Индия и Монголия идут друг другу навстречу

Избрание 7 июля 2017 г. на пост президента Монголии Халтмаагийна Баттулги, пришедшего к власти на волне антикитайской риторики, в Индии рассматривают как положительный исход и возможность углубления индийско-монгольских отношений.

Учитывая географическое положение Монголии, граничащей с Китаем с противоположной от Индии стороны, сотрудничество с Улан-Батором  рассматривается Нью-Дели как возможность укрепления своего влияния у северных границ Китая.

Этому способствует пресловутая геополитическая доктрина «третьего соседа», которой придерживается Монголия во внешней политике. Её суть в необходимом поиске третьей силы, с опорой на которую Улан-Батор может уравновесить экономические или политическое влияние Китая и России,

 - двух гигантов, между которыми расположилось монгольское государство.

Приверженность доктрине «третьего соседа» делает Монголию нейтральным государством, не участвующим в военно-политических блоках, направленных против КНР или России, что открывает дополнительные возможности сотрудничества Улан-Батора со своими соседями.

«Третий сосед» - это не фиксированный список государств, а гибкая дипломатическая практика, позволяющая на роль третьего выбирать, сразу и одновременно, США, ЕС, Южную Корею, Вьетнам, Индию и т.д.

В последнее время наблюдается активизация отношений Монголии и Индии в связи с растущей напряжённостью между Нью-Дели и Пекином. Для Монголии Индия – очередной «третий сосед». Монголия для Индии – «задний двор» Китая, где индийцы могут играть свою геополитическую партию.

Китай и Индия соперничают друг с другом за поддержку малых и средних азиатских государств (1). Симптоматично, что в 2016 г. Г. Ганболд, посол Монголии в Королевстве Бутан, которое является союзником Индии в Южной Азии, обсудил с королём Джигме Кхесар Намгьял Вангчуком будущее бутанско-монгольских отношений (2).

Г. Ганболд выразил надежду на участие Бутана в деятельности Международного экспертного центра изучения сухопутных (не имеющих выхода к морю) развивающихся государств (the International Think Tank for Landlocked Developing Countries) (2). Факт учреждения Улан-Батором такого центра говорит о стремлении к глубокому осмыслению геополитических детерминант в политике таких государств, в т.ч., Монголии.

Пекин развивает отношения Пакистаном, пытается укрепиться в Афганистане, добился сближения с Непалом, не прерывает экономических отношений с КНДР, активно действует в Океании.

Индия, в свою очередь, тесно сотрудничает с Бутаном, соперничает с китайским влиянием в Афганистане, наращивает сотрудничество с Бангладеш, Вьетнамом. Сближение Индии с Монголией – продолжение политики поиска противовеса китайскому влиянию в регионе.

Среди сфер индийско-монгольского сотрудничества не только экономика, но и оборона (помощь Индии в обучении монгольских офицерских кадров, проведение совместных учений, соглашение о сотрудничестве в области пограничного контроля и обмена опытом между пограничными ведомствами, и т.п.).

Имея немногочисленную армию, Монголия умудряется играть заметную для неё роль в международных миротворческих операциях, расширяя сотрудничество с ООН и НАТО (3). Можно согласиться с утверждением, что Монголия использует вооружённые силы как дипломатический, а не силовой инструментарий.

Улан-Батор опасается перехода стратегических месторождений полезных ископаемых, основной статьи дохода в бюджет Монголии, в руки китайского капитала. Об этом говорил и новоизбранный президент. Диверсификация экономики, в т.ч., за счёт интенсификации деловых контактов с Индией, помогает решить эту задачу.

Так, в 2016 г. Индия предоставила Улан-Батору кредит в размере $1 млрд. Пекин резко раскритиковал сделку, назвав её взяткой (1). В 2013 г.  товарооборот между Индией и Монголией упал до скудных $35 млн, в то время как с Китаем он сохранялся на уровне $6,2 млрд. (4). В мае 2015 г. индийский премьер Нарендра Моди во время визита в Монголию заявил о необходимо исправить ситуацию.

Н. Моди подчеркнул, что Индию с Монголией связывает два фактора – демократия и буддизм. Монголы – не конфуцианский народ, и это ещё одно объяснение их настороженного отношения к Китаю.

Столь значимое для китайцев конфуцианство с его строгостью иерархической системы чуждо монголам. Для воспитанного на Конфуции китайца все вокруг подлежит иерархизации, и Китай, наследник Поднебесной империи, помещается в центр этой системы.

Монгол же смотрит с одинаковым вниманием во все стороны света. Его психология кочевника не признаёт жестких иерархических рамок. Стоит ли удивляться, что монголы чувствуют себя уютно в бесконечных поисках «третьего соседа» и баланса между несколькими полюсами силы?

1)    http://asiarussia.ru/articles/17109/

2)    http://mongoliagogo.mn/r/151784

3)    http://asiarussia.ru/articles/17029/

4)    http://thediplomat.com/2015/05/modi-in-mongolia-cultural-crossroads-in-the-far-east/

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs