Одной из значимых составляющих американской внешней политики является американская стратегическая культура, которую многие зарубежные и отечественные политологи настойчиво отделяют от английской, ставя американцев в основание англосаксонского понимания мира. Как остроумно писал М. ван Кревельд в своем труде «Американская загадка», это отчасти происходит потому, что «всякий раз, когда эта страна [США] чихает, миру грозит тяжкая простуда»1.

Американское «политическое чудо» отделилось от своих «прародителей» с Туманного Альбиона ввиду ряда исторических обстоятельств, центральным из которых является высшая форма изолированности от всех мировых конфликтов: в сравнении с островной Великобританией, отделенной от Европы Ла-Маншем, США находятся в еще более выгодном географическом положении, на другом континенте, отделенном от мира океанами, что сохранило аутентичное развитие Соединенных Штатов2. После войны с Мексикой в XIX веке американский народ не знал иностранных интервенций, это укрепило и самопозиционирование США как неуязвимого лидера, что подмечал и крупный американский политолог Р.Джерви3. Именно поэтому стоит перейти к генезису американской стратегической культуры, который обличает ряд сущностных ее черт.

Всеобъемлющее превосходство как детерминант развития американской стратегической культуры

Изучение американской стратегической культуры как новой исследовательской категории проходило параллельно со становлением школы исследователей стратегической культуры в США. Нарастать этот процесс стал с начала 90-х годов ХХ века по причине распада Советского Союза, внешнеполитической активизации Китайской Народной Республики и образования Российской Федерации, которые своим существованием ставили под вопрос американский однополярный мир4, ведь, как подчеркивает видный отечественный политолог Д.В.Ефременко, анализируя труд Ф.Закарии, «главная проблема не в упадке Америки, а в подъеме остальных»5. Несмотря на продолжительное по времени исследование данного феномена, «волн» в осмыслении именно американской стратегической культуры не наблюдается, ведь мнения ученых, как западных, так и отечественных6, совпадают в ее основных характеристиках и лишь меняют «среду» ее изучения на тот или иной международный конфликт, в котором участвуют Соединенные Штаты, подкрепляя эмпирические данные постулатами текущей Стратегией национальной безопасности7.

Возвращаясь к истокам научного оформления понимания американской стратегической культуры, отметим, что первым об обязательности исследования данной проблематики заявил один из отцов-основателей научного осмысления феномена стратегической культуры американский политолог К.Грей, который еще в 1981 году акцентировал внимание на необходимости создания аутентичного понимания «нашего [США] национального подхода к войне как инструменту политики»8. В общем смысле специфику национального подхода американцев отмечал в свое время еще классик американской литературы Марк Твен, процитировавший высокопоставленного американского военного, заявившего: «Мы - англосаксы, а когда англосаксу что-нибудь надобно, он идет и берет». Если перевести эту выдающуюся декларацию (и чувства, в ней выраженные) на простой человеческий язык, она будет звучать примерно так: «Мы, англичане и американцы, - воры, разбойники и пираты, чем и гордимся»9. Подтверждением этому является текущая позиция США «Америка - превыше всего», причем не только в рамках внутриполитических соображений. К примеру, в стиле антиутопического парадоксального романа американского писателя Дж.Хеллера «Уловка-22» одной из основных внешнеполитических целей Президента США Д.Трампа еще с его первого срока является присоединение Гренландии к Штатам даже при том, что текущая «хозяйка» Гренландии Дания - член НАТО и союзник США.

В этой связи интересно мнение американского ученого Ф.Хоффмана, который утверждает, что американская стратегическая культура есть комбинация социополитической культуры американского общества и военной субкультуры10, что, однако, не дает права на размывание границ данных категорий. Хоффман не расшифровывает свое понимание «военной субкультуры», однако история внешней политики США показывает, что это тот самый паттерн «вора, разбойника и пирата», о котором писал в свое время Марк Твен. Таким образом, должностные лица и правительственные структуры при принятии решений руководствуются определенной «системой координат», которая и обусловлена национальной стратегической культурой. В принципе даже сами американские политологи, исследующие собственную стратегическую культуру, настаивают, что ее «выразителем» являются вооруженные силы.

Военное ядро американской стратегической культуры обуславливает наличие реалистического подхода к войне и внешней политике в целом, хотя современные исследователи настаивают на смене внешнеполитического курса с реалистического на идеалистический в зависимости от прихода к власти демократов и республиканцев11. Однако современные стратегические культуры являются сочетанием наступательной и оборонительной риторики. Если, к примеру, у КНР оборонительный компонент явно превалирует, и она в основном пацифистская и конструктивная из-за допущения существования иных видений мирового порядка, то в случае США можно увидеть доминирование наступательного и деструктивного паттерна.

При этом отметим, что не всегда наступательный компонент является деструктивным, однако Соединенные Штаты из-за особенностей ментально-культурного плана выдвигают в качестве целеполагания своего внешнеполитического курса безапелляционную исключительность государства, демократическое мессианство (необходимо подчеркнуть, что вместо демократии американцы могли бы быть двигателем и любой другой идеи, ключевое здесь - именно мессианский аспект американской вседозволенности и богоизбранности) и военное превосходство. Именно это сочетание приводит стратегическое мышление американцев к центральной идее однополярного мира с американскими правилами игры, уничтожая инакомыслие «огнем и мечом», то есть твердой силой.

Идеологическими основаниями американской стратегической культуры являются пуританизм, мессианство, концепция исключительности и фронтира, «век Америки» (Pax Americana), глобальное пространственное мышление и жизненные интересы планетарного масштаба. Данные постулаты в сочетании с идеей военного и технологического превосходства, начиная со Второй мировой войны, стали столпом повсеместного военного и иного присутствия США в мире и применения ими твердой силы, а также высокой степени деструкции автономности других акторов международных отношений, которые не в состоянии противостоять технологическим новшествам американского экспансионизма и его практики реализации.

Вышеперечисленные характеристики стратегической культуры американцев находились в синергии на протяжении полутора веков - с момента создания Соединенных Штатов и до начала их активной международно-политической деятельности во время Первой мировой войны. Выход США на международную арену показал, что удаленная от Старого Света бывшая английская колония не была готова вести активные боевые действия на подобной дистанции, даже несмотря на наращивание флота и позже авиации, что доказывает позднее вступление страны в Первую мировую войну, а также отказ от вступления в Лигу Наций, инициатором которой были сами американцы.

Во время данного этапа изоляционизма в начале XX века американские дипломаты и ученые сделали ставку на военное оснащение и технологическое первенство, что, несмотря на период Великой депрессии, дало толчок проекту «Манхэттен» по разработке и впоследствии применения ядерного оружия. Интерес в технологическом первенстве был изначально обусловлен мэхэнианской идеологией господства на море, а позже и в воздухе после успеха генерала армии США У.Митчелла, которого считают отцом американских военно-воздушных сил. При этом упор на сухопутные войска практически не совершался из-за укоренившейся мысли о географической недосягаемости Америки.

Таким образом, американская идея превосходства над другими государствами нашла свое реальное практическое измерение и применение и после Великой депрессии с началом Второй мировой войны. США вырвались в лидеры Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений наряду с СССР. США впервые в мире применили ядерное оружие в Японии и начали гонку вооружений нового, уже биполярного мира, демонстрируя свои превосходство и решимость в строительстве нового мирового порядка. (И.В.Сталин знал о возникновении ядерного оружия у США задолго до конференции в Потсдаме, о чем не догадывался Г.Трумэн.) Впоследствии в США болезненно реагировали на расставание с географической неуязвимостью.

Мотивационными компонентами технологического и военного превосходства американцев стали уничтожение угрозы для национальной безопасности (из чего позже выросла доктрина взаимного гарантированного уничтожения), безальтернативное лидерство в условиях политики устрашения, а также препятствия в технологическом развитии прочих держав мировой системы отношений, ибо, как отмечал бывший министр обороны США Р.Гейтс, одной из задач стратегии Америки является «поддержание ныне существующего превосходства в традиционных и стратегических вооружениях и технологиях над вооруженными силами других стран»12. Можно отменить соперничество США и КНР за технологическое превосходство, так как именно технологии занимают центральное место в современной геополитической конкуренции, как гласит Стратегия национальной безопасности США 2022 года.

Тем самым интегративным плодом американской исключительности, предопределенного американского лидерства, факела демократии, современного подвижного фронтира и века Америки стало включение в стратегическую культуру США американского вундерваффе - военного технологического первенства, которое явилось одновременно и методом устрашения, и реальной военной силой, подавляющих несогласных с американским порядком.

Военное превосходство как доминанта национальной стратегической культуры США

По утверждению западного политолога Д.П.Адамски, современная американская стратегическая культура отличается «промышленным подходом к войне»13. Ссылаясь на известного американского исследователя Э.Люттвака, Адамски комментирует, что до этого данному феномену в англосаксонской военной научной мысли не существовало подходящего термина. С ним солидарен и другой западный политолог А.Дж.Эчеваррия II, который называет американский способ ведения войны подвидом и продуктом американской стратегической культуры14.

При этом автор перечисляет основные характеристики современной американской стратегической культуры: «Предпочтение ведения войн как приоритетных сражений; повсеместное вовлечение технологий, также известное как технологический романтизм; неприятие несчастных случаев; склонность американцев к теоретизированию, когда речь заходит о военном деле»15.

Раскрывая сущность американского понимания военных действий, отметим, что исключительность англосаксонского способа ведения войны состоит в «принципах ведения боевых действий межвидовыми или коалиционными группировками во всех операционных средах: наземном, воздушном, морском, космическом пространстве (физическая среда)». Это обусловлено, как справедливо отмечают отечественные ученые А.А.Кривопалов и А.А.Вершинин, отсутствием стратегических дилемм других держав и отсутствием «благоговейного ужаса перед тотальными формами вооруженной борьбы»16 из-за географической изолированности.

Продолжают данную риторику индийские политологи Дж.Р.Сумро и Н.Шахин, которые определили именно вооруженные силы и их структуры как «выразителя» американской стратегической культуры. Интересна и их интерпретация характеристик американского способа ведения войны: авторы говорят о «крайней агрессивности, поиске решающего сражения и развертывании максимальных усилий для победы над противником»17.

Данные идеи сообщают о высоком уровне институциональной памяти в американском обществе, о чем писал отечественный ученый А.А.Кокошин применительно к российскому случаю, однако это справедливо и для американского общества18. Как отмечает в этой связи российский политолог М.И.Рыхтик, «стратегическая культура влияет на институциональные системы идеалов и ценностей»19. Таким образом, мессианская идея не идет в противовес военному первенству США, а является его идеологической основой, снабжая национальную американскую стратегическую культуру должной преемственностью, в том числе и в деструктивном ключе.

Сложность понимания американской стратегической культуры пробуждает плюрализм мнений. Так, американские исследователи М.Дж.Бойл и Э.Ф.Лэнг пришли к выводам, что эта культура, подверженная идеологическим изменениям, со временем привела к преобладанию двух способов вмешательства. Первая «ограниченная» модель требует больших финансовых вливаний и передает контроль над будущим государства местным субъектам при условии, что они гарантируют открытые рынки и хорошее правительство («цветные революции» в Грузии, на Украине и т. д.).

Вторая модель - так называемый виндикационизм (прямое использование ресурсов Соединенных Штатов, включая применение военной силы как в случае с Ираком), предполагает вмешательство США в другое общество с целью насаждения идеалов демократии. Однако, как объективно замечает профессор М.И.Рыхтик, «среди американских исследователей определенную популярность имеет теория «справедливой войны»20, которая происходит для «лечения» демократии в других странах, что фактически говорит об унифицированном подходе к ведению внешней политики, несмотря на различия риторики партии, находящейся у власти.

Таким образом, вышеприведенные исследователи настаивают на постулате, что американская стратегическая культура по своей деструктивной сущности отдает предпочтение военному решению проблем, потому что США обладают военным превосходством в техническом оснащении над любым противником. Получается, что военное превосходство является основополагающим элементом стратегической культуры США. Это подтверждается и в практике внешней политики США, к примеру в военной кампании сетецентрических боевых операций в Ираке, которая, по мнению даже американских политологов, не оправдала себя из-за замены истинной военной стратегии опорой на технологии21.

Анализируя современную американскую стратегическую культуру, сами исследователи из США акцентируют внимание на ее технологической ориентированности. Так, Я.Бланк, комментируя следующую особенность американской стратегической культуры, настаивает, что американский метод ведения боевых действий использует значительные качественные преимущества в технологии, позволяющие превзойти любого потенциального противника. С этим нельзя не согласиться, так как техноцентричная война, возникшая из-за необходимости использования превосходящих другие государства военных технологий для доминирования США на обширных рубежах, опирается на концепцию, согласно которой все риски и угрозы могут быть преодолены с помощью надлежащего использования технического оснащения армии.

При этом Бланк приходит к весьма рельефному выводу, что создание высокотехнологичных средств ведения боевых действий тесно связано со стремлением военного и гражданского руководства США свести к минимуму потери США в ходе боевых операций. Исходя из либерально-демократической веры в значимость личности и полностью добровольной структуры формирования вооруженных сил, такое отношение кажется в высшей степени логичным, ведь американская стратегическая культура демонстрирует тенденцию к восприятию войны как крестового похода.

Данный сюжет подтверждает и исследование норвежской ученой К.Снеберг, которая, размышляя о целеполагании в американской стратегической культуре, приходит к выводу, что жизненные интересы Соединенных Штатов находятся в синергии с внешнеполитическими убеждениями. Так, исследовательница утверждает, что политика США заключается в том, чтобы поддерживать развитие демократических движений и институтов в каждой нации и культуре с конечной целью покончить с тиранией в нашем мире. Идея американского национального стиля является производной от идеи национальной стратегической культуры, предполагающей, что в стратегических вопросах существует исключительно американский подход, что подтверждается и исследованиями американского ученого Т.Г.Манкена22 в его ранних аналитических материалах. Таким образом, суть внешнеполитических убеждений, формирующих стратегическую культуру США, можно свести к тезису, что развитое американское самосознание снизит вероятность того, что противники США смогут воспользоваться недостатками традиционных методов обороны, и может вдохновить на инвестиции в навыки, тактику и дипломатические подходы, которые выходят за рамки «привычной» американской стратегической культуры23.

Как отмечает академик А.А.Кокошин, в Соединенных Штатах «в настоящее время действует механизм не «спин-офф» (передачи передовых гражданских технологий из военного сектора в гражданский), а «спин-он» (в обратном порядке)»24, что предопределяет механизм внедрения американской стратегической культуры в умы как обычных граждан, так и лиц, принимающих внешнеполитические решения, концептуализируя необходимость американского военного превосходства.

Именно поэтому американская внешняя политика стала декларировать такие стратегии, как «массированное возмездие», «сдерживание путем возможности нападения», «сдерживание асимметричным наказанием», что подкреплялось и риторикой американского политического истеблишмента. Дж Ф.Далесс, один из государственных секретарей США, в 1954 году комментировал: «Самым основным решением […] является решение полагаться главным образом на бóльшую способность нанести мгновенно ответный удар средствами и в местах по нашему собственному выбору»25.

Таким образом, гонка вооружений и холодная война дали зеленый свет началу американской стратегии непрямых действий, то есть, непрямого военного удара. Американский политолог Скотт Мориссон комментирует, что американская оборона отводит центральную роль в непрямых действиях силам специальных операций26. Военный британский теоретик Б.Лиддел Гарт рассматривал непрямой подход как метод ориентации, нацеливания и нарушения равновесия противника с целью планирования и нанесения решающих ударов. По определению Гарта, точечные рейды являются одним из неотъемлемых компонентов более широкого применения непрямого подхода. Таким образом, стратегия непрямого подхода, выведенная им, подчеркивает важнейшее значение маневрирования в войне для избежания прямого столкновения с сильными сторонами противника. Эта стратегия основана на признании того, что прямые атаки, часто предсказуемые и сильно укрепленные, могут привести к затяжным и дорогостоящим конфликтам. Непрямой подход, с другой стороны, стремится удивить и нервировать противника, нацеливаясь на уязвимые места и приводя к более эффективным и решительным победам, что привнесло в американскую стратегическую культуру качественно новый подход в отношении к применению военной силы и политики устрашения.

Закономерным ответом научного сообщества на подобные сценарии развития американской внешней политики стала лестница эскалации американского экономиста Г.Кана. В книге «Об эскалации» он представил обобщенный сценарий, состоящий из 44 ступеней, по которым мир мог бы подняться, чтобы перейти от локального кризиса к Армагеддону27. Как теоретик ограниченной войны, Кан соглашался с тем, что военные «инстинкты» необходимо обуздывать, и пытался противостоять неопределенности, утверждая, что эскалация сама по себе также является процессом переговоров, в котором участвуют лица, принимающие решения. В итоге лестница Г.Кана стала частью американской политики устрашения (сдерживания)28.

Идея сдерживания - это центральная часть заявления о миссии Министерства обороны США, которое является носителем американской стратегической культуры. Задача этого министерства в области сдерживания заключается в стремлении убедить потенциальных агрессоров, будь то государства или негосударственные акторы (такие как террористические группы), в том, что агрессия против США или их союзников повлечет за собой неприемлемые потери, перевешивающие любые возможные выгоды. Как подчеркивает американский политолог М.Сиссон, вооруженные силы США часто выступают как часть более широких правительственных мер, направленных на предотвращение нежелательных действий, которые ставят под угрозу ключевые национальные интересы Америки или нарушают нормы международного права. Примерами могут служить усилия по предотвращению препятствования законному судоходству, сдерживанию несанкционированных испытаний ядерного оружия и недопущению насилия правительств против собственного населения, как, например, в случае КНР.

Политика сдерживания развития конфликтов Соединенными Штатами имеет четкое разделение. Так, с 1945 года, еще до явления миру труда «Стратегия конфликта» американского исследователя Т.Шеллинга, Министерство обороны США использует три основных подхода к сдерживанию военных столкновений29. Во-первых, это поддержание мощных и технологически современных  вооруженных сил, включая хорошо оснащенную и обученную армию, флот, корпус морской пехоты и военно-воздушные силы, комплектуемые на добровольной основе. Необходимый размер, структура и дислокация этих сил определяются Министерством обороны на основе оценки потенциальных угроз территории и народу Соединенных Штатов.

Эти оценки учитывают и второй важный инструмент сдерживания - оборонные союзы с другими странами. В качестве третьего подхода - министерство для предотвращения военных конфликтов. Соединенные Штаты, помимо традиционных вооруженных сил и оборонительных альянсов, располагают внушительным ядерным арсеналом, насчитывающим около 5 тыс. боеголовок, что, как отметил Р.Джервис, изменило смыслы и императивы ядерной войны, произведя революцию в военной стратегии и международных отношениях.

Стоит акцентировать внимание на целеполагании стратегической культуры Америки. Она, как отмечает отечественный политолог Л.Д.Оганисян, нацелена на обеспечение глобального лидерства30. Это подтверждает и другой отечественный исследователь А.П.Цыганков, который, комментируя идеи американского международника С.Хоффмана, высказал идею о том, что «американская внешняя политика является результатом исторически сформированных глубинных привычек (deepest habits), институтов и искусства дипломатии»31.

Исходя из этого, жизненные интересы США имеют довольно большой масштаб, что выражается в повсеместном военном присутствии страны в совершенно разных регионах мира, ведь целью Соединенных Штатов, как гласит американская Конституция, является «образовать более совершенный Союз, установить правосудие, гарантировать внутреннее спокойствие, обеспечить совместную оборону, содействовать всеобщему благоденствию и закрепить блага свободы за нами и потомством нашим»32. На международной арене Соединенные Штаты вовлечены в украинский кризис, в войну в секторе Газа, купирование террористической деятельности на Ближнем Востоке, ядерные угрозы со стороны Ирана и Северной Кореи, влияние изменения климата, продовольственную нестабильность и миграцию населения на отдельные страны и регионы, а также экономические и военные вызовы Китая Тайваню и странам Южно-Китайского моря. Каждый из этих вызовов и угроз может создать локальную, если не глобальную военную ситуацию, которая, скорее всего, потребует вмешательства Соединенных Штатов, в том числе при помощи «чужих рук», ввиду особенностей американской стратегической культуры. Таким образом, выходит, что, будучи «лидером свободного мира», Соединенные Штаты стали первыми в качестве арбитра мира, гаранта безопасности и силы стабильности.

 

Подводя итоги, отметим, что военное и военно-техническое превосходство Соединенных Штатов является неотъемлемой частью геополитической стратегии этой страны ввиду определенной национальной специфики внешнеполитического поведения. Деструктивная направленность американской стратегической культуры, «выросшей» в изоляции от основных военных противостояний государств Европы и Азии, предопределила старт гонки вооружений и холодной войны, краеугольную необходимость мирового первенства для США, а также решительное вмешательство в разнообразные локальные конфликты, где внезапно и весьма стабильно обнаруживаются национальные интересы Штатов.

Все это было обусловлено военными истоками американской стратегической культуры, так как кроме прочего «богоизбранность» США проявляется в глобальном сдерживании военными технологиями, которые успешно применимы вдали от своей родины, что и предполагает безусловное лидерство в современной системе международных отношений, по мнению американского истеблишмента.

 

 

1Ван Кревельд М. Американская загадка. Челябинск: Социум, 2020. С. 9.

2См., например: Михалев Ю.А., Звощик Е.В. Значение доктрины Монро в формировании американской стратегической культуры // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Общественные науки. 2018. №1 (794). С. 52-59.

3Джервис Р. Восприятие и неверное восприятие в международной политике. М.: Центр анализа стратегий и технологий, 2022. С. 78-86.

4Arms A. Strategic Culture: The American Mind. Essays on Strategy IX. Washington, DC: National Defense University Press, 1993. Р. 3-32.

5Ефременко Д.В. Образ желаемой современности // Россия в глобальной политике. 2019. Т. 17. №6. С. 144.

6См.: Белозеров В.К. Истоки и перспективы глобального американского проекта // Проблемный анализ и государственно-управленческое проектирование. 2015. №1. С. 126-134.

7Adamsky D.P. American Strategic Culture // American Strategic Culture and the US Revolution in Military Affairs. Norwegian Institute for Defence Studies, 2008. P. 33-48.

8Gray C. National Style in Strategy: The American Example // International Security. Fall, 1981. P. 22.

9Марк Твен. Мы - англосаксы // URL: http://vivovoco.astronet.ru/VV/CAMERTON/TWAIN.HTM (дата обращения: 14.04.2025).

10Hoffman F. Decisive Force. The New American Way of War. Westoprt, Connecticut: Praeger, 1996. Р. 1; Lord Carnes. American Strategic Culture // Comparative Strategy. 1985. Vol. 5. №3. Р. 269-291.

11Zarobny S. Strategic Culture of the United States of America // Comparative Background, 2021. SD, vol. 38, №38. P. 82-102.

12Гейтс Р. Сбалансированная стратегия // Россия в глобальной политике, 2009 // URL: https://www.globalaffairs.ru/articles/sbalansirovannaya-strategiya/ (дата обращения: 02.05.2025).

13Adamsky D.P. Op. cit.

14Echevarria II, Antulio J. American Strategic Culture: Problems and Prospects // The Changing Character of War. Oxford, 2011.

15Там же.

16Кривопалов А.А., Вершинин А.А. Путем великой державы: очерки сравнительной истории стратегических культур России и США в XX веке. Монография. М.: ИНФРА-М, 2025. С. 44.

17Soomro J.R., Shaheen N. Strategic Culture of United States // Modern diplomacy, 2020 // URL: https://moderndiplomacy.eu/2020/03/01/strategic-culture-of-united-states/ (accessed 29.03.2025).

18Кокошин А.А. Политико-военные и военно-стратегические проблемы национальной безопасности России и международной безопасности. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2013.

19Рыхтик М.И. Стратегическая культура и новая концепция национальной безопасности США // Вестник Нижегородского университета им. Н.И.Лобачевского. 2003. №1. С. 203-204.

20Там же.

21Harris B. America, Technology and Strategic Culture: A Clausewitzian Assessment (1st ed.). Routledge, 2008.

22Mahnken T.G. United States Strategic Culture // Defense Threat Reduction Agency Advanced Systems and Concepts Office, 2006 // URL: https://irp.fas.org/agency/dod/dtra/us.pdf (accessed 14.03.2025).

23Jeannie L. Fit for Future Conflict? American Strategic Culture in the Context of Great Power Competition // Johnson Journal of Advanced Military Studies. 2020. Vol. 11. №1. Р. 185-208.

24Кокошин А.А. Вопросы прикладной теории войны. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2018. С. 156.

25The Department of State Bulletin. 1954. January 25. P. 107, 108.

26Morrison S. Redefining the Indirect Approach, Defining Special Operations Forces (SOF) Power, and the Global Networking of SOF // Journal of Strategic Security. 2014. Vol 7. №2. Р. 48-54.

27Kahn H. On Escalation: Metaphors and Scenarios. New York: Praeger, 1965. Р. 138.

28Фененко А.В. Эволюция теории ядерного сдерживания в США в годы холодной войны // Вестник Санкт-Петербургского университета. Международные отношения. 2020. Т. 13. Вып. 1. С. 111-135.

29Sisson M.W. What is deterrence, and what is its role in U.S. national defense? // Brookings, 2024 // URL: https://www.brookings.edu/articles/what-is-deterrence-and-what-is-its-role-in-u-s-national-defense/#:~:text=The%20deterrence%20job%20of%20the,States%20or%20its%20treaty%20allies. (accessed 29.03.2025).

30Оганисян Л.Д. Стратегические культуры США и ЕС в средиземноморской политике // Современная Европа. 2017. №2. С. 47-54.

31Цыганков А.П. Гулливер на распутье: американская стратегия и смена миропорядка // Международная аналитика. 2020. №11(2). P. 28-44.

32Конституция США // Исторический факультет МГУ. 2025 // URL: https://www.hist.msu.ru/ER/Etext/cnstUS.htm (дата обращения: 02.05.2025).