительные» сектора экономики. В первую очередь в те американские компании, которые играют определяющую роль «в технологической структуре страны», а также контролируют массивы личных данных американских граждан. Второй – политика медленного «удушения» конкурентов, «наступление» финансово-экономическими методами. Отсюда - фактический запрет на деятельность в США китайских производителей электронного оборудования Huawei и ZTE[x]. Как раз после того, как первая компания стала 3-м производителем сотовых телефонов в мире, а вторая – 4-й на рынке США[xi]. При этом, Америка вводит запреты на торговлю с китайскими компаниями не только для фирм из США, но также для всех юрлиц, которые используют ту или иную американскую интеллектуальную собственность (ИС).

И в этом заключается третий фактор новой стратегии Вашингтона –переход от роли главного получателя мировой «интеллектуальной ренты»к роли регулятора технологического развития других государств. Принимаются законы, позволяющие номинальным владельцам ИС «закрыть, остановить, получить идею в обладание, сделать так, что любое использование этой идеи без разрешения владельца станет преступным или, по крайней мере, труднодоступным». «В предельном случае, развитие одних стран оказывается в полной зависимости от доброй воли других». При отсутствии прямых угроз военной эскалации в чей-либо адрес.[xii] Четвертый – геоэкономический. Неугодные Вашингтону страны подталкивают к ситуации цугцванга, вынужденного выбора между логикой экономического развития и «логикой геополитического противостояния», между реформами и «приоритетами безопасности и контроля». Т.е. к парадигме прежней «холодной войны», последствия которой хорошо известны.

В уходящем году глобальное соперничество США и Китая окончательно превратилось в одну из главных доминант всей системы международных отношений. Время предостерегающих заявлений стремительно уходит. Вашингтон всё отчетливее делает ставку на «сохранение своего лидерства любыми средствами, в том числе силовыми». Противостояние вовлекает в себя все больше сфер экономики, политики и культуры. И все больше стран и регионов. Весьма вероятно, что эта тенденция надолго переживет администрацию Трампа, даже если тот сумеет переизбраться в 2020. В таких условиях, любой стране или группе стран, желающим защитить свои интересы, приходится задумываться об «отказе от самоограничений» в средствах. Риск эскалации повышается. Однако и прямая конфронтация также пока еще не является предопределенной.

Мнение автора может не совпадать с позицией Редакции

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs