Князь А.Б.Лобанов-Ростовский. К 200-летию министра иностранных дел Российской империи

Продолжение. Часть I опубликована в журнале «Международная жизнь». №10. 2024.

Назначение на пост главы МИД

В декабре 1894 года только что заступивший на престол император Николай II назначил Лобанова-Ростовского послом в Берлин. Это назначение произошло с подачи пожилого и сильно болевшего министра иностранных дел Н.К.Гирса. При этом Гирс в свое время говорил Лобанову, что видит в нем преемника на посту министра. Перевод в Берлин был тем удивительнее, что в дипломатической среде упорно циркулировали слухи, что Лобанов вскоре заменит Гирса на посту министра. Сам князь комментировал эти слухи следующим образом: «Я получил все, что только может получить человек в России; у меня есть чем жить, и нахожусь в таком возрасте, когда требуется немножко покоя; зачем бы я стал стремиться сесть у шнура со звонком»¹.

Возглавить МИД после кончины Н.К.Гирса в январе 1895 года царь предложил российскому послу в Лондоне Е.Е.Стаалю, но тот отказался. В феврале Николай II все же принял решение назначить министром иностранных дел Лобанова. До Берлина князь доехать не успел, известие о его переназначении застало его в Вене.

Николай II писал Лобанову: «Призвав Вас на ответственный пост министра иностранных дел, я руководствовался убеждениями, что найду в Вас просвещенного и преданного сотрудника, вполне подготовленного продолжать миролюбивую и прямодушную политику нашу, направленную к поддержанию дружественных со всеми державами отношений. [...] Ваш государственный ум, ваша горячая приверженность к пользам России служат мне в этом лучшим ручательством»².

Комментируя это решение царя, князь в доверительном разговоре с директором канцелярии МИД В.Н.Ламздорфом в марте 1895 года обмолвился: «Мы все стареем. Сколько времени смогу продержаться я сам? От силы 2-3 года, и я буду изношен»³.

По воспоминаниям сослуживцев, Лобанов неохотно покидал Вену, где «завязал там самые дружественные связи, […] тем более что всякое перемещение было для него крайне затруднительно из-за перевозки его богатых коллекций и библиотеки, состоявшей из восьми тысяч томов». Заступая на пост министра, «князь Лобанов, в совершенстве владевший искусством (и крайне трудным) дипломатии, приносил с собою не только глубокий и прозорливый государственный ум, политический такт и самостоятельность взглядов, позволявшую ему не уклоняться от ответственности за выражаемые мнения и суждения, но и драгоценный дипломатический и исторический опыт - знание особенностей русской политики на Западе и на Востоке, личное знакомство с большинством деятелей иностранных кабинетов». […] Миролюбие же князя Лобанова не простиралось до смирения во что бы то ни стало, до отречения, из-за страха войны от той роли, которая неотъемлемо принадлежит великой державе, не отступающей, в случае нужды, и пред силою оружия, чтобы оградить свои права и пользы от чужих поползновений»⁴.

Отношения с ведущими державами в 1895 году

Новому главе МИД Лобанову пришлось решать целый комплекс новых и сложных задач. К началу царствования Николая II отношения России с Францией, в том числе в сфере военной безопасности, вышли на новый уровень. Французы стремились заручиться поддержкой России на случай очередного конфликта с Германией.

Для Вены же и Берлина, где набирали популярность идеи пангерманизма, русско-французский союз представлялся нежелательным. Кроме того, австрийцы при поощрении Германии упорно продвигали свою экспансию на Балканах, пытаясь блокировать российские отношения со странами региона посредством привода к власти там подконтрольных им режимов. Союзнические связи России и Франции, разумеется, не нравились и Англии, которая видела в них угрозу ее колониальным проектам.

После кончины Александра III в 1894 году дипломатия Франца Иосифа вовсю пыталась «перезагрузить» отношения с Россией. Австрийцы надеялись, что ставший главой МИД бывший русский посол в Вене будет готов идти им на уступки. Однако при министре Лобанове-Ростовском курс на союз с Францией оставался непоколебимым. В сентябре 1895 года Лобанов, находясь в «рабочем отпуске» во Франции, посетил по приглашению ее президента маневры французской армии вблизи германской границы. В ходе недельного пребывания во Франции он провел обстоятельные переговоры с высшим руководством этой страны. А на обратном пути в Петербург Лобанов нанес «успокоительный» визит германскому императору Вильгельму, в ходе которого разъяснил мирный характер намерений Франции и подчеркнул важность фактора этой страны в европейской политике. По итогам встречи, проходившей в охотничьем домике близ Потсдама, кайзер Вильгельм направил Николаю II телеграмму, в которой выразил полное удовлетворение встречей с князем Лобановым: «По многим пунктам мои собственные мысли сошлись
с соображениями, высказанными князем»⁵.

Курс на поддержку Китая

На посту министра Лобанову-Ростовскому пришлось самым активным образом заниматься проблемами Дальнего Востока - урегулировать отношения Китая и Кореи с экспансивной и милитаристской Японией, которую уже тогда называли «азиатской Британией». Можно сказать, что при министре Лобанове происходил «разворот России на Восток», но без ущерба присутствию России в Европе и других регионах.

Японо-китайская война 1894-1895 годов завершилась победой Японии и заключением унизительного для Китая Симоносекского договора (апрель 1895 г.), по которому китайцы уступали японцам Тайвань, острова Пэнхуледао и Ляодунский полуостров. Китайцы отказывались от своих прав на влияние в Корее и были обязаны выплатить Японии крупную контрибуцию.

В Петербурге решили не признавать этот несправедливый договор. Лобанов-Ростовский прозорливо полагал, что сильные и дружественные Китай и Корея будут являться залогом спокойствия на восточных границах Российской империи и ее благоденствия.

Министр Лобанов направил российскому посланнику в Токио депешу, в которой, в частности, отмечалось: «Рассмотрев условия мира, которые Япония соизволила предъявить Китаю, мы находим, что присоединение Ляодунского полуострова, потребованное Японией, явилось бы постоянной угрозой китайской столице, сделало бы призрачной независимость Кореи и, таким образом, стало бы постоянным препятствием к продолжительному успокоению на Дальнем Востоке»⁶.

Благодаря дипломатическим усилиям Лобанова-Ростовского удалось выдвинуть совместный с Францией и Германией ультиматум Японии относительно деоккупации Ляодунского полуострова, где находился и Порт-Артур. В случае отказа объединенный флот трех держав должен был блокировать сообщение между Японией и ее войсками на материке. Англия очень встревожилась таким неожиданным русско-германо-французским альянсом, заняв формально нейтральную позицию. На деле же англичане пытались противодействовать российской линии, но безрезультатно.

Японцы были вынуждены пойти на уступки, тем более что благодаря усилиям российской дипломатии Франция предоставила Китаю крупный заем под выплату им военной контрибуции (фактически для обеспечения вывода японских войск с Ляодунского полуострова). Российское правительство выступило гарантом этого займа. Кроме того, в мае 1895 года Россия заключила выгодное для ее коммерческих интересов соглашение о торговле и мореплавании с Японией.

Решение этих труднореализуемых задач еще более повысило авторитет нового министра, девизом которого был принцип, озвученный им самим: «В политике никогда не надо быть пессимистом»⁷. В записке Николая II из Царского Села от 23 апреля 1895 года, адресованной князю Лобанову-Ростовскому, говорилось: «Большая гора свалилась у меня с плеч по получению Вашей телеграммы о том, что Япония отказывается вовсе от Ляодунского полуострова. Сколько жизней и жертв спасено! Сердечно благодарю Вас, любезный князь Алексей Борисович, за Вашу твердость и решительность, проявленную Вами с самого возникновения этого вопроса. Меня несказанно радует это полюбовное окончание нашего вмешательства в Японско-Китайское столкновение»⁸.

В результате курс на дружбу с Китаем (Империей Цин) стал реальностью. Лобанов докладывал царю: «Конечно, мы не найдем лучшего союзника, чем Китай, с которым у нас никогда не было вооруженных столкновений, не взирая на совершенно открытую сибирскую границу и часто возникавшие недоразумения»⁹.

На коронацию Николая II в мае 1896 года в Москву прибыл государственный секретарь и фактический руководитель внешней политики Цинской империи граф Ли Хунчжан, который передал поздравления китайского императора и благодарность молодому монарху за сохранение целостности китайской территории. «На полях» этого мероприятия Лобанов-Ростовский, министр финансов С.Ю.Витте и Ли Хунчжан подписали 22 мая (по новому стилю - 3 июня) Союзный договор между Россией и Китаем, который предусматривал совместные военные действия против Японии в случае ее агрессии в отношении любой из сторон или Кореи «всеми сухопутными и морскими силами»¹⁰. Китайцы при этом согласились на прокладку через территорию Маньчжурии Сибирской железной дороги в направлении Владивостока (ее строительство было начато еще при императоре Александре III). По мнению российских историков, Московский русско-китайский договор 1896 года, выгодный для обеих сторон, позволил Пекину завершить эпоху неравноправных международных актов, подписанных с западными державами во второй половине XIX века¹¹. Позднее, в сентябре 1896 года китайское правительство заключило с Русско-Китайским банком контракт, по которому для сооружения железнодорожного пути через Маньчжурию создавалось особое Общество Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). России предоставлялась концессия на эксплуатацию этой дороги на 80 лет, после чего КВЖД становилась собственностью Китая.

Импульс к освобождению Кореи

При министре Лобанове-Ростовском был дан импульс избавлению Кореи от японского господства. Из Петербурга в Токио методично посылались сигналы о целесообразности прекращения оккупации Корейского полуострова и уважения независимости Кореи. Как инструктировал Лобанов-Ростовский нового поверенного в делах в Сеуле А.Н.Шпейера, «полное очищение страны японцами явится рано или поздно предметом наших требований на основании независимости Кореи»¹². Ставка при этом делалась на «мягкую силу» и дипломатию.

Японцы, однако, оказывали жесткое сопротивление деколонизации Кореи. В октябре 1895 года они организовали вооруженное нападение на королевский дворец в Сеуле, во время которого были зверски убиты активисты антияпонского движения в корейской элите, включая их лидера - королеву Мин. Королева способствовала устранению прояпонских министров из правящего кабинета, стремилась к развитию отношений с Россией. Именно за это ее и ликвидировали. Король Коджон в результате переворота фактически стал заложником японцев и их пособников в собственном дворце. Был сформирован прояпонский марионеточный кабинет министров.

Глава российского МИД Лобанов возмутился преступным вмешательством японцев в корейские дела и стал инициатором международного осуждения действий японцев. В феврале 1896 года королю Коджону с сыном удалось бежать из дворца и укрыться в русской дипмиссии, которая охранялась небольшим отрядом русских моряков-десантников. Беженцы находились там вплоть до февраля 1897 года. В этой временной королевской резиденции Коджон создал новый правительственный кабинет взамен нелегитимного. Лобанов-Ростовский писал русскому посланнику в Сеул: «Я снесся с японским правительством, чтобы заручиться его обещанием воздерживаться от всяких враждебных действий против корейского государя, и на это последовал вполне благоприятный ответ»¹³.

Несмотря на запрос корейского короля об установлении фактического протектората России над Кореей и командировании туда российских военных, министр Лобанов-Ростовский решил избегать вооруженной конфронтации с Японией и выводить ее на дипломатические компромиссы. Лобанову удалось убедить молодого и самонадеянного царя Николая II в оправданности такого дипломатического курса и нежелательности эскалации в отношениях с японцами.

В мае 1896 года в Сеуле был подписан русско-японский меморандум, в котором, в частности, России предоставлялось право держать свои войска в тех же местах и в том же количестве, что и Японии¹⁴. При этом был зафиксирован отказ Японии от ее особых прав в Корее. 28 мая 1896 года Лобанов-Ростовский заключил в Москве соглашение по Корее, известное как Московский протокол, который закрепил право России на обеспечение охраны короля Коджона, установление телеграфного сообщения с Кореей, а также обязанность сторон не предпринимать каких-либо действий без предварительного взаимного согласования¹⁵.

В июне 1896 года Лобанов-Ростовский принял в Петербурге корейскую делегацию во главе с одним из авторитетных представителей рода убитой королевы Мин. Эта делегация по поручению корейского короля принимала участие в коронации Николая II и ходатайствовала о направлении в Корею русских военных инструкторов и советников для организации корейского отряда, который мог бы в перспективе гарантировать возращение во дворец короля Коджона, а также о финансовом займе. Соответствующее согласие российской стороной было дано.

В феврале 1897 года, уже после кончины князя Лобанова, король Коджон переехал во вновь построенный для него дворец. Он направил Николаю II благодарственное письмо за участие десантников русского флота в его охране. В октябре 1897 года король провозгласил Корею империей, а себя императором. Процесс освобождения Кореи от господства японских колонизаторов благодаря усилиям российской дипломатии ускорился.

Во время нахождения Лобанова-Ростовского на посту министра были проведены мероприятия по укреплению Азиатского департамента российского МИД. Министерство финансов дало согласие на повышение жалования его сотрудников¹⁶.

Россия и Болгария

Летом 1895 года, после того как были достигнуты очевидные успехи на китайском направлении, министр Лобанов-Ростовский в разговоре с одним из коллег заявил: «Теперь остается урегулировать болгарский вопрос»¹⁷.

Здесь стоит обратить внимание на следующий интересный факт. В русской мемуарной литературе обращается внимание на то, что назначение князя Лобанова министром вызвало озабоченность в среде славянофилов. Они опасались, что из-за долгого пребывания в странах Запада он утратил интерес к теме объединения славян. Соответственно, от него не ждали каких-либо прорывов на болгарском направлении.

Действительно, Лобанов-Ростовский скептически относился к задорной эмоциональной и напористой пропаганде славянофилов, которая пугала Турцию и западные державы. Однако при этом князь отстаивал целесообразность прагматичного курса на постепенное сближение славянских народов при учете геополитических реалий того времени. Лобанов опасался втягивания России в опасные военные авантюры, к которым могли привести порывистые и радикальные призывы тех или иных активистов славянского движения, откуда бы они ни исходили - из Сербии, Болгарии, России, Чехии или Галиции. 

На первом плане для князя находились интересы безопасности и процветания России, которая одним фактом своего существования являлась мощным гарантом самостоятельного развития славянских народов. Ее ослабление, как полагал князь, неизбежно неблагоприятно сказалось бы на политических судьбах славянства в целом¹⁸.

Такой подход имел место и в отношении Болгарии. На протяжении десяти лет длилась ссора России с Болгарией. Этот разлад, с одной стороны, стимулировался западными державами, а с другой - был обусловлен обидой русского общества и русского руководства на уход Болгарии в орбиту конкурентов России. Тесные связи Болгарии, прежде всего с Австро-Венгрией, вызвали удивление и непонимание после того, как сотни тысяч русских добровольцев, солдат и офицеров отдали свои жизни или были ранены в боях за освобождение православных братьев славян, прежде всего болгар и сербов, от турецкого владычества.

В этой связи показательны оценки одного из ведущих специалистов по Балканам в Российской империи, участника Русско-турецкой войны 1877-1878 годов, а затем и Берлинского конгресса 1878 года генерала Г.И.Бобрикова. В одной из работ он писал еще в 1877 году: «Наши враги уже теперь начинают громко говорить о нашей гнилости и бессилии что-либо сделать для юго-славян. Английский консул из Рущука […] прямо говорил на болгарской сходке в Сливене, что для спасения своей народности болгарам остается один путь: возложить все надежды на Великобританию; но английская нация только тогда поможет Болгарии, когда она отречется от нас и докажет свою преданность Англии». Комментируя русофобскую пропаганду в Болгарии в связи с пребыванием там русских войск, Бобриков констатировал: «Рьяное болгарское юношество позабыло уроки истории […] и поспешило уверовать в несомненность нашей оккупации их отечества и опрометчиво сбросило маску преданности, которую носило до того пред турецкою администрацию»¹⁹.

Личное знакомство князя Лобанова-Ростовского с принцем Фердинандом Кобургским, еще задолго до его избрания на болгарский престол в 1887 году, и их взаимная симпатия сыграли решающую роль в нормализации отношений между Россией и Болгарией.

Болгарский князь Фердинанд Кобургский, поддерживавший отношения с послом России в Вене Лобановым, усмотрел шанс в назначении Лобанова на пост министра иностранных дел для собственного признания в качестве правителя Болгарии и восстановления дипломатических отношений между двумя православными государствами.

Поздравляя Лобанова с назначением на пост министра, Фердинанд писал 19 февраля 1895 года: «Князь Алексей Борисович! Всегда и вопреки всему верный моим старым друзьям, смея надеяться, что, несмотря на противоположную видимость, напоминание обо мне найдет у них тот же отклик, как и раньше, вспоминая очаровательные часы, проведенные во дворце Вольцейле с умелым дипломатом, образованным историком и деликатным собеседником, считаю долгом направить ему самые искренние поздравления!». Кроме того, болгарский князь попросил «напоминать иногда» царю Николаю II о его «благожелательных и неизменных дружеских чувствах»²⁰.

Но не только личный фактор сыграл в пользу сближения России и Болгарии. Австро-Венгрия требовала от болгар дисциплины и подчинения ее требованиям. Как следует из донесения российского посольства в Вене в январе 1895 года (еще до назначения Лобанова на пост министра), австрийцы были очень недовольны повышением болгарской стороной тарифов на их продукцию, ввозимую в Болгарию, вопреки двусторонним таможенным соглашениям. Как отмечалось в русской депеше, эти торговые разногласия «могут сыграть в нашу пользу»²¹. Ясно, что Болгарии было выгодно избавиться от чрезмерной зависимости от Запада и искать поддержки в России.

В июле 1895 года Лобанов-Ростовский принял болгарскую делегацию во главе с митрополитом Климентом. В ходе встречи министр давал понять, что Россия не преследовала по отношению к Болгарии никаких корыстных целей. Он акцентировал внимание на том, что в Петербурге не хотели бы, чтобы эта страна была инструментом в руках противников России. С болгарской стороны выражались извинения за то, что страна стала жертвой интриг недоброжелателей России. Было озвучено решение князя Фердинанда окрестить его сына Бориса по православному обряду. Затем болгарскую делегацию благожелательно принял Николай II, который резюмировал встречу так: «Я надеюсь, что в скором времени между Россией и Болгарией восстановятся прежние добрые отношения». Члены болгарской делегации выражали Лобанову слова благодарности за то, что он «явился истолкователем их чувств и упований перед государем императором»²².

Лобанов поверил в искренность заявления Фердинанда о том, что «отныне он порывает все связи с Западом и взор свой, полный надежды и любви, обращает на впервые занимающуюся для него светлую зарю со стороны Востока». Болгарский князь позаботился о выдавливании из своего окружения русофобов, заявляя, что «болгары во главе с ним самим мечтают о примирении с Россией». Он подчеркивал также, что не участвует в католической пропаганде и, напротив, поддерживает православную церковь²³.

Во время визита болгарской делегации в Петербург был убит бывший премьер-министр Болгарии С.Стамболов, которого в России считали «истязателем и узурпатором власти в Болгарии». Это событие было воспринято многими журналистами в России как «некий знак». Тон российской прессы в отношении Болгарии изменился в сторону умеренности.

Россия не торопила болгарское руководство с обращением наследника в православие, давая время разобраться как с внутренними противниками этого решения, так и внешним давлением, исходившим прежде всего из Ватикана, Италии, Австрии и Германии. Многие русские дипломаты сомневались в намерении болгарского руководства развивать страну в русле православия. Как следовало из донесений из Европы, болгары, по слухам, вели закулисные игры с Ватиканом об установлении «унии». Даже дипломаты из окружения Лобанова начинали задаваться вопросом: а не дал ли русский министр себя обмануть?

В январе 1896 года в болгарских газетах был наконец опубликован манифест князя Фердинанда, извещавший о намерении крестить двухлетнего наследника болгарского престола Бориса по православному обряду. Спустя некоторое время соответствующая торжественная церемония была осуществлена. По рекомендации Лобанова крестником болгарского наследника стал русский император. На обряде вхождения принца Бориса в православие присутствовал представитель русского государя - генерал-майор граф А.А.Голенищев-Кутузов. Фердинанд прислал из Софии Николаю II телеграмму, в которой сообщалось о факте миропомазания крестника русского царя²⁴.

Еще в октябре 1895 года в депеше русскому послу в Софии Лобанов-Ростовский собственноручно приписал: «Присутствие представителя государя императора при означенном обряде явилось бы фактическим восстановлением наших сношений с княжеством»²⁵. Обряд в Софии наблюдали также представители Османской империи, Франции, Сербии и Греции. Австро-Венгрия, Германия и Англия от участия воздержались.

После этого события дипломатические отношения между двумя государствами были восстановлены. Русскому послу в Константинополе поступило указание информировать турецкое правительство о снятии препятствий для признания Фердинанда Кобурского правителем Болгарии. Вслед за этим государства, подписавшие Берлинский трактат, также стали признавать Фердинанда в качестве законного главы Болгарии. В апреле 1896 года князь Фердинанд посетил Москву и Петербург, где его в торжественной обстановке наградили орденом Святого Александра 1-й степени с бриллиантами.

Даже в консервативных изданиях, которые ориентировались, как правило, на мнение официального Петербурга, признавали, что российская дипломатия совершила ошибку, пойдя десять лет назад на полный разрыв отношений с Болгарией после прихода там к власти принца Фердинанда. Объяснялась эта ошибка «плохим знанием болгарского народа». Как признавал в своем дневнике руководитель канцелярии российского МИД В.Н.Ламздорф, улучшить отношения с Болгарией следовало бы и раньше, но нерешительность предыдущего министра иностранных дел России Н.К.Гирса не позволяла сделать этого: «Наша ссора с Болгарией представляет собой единственную теневую сторону благотворных лет его работы на посту министра, и я упорно продолжаю думать, что было бы вполне возможно урегулировать данный вопрос еще при его жизни»²⁶.

Русские славянофилы, сильно опасавшиеся поначалу князя Лобанова, так же признали плодотворность усилий нового министра. Ими отмечалось, что «русское влияние водворилось в Белграде и Софии, прекратилась рознь между южными славянами, восстановилось между ними согласие, наглядным доказательством которого послужили недавния братания сербов с болгарами, черногорцев с сербами».

Армянский вопрос

В период служения Лобанова-Ростовского на министерском посту остро стоял и армянский вопрос в Османской империи. По условиям Берлинского конгресса (1878 г.) турецкое правительство обязывалось провести в ряде областей, населенных христианами, реформы под надзором европейских держав. Однако правительство Абдул-Хамида II тормозило реформы, пытаясь удержать под своим жестким контролем население различной национальной и религиозной принадлежности. Турецкие войска жестко подавили армянские восстания в 1894-1895 годах в Эрзеруме, Трапезунде, Битлисе и других городах.

Англичане стимулировали повстанческое движение среди армян, надеясь, что Россия будет вынуждена, как и в случае с Болгарией, вмешаться военными методами в конфликт турков с армянами. В планы Великобритании входило не только поссорить Россию с Турцией, но и развалить последнюю. При этом они надеялись сменить власть в Турции на лояльную себе посредством грубого вмешательства во внутренние дела этого государства и установить собственный контроль над проливами Босфор и Дарданеллы.

Лобанов-Ростовский хорошо понимал вредоносные интриги англичан. Российский министр подчеркивал: «Я не хочу, чтобы Турецкая Армения сделалась второй Болгарией и русские армяне воспользовались против нас учреждениями, которые создаст армянская автономия под турецким протекторатом»²⁷. Поэтому во избежание столкновения с Турцией, а затем, в очередной раз, с западными державами, Россия отказывалась применять меры военного принуждения по отношению к турецкому правительству. Эта линия координировалась Лобановым с французскими и немецкими коллегами, и большинство европейских стран ее поддержало.

В декабре 1995 года Лобанов без согласования с царем дал под личную ответственность срочное указание послу в Турции об участии в посредничестве между турецкими войсками и защитниками осажденного ими Зейтуна (Аллепо) для спасения жизней армянского населения²⁸. В начале 1896 года, по ходатайству Лобанова и с одобрения царя, по всей России начался сбор пожертвований в пользу турецких армян. Армянский католикос назвал действия российского министра «актом христианского милосердия»²⁹.

Отношения с Африкой

Князем Лобановым предпринимались попытки снятия британского колониального бремени с Египта и, в частности, установления нейтрального статуса Суэцкого канала. Разумеется, это также вызывало раздражение англичан. Британская королева-мать Виктория весной 1896 года написала на имя Николая II личное письмо, в котором пожаловалась на нового министра: «С добрейшим Николаем Карловичем [предыдущим главой МИД Н.К.Гирсом] гораздо легче было вести дело!» Князь Лобанов-Ростовский, ознакомившись с текстом письма, с удовольствием воспринял брюзжание ее величества как лучший комплимент в свой адрес³⁰.

При министре Лобанове-Ростовском получило импульс развитие связей с Абиссинией (ныне - Эфиопия), которая отстаивала свою независимость от Великобритании и Италии. Представительная делегация из Африки была радушно принята молодым русским царем в Петербурге³¹. Российское правительство оказывало Аддис-Абебе политическую, финансовую, военную и гуманитарную поддержку. Эфиопия стала одним из флагманов сопротивления европейскому колониализму.

(Продолжение в следующем номере.)

¹Ламздорф В.Н. Дневник. 1894-1896. М., 1991. С. 141.

²АВПРИ. Ф. Департамент личного состава и хозяйственных дел. 1824-1896 гг. Оп. 464/2. Д. 2043. Л. 42об.

³Ламздорф В.Н. Указ. соч. С. 165.

⁴Теплов В.А. Князь Алексей Борисович Лобанов-Ростовский. С. 52, 54-55, 58.

⁵Ламздорф В.Н. Указ. соч. С. 256.

⁶АВПРИ. Ф. Канцелярия министра иностранных дел. Оп. 470. 1895 г. Д. 108. Л. 145.

⁷Ламздорф В.Н. Указ. соч. С. 395.

⁸АВПРИ. Ф. 138. Секретный архив министра. Оп. 467. 1895 г. Д. 143/146. Л. 9.

⁹АВПРИ. Ф. 133. Канцелярия министра иностранных дел. Оп. 470. 1895 г. Д. 108. Л. 4.

¹⁰Союзный договор между Россией и Китаем (Москва. 22 мая/3 июня 1896 г.) // https://istmat.org/node/27260

¹¹Князев С., Лобанов М. «Влияние России на Дальнем Востоке усилилось»: какую роль в истории сыграл русско-китайский договор 1896 г. // https://russian.rt.com/science/article/867568-russko-kitaiskii-dogovor-1896

¹²АВПРИ. Ф. Миссия в Сеуле. Оп. 768. 1884-1908 гг. Д. 6. Л. 57-67 об.

¹³АВПРИ. Ф. 138.  Секретный архив министра. Оп. 467. 1896 г. Д. 153. Л. 42-42 об.

¹⁴Меморандум России и Японии о Корее (Сеул. 2/14 мая 1896 г.) // https://istmat.org/node/27259

¹⁵Соглашение между Россией и Японией о Корее (Москва. 28 мая/9 июня 1896 г.) // https://istmat.org/node/27261

¹⁶Теплов В.А. Указ. соч. С. 87.

¹⁷Ламздорф В.Н. Указ. соч. С. 227.

¹⁸Там же. С. 78-79.

¹⁹Бобриков Г. Материалы для истории войны 1877-78 г. Киевский сборник в помощь пострадавшим от неурожая. Киев, 1892. С. 148.

²⁰Ламздорф В.Н. Указ. соч. С. 169.

²¹Там же. С. 132.

²²Там же. С. 231.

²³Там же. С. 207.

²⁴Там же. С. 376.

²⁵Там же. С. 267.

²⁶Там же. С. 223.

²⁷Цит. по: Амфитеатров А.В. Армянский вопрос. СПб., 1906. С. 17.

²⁸Ламздорф В.Н. Указ. соч. С. 350.

²⁹Тунян В.Г. Россия и армянский вопрос. Ереван, 1998. С. 158.

³⁰Ламздорф В.Н. Указ. соч. С. 379.

³¹Теплов В.А. Указ. соч. С. 82.