Дискуссия: Обама: миротворец или слабый лидер?

Юрий Жигалкин:  Программную внешнеполитическую речь президента США Барака Обамы мы обсуждаем с американским публицистом Дэвидом Саттером, сотрудником Гуверовского института в Калифорнии Михаилом Бернштамом, военным экспертом из Американского совета по внешней политике Стивеном Бланком. 

В среду Барак Обама выступил с традиционной для американских президентов речью перед выпускниками самой престижной американской военной академии Вест-Пойнт. На подготовку этого выступления, как сообщили люди из окружения президента, Барак Обама затратил несколько недель. Речь подавалась Белым домом как программный внешнеполитический документ, в котором будет изложена внешнеполитическая стратегия президента в последние два с половиной года его президентства. Но выступление президента, если судить по откликам в прессе, разочаровало очень многих, в том числе и ведущие национальные газеты, традиционно дружественные Белому дому.

Евгений Аронов: Внешняя политика Америки должна быть взвешенной, равноудаленной как от изоляционизма, так и от иллюзорной веры во всемогущество военной силы как единственного средства разрешения проблем, стоящих перед Соединенными Штатами в их отношениях с иностранными государствами. Таков был основной тезис речи президента Обамы в Академии сухопутных войск в Вест-Пойнте.

Обама заявил, что предпочитает коллективные усилия Америки и ее союзников односторонним действиям во внешней политике. В первую очередь это касается борьбы с терроризмом. Предпочтение президента нашло свое отражение в идее создания фонда, из которого будут финансироваться обучение и содержание антитеррористических подразделений союзных США вооруженных сил в Африке и в арабском мире.

Там же, в академии Вест-Пойнт Обама пять лет назад, вскоре после избрания президентом, произнес программную речь, в которой тоже попытался установить баланс между чрезмерной активностью и изоляционизмом во внешней политике. Тогда, в той части речи, которая была посвящена Афганистану, он объявил, что увеличивает в стране военное присутствие США, и одновременно установил близкие сроки их возвращения домой. На сей раз Обама сообщил, что американские солдаты полностью уйдут из Афганистана в 2016 году, до того, как он окончательно покинет Белый дом.

Ведущие американские издания прохладно оценили последнее выступление президента. "Белый дом обещал, что Барак Обама обрисует основные внешнеполитические задачи, которые намерена решать его администрация в последние два года своего правления, но ничего подобного мы не услышали".

Белый дом обещал, что Барак Обама обрисует основные внешнеполитические задачи, которые намерена решать его администрация в последние два года своего правления, но ничего подобного мы не услышали жалуется "Нью-Йорк Таймс". "Мы, в принципе, согласны с президентом, что Америка должна использовать военную силу крайне осторожно. Поэтому мы разделяем подход Обамы к сирийскому кризису, и считаем, что политика, основанная не на силе, а на экономико-дипломатическом давлении, вынудила Иран всерьез вести ядерные переговоры. Но даже по направлению, которое администрация считает приоритетным, борьба с терроризмом, президент ничего не сказал о том, насколько надежными партнерами Америки в этом предприятии являются такие плохо управляемые государства, как Мали, Ливия, Йемен или Сомали. Обошел Обама молчанием и вопрос о том, как Вашингтон намерен противодействовать растущей агрессивности России и Китая. Замечания Обамы о необходимости повысить прозрачность спецопераций с использованием беспилотников прозвучали смехотворно: администрация скрывает детали подобных мероприятий в максимальной степени. К сожалению, констатирует "Нью-Йорк Таймс", Обама также ограничился лишь общими замечаниями о желательности закрытия тюрьмы в Гуантанамо, где содержатся лица, подозреваемые в причастности к международному терроризму.

Если "Нью-Йорк Таймс" критикует речь Обамы слева, то бывший представитель США в ООН Джон Болтон делает это с правых позиций. Выступая на страницах "Уолл-стрит Джорнэл", он, в частности, пишет: "Обама в своей политике как-то умудрился соединить наихудшие черты изоляционизма и коллективной дипломатии. В его политике мы не видим ни искусного дипломатического маневрирования, ни умения добиться своего путем давления или угроз. Он сознательно избегает использования всего арсенала средств, имеющихся у Соединенных Штатов. Может быть, все дело просто в том, что Обама как президент не ставит своей целью максимально увеличить американское влияние в мире". Джон Болтон видит лишь непоследовательность и некомпетентность в политике Обамы в отношении Сирии и Ливии; нерешительность в противодействии ядерным амбициям Ирана или давлению, которому Россия подвергает Украину.

Международный обозреватель Роберт Каган, стоящий на центристских позициях, считает, что при Обаме сужается фокус внешней политики Америки, и его речь в Вест-Пойнте подтвердила это в очередной раз. Если раньше этот фокус был глобальный и Америка отождествляла свои интересы с интересами многих других игроков во всем мире, то сейчас он становится все более национальным, более прагматичным. Многие называют это "изоляционизмом", но это не совсем верный термин, пишет Каган в статье в журнале "Нью Репаблик". Точнее здесь говорить о том, что Америка пытается стать нормальным государством. Только вот, по мнению аналитика, сверхдержавы, в отличие от нормальных государств, не способны выйти на пенсию.

Старший аналитик Гудзоновского института Ричард Вайц в интервью Радио Свобода так охарактеризовал речь Обамы:

Ричард Вайц: "Президент не представил никаких новых идей. Это была скорее попытка ответить многочисленным критикам и еще раз объяснить логику внешней политики его администрации. Обама не считает, что Соединенные Штаты терпят неудачи в Сирии или в Украине. По оценке президента, США воздерживаются от использования военной силы не потому, что они слабы, а потому, что их мощь – индивидуальная и вкупе с союзниками – такова, что они в состоянии добиться желаемого иными средствами, прибегая к силе лишь в исключительных случаях и в ограниченном масштабе. На иранском направлении президент видит прогресс, как, впрочем, и на российском, ведь Россия не предприняла открытого вооруженного вторжения на юго-востоке Украины. Результаты дипломатии Обамы, что греха таить, далеко не идеальные, но крайне трудно сказать, следствие ли это просчетов администрации, излишней мягкости ее подхода к миру, или объективных сложностей диалога с такими жесткими партнерами, как Россия, Китай или Северная Корея".

Юрий Жигалкин: У американского военного эксперта Стивена Бланка из американского совета по внешней политике гораздо более определенная точка зрения на этот счет.

Стивен Бланк: Президент, на мой взгляд, не смог донести представление о своих внешнеполитических приоритетах, я подозреваю, что он не понимает масштаб угрозы, которую представляет американским интересам нестабильность в мире, и считает, что единственной альтернативой его внешней политике является война, а, например, не решительная дипломатия вкупе с угрозой применения силы. Я бы очень невысоко оценил это выступление президента Обамы по простой причине: он пытался защитить провальную

Президент пытался защитить провальную внешнюю политикувнешнюю политику. Разберемся по пунктам. Президент в своем выступлении упомянул коллективную изоляцию России как пример работоспособности его политики, но в действительности мы не изолировали Путина. Если бы это было так, то люди не заключали бы с Путиным большие сделки и мы бы были свидетелями гораздо более ощутимой поддержки Украины со стороны Европы. В действительности Украина де факто потеряла Крым, и Владимир Путин не понес за это серьезной расплаты. Барак Обама проявил себя нерешительным лидером, отказываясь использовать для выполнения внешнеполитических задач все ресурсы, которые находятся в распоряжении Соединенных Штатов. Он обошел вниманием важные регионы мира: Восточную Европу, евразийский регион. Его северокорейская стратегия не принесла никаких положительных результатов. Идут переговоры с Ираном, но нет никакой гарантии, что они приведут к успеху. Ближневосточная стратегия президента представляет собой ряд поражений, взять хотя бы ситуацию в Ливии или Сирии. Такие результаты очень трудно защитить.

Юрий Жигалкин: Итак, почему на пятом с половиной году президентства Барака Обамы его попытка, по сути, освежить в памяти американцев постулаты своей внешней политики, о которых он говорил еще во время первой президентской кампании, вызвала откровенно негативную реакцию? Профессор Бернштам, ведь такие оценки звучат неожиданно резко. В чем, как вы считаете, тут дело?

Михаил Бернштам: Еще я вам добавлю замечательную цитату из редакционной статьи газеты "Вашингтон Пост", потому что эта газета проправительственная, газета прообамовская в целом. А начинается статья редакционная с такого предложения: "Президент Обама видоизменил американское участие в разрешении мировых проблем в таком виде, которое разочаровало наших союзников и вдохновило наших врагов". Это очень сильная критика и не только за отсутствие содержания, а именно за ту позицию, которую президент Обама выразил. А выразил он позицию традиционного, не нового изоляционизма, хотя он критиковал изоляционизм, но, тем не менее, он выразил эту позицию. Это позиция двухпартийная, ее занимает часть республиканцев либертарианского направления, ее занимают левые демократы, ее занимают республиканцы, так называемые реалисты в традиции бывшего государственного секретаря Киссинджера. И Обама довел эту позицию до крайности. Он критиковал предыдущие ошибки предыдущих администраций, критиковал их, наверное, правильно, но в целом он не предложил той альтернативы, в которой Америка могла бы выйти из нынешнего кризиса.

Юрий Жигалкин: Дэвид Саттер, как вы думаете, почему речь президента вызвала такую реакцию?

Дэвид Саттер: Частично по риторическим причинам. Потому что она была очень слабо написана и очень посредственно выражена. Частично – потому что там ничего конкретного, интересного. Частично – потому что нет каких-то интересных мыслей. Все вместе это просто ритуал, который выполнил президент, потому что он обязан сделать доклад по внешней политике, он должен что-то сказать, поэтому он сказал.

Юрий Жигалкин:  А вообще эти выступления президента перед выпускниками Вест-Пойнт, они представляют собой важную традицию?

Дэвид Саттер: Безусловно. Но не каждый президент способен использовать  эту возможность, чтобы выразить что-то фундаментальное, которое может немножко внушить энтузиазм и надежду людям. Барак Обама, я думаю, он человек, который традиционно с детства, со студенческих лет не доверял американской власти, поэтому это выражается во внешней политике, где роль Америки должна как-то немножко принижена, должна не очень ярко выражаться, Америка, по его мнению, не должна контролировать события, наоборот, должна подчиняться мнению других стран. Это более-менее очевидно в этом докладе, который он только что сделал

Юрий Жигалкин:  Так же очевидно, что на шестой год президентства Обама по сути повторяет свой исходный тезис, с которым он вел свою предвыборную кампанию. Он говорил, что США будут действовать коллективно, что они будут полагаться на международное согласие, прибегать к силовым действиям лишь в исключительных случаях. Профессор Бернштам, как бы вы оценили сегодня, почти пять с половиной лет спустя, эффективность этой стратегии президента?

Михаил Бернштам: Дело в том, что было, как обратили внимание наблюдатели, два теста исторических его политики, и он их не упомянул. Один близок вашим радиослушателям – это так называемая перезагрузка отношений с Россией, где президент Обама именно рассчитывал на международные дипломатические усилия, на отсутствие конфронтации, на нахождение какого-то консенсуса. И в итоге эта политика провалилась, он ее не упоминает. Второе: президент Обама разделял, надо сказать, со многими республиканцами, как раз с бывшим государственным секретарем Киссинджером и другими, позицию, что можно освободить мир от ядерного оружия. Безъядерный мир – вот такая идиллия, утопия без ядерного мира. И он к этому стремится. Эта политика тоже провалилась в силу того, что целый ряд государств, таких как Северная Корея и Иран, не принимают эту позицию, Пакистан и Индия до сих пор находятся в трудных отношениях и не принимают эту позицию. Эксперименты Барака Обамы во внешней политике неоднократно проаваливались, о чем он не упомянул. То есть мы имеем проверку практикой.

Юрий Жигалкин:  Дэвид, ваша точка зрения, как вы считаете, какие результаты за пять с половиной лет принесла эта политика президента Обамы?

Дэвид Саттер: Мы видим, что если речь идет о России, влиять на ситуацию внутри России или на ее внешнюю политику, мы, естественно, почти не способны. Что касается Сирии, естественно, мы тоже там не можем влиять на ход событий. Мы не знаем, как это все обернется, но есть те, которые предупреждают, что в Сирии развивается там что-то абсолютно страшное. С Афганистаном мы знаем, что это уже рука судьбы, что будет дальше. Поэтому я бы сказал, что делать выводы о результатах политики Обамы рано. Нам остается смотреть в будущее, посмотрим, как сложится ситуация. Но мы точно знаем, что мы не играли большую роль в определении хода событий.

Юрий Жигалкин: "Уолт-Стрит Джорнал" гораздо более резко оценивает результаты внешней политики Барака Обамы. Вот что она пишет:

"Когда мы слушали президента Обаму, мы задумались о том, о чем он не упомянул в своей речи. Не было упоминания "перезагрузки". А стоит вспомнить, что Барак Обама провозгласил во время встречи с номинальным президентом России Дмитрием Медведевым в 2009 году: "Кнопка перезагрузки сработала". Не был упомянут американский разворот к Азии. А он был представлен госсекретарем Клинтон в 2011 году как один из самых важных дипломатических шагов нашего времени. Но как признала в марте помощник министра обороны Катрина Макфарлэнд, "мы пересматриваем идею разворота к Азии, поскольку, откровенно говоря, он не происходит". Не было упоминаний "крайней черты" в Сирии, связанной с использованием химического оружия, как и не упоминался так называемый успех в использовании дипломатии для разоружения Башара Асада. Асад продолжает использовать хлор для уничтожения врагов. Не была упомянута идея Барака Обамы избавиться от ядерного оружия во всем мире, как он заявил об этом в Праге в 2009 году. Не был упомянут американо-российский договор о сокращении ядерных вооружений. Выступление Барака Обамы, который пытался сформулировать внешнеполитическую стратегию, основываясь на его политике последних лет, напомнило фильм "Изгой" с Томом Хэнксом, в котором оказавшийся на необитаемом острове герой пытается выжить: в дело идет все, оставшееся после крушения корабля".

Юрий Жигалкин: То есть газета почти прямо говорит, что внешняя политика президента Обамы оказалась провальной. Как вы относитесь к такой точке зрения?

Михаил Бернштам: Проблема, к сожалению, намного глубже. Проблема в том, что нет ориентиров. Со времен окончания холодной войны внешняя политика Соединенных Штатов имела больше провалов, чем успехов. Так что дело не в одной администрации президента Обамы, а в том, что была очень простая ситуация, очень простая идеология. Было два противостоящих мира – коммунистический мир и западный демократический мир. И в той ситуации была выработана двухпартийная американская внешняя политика. После окончания холодной войны менялись несколько раз доктрины, но побеждал в основном тот самый демократический интервенционизм, против которого сейчас выступил президент Обама. Администрация президента Клинтона в 1990-е годы была настроена так же, как и администрация президента Буша в 2000-е годы, настроена на позиции демократического интервенционизма, помощи по развитию демократии в разных странах. Вспомним вмешательство в Югославии и войну в Югославии. В этой ситуации тоже успехов больших достигнуто не было. И возникла очень большая проблема, с которой ни американская, ни вообще западная внешняя политика справиться не могут. А проблема очень простая: возможно ли вообще предложить демократию западного типа, политические свободы в отсталых племенных обществах, многонациональных, с

А проблема очень простая: возможно ли вообще предложить демократию западного типа, политические свободы в отсталых племенных обществах, многонациональных, с искусственно нарезанными постколониальными границамиискусственно нарезанными постколониальными границами. Иракский эксперимент показал, что это сделать очень трудно. Афганский эксперимент показывает, что это сделать очень трудно. Существует множество проблем в Африке, сейчас те же самые проблемы возникли в Сирии. Неизвестно, какая ситуация хуже. Президент Обама не хотел вмешиваться в Ливии, но на него нажали и слева, и справа, и он вмешался. Сейчас как раз одновременно с его речью идет эвакуация американских граждан из Ливии, потому что американская политика там полностью провалилась. Речь идет о том, что на протяжении 20 с лишним лет после окончания холодной войны у Запада, у Соединенных Штатов нет четкой стратегии, как действовать  в современном мире. Обама прав в том, что демократический интервенционизм не увенчался успехом. Он предлагает взамен такой прагматический изоляционизм в традиции Никсона, Киссинджера и республиканской, как ни парадоксально, традиции президента Гувера. Этот прагматический изоляционизм столь же наивен, как демократический интервенционализм, потому что он видит мир в розовых красках, что можно обо всем договориться и все конфликты решить через Организацию Объединенных Наций, международные организации – это наивно. Но какие альтернативы?

Юрий Жигалкин:  Дэвид, вы согласны с тем, что Америка испытывает трудности в выработке своей новой внешнеполитической стратегии, в поиске своего места в мире после холодной войны?

Дэвид Саттер: Все-таки та же самая угроза – это угроза тоталитарного движения, тоталитарного мышления существует, она приобретает другие формы. Раз мы относились к угрозе, которая существовала во время Советского Союза, как в принципе к конфликту с другой сверхдержавой, не вникали часто в суть этой угрозы, мы сейчас не понимаем, что эта угроза не исчезла из мира и тенденции, которые создали эти чудовищные режимы в ХХ веке, они никуда не ушли. Но на этом уровне даже республиканцы, даже самые опытные американцы не мыслят. Поэтому, что ожидать от Барака Обамы, который не признает вообще, что Америка имеет положительный образ в мире.

Юрий Жигалкин: Вы говорите о том, что Соединенные Штаты не могут определить эти угрозы. Вроде бы Барак Обама определяет угрозу, как угрозу терроризма. Вы считаете, что это поверхностное определение угрозы?

Дэвид Саттер: Это недостаточно, чтобы объяснить людям, почему эта угроза возникает и как ей противостоять. Потому что если это только механическое сопротивление – это одно. Но надо одновременно объяснить людям, что терроризм не появился на голом месте, что это что-то в умах людей. Надо противостоять тоже в умах людей. Надо отвечать демонстрацией определенных ценностей, которые все-таки лежат в основе демократических обществ, начиная с нашего общества. Чтобы по-настоящему говорить о внешней политике и иметь какое-то влияние, надо иметь возможность и способность это объяснить людям.

Михаил Бернштам: Дэвид правильно сказал, что идеологическая борьба или идеологическая война против запада не прекратилась с концом коммунизма. Революционные движения и антизападные движения существуют, радикальное стремление переделать мир по своему образу и подобию в духе той или иной тоталитарной идеологии существует. Джихадизм, стремление к священной войне против Запада существует и распространяется в разных частях мира. В этой ситуации как раз слабость американской политики заключается в том, что не видят идеологических источников этой борьбы.

Дэвид Саттер: Все-таки, когда речь идет о мировых конфликтах, где противоположная сторона состоит из фанатиков или из людей, которые не имеют нравственных принципов, одна держава должна все-таки взять на себя лидерство в борьбе с сопротивлением.

Юрий Жигалкин: Дэвид, но ведь парадоксально, что последние месяцы показали, что в принципе угрозу составляют не только фанатики, достаточно посмотреть на действия России на Украине.

Дэвид Саттер: Если речь идет о России, мы тоже имеем своего рода фанатиков. Они фанатики власти. Они не фанатики идеи, но они люди, которые

Если речь идет о России, мы тоже имеем своего рода фанатиков. Они фанатики власти. Они не фанатики идеи, но они люди, которые готовы на все, чтобы сохранить их позиции во властиготовы на все, чтобы сохранить их позиции во власти. Они унаследовали традиции их фанатических предшественников, но они готовы ради сохранения собственной власти, сохранения собственных позиций просто начать войну. Поэтому мы можем сказать, что фанатизм приобретает разные формы.

Юрий Жигалкин: Барак Обама, по-видимому, либо это не осознает, либо не хочет этим заниматься?

Дэвид Саттер: Он не признает это, он так не видит мир. Но на самом деле мы видим: те, кто начал или старается начать гражданскую войну в Украине, они немножко видят мир иначе.

Юрий Жигалкин:  Профессор Бернштам, согласно последним опросам меньше 40 процентов американцев поддерживают внешнюю политику президента Обамы. Почему, как вы считаете, столь низок уровень этой поддержки, ведь президент, казалось бы, выполняет данные перед вступлением в должность обещания?

Михаил Бернштам: Он выполняет обещания, которые американское население поддержало в большинстве своем в конце 2008 года, когда было глубокое разочарование как раз в демократическом интервенционализме, когда война в Ираке привела к междоусобной войне внутри Ирака. Соответственно, американская публика тогда дала возможность альтернативной линии. Но эксперимент показал, что результаты тоже неудачные. Поэтому американская публика сейчас отворачивается и ищет других вариантов, которые очень трудно найти.

Дэвид Саттер: Я хотел отреагировать на одно замечание профессора  Бернштама. Все-таки президент должен определить общественное сознание. Если президент Рузвельт накануне Второй мировой войны руководствовался исключительно настроениями общества, мы бы не вошли в этот конфликт. Поэтому можно сказать, что Барак Обама точно отражает настроение страны на данном этапе, но это не его задача. Его ответственность все-таки определить, что надо для страны и для мира.

Юрий Жигалкин: Многие комментаторы соглашаются с тем, что эта речь Барака Обамы свидетельствует о том, что он работает, помимо всего прочего, что называется, на вечность, пытаясь утвердить свой образ как президента-миротворца, закончившего две продолжительные войны. Профессор Бернштам, каким, как вы считаете, будет наследие президента Обамы?

Михаил Бернштам: В целом Барак Обама оставляет Соединенные Штаты и мир или оставит Соединенные Штаты и мир в состоянии более опасном, чем он принял ситуацию в начале своего президентства. Частично это не его вина, а просто маховик раскрутился и конфликты увеличились, взять хотя бы Сирию. Он боролся довольно успешно при помощи дронов и новой технологии с "Аль-Каидой" в Афганистане. Но с другой стороны, естественно, пассивная и слабая политика президента Обамы тоже привела к усилению врагов и к ослаблению позиций Соединенных Штатов и Запада.

Юрий Жигалкин:  Дэвид Саттер, вы с этим согласны?

Дэвид Саттер: Наверное, просто потому, что мы менее готовы, чем мы могли бы, противостоять новой угрозе, и менее готовы их понимать.

(По материалам: «Радио Свобода»)

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs