Продолжение. Первая часть статьи Валерии Булвы «Становление сетевой дипломатии в России в 1996-2013 годах» опубликована в журнале «Международная жизнь». 2024. №11.

В 2013-2014 годах произошло несколько событий, повлиявших на смену приоритетов в развитии российской сетевой дипломатии. Первым таким событием стала гражданская война в Сирии, начавшаяся в 2011 году. Для поиска механизма по урегулированию конфликта международные посредники активно использовали как глобальные институты сетевой дипломатии (обсуждения «на полях» саммитов «Группы восьми», «Группы двадцати» и БРИКС), так и специально созданный женевский формат, объединивший помимо посредников представителей правительства и оппозиции Сирийской Арабской Республики.

Другой, не менее значимый конфликт представляет кризис на Украине. Он повлек углубление противоречий между Россией и государствами Евро-Атлантического региона и, как следствие, необходимость пересмотра целесообразности участия Российской Федерации в западно-центричных структурах1 (в частности в «Группе восьми»). Вслед за переходом коллективного Запада к тактике санкционного давления, после февраля 2022 года получившей эшелонированный характер, продуктивность и эффективность работы сетевых площадок, в рамках которых доминирующее положение занимали США и их партнеры, начали резко снижаться в силу чрезмерной политизации их повестки и размывания мандата.

Более того, наблюдался некоторый откат назад: возвращение западных стран к наследию холодной войны - блоковому мышлению. Апогеем данной тенденции стало формирование «разделительных линий» в различных регионах (НАТО-центричная модель европейской архитектуры миропорядка, концепция «Indo-Pacific» в Азии, демократизация Ближнего Востока и противодействие «авторитарным режимам» в данном регионе). С другой стороны, в англосаксонских, большинстве европейских и некоторых азиатских государствах сохраняется видение мира, в котором выделяется цивилизованный развитый Запад, государства-ревизионисты (то есть те, что придерживаются иных взглядов в отношении миропорядка) и страны с неустойчивой позицией, которые и становятся объектом неоколониальных практик (экономического, военно-политического и идеологического давления) коллективного Запада.

В этих реалиях Россия стремится играть роль одного из центров полицентричного мира2, обеспечивая сохранение политического, экономического и культурно-цивилизационного многообразия моделей развития суверенных государств. Вызов современности представляет давление на глобальные институты, прежде всего ООН, со стороны отдельных государств, выступающих за формирование «порядка, основанного на правилах»3.

Для повышения предсказуемости и недопущения дальнейшего снижения доверия между государствами Россия настаивает на восстановлении роли ООН и укреплении механизмов многостороннего сотрудничества, главная цель которых заключается в продвижении объединительной, конструктивной повестки, в том числе БРИКС, других сетевых структур и диалоговых площадок. В данном случае институты сетевой дипломатии рассматриваются в качестве вспомогательного инструмента обеспечения весомого участия России в формировании глобальной повестки, которая учитывала бы национальные интересы Российской Федерации и во многом совпадающие интересы государств Мирового большинства.

В отличие от курса западных стран, в России акцент делается на обеспечении равной и неделимой безопасности. В Стратегии национальной безопасности России (СНБ) 2015 года4 и Концепции внешней политики России (КВП) 2016 года подчеркивается невозможность решения проблем в сфере безопасности на основе блокового подхода, закрепляется курс на проведение неконфронтационной политики государства. В данных документах, как и в сменивших их СНБ 2021 года5 и КВП 2023 года6 отмечается важность наращивания коллективных усилий в сфере противодействия новым вызовам и угрозам, отличающимся трансграничным характером.

В новой редакции КВП 2023 года закрепляется такая тенденция современного мирового развития, как усиление фактора силы в международных отношениях. Данная тенденция приводит к появлению новых очагов и горячих точек, которые становятся не только театром военных действий с участием непосредственных сторон конфликта, но и ареной геополитического противоборства внерегиональных государств, а также центром притяжения неконвенциональных игроков (террористических и преступных группировок, наемников). В этой связи для Российской Федерации значимым остается содействие урегулированию региональных конфликтов, в том числе с опорой на гибкие инструменты сетевой дипломатии.

На определение приоритетов в развитии региональных инструментов сетевой дипломатии в России оказала влияние такая тенденция, как перенос центра мирового развития в Азиатско-Тихоокеанский регион. Поэтому Российская Федерация стремится максимально широко использовать потенциал сетевых структур, в первую очередь асеаноцентричных многосторонних площадок, для наращивания своего присутствия в АТР. Помимо этого, Россия стремится внести свой вклад в интеграцию Евразийского региона, обеспечение взаимодополняемости многочисленных региональных и макрорегиональных проектов. Практическим воплощением данного курса стал флагманский проект Российского государства - Большое Евразийское партнерство (БЕП), который ориентирован на сопряжение потенциалов интеграционных структур региона (ЕАЭС, ШОС, АСЕАН) и инициатив («Один пояс - один путь»).

«Группа двадцати» и БРИКС

По мере деградации отношений России с западными государствами существенное изменение претерпели приоритеты отечественной сетевой дипломатии глобального уровня. Летом 2014 года был отменен саммит «Группы восьми», проведение которого планировалось в Сочи, а встреча «семерки» состоялась без участия России. Это ознаменовало прекращение участия Российской Федерации в работе данной площадки. Следует отметить, что события на Украине послужили только толчком к переоценке Россией роли «Группы восьми» в современных международных отношениях. Еще в середине 2000-х годов и особенно в период глобального экономического кризиса отмечался такой недостаток формата «восьмерки», как преобладание влияния стран «золотого миллиарда» и игнорирование интересов развивающихся стран.

На этой волне возрастает востребованность двух других глобальных сетевых структур во внешнеполитической стратегии России - «Группы двадцати» и БРИКС. Более открытые для широкого круга государств по сравнению с «Группой восьми» данные форматы превращаются в площадки для диалога и выработки рекомендаций по различным международным проблемам. При этом во главе угла деятельности «Группы двадцати» остается экономическая повестка (прежде всего вопросы макроэкономики и устойчивого развития), а также финансовые аспекты (содействие реформированию Бреттон-Вудской валютно-финансовой инфраструктуры). Форум БРИКС, в свою очередь, изначально создавался как многопрофильный институт для сотрудничества государств-единомышленников.

Вместе с тем как для «Группы двадцати», так и БРИКС был характерен ряд сдерживающих факторов. Наиболее динамично «Группа двадцати» развивалась в 2008-2013 годах, чему способствовал весомый вклад данного института в поиск механизмов по преодолению последствий глобального экономического кризиса, а также в продвижение реформы Всемирного банка и согласование 14-го пересмотра квот МВФ.

Однако после 2014 года наблюдалось постепенное обострение противоречий (как по политическим мотивам между западными странами и Россией, так и экономическим вопросам между сторонниками протекционизма и свободной торговли). Кроме того, сохранялась проблема отсутствия преемственности в «Группе двадцати» при смене председательства. Так, страна, получавшая пост председателя, фактически лоббировала собственную повестку. В 2022, 2023 и 2024 годах, когда функции председателя выполняли Индонезия, Индия и Бразилия соответственно, в центре внимания находилась задача усиления позиций развивающихся стран. Можно предположить, что подобная тенденция сохранится и при переходе председательства в 2025 году к ЮАР.

Россия в данном случае выступала в поддержку реформирования международных институтов (МВФ, Совет Безопасности ООН), где привилегированным положением по-прежнему пользуются западные государства. «Группа двадцати» продолжает рассматриваться как значимый вспомогательный инструмент укрепления многосторонности с акцентом на приведение в соответствие с современными реалиями глобальной валютно-финансовой инфраструктуры и системы международных экономических отношений.

Что касается БРИКС, то ключевым камнем преткновения между государствами-членами остается проблема противоречий (территориальных споров) и экономического дисбаланса (доминирование по экономическим показателям Китая, на который, согласно данным МВФ, в 2023 г. приходилось 58,5% ВВП по ППС объединения). В то же время консолидирующий фактор БРИКС представляет тот факт, что государства «ядра» БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай, ЮАР), новые члены (Египет, Иран, ОАЭ, Эфиопия; Саудовская Аравия (приглашенная) и большинство аутрич-партнеров разделяют общее видение будущего мироустройства - многополярного мира, а также выступают за уважение международного права и обеспечение равноправного участия государств в международных делах.

Учитывая многоаспектный характер БРИКС, для российской дипломатии данная структура представляет интерес одновременно с политической, экономической и культурно-цивилизационной точек зрения. В политическом плане участие Российской Федерации в БРИКС создает возможности для недопущения изоляции страны на международной арене, противодействия навязыванию однополярной модели мироустройства и содействия формированию справедливой инклюзивной архитектуры миропорядка. БРИКС также служит для координации подходов и выработки коллективных инициатив по отдельным политическим вопросам, в частности в сфере новых вызовов и угроз, с целью их дальнейшего продвижения на глобальном уровне.

БРИКС имеет важное значение и в области экономики. По данным МВФ, в 2023 году ВВП по ППС данной структуры составил 31,53% от мирового уровня, а после присоединения новых членов - 35,58% (для сравнения аналогичный показатель «Группы семи» составил 30,35%). В рамках БРИКС развивается собственная валютно-финансовая инфраструктура (Новый банк развития, Пул валютных резервов), осуществляется переход между отдельными странами на расчет в национальных валютах. Данные меры позволяют снизить зависимость от доллара и нивелировать последствия дискриминации (введения незаконных ограничительных мер, торговых войн) для стран БРИКС.

Серьезным вызовом современности выступает насаждаемая неолиберальная идеология коллективного Запада7. Как отмечает Президент России В.В.Путин, «вульгарная глобализация и культурная экспансия» приводят к подавлению и обеднению культур, многократно умножают конфликтный потенциал8. Получив пост председателя БРИКС в 2024 году, Россия использовала данную площадку также для продвижения традиционных духовно-нравственных ценностей. Особенное внимание уделяется поддержанию культурно-цивилизационного многообразия и сохранению самобытных традиций и истории как государств-членов, так и их отдельных народов. Такой подход призван гарантировать подлинную самостоятельность и национальный суверенитет стран.

Региональные направления сетевой дипломатии России

После 2014 года активизировалось использование инструментов сетевой дипломатии для реализации внешнеполитических целей России и на региональном уровне, причем сегодня географический охват таких форматов включает различные регионы мира - Евразию, АТР, исламский мир, Африку. Отличительная черта применения сетевых механизмов в данном случае состоит в том, что они позволяют наращивать связи не с отдельной страной, а с регионом в целом.

Сетевой подход к сотрудничеству с партнерами (государствами, региональными организациями и интеграционными объединениями) оказывается востребованным в контексте продвижения флагманской инициативы Российской Федерации, предложенной В.В.Путиным в 2015 году - Большого Евразийского партнерства. Гибкие формы взаимодействия, характерные для сетевой дипломатии, служат для налаживания контактов между ключевыми региональными структурами, функционирующими на пространстве Евразии, а именно - ЕАЭС, ШОС, АСЕАН (включая асеаноцентричные многосторонние механизмы). Кроме того, предусматривается сопряжение потенциала ЕАЭС и китайской инициативы «Один пояс - один путь», что позволит не только сформировать интеграционный контур в рамках Большой Евразии, но и укрепить позиции ведущих держав - России и Китая.

Приоритетные сферы в рамках БЕП представляют торговля (содействие формированию зон свободной торговли, заключение преференциальных торговых и инвестиционных соглашений), а также инфраструктурное развитие (становление и развитие транспортно-логистических коридоров с целью усиления взаимосвязанности региона). Особое внимание при этом уделяется технологическому аспекту, в том числе обеспечению доступа к достижениям в цифровой области и поддержанию технологического суверенитета государств региона. Следует отметить, что акцент на привлечении к БЕП основных региональных игроков способствует восприятию данной инициативы не как конкурентной другим региональным структурам и трансграничным проектам, а в качестве элемента, консолидирующего все эти элементы в единое целое.

Важную роль сетевая дипломатия играет в развитии отношений между Россией и странами Исламского мира. Сегодня значимым инструментом поддержания контактов и координации позиций Российской Федерации с данной группой государств выступает созданная в 2006 году под руководством Е.М.Примакова Группа стратегического видения «Россия - Исламский мир»9. После паузы, начавшейся в 2009 году, Группа возобновила свою работу в 2014 году. Сегодня она объединяет 34 выдающихся государственных и общественных деятеля из 29 стран - России и членов ОИС. Среди них - бывшие государственные служащие (премьер-министры, министры иностранных дел), известные ученые, представители религиозного сообщества. Повестка Группы охватывает разнообразные вопросы - от политических (ситуация на Ближнем Востоке, перспективы развития отношений между Россией и государствами ОИС и т. д.) до экономических и культурных аспектов. Группа выступает организатором и участником многочисленных мероприятий, привлекающих экспертов-практиков и общественных деятелей России, в том числе из отдельных субъектов Российской Федерации и стран Исламского мира.

Еще одно направление сетевой дипломатии России представляет Африка. По решению, принятому на первом саммите Россия - Африка, прошедшем в Сочи в 2019 году, в рамках диалогового партнерства Россия - Африка был учрежден Экономический и гуманитарный форум Россия - Африка10. Это привело к запуску в 2023 году «на полях» политических встреч диалога по широкому кругу вопросов взаимного интереса в торгово-экономической, инвестиционной, энергетической сферах, в области инфраструктурного развития и на гуманитарном треке. Площадка форума использовалась для содействия заключению соглашений в экономической и инвестиционной сферах. Особое место в повестке форума заняла задача обеспечения экспорта российского образования в африканские государства и установления академических связей между Россией и Африканским регионом. При участии представителей бизнеса и неправительственных организаций обсуждались перспективы сотрудничества в сфере туризма и культуры.

Сетевые форматы в сфере безопасности

Инструменты сетевой дипломатии получили широкое распространение в сфере безопасности, причем как для урегулирования военно-политических конфликтов (традиционный аспект безопасности), так и с целью противодействия новым вызовам и угрозам. Для российской дипломатии особенно значимым в исследуемый период стало участие в двух форматах по урегулированию кризисов - Астанинском формате по Сирии и Нормандском формате по Украине, - а также в созданных по ее инициативе механизмах, затрагивающих вопросы международной информационной безопасности, - Рабочей группе открытого состава (РГОС) ООН по вопросам безопасности в сфере использования ИКТ и самих ИКТ и Специальном комитете ООН по разработке всеобъемлющей международной конвенции о противодействии использованию ИКТ в преступных целях (Спецкомитет).

В декабре 2016 года на большей части территории Сирии, кроме районов борьбы против ИГИЛ и «Джабхат ан-Нусры» (запрещены в РФ) был введен режим прекращения боевых действий (РПБД), гарантами которого выступили Россия и Турция, а позже Иран. Именно эти три государства, учитывая низкую результативность предпринимавшихся до этого момента попыток сирийского урегулирования, стали участником нового Астанинского формата. На первых встречах в Казахстане (январь и февраль 2014 г.) центральным сюжетом стал вопрос обеспечения РПБД11. Ключевое достижение данного формата представляет создание четырех зон деэскалации в качестве временной меры по стабилизации обстановки на территории Сирии12.

Преимущество Астанинского формата по сравнению с другими площадками состоит в акценте на привлечении различных представителей оппозиции к переговорному процессу с участием правительства Сирии и международных посредников (гарантов и наблюдателей). Такой подход направлен на продвижение основного принципа сирийского урегулирования, закрепленного в резолюции СБ ООН 2254 - осуществление политического процесса в САР самими сирийцами. Беспрецедентным с точки зрения репрезентативности стал организованный по инициативе России, Ирана и Турции Конгресс сирийского национального диалога, проведенный в Сочи в 2018 году. В нем приняло участие около 1500 делегатов от различных слоев и групп сирийского общества. По итогам сторонам удалось договориться об учреждении Конституционного комитета по подготовке реформы Основного закона Сирии.

Важно подчеркнуть всеобъемлющий характер Астанинского формата. Его повестка, формирующаяся на базе резолюций СБ ООН по Сирии и с учетом мнений других заинтересованных внерегиональных игроков (в частности, Иордании, Ирака, Ливана, ООН и МККК), охватывает и проблематику постконфликтного восстановления, и гуманитарные аспекты. Важное место в переговорном процессе занимает обсуждение перспектив создания условий для добровольного возвращения беженцев, освобождения задержанных и/или похищенных лиц13. Активное участие России в Астанинском формате позволяет укрепить свой статус ответственного государства, подвигающего принцип урегулирования региональных конфликтов на основе уважения территориальной целостности, суверенитета и независимости государства и координации позиций широкого круга игроков (стран и международных организаций), способных повлиять на ситуацию «на земле» и процесс мирного урегулирования.

Важной вехой отечественной сетевой дипломатии после 2014 года стало подключение к Нормандскому формату по мирному урегулированию на Украине России, Германии и Франции. Основные усилия Российской Федерации были сосредоточены на продвижении формулы разрешения конфликта, которая бы учитывала интересы всех сторон - Киева (центрального правительства Украины), Донецка и Луганска. В этом плане значимым результатом стало согласование к 2015 году Минских соглашений и Комплекса мер по их имплементации.

После принятия данных документов Российская Федерация придерживалась неизменной позиции о необходимости реализации положений в соответствии с последовательностью, закрепленной в них. Иными словами, необходимыми условиями восстановления Украиной полного контроля над государственной границей становились полное прекращение боевых действий и нормализация ситуации на Юго-Востоке Украины, в том числе предоставление особого статуса Донецкой и Луганской областям, помилование лиц, участвовавших в событиях на Юго-Востоке Украины в 2014 году, проведение конституционной реформы и местных выборов в данных областях14. При этом Россия выступала гарантом соблюдения Минских соглашений, а не стороной конфликта.

К концу 2021 года встал вопрос о целесообразности функционирования Нормандского формата. К этому времени не удалось обеспечить имплементацию Комплекса мер, прежде всего из-за нежелания Киева как одной из сторон конфликта выполнять зафиксированные в них условия, а также пассивной позиции, лояльной киевскому режиму, Франции и Германии. Опубликованная в ноябре 2021 года переписка министра иностранных дел России С.В.Лаврова с главами внешнеполитических ведомств Германии и Франции Х.Маасом и Ж.-И. Ле Дрианом демонстрирует, что Франция и Германия выступали против запуска прямого диалога между Киевом, Донецком и Луганском, что также идет вразрез с Комплексом мер15.

Окончательно бесперспективность Нормандского формата проявилась на фоне стремления двух европейских государств переложить ответственность за продолжение конфликта на Россию, которую они называют «стороной конфликта» (что противоречит тексту Минских соглашений). Вместо курса на содействие диалога между сторонами конфликта эти страны инициировали проведение переговоров с министром иностранных дел Украины Д.И.Кулебой, без участия представителей Донецка и Луганска. Россия не просто не была приглашена на встречу - против нее были выдвинуты обвинения в провале реализации Минских соглашений.

Ведущую роль Российская Федерация сыграла при запуске двух новых форматов по противодействию угрозам в сфере международной информационной безопасности - РГОС и Спецкомитета. В 2018 году в Генеральной Ассамблее ООН был одобрен российский проект резолюции об учреждении РГОС в составе всех 193 государств - членов ООН (в отличие от ранее существовавшего механизма Группы правительственных экспертов, включавшего от 15 до 25 представителей государств, которая создавалась в 2001 году по инициативе России, но к 2018 году изжила себя в силу ограниченности возможностей для участия многих заинтересованных стран)16. Новаторством РГОС, отражающим ее сетевой характер, стало подключение к переговорному процессу неправительственных игроков (бизнеса, научного сообщества и гражданского общества) в консультативном статусе. С одной стороны, это позволило максимально широко использовать экспертизу и знания таких участников в рамках мандата РГОС, а с другой - сохранить государственно-центричную модель принятия решений.

Повестка РГОС охватывала обширный комплекс вопросов, связанных с безопасностью в сфере использование ИКТ и самих ИКТ, а именно существующие и потенциальные угрозы в данной области, меры укрепления доверия и меры по наращиванию потенциала, применимость международного права к информационному пространству, институционализация постоянного диалога. Несмотря на сохраняющиеся противоречия государств по отдельным аспектам, препятствия, обусловленные вспышкой пандемии COVID-19 и напряженными политическими отношениями между некоторыми участниками, РГОС продемонстрировала свою эффективность. По итогам РГОС первого созыва в 2021 году консенсусом было принято два документа - Итоговый доклад и доклад председателя (закрепил основные спорные сюжеты как возможные темы для дискуссий в будущем).

Во время работы РГОС второго созыва (2021-2025 гг.) было одобрено российское предложение о формировании реестра контактных пунктов, что способствовало бы налаживанию связи по линии соответствующих компетентных ведомств с целью совместного реагирования на компьютерные инциденты17. Сегодня (и вплоть до 2025 г.) площадка РГОС остается ключевым глобальным переговорным форматом по международной информационной безопасности. Долгосрочной целью участия России в Группе выступает продвижение универсальной юридически обязательной Конвенции ООН об обеспечении международной информационной безопасности18.

В 2019 году Россия и ее коспонсоры внесли проект резолюции об учреждении Спецкомитета, главная задача которого заключалась в выработке всеобъемлющей Конвенции ООН о сотрудничестве в сфере противодействия информационной преступности19. Документ был одобрен в Генеральной Ассамблее ООН, и Спецкомитет начал субстантивную работу над согласованием модальностей и положений будущего документа.

Главным препятствием глобального сотрудничества в данной сфере служат концептуальные разногласия между западными странами, с одной стороны, а также Россией и ее союзниками - с другой. США и их партнеры отдают приоритет таким темам, как права человека и гендерное равенство, отодвигая на второй план вопросы практического сотрудничества по борьбе с информационной преступностью.

Данная группа государств заинтересована в сохранении базового постулата Будапештской конвенции о киберпреступности от 2001 года, ст. 32, которая разрешает трансграничный доступ к компьютерным данным, хранящимся на территории другой стороны, без ее предварительного согласия. Во избежание вмешательства во внутренние дела под предлогом противодействия информационной преступности Российская Федерации настаивает на включении в будущую конвенцию статьи по защите суверенитета (ст. 3 проекта конвенции)20. Данное положение предполагает сохранение полной юрисдикции государства на его территории и возможность осуществления действий в национальном пространстве только в рамках внутреннего права соответствующего государства.

Еще одним поводом для противоречий сторон выступает сфера охвата конвенции. Россия исходит из того, что криминализированы должны быть все преступления, совершаемые с использованием информационно-коммуникационных технологий, то есть как компьютерные преступления, так и противоправные деяния, связанные с использованием информационных систем и сетей для распространения деструктивной идеологии, пропаганды, незаконной торговли и т. д. Запад, в свою очередь, продвигает идею узкой трактовки киберпреступности, ограничивая действие возможного документа (по аналогии с Будапештской конвенцией) преступлениями, совершаемыми с помощью компьютерных технологий. Несмотря на данные разногласия, Спецкомитет продолжает свою работу над будущим документом. Согласно мандату данного механизма, планируется согласование конвенции в 2024 году.

 

 

1Богатуров А.Д., Лебедева О.В., Бобров А.К. Новые поколения внешнеполитических доктрин России // Международная жизнь. 2022. №6. С. 10.

2Концепция внешней политики Российской Федерации 2016 г. // Официальный сайт Президента Российской Федерации // URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/41451/page/2 (дата обращения: 05.05.2021).

3Лебедева О.В. Приоритеты современной российской дипломатии: между ООН и «порядком, основанным на правилах» // Международная жизнь. 2023. №3. С. 13.

4Указ Президента Российской Федерации №683 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» от 31 декабря 2015 г. // URL: http://pravo.gov.ru/proxy/ips/?docbody=&nd=102385609 (дата обращения: 05.05.2021).

5Указ Президента Российской Федерации от 02.07.2021 г. №400 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» // Официальный сайт Президента России // URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc (дата обращения: 25.08.2021).

6Концепция внешней политики России от 2023 г. // Официальный сайт МИД России. 2023 // URL: https://www.mid.ru/ru/foreign_policy/official_documents/1860586/ (дата обращения: 01.04.2023).

7Дробинин А.Ю. Почему так важен выбор в пользу традиционных ценностей // Международная жизнь. 2024. №12. С. 12.

8Выступление Президента РФ В.В. Путина на IX Санкт-Петербургском международном культурном форуме - Форуме объединенных культур // 17.11.2023 // URL: http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/72757 (дата обращения: 24.01.2024).

9Группа стратегического видения «Россия - Исламский мир» // URL: https://russia-islworld.ru/o-gruppe/o-gruppe/ (дата обращения: 23.01.2024).

10Декларация первого саммита Россия - Африка от 2019 г. // Официальный сайт Президента России // URL: http://www.kremlin.ru/supplement/5453/print (дата обращения: 19.06.2023).

11Сарабьев А. Переговоры по Сирии: теория и практика «астанинского формата». РСМД // URL: https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/peregovory-po-sirii-teoriya-i-praktika-astaninskogo-formata/ (дата обращения: 23.01.2024).

12Меморандум о создании зон деэскалации в Сирийской Арабской Республике // 06.05.2017 // URL: https://www.mid.ru/ru/foreign_policy/international_safety/conflicts/1546552/ (дата обращения: 23.01.2024).

13Совместное заявление представителей Ирана, России и Турции по итогам 20-й международной встречи по Сирии в «Астанинском формате», г. Астана, 20-21 июня 2023 г. // URL: https://www.mid.ru/ru/foreign_policy/international_safety/conflicts/1889846/ (дата обращения: 23.01.2024).

14Комплекс мер по выполнению Минских соглашений от 12 февраля 2015 г. // URL: https://www.osce.org/files/f/documents/5/b/140221.pdf (дата обращения: 23.01.2024).

15Дипломатическая переписка министра иностранных дел Российской Федерации С.В.Лаврова с главами внешнеполитических ведомств Германии и Франции Х.Маасом и Ж.-И.Ле Дрианом // URL: https://www.mid.ru/ru/foreign_policy/news/1786268/ (дата обращения: 23.01.2024).

16Резолюция ГА ООН A/73/PV.45 от 05 декабря 2018 г. // URL: https://undocs.org/ru/A/RES/73/27 (дата обращения: 20.12.2023).

17Мера укрепления доверия №1 о формировании глобального межправительственного реестра контактных пунктов // Проект РФ от 10.03.2023 // URL: https://docs-library.unoda.org/Open-Ended_Working_Group_on_Information_and_Communication_Technologies_-_(2021)/RUS_CBM1_on_PoCs__Directory_Proposal_of_the_Russian_Federation.pdf (дата обращения: 20.12.2023).

18Обновленная Концепция Конвенции ООН об обеспечении международной информационной безопасности // Проект РФ от 07.03.2023 // URL: https://docs-library.unoda.org/Open-Ended_Working_Group_on_Information_and_Communication_Technologies_-_(2021)/RUS_Concept_of_UN_Convention__on_International_Information_Security_Proposal_of_the_Russian__Federation_0.pdf (дата обращения: 20.12.2023).

19Резолюция ГА ООН A/RES/74/247 от 27 декабря 2019 г. // URL: https://undocs.org/ru/A/RES/74/247 (дата обращения: 20.12.2023).

20Конвенция ООН о противодействии использованию информационно-коммуникационных технологий в преступных целях // Проект РФ от 29.06.2021 // URL: https://www.unodc.org/documents/Cybercrime/AdHocCommittee/Comments/RF_28_July_2021_-_R.pdf (дата обращения: 05.05.2022).