Три поколения эстонского искусства

Рейн Таммик. Мальчик с фотоаппаратом. 1981, ГТГ.

В Третьяковской галерее 22 ноября открылась масштабная экспозиция эстонского искусства «Поэтика рубежей. Эстонское искусство 1918–2018», организованная в рамках программы культурных мероприятий к столетию Эстонии. Совместный проект Художественного музея KUMU и Государственной Третьяковской галереи представляет собой своеобразный срез эстонского искусства за минувший век: в экспозицию вошло около 100 произведений различных жанров и стилей. Основу выставки составляют работы из коллекции эстонского искусства Третьяковской галереи, собранные в период с 1945 по 1990 год, и музея KUMU; ряд экспонатов предоставлены Тартуским художественным музеем и взяты из частных собраний. Прослеживая развитие эстонского искусства на протяжении XX века, экспозиция дает российскому зрителю возможность познакомиться с классиками эстонского модернизма довоенного периода, и прежде всего такими художниками, как Эдуард Вийральт, Арнольд Акберг, Пеэт Арен. Третьяковская галерея представила произведения живописи и графики, пожалуй, самой яркой поры эстонского искусства 1970 –80-х годов, в том числе таких авторов, как Малле Лейс, Рейн Таммик, Вело Винн, Николай Кормашов и многих других. Экспозиция включает и последние тенденции новейшего искусства Эстонии XXI века: фотографии, инсталляции и видеоарт. Накануне открытия обозреватель журнала Елена Рубинова встретилась с куратором выставки от музея KUMU Эхой Комиссаров и искусствоведом Татьяной Зелюкиной, хранителем коллекции эстонского искусства Третьяковской галереи, чтобы расспросить их о сотрудничестве двух музеев в постсоветское время, узнать, в чем уникальность коллекции эстонского искусства Третьяковской галереи и почему «культурный мост» Москва – Таллин в 1960- 70-е годы оказался столь важен для развития визуального искусства в обеих странах.

Николай Кормашов. Причудье. 1965, ГТГ

Эстонское искусство – нечастый гость в российских музеях, тем более ценной оказывается нынешняя выставка. Как родилась идея этого проекта и как долго заняла его совместная подготовка?

Эха Комиссаров: Идея проекта возникла еще три года назад, и одним из тех, кто вышел с предложением провести такую выставку, был Дмитрий Миронов, атташе по культуре посольства Эстонии в России. Именно тогда разрабатывалась программа, как в разных странах мира отметят столетие Эстонии. Потом была длительная пауза, пока Третьяковская галерея, в свою очередь, не обратилась к Дмитрию Миронову, проинформировав его о том, что музей готов к совместному проекту. На тот момент, когда я получила письмо от Дмитрия, я, пожалуй, была единственным сотрудником в музее KUMU – а я очень давно работаю в Художественном музее Эстонии, – кто знал, что в советское время в коллекцию Третьяковской галереи масштабно закупалось эстонское искусство и что в фондах этого музея имеется богатейшая коллекция  живописи и графики 1940–1980-х годов. Конечно, для того чтобы представить сто лет эстонского искусства, мы расширили временные рамки экспозиции, и постепенно сложилась концепция выставки. Но ее реализация заняла много времени, почти три года.

Tатьяна Зелюкина: Открытие этой выставки – уникальное событие и в нашей российской культуре, и в жизни нашего музея. Мы впервые сумели соединить две коллекции. Выставка действительно очень долго готовилась – мы не знали, с чего начать, что показывать и как отобрать самое важное из богатого музейного собрания. Было сложно, но итоговый вариант представляется нам удачным, хотя кому-то он может показаться необычным. В любом случае, этой выставкой мы сумели преподнести подарок Эстонии, которая отмечает свое столетие. Мы не остались в стороне и принимаем такое серьезное участие в культурном диалоге. И это самое главное.

Открытие выставки в Третьяковской галерее

Как развивалось музейное сотрудничество Эстонии и России в постсоветский период? Насколько мне известно, даже в самые непростые времена профессиональные связи двух музеев оставались прочными и плодотворными…

Э. К.: Это действительно так. У нас всегда были хорошие профессиональные связи с российскими музеями, и не только с Третьяковской галереей. А в годы перестройки и позднее, в 1990-е годы, контакты с художниками и музейщиками были особенно тесные – в те годы многое открывалось, в том числе и для художников. Искусство шло впереди политики. А в области классического искусства музейное сотрудничество всегда было очень плодотворно. Так, например, Кадриоргский художественный музей, в собрании которого находится большая коллекция русского искусства XVIII–XIX веков, всегда тесно сотрудничал с Русским музеем, благодаря такому взаимодействию в прошлом году у нас прошла очень успешная выставка Айвазовского. Художественный музей Эстонии еще в советское время часто отправлял работы в Эрмитаж для проведения экспертизы или реставрации, ведь специалисты Эрмитажа считаются лучшими. Именно поэтому одно из самых известных и значимых средневековых полотен, хранящееся у нас, в Эстонии, – «Пляска Смерти» Бернта Нотке – реставрировали специалисты Эрмитажа, и очень успешно.

Т. З.: Нынешняя выставка знаменательна еще и тем, что она дала нам возможность такого продуктивного сотрудничества. В конце прошлого года мы ездили в Таллин, а затем в феврале наши коллеги из KUMU приезжали в Москву для отбора работ. Хотелось шире представить период 1920–30-х годов, но, поскольку эстонская сторона организует очень много выставок за рубежом, мы смогли реализовать это лишь частично. Даже мои коллеги, когда я им стала демонстрировать материал 1920–30-х годов, который мы отобрали в Эстонии, были очень удивлены, потому что многие этого не видели: в советское время это была буржуазная Эстония, запретные тенденции. Искусствоведы принимают сейчас эту выставку с восторгом, а что скажет наш зритель – покажет время.

Малле Лейс. Она уходит.1970  Художественный музей Эстонии

Есть ли в других странах – за пределами Эстонии – музейные собрания эстонского искусства, сопоставимые с коллекцией Третьяковской галереи?

Э. К.: Коллекция эстонского искусства Третьяковской галереи, пожалуй, сама большая и представительная за пределами Эстонии. И это большая удача, что в советское время музей был обязан покупать и принимать в дар от художников работы из союзных республик. Конечно, эстонское искусство, только совсем другого периода – старое искусство и довоенного времени – представлено в музеях Финляндии, других европейских стран: Швеции, Германии. Интересная коллекция собрана в Торонто – именно в Канаду через другие страны Европы в 1944 году направлялись иммигранты, все они везли с собой дорогое для них национальное искусство. Но все эти коллекции несопоставимы с российской ни по репрезентативности, ни по масштабности. И что еще важно отметить – это уровень искусства, собранного в Третьяковской галерее. Он – высочайший.

Айли Винт. В ожидании ветра. Центральная часть триптиха. 1979, ГТГ

Как получилось, что такая представительная коллекция эстонского искусства XX века находится в собрании Третьяковской галереи? Как можно кратко обозначить этапы формирования этой коллекции?

Т. З.: Фонды наполнялись постепенно, первые закупки эстонского искусства относятся к 1946 году – работы отдельных художников приобретали уже тогда, причем разных жанров: и скульптуру, и живопись, и графику. В 1980-е годы я лично была членом экспертной закупочной комиссии Министерства культуры СССР и участвовала в комплектации искусства из республик, в том числе из Эстонии. Наиболее значительное пополнение коллекции эстонского искусства Третьяковской галереи состоялось как раз в 1986 году: обширная коллекция Союза художников СССР была объединена с Третьяковской галереей. Особенность произведений, собранных в фонде Союза художников, состояла в том, что они не были столь политизированы: фонд не обязан был закупать работы, отражавшие революционную или идеологическую тематику. Было больше свободы в выборе тем, поэтому коллекция пополнилась прекрасными вещами, и на сегодняшний день у нас есть даже произведения, которых не хватает и в Эстонии.

Насколько велика эстонская коллекция Третьяковской галереи?

Т. З.: Самая большая коллекция графики, сотни произведений живописи, а вот скульптуры – 53 единицы хранения. Очень много экслибриса – культ этого жанра был в Эстонии еще в 1920–30-е годы, затем традиция продолжилась, и ее взлет в новейшее время приходится как раз на 1970–80-е годы. Исполнительская техника, и прежде всего ксилография, была на очень высоком уровне. Безусловно, отдельные работы из эстонской коллекции не раз за последние двадцать лет участвовали в различных тематических экспозициях, но такой масштабной выставки не было с 1997 года.

Образное название нынешней выставки, «Поэтика рубежей», родилось вместе с концепцией выставки?

Э. К.: В эстонском языке«рубеж» – понятие многозначное, связанное не только с государственной границей. Словосочетание «поэтика рубежей» широко используется в семиотике и постколониальных исследованиях при изучении социального и культурного опыта, связанного с границами, а также – при изображении рубежей. Пограничный опыт обогатил эстонцев как при поисках своих корней и происхождения, так и в художественной практике. Говоря о границах, мы имеем в виду не только физический рубеж, но и внутреннюю, ментальную границу, которая никогда не бывает сплошной – в любой границе обязательно есть пустоты. Об этом говорит и советский опыт, и в нынешнюю эпоху Интернета это не менее актуально. Так что название выставки многозначно.

Зрители на открытии выставки в залах Третьяковской галереи

Повествовательная ось экспозиции выстроена не по хронологическому принципу, а вокруг понятий и явлений, таких как классика, шедевр, нация, место, границы. От чего вы отталкивались, остановившись на нелинейной концепции выставки?

Э. К.: Мы отказались от хронологического принципа и представили почти сто лет эстонского искусства в диалоге мастеров, тем и жанров. И зрителю это тоже дает возможность увидеть подчас неожиданные родственные связи между произведениями. Соответствующим образом была поставлена задача и перед авторами дизайна экспозиции (Анна Шкоденко): создать пространство живого диалога искусства. Выставка состоит из пяти частей: «Классика», «Учитель и ученик», «Маринистика», «Здесь и там» и «Женщины-художники». Когда мы принимали решение, как сформировать выставку, то иногда руководствовались очевидной логикой и отталкивались от коллекции, анализируя в том числе и то, какие сюжеты доминировали в собрании. Тему маринистики подсказало обилие морских и прибрежных видов в коллекции, что связано не просто с тем, что Балтика – это визитная карточка региона, но и с сугубо колониальным дискурсом. Искусство прибалтийских стран – это всегда тема моря, границы. Другой раздел выставки, «Женщины-художники», посвящен феминистскому искусству. В центре экспозиции этого раздела – творчество Малле Лейс, чье наследие 1970-х годов широко представлено в коллекции Третьяковской галереи. Отталкиваясь от ее творчества, мы дополнили этот раздел работами женщин – художников и скульпторов более позднего времени (Ану Пыдер, Эне-Лийс Семпер, Марге Монко), созданными в последующие десятилетия и связанными с развитием феминистского дискурса в эстонском искусстве.

Криста Мельдер, Не выходя из помещения, Фото, 2016 Художественный музей Эстонии

Почему творчество Эльмара Китса и Юло Соостера вынесено в отдельный раздел – «Учитель и ученик»? Как развернуто творчество этих двух художников – в сравнительном ключе?

Э.К.: Это не только сопоставление, хотя в свое время жизненные пути этих двух художников пересеклись, и в этом смысле название раздела соответствует фактам: Эльмар Китс был преподавателем Юло Соостера в Тартуской высшей художественной школе. Отдельный раздел, посвященный творчеству Китса и Соостера, скорее подчеркивает исключительно важную новаторскую роль, которую оба художника сыграли в искусстве XX века в Эстонии и России. Творческая деятельность Китса была исключительно многообразной, в ней причудливым образом смешались влияния советской и западной культуры: начав как представитель импрессионистической французской школы в довоенные годы, он на определенном этапе перешел к масштабному соцреализму, в значительной мере преобразовав этот стиль в своей манере, а затем, в 1960-е годы, при первой же возможности ушел в абстракционизм.

Эльмар Китс. Художник.1945, Тартуский художественный музей

Юло Соостер сначала получил известность как представитель неформального искусства в Москве, в 1960-е годы вместе с единомышленниками Юрием Соболевым, Тынисом Винтом и другими художниками построил «культурный мост» Таллин – Москва, который был столь важен для развития советской визуальной культуры и московского концептуализма. Наследие Соостера после его смерти в 1970 году – более 3000 единиц хранения! – по инициативе Ильи Кабакова и Юрия Соболева было передано Эстонии в Тартуский художественный музей, но только малая часть этих работ посвящена Эстонии, остальное было создано в России и по праву принадлежит двум культурам. 

Фото предоставлены пресс-службой музея KUMU и Е. Рубиновой 

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs