В тени «Большой тройки»

В феврале 2025 года исполняется 80 лет Ялтинской конференции - событию поистине геополитического масштаба. Оно определило судьбу мира на несколько десятилетий вперед и доказало возможность эффективного сотрудничества государств с разным политическим и экономическим строем, а также взаимоисключающими стратегическими интересами.

К началу встречи руководителей трех союзных держав исход войны был уже очевиден. Боевые действия против гитлеровской Германии вступили в завершающую фазу: Красная армия стремительно наступала, сметая оборону противника на всех направлениях, американцы и англичане открыли Второй фронт. Необходимо было решать, не только как окончательно разгромить общего врага, но и как строить новый мир и жить дальше.

Несмотря на серьезные противоречия между СССР, с одной стороны, и США и Великобританией - с другой, «Большая тройка» смогла достичь договоренностей практически по всем пунктам: будущее Германии, репарации, освобождение Европы, создание ООН, границы, польский и югославский вопросы, Дальний Восток и др. «В Ялте, пожалуй, даже в большей степени, чем на предыдущих конференциях, ощущалось, какая огромная, всеобъемлющая ответственность лежала на плечах этих трех людей. Разногласия существовали во всех инстанциях. Были разногласия даже внутри отдельных делегаций. Отец, например, не намеревался безоговорочно верить своим советникам. Но все эти разногласия отодвинулись на задний план перед лицом грандиозной задачи - установления надежного и прочного мира»¹, - писал в своих воспоминаниях сын Президента США Ф.Рузвельта Элиот.

О результативности и дальнейшей судьбе ялтинских договоренностей за эти 80 лет было написано и сказано очень много. До сих пор среди историков и политологов не утихают споры о целесообразности принятия тех или иных решений. Одни называют конференцию торжеством политического реализма, другие - слабостью Запада, а третьи и вовсе считают, что значение ее преувеличено. Однако все они признают один неоспоримый факт: встреча в Ялте - безусловный триумф советской дипломатии.

Но в этой статье речь пойдет не о победах внешней политики. Предлагаю посмотреть на это событие под другим ракурсом: любопытные, малоисследованные аспекты подготовки конференции, интересные протокольные детали, участники, оставшиеся за кадром или вообще не выходившие из тени сильных мира сего. И не в последнюю очередь поистине поразительный момент: как в разрушенной и обескровленной стране, понесшей колоссальные потери и продолжающей воевать и трудиться, не жалея сил по принципу «все для фронта», смогли организовать мероприятие подобного уровня, да еще и в городе, совсем недавно освобожденном от захватчиков.

Переводчик Черчилля Артур Бирс, отправившийся из Москвы в Крым на поезде в составе передовой группы от английского посольства, был потрясен масштабами увиденного. «Мы ехали по стране, которая пережила самые страшные боевые действия в ходе этой войны. Такие города, как Тула, Орел, Курск, представляли собой картину абсолютного разрушения. Все станции по пути следования - временные бревенчатые хижины, - небольшие города и деревни были практически стерты с лица земли, целые леса казались выкошенными артиллерийским огнем»².

На первый взгляд само решение о проведении конференции именно на территории СССР могло показаться абсурдным. Изначально в качестве места встречи рассматривали совершенно иные варианты: Северную Шотландию, Ирландию, Каир, Рим, Афины, Сицилию и Мальту, где состоялись переговоры Рузвельта и Черчилля, так называемая подготовительная «конференция двух», непосредственно перед визитом в Крым. Но почему в итоге все же выбрали именно его?

Все знали, что Сталин категорически отказывался покидать территорию СССР. И как вспоминал И.М.Майский, идея с Крымом пришла спецпредставителю Президента США Гарри Гопкинсу. «Стало быть, надо устраивать конференцию где-то в Советском Союзе, но где? - говорил тот советскому дипломату. - Тут мне пришел в голову Крым… Я знал о Крыме из рассказов Льва Толстого… Знал и то, что в Крыму мягкая зима, нет этих ваших страшных холодов… А здоровье президента требовало серьезного внимания: в последние месяцы он стал себя хуже чувствовать… Вот я в дружеском порядке и подсказал Рузвельту идею созвать конференцию в Крыму. Президент, в принципе, не возражал. Тогда я произвел необходимый зондаж в Москве через вашего посла Громыко. Сталину моя идея очень понравилась. После этого я поставил свое предложение уже перед нашим правительством. БÓльшая часть советников президента обрушилась на меня и стала доказывать, что Президенту Соединенных Штатов нет надобности ехать на край света для того, чтобы встретиться со Сталиным. В переговоры были вовлечены англичане. Положение еще более осложнилось. Стали называть разные другие места для созыва конференции, чего тут только не было!.. Рузвельт начал колебаться, но я упорно отстаивал Крым…»³ 

В итоге союзники, хотя и с неохотой - Черчилль даже заявлял, что «мы не могли бы найти в мире худшего места, даже если искали бы десять лет»⁴, - но все же согласились. А Ялту и ее окрестности выбрали потому, что она считалась наименее разрушенным на полуострове после немцев городом (как говорят, в ней уцелело «аж целых» шесть зданий).

О месте проведения и дате переговоров знал лишь ограниченный круг лиц. Сталин дал свое согласие Рузвельту и Черчиллю на выбранную дату и кодовое слово для обозначения конференции - «Аргонавт». Название предложил британский премьер, проводя параллель между античными героями, отправившимися за золотым руном, и участниками встречи. В целях конспирации сотрудникам американского и британского посольств выдавали выездные визы.

Ялтинской конференции предстояло стать самой продолжительной из всех мероприятий «Большой тройки» (восемь дней) и самой многочисленной. Делегации США и Великобритании прилетели на аэродром Саки в ночь со 2 на 3 февраля. Их сопровождал огромный штат военных, дипломатических экспертов, технический персонал. Общее число прибывших только в ту ночь доходило до 700 человек. А к моменту начала конференции в Севастополь зашли несколько английских и американских судов различного назначения. Вместе с командами, охраной, поварами, сотрудниками всевозможных технических служб (американцы, например, взяли с собой даже типографию) количество иностранцев в Крыму составляло не менее 2,5 тыс. человек.

Официальные делегации предполагалось разместить в трех чудом уцелевших дворцах. Самый большой, бывшая царская резиденция Ливадийский дворец, в котором также проходили все официальные встречи глав государств, был отдан американцам. Это было сделано для удобства Рузвельта, который передвигался в инвалидной коляске. Также специально для президента от Ливадии до Севастополя был проложен провод, который заканчивался на американском связном судне «Катоктин».

Англичанам отдали Воронцовский дворец тоже неслучайно. Отец прежнего хозяина дворца графа М.С.Воронцова был русским послом в Лондоне, да и сам хозяин, выросший и получивший образование на берегах Темзы, был англоманом. Этот факт отразился на архитектуре дворца. Он был построен англичанином Э.Блором в модном в то время в Великобритании стиле готического возрождения, но с характерными для Крыма неомавританскими элементами. Советская делегация разместилась в Юсуповском дворце в Кореизе. Самом скромном и по размерам, и по архитектуре.

Сейчас даже сложно представить, каких усилий потребовала от хозяев встречи организация конференции в условиях военного времени. На подготовку у советской стороны было всего несколько недель, и это при колоссальном масштабе разрушений. Повреждено было все: дороги, строения, электростанции, телеграфные и железнодорожные линии. А Ливадийский дворец, как мы далее увидим, был разграблен немцами с немецкой же методичностью и основательностью.

Предстояла масштабная и очень напряженная работа. В Крым доставили 1500 вагонов с мебелью, строительными материалами, посудой, коврами, предметами искусства и различной утварью. Бóльшая часть мебели и ковров были из московской гостиницы «Метрополь». К сожалению, в отеле на сегодняшний день не сохранился архив и нет никакой информации о точном количестве и о том, какие именно предметы интерьера были в Ливадии. Многое привезли также из московского отеля «Националь» и столичных антикварных магазинов. В Ялту было пригнано большое количество автомобилей.

Советская сторона постаралась учесть все пожелания иностранных гостей. Американцы изначально запросили внушительный список, в котором, помимо всего прочего, значились 70 спален с ваннами, 50 служебных помещений, 100 столов, 25 из которых должны были быть с ящиками. Для нужд делегации - 20 лимузинов, 20 джипов и четыре грузовых автомобиля грузоподъемностью 2,5 тонны каждый⁵. И это далеко не все.

А Черчиллю по его просьбе была обустроена специальная комната для военных карт, причем именно тех размеров, которые он указал⁶. Что касается еды, то столы в Ялте ломились от яств. Даже в день прилета на аэродроме Саки были установлены шатры с огромным количеством угощений и напитков. Особенно всем запомнилось несметное количество икры на завтрак, обед и ужин. Дочь американского посла Гарримана писала, что «икры было столько, что хватило бы на целый город»⁷.

Ошалев от такой щедрости и гостеприимства, зарубежные гости не постеснялись попросить еще немного икры с собой. Кроме того, они увезли в качестве сувениров русскую водку, папиросы и грузинское шампанское, которое так понравилось Рузвельту.

Меры безопасности в Ялте были приняты беспрецедентные. Чего только стоит тот факт, что вдоль всей дороги от аэродрома Саки до Ялты, а это примерно 130 км, были выставлены военные, среди которых было очень много женщин. Да и по воспоминаниям иностранных участников, в те редкие моменты, когда им удавалось выйти в город, их сопровождали не менее 20 военнослужащих⁸.

Интересный факт, на котором хотелось бы остановиться подробнее. Руководство западных делегаций было на конференции со своими детьми, приехавшими с отцами вовсе не из праздного любопытства. В этом, как ни странно, была объективная, можно даже сказать государственная, необходимость. Иначе зачем им путешествовать «за тридевять земель» с риском для жизни в условиях мировой войны, меняя различные виды транспорта, в какой-то далекий, малоизвестный и практически разрушенный советский город? Они ехали работать: их родителям был нужен кто-то, кому они могли бы абсолютно доверять в столь сложных и непредсказуемых условиях.

Премьер-министр Великобритании У.Черчилль прибыл с дочерью Сарой Черчилль-Оливер в качестве своего адъютанта. Президент США Ф.Рузвельт - со своей дочерью Анной Рузвельт-Боттигер, помощником и секретарем своего отца. Посол США в СССР А.Гарриман приехал с дочерью Кэтлин, его многолетней помощницей и, кроме того, человеком, отвечающим за подготовку встречи американской делегации. Гарри Гопкинс взял с собой сына Роберта, военного фотокорреспондента, который в Ялте был официальным фотографом президента.

Черчилль вместе с супругой Клементиной еще в самом начале войны решили, что кто-то из членов семьи должен всегда находиться при отце в качестве адъютанта, помощника и конфидента во всех поездках. Сара (в феврале 1945 г. ей было всего 30 лет), сотрудник отдела аналитики разведданных Женского вспомогательного корпуса ВВС Великобритании (Women’s Auxiliary Air Force), оказалась идеальным сопровождающим. И возраст подходящий, и ум острый, и очень хорошее понимание актуальных военно-политических проблем благодаря службе. Немалую роль сыграла и глубокая взаимная привязанность отца и дочери⁹. В Крыму Сара всегда была рядом с Черчиллем и как доверенное лицо для деликатных поручений, и, что не менее важно, в качестве охранителя душевного спокойствия.

Рузвельт, узнав, что и британский премьер, и посол Гарриман будут с дочерьми, тоже решил взять с собой свою единственную дочь Анну. Ей на тот момент было уже 39 лет, воспитывала троих детей. Когда состояние его здоровья ухудшилось, она переехала в Белый дом и стала помогать ему, в основном работала с бумагами, но ее главной целью был присмотр за тяжелобольным отцом. Служить ему и семье было для нее смыслом всей жизни.

На предыдущие конференции Рузвельт брал сыновей. И хотя Анна очень просила взять ее в Тегеран, отец наотрез отказал. Тогда еще слишком силен был в нем старый морской предрассудок: женщина на военном корабле - дурное предзнаменование.

Но на этот раз президент был вынужден согласиться. За последние месяцы он совсем сдал, к целому букету болезней присоединились новые, у него зашкаливало давление, он задыхался. Жить Рузвельту оставалось считанные месяцы. Оторваться от государственных дел и полностью расслабиться он мог только наедине с дочерью. Сыновья, напротив, утомляли его. Они никогда не упускали возможности использовать время, проводимое в обществе отца, для знакомства и наведения мостов с полезными и нужными людьми. К тому же Рузвельт знал, что Анна «зуба против него не точит и ножа за спиной не держит»¹⁰. И, конечно же, как никогда, в Крыму нужно было иметь при себе сверхнадежное передаточное звено для информации, не предназначенной для чужих ушей.

Стоит также упомянуть, что в Ялте был сын Лаврентия Берии Серго. Во время войны его направили в разведшколу, где на ускоренных курсах он получил радиотехническую специальность и в звании лейтенанта начал службу в армии. А с октября 1942 года он учился в Ленинградской военной академии связи им. С.М.Буденного, из которой был вызван на Ялтинскую конференцию для выполнения специальных военных задач. «Судя по всему, в спецгруппу по обслуживанию второй встречи руководителей трех великих держав антигитлеровской коалиции - СССР, США и Великобритании - я попал, так сказать, по инерции. Накануне встречи «Большой тройки» в Москве подняли документы, связанные с организацией специальных разведмероприятий на Тегеранской конференции, и решили использовать наш опыт. Так я оказался в Крыму»¹¹. Задача Берии-младшего заключалась в оборудовании помещений прослушивающими устройствами. «Новая аппаратура позволяла нам вести постоянную запись разговоров не только в зданиях, выделенных для американской и английской делегаций, но и, скажем, в парке с помощью направленных микрофонов»¹².

Из всех иностранных «детей» первой в Крым прибыла Кэтлин Гарриман, она же, на мой взгляд, заслуживает особого внимания: именно ей достался наибольший объем подготовительной работы со стороны союзников.

Появление дочери американского посла в Ялте ни для кого не стало сюрпризом. С самого начала войны она всегда была рядом с отцом. Сначала в Лондоне, где Гарриман был спецпредставителем президента, а она журналистом. А после и в Москве. Как говорили, она была третьей по известности американкой в Советском Союзе после жены Рузвельта Элеоноры и актрисы Дины Дурбин. Кэтлин, или Кэти, как ее называли близкие, обладала стальным характером, была умна, проницательна, любознательна, внимательна к деталям, очень деятельна и активна, хотя вполне могла себе позволить праздную и размеренную жизнь светской львицы, будучи дочерью одного из самых богатых людей Америки (Гарриманы по размеру состояния занимали четвертое место в США). Со временем она стала абсолютно незаменима для своего отца, он ей всецело доверял.

Она вполне сносно говорила по-русски: сразу после переезда в Москву в октябре 1943 года, где она была хозяйкой Спасо-хауса, Кэти стала заниматься русским с преподавателем, как она говорила, за двоих, так как Гарриман не имел на это времени. И хотя русский ее был несовершенен, говорила она на нем достаточно бегло и вполне справлялась с ролью переводчика для своего отца.

Дочь посла принимала участие практически во всех значимых мероприятиях. Обо всем, что ей удавалось узнать, она докладывала отцу. Кроме того, в составе делегации иностранных журналистов она побывала в Катыни, и отчет, составленный Гарриманом по этому вопросу для Президента Рузвельта, основан на ее данных.

Вот и на этот раз Кэти должна была вместе с отцом лететь в Крым заранее, чтобы проверить, как идет подготовка к мероприятию, но помешала непогода, и они отправились на поезде. Дорога заняла три дня. И на каждой станции девушка видела руины. «Бессмысленные разрушения. Это что-то ужасное! - писала она. - Боже мой! Перед этой страной стоит задача разобрать все эти завалы!»¹³ 

Через три дня после прибытия в Крым Аверелл Гарриман отбыл на Мальту, где встречались Рузвельт и Черчилль для выработки общей позиции в Ялте. Дочь он оставил в Ливадийском дворце руководить последними приготовлениями к приему прибывающей через неделю делегации. Кэтлин подходила на эту роль идеально. Знание русского позволило ей взять на себя решение всех вопросов с организаторами конференции, охраной, техническим персоналом и т. д. К тому же у нее был богатый управленческий опыт. С 17 лет отец доверял дочери руководство семейным горнолыжным курортом в штате Айдахо на время своего отсутствия по делам бизнеса, а затем и по поручениям Рузвельта.

В Ялте, помимо очевидно необходимых вещей, таких как кровати, столы и стулья, нужно было предусмотреть все мелочи: зеркала, пепельницы, вешалки и т. д. Ливадийский дворец был в ужасном состоянии. Немцы вырвали из стен даже электрические розетки и выключатели. Кроме того, настоящей напастью были клопы и вши, которыми он кишел (участникам они запомнились особенно). Пока сотрудники НКВД, солдаты, местные жители, румынские военнопленные отдраивали и приводили в порядок дворец, силы медицинского корпуса ВМС США пытались вытравить насекомых, обильно опрыскивая мебель десятипроцентным керосиновым раствором ДДТ и посыпая обивку и матрацы той же отравой, но вывести до конца их так и не удалось. Кэтлин, «руководившая операцией», сама стала жертвой насекомого. Кто-то укусил ее за веко, и она несколько дней не могла открыть глаз. В конечном счете, в отличие от немцев, клопы и вши так и не сдались союзникам и от души попили крови американской делегации. Как позже призналась Анна Рузвельт, адмирал Лехи, не знавший всей предыстории с насекомыми, обвинил Роберта Гопкинса в том, что это он, будучи военным корреспондентом, привез их с фронта¹⁴.

Размещение гостей требовало стратегического мышления. Отдельных спален на всех, кому они были положены по рангу, не хватало, и тогда Кэти решила следующим образом: рядом со спальней президента, которая располагалась в бывшем личном кабинете императора и столовой на первом этаже, она разместила спальни ближайшего политического окружения Рузвельта - Гопкинса, Стеттиниуса, Болена, Бирнса и своего отца Гарримана. Высшим военным чинам она отвела помещения на втором этаже. Самый высокопоставленный из них, начальник штаба армии США Дж.Маршалл, занял бывшую спальню императора, а второй по рангу главнокомандующий ВМС США адмирал Э.Кинг - будуар императрицы.

Но самой большой проблемой стали туалеты, вернее, их катастрофическая нехватка. На несколько сотен гостей - всего девять работающих унитазов и четыре ванны: смесители и раковины тоже были вывезены немцами. Многим в итоге пришлось довольствоваться наспех построенными в саду клозетами, бриться и умываться над ведрами.

Когда удавалось улучить свободную минутку, Кэти выбиралась на прогулку. Пейзажи ей напоминали Италию. Здорово было пройтись по парковым дорожкам среди высоких кипарисов. Во время затяжной московской зимы она переболела цингой, и сейчас крымское солнце было ей весьма кстати. Кроме того, эти прогулки вдохновляли ее и наводили на мысли, что можно и нужно еще сделать к приезду гостей. Вместе со вторым секретарем американского посольства Эдди Пейджем они написали брошюру в помощь американцам для скорейшего знакомства с Крымом, ведь большинство из них никогда не были в СССР.

Но, несмотря на все способности Кэтлин и большой вклад в подготовительные мероприятия, по протоколу «королевой бала» она стать не могла. «Было бы неприемлемо, если бы дочь простого посла принимала гостей на правах хозяйки рядом с дочерью премьер-министра, вне зависимости от того, как бы отец ни желал этого»¹⁵. Тем не менее Кэтлин не осталась в тени. Даже на заключительном ужине у Сталина в Юсуповском дворце именно она произносила тост не только от своего имени, но и от имени Анны Рузвельт и Сары Черчилль.

Все эти участники, скромно стоявшие позади высокопоставленных делегатов, а то и вовсе за кадром, также остались вне поля зрения исследователей, перепахавших за прошедшие десятилетия тематику Крымской встречи вдоль и поперек по нескольку раз. И совершенно незаслуженно.

Они оставили после себя яркие воспоминания об этом эпохальном для нашей цивилизации событии, когда судьба свела их всех вместе. И это ценнейший, уникальный, живой материал, раскрывающий масштаб и чрезвычайную сложность совместной работы по строительству нового мира.

Как бы ни разнились их жизненные взгляды и оценки, в одном они сходятся: в восхищении подвигом советского народа на фронтах, сострадании великому горю, которое принесла война нашей стране, уважении к труду простых советских людей, сохранивших в нечеловеческих условиях гордость и достоинство, возвращающих к жизни разрушенную и обескровленную страну.

¹Рузвельт Э. Его глазами. М., 1947. С. 237.

²Birse A.H. Memories of Interpreter. New York, 1967. P. 178.

³Майский И.М. Воспоминания советского дипломата. М., 1987. С. 748-749.

⁴Рузвельт Э. Указ. соч.

⁵АВП РФ. Ф. 06. Оп. 7а. П. 59. Д. 38. Л. 16-18.

⁶Там же. П. 57. Д. 3. Л. 25-31.

⁷Katz C.G. The daughters of Yalta. Boston; New York, 2020. P. 21.

⁸Hopkins R. Witness to history. Seattle; New York, 2002. P. 151.

⁹Katz C.G. Op. cit. P. 31.

¹⁰Ibid. P. 43.

¹¹Берия С. Мой отец - Лаврентий Берия. М., 1994. С. 245.

¹²Там же.

¹³Katz C.G. Op. cit. P. 5.

¹⁴Hopkins R. Op. cit. P. 141.

¹⁵Katz C.G. Op. cit. P. 117.