Флаг. Гимн. Разведка

Постыдная сумятица в Международном олимпийском комитете вокруг исполнения гимна и демонстрации флага России на летней Олимпиаде в Париже напоминает один занятный спор летом... 1941 года. Тогда решение нашлось, а бенефициарами стали еще и... спецслужбы. Обо всем по порядку.

Начнем с очевидного (хотя сегодня это кажется невероятным): 12 июля 1941 года в Москве была подписана советско-британская декларация, по которой стороны обязывались оказывать друг другу помощь и поддержку и не вести с врагом сепаратных переговоров¹, то есть сделали шаг к формальному союзничеству.

Однако же, уверен, что даже в числе профессиональных международников не все сверялись с календарем на тот предмет, что то 12 июля пришлось на субботу. Между тем это важное обстоятельство времени. Потому что назавтра, в воскресенье 13 июля, советский посол в Лондоне Майский попросту обязан был... включить радио. Время, когда он это сделал, можно высчитать до секунды. Дело в том, что начиная с 1940 года каждое воскресенье ровно в 20:45 перед сигналом Биг-Бена и выпуском вечерних новостей Би-би-си передавала гимны союзных стран: Норвегии, Польши, Франции и т. п. Играли их и в тот воскресный вечер. Но ни в начале, ни в течение всей четверти часа, отведенной на исполнение гимнов союзников, 13 июля 1941 года советский гимн не прозвучал.

У этого казуса есть предыстория. Не так давно был рассекречен меморандум, составленный в британском Министерстве информации за пять дней до начала Великой Отечественной войны. Придя еще тогда к выводу о неизбежном нападении Гитлера на СССР, в недрах британского госаппарата составили вопросник для руководства правительства Его Величества: «Должен ли [советский полпред] Майский быть принят в группу [союзных послов] при дворе Святого Джеймса? Должен ли «Красный флаг» (так авторы назвали советский гимн. - Авт.) исполняться по воскресным вечерам? Нужно ли признать Коммунистическую партию и принять ее в конгресс тред-юнионов?»² 

Вопрос про тред-юнионы, конечно, тоже важен, но мы остановимся на гимне. Надо полагать, что под «Красным флагом» имелся в виду «Интернационал». Оставим сейчас в стороне вопрос о степени эрудированности британских чиновников. Отметим, что это была главная мелодия не только СССР, но и Коминтерна. Соответственно, в Британии это был гимн Компартии, с которой лондонский истеблишмент разделяла идеологическая пропасть, по которой планировал при этом аллергенный пух взаимной ненависти.

Ответ на упомянутый вопросник неизвестен. Косвенные признаки указывают на то, что ответа и не было. Иначе почему, несмотря на радиообращение Черчилля 22 июня о том, что «опасность, угрожающая России, - это опасность, грозящая нам», советский гимн не был исполнен в эфире Би-би-си ни в воскресенье 22 июня, ни в воскресенье 6 июля?

Между тем приближались те выходные, на которые было намечено подписание Советско-британской декларации, что, конечно, выводило отношения на новый уровень.

В своем дневнике Майский записал, что в пятницу 11 июля 1941 года с ним связался министр информации Дафф Купер, который просил подобрать для передачи по радио какую-нибудь другую советскую мелодию. Например ту, что, как полагал он, была передана по советскому радио после речи Молотова 22 июня (Купер назвал ее «Маршем Кутузова»³). 

Нежелание Би-би-си передавать в эфире «Интернационал» отражало еще одну тенденцию. Дело в том, что в первые дни Великой Отечественной войны в знак солидарности с Россией Би-би-си передавала радиопостановки лишь по несоветским, дореволюционным пьесе А.П.Чехова «Вишневый сад» и роману Л.Н.Толстого «Война и мир»⁴, не решаясь перейти к поддержке советской России.

На следующий день, в субботу, 12 июля, Майский лично отправился к министру Куперу, который вновь просил его найти замену «Интернационалу», но получил от советского посла категорический отказ.

В итоге, включив радио вечером в воскресенье 13 июля, Майский услышал в эфире «малоизвестную советскую песню»⁵. По одной из версий, это была все же вполне себе знаменитая композиция Исаака Дунаевского на слова Василия Лебедева-Кумача «Широка страна моя родная» из кинофильма «Цирк»⁶. Но это был не гимн.

Не было «Интернационала» в эфире Би-би-си и в следующее воскресенье, 20 июля. И на это обратило внимание уже не только советское полпредство.

24 июля соответствующий вопрос был поднят уже и в Палате общин в Вестминстере. Правда, авторы запроса, левые лейбористы, даже и симпатизируя СССР, жили не в безвоздушном пространстве. В тогдашних британских реалиях они предпочли называть «Интернационал» не советским, а «русским» гимном⁷.

Закончилось все неожиданно. На людях посол Майский дипломатично говорил, что это дело самой Би-би-си, какую передавать музыку⁸, но 24 августа пресс-секретарь посольства СССР в Лондоне Зинченко принял-таки приглашение на обед с руководством Би-Би-Си в клубе «Гаррик»⁹.

Судя по всему, то был обед примирительный. В основе лежало поистине оригинальное (соломоново?) решение: к тому времени Би-би-си изменила собственные правила и отказалась от практики выдавать в эфир гимны всех стран-союзниц. Таким образом, до воскресного вечернего эфира не добрался «Интернационал», но из него также исчезли и французская «Марсельеза», и польская «Еще Польска не сгинела» и т. п.

Естественно, для Олимпиады - это не решение.

Тем не менее, оставляя за собой право (и даже обязанность!) вернуться к концу данной статьи к теме гимна, автор не может не  удовлетворить любопытство читателя, вполне вероятно заинтригованного упоминанием в начале этих околомузыкальных заметок еще и спецслужб.

И вновь обо всем по порядку.

Для начала обозначим, что, если вдуматься, гибкий подход Би-би-си к вопросу о гимне был сродни компромиссу, достигнутому ранее по теме Советско-британской декларации.

Она, как известно, была принята на фоне того, что в Лондоне вовсе не были уверены, что СССР продержится долго. Меньше на слуху та частность, что именно в те летние дни 1941 года британская спецслужба по организации диверсий, Special Operations Executive (SOE), что называется, сдувала пыль с папок с оперативными планами по уничтожению советской нефтяной и транспортной инфраструктур. Такие планы были разработаны еще во время советско-финской войны (чтобы помешать СССР победить Финляндию), а теперь рассматривались вновь (чтобы помешать Германии победить СССР, точнее - чтобы, если немцы победят, не дать им воспользоваться такой инфраструктурой). Больше того, судя по всему, просьба Лондона к Москве об открытии новых британских консульств в Баку¹⁰  Владивостоке¹¹ и Архангельске¹² предполагала возможность легально оформить туда не только «чистых» дипломатов, но и подрывников.

Из очевидного стоит напомнить, что британцы не спешили заключить с СССР обязывающий договор, ссылаясь на то, что таковой надо будет еще ратифицировать: не только в Вестминстере, но и в парламентах доминионов, которые по Вестминстерскому статуту 1931 года действительно получили куда бóльшую свободу и бóльший голос в вопросах имперской внешней политики.

Решением всех этих проблем и стало подписание декларации. В отличие от договора ее ратифицировать не надо было. Она могла вступить в силу немедленно¹³,  что, по мнению Сталина, «с полным основанием» делало страны «боевыми союзниками»¹⁴ - пусть даже подчиненные Черчилля и рефлексировали по поводу гимна.

В то же время хорошо известна телеграмма посла Майского в НКИД от 27 августа, в которой он писал, что и наличие декларации не перевело советско-британское взаимодействие на новую орбиту: «Что еще мы имеем от Англии? Массу восторгов по поводу мужества и патриотизма советского народа, по поводу блестящих качеств Красной армии. Это, конечно, очень приятно (особенно после всеобщих сомнений в нашей боеспособности, которые господствовали здесь всего лишь несколько недель назад), но уж слишком платонично. Как часто слыша похвалы, расточаемые по нашему адресу, я думаю: «Поменьше бы рукоплесканий, а побольше бы истребителей»¹⁵.

Как опять же хорошо известно, следствием этой переписки стало то, что в августе на Русский Север все же прибыли первые «Харрикейны» (151-е авиакрыло Королевских ВВС под командованием новозеландца Невилла Рамсботтома-Ишервуда, ставшего первым в годы войны иностранцем-кавалером высшего в СССР ордена Ленина) и первый пробный конвой «Дервиш».

Куда меньше известно о том, что еще одним шагом по наполнению конкретикой до тех пор несколько абстрактного духа декларации стали переговоры (и характер таких переговоров!) между упомянутым выше SOE и советской внешней разведкой, разведуправлением НКВД.

Пожалуй, только сегодня, проведя перекрестный анализ советских и британских источников, можно наконец-то определить детали подготовки таких переговоров. На встрече с наркомом Молотовым британский посол Криппс предложил 1 августа следующую формулу: «Сотрудничество будет производиться на следующей основе: обсуждение диверсионных действий против Германии во всех частях света, обмен информацией, установление места сотрудничества обеих разведок, агитация среди населения оккупированных стран. Стороны не будут обязаны открывать друг другу структуры своих организаций»¹⁶.

В Лондоне важным моментом стал ужин 6 августа, на котором глава британского Министерства снабжения (к которому было приписано SOE) Хью Далтон и глава британской политической разведки МИ-6 сэр Стюарт Мензис согласились, что коммунистическое подполье в оккупированной Европе могло бы стать ценным подспорьем для проведения разведывательных и подрывных операций¹⁷. «Готовую пятую колонну по проникновению в Германию» в Коминтерне видел и Джордж Хилл, которому скоро предстояло стать главой миссии связи SOE в СССР¹⁸.

Результатом многодневных, с 14 по 29 августа 1941 года, встреч советских и британских представителей стали документы, окончательно подписанные еще через месяц (30 сентября). Озаглавлены они были несколько витиевато: «Запись того, на чем согласились советские и британские представители в своих беседах по вопросу о подрывной работе против Германии и ее союзников» и «Предварительный план общей линии поведения в подрывной работе для руководства советской и британской секций связи».

Первый вывод состоит в том, что такая витиеватость позволяла и в данном случае избежать ратификации и, соответственно, огласки. Действительно, официальные историки СВР приводят цитату из добытого советской разведкой доклада главы британских переговорщиков Гиннеса в Лондон: «Как мной, так и русскими властями соглашение рассматривается не как политический договор, а как основа для практической работы наших связующих звеньев и не нуждается в официальной подписи»¹⁹. Раздел I «Записи» констатировал достигнутое сторонами общее политико-философское взаимопонимание: «В результате этих бесед мы пришли к единодушному мнению, что сотрудничество не только желательно и осуществимо, но и существенно для достижения нашей общей цели разгрома врага»²⁰.

Однако еще важнее, что, получив политический мандат на проведение переговоров между собой, спецслужбы по целому ряду вопросов пошли дальше своих правительств.

Во-первых, несмотря на то, что до этого Сталин заявил послу Криппсу, что «советское правительство не ставит вопроса об установлении сфер влияния»²¹, в Разделе II своей «Записи» советские и британские спецслужбисты весьма конкретно обозначили и вопросы географии, то есть все-таки сфер влияния. Из сферы деятельности исключали: «а) СССР и Балтийские государства, за исключением Финляндии, б) Британская империя и подмандатные территории, а также Египет, Ирак, Сирия, Саудская (так в тексте. - Авт.) Аравия, Йемен, Трансиордания и Абиссиния»²². При этом «соответствующие европейские страны будут […] распределены следующим образом между Советской и Британской сферами деятельности. СССР: Румыния, Болгария, Финляндия. Англия: Западная Европа от Испании до Норвегии, Греция»²³.

Во-вторых, с одной стороны, в документах само собой были названы главные враги: нацистская Германия и фашистская Италия. Однако с другой стороны, спецслужбисты поступили весьма оригинально, поместив «рейх» в группу, которая была обозначена как «Германия, Австрия и Венгрия».

В тогдашней системе политико-дипломатических координат это означало сразу два важных прорыва.

Во-первых, об Австрии. Вместе с Германией она была упомянута вроде бы и всуе, но отдельно. Между тем правительствам в Москве и Лондоне по этому вопросу еще только предстояло определиться через много-много месяцев и даже лет.

Во-вторых, в одной компании с Германией и Австрией - Венгрия.

Что касается настроений по отношению к тогдашнему Будапешту в Москве, то, с одной стороны, еще 20 августа 1940 года в секретной резолюции Исполкома Коминтерна писалось о «подчинении Венгрии германскому и итальянскому империализму»²⁴. Это отображало наметившуюся еще летом 1940 года антигерманскую направленность в деятельности Коминтерна²⁵. В свою очередь, в сообщениях НКГБ из Будапешта говорилось: 11 июня 1941 года - «В Венгрии продолжается мобилизация для доукомплектования существующих корпусов»²⁶, 19 июня - «В Венгрии сейчас создан скоростной механизированный корпус», который «вступит в военные действия - в случае отступления советских войск»²⁷, и что «из Германии от белогвардейских организаций в большом количестве поступают в Венгрию листочки под заглавием «За царя»²⁸.

Однако же, с другой стороны, политическое руководство СССР к этой информации не прислушивалось, а вплоть до 23 июня 1941 года между Москвой и Будапештом сохранялись полноценные дипломатические отношения²⁹.

Что же касается той системы координат, в которой действовали британские власти, то, с одной стороны, на момент заключения договоренностей между НКВД и SOE Британия уже давно объявила Венгрию «страной под оккупацией Германии»³⁰  и еще весной 1941 года эвакуировала из Будапешта своих дипломатов³¹ (и, кстати, в лице Криппса просила у НКИД СССР о возможности транзита для этих дипломатов через Львов и Москву³²).

Однако особенность момента состояла в том, что Лондон объявил войну Будапешту лишь 5 декабря 1941 года³³.

Таким образом, включив Венгрию в список стран, в отношении которых возможно было проведение подрывных операций, SOE явно услышало коллег из НКВД (которых до этого не слышало советское руководство) и на несколько месяцев опередило военно-политическое руководство Британии.

Ровно такая же формула была применена британскими спецслужбистами и по отношению к Румынии и Финляндии: обеим странам британское правительство объявило войну лишь в декабре 1941 года³⁴, но уже в августе-сентябре они были записаны во враждебные в соглашениях спецслужб. Кстати, конкретно в отношении Финляндии стоит добавить, что о ее войне с СССР в 1939-1940 годах у посла Криппса было мнение, что она стала следствием «правильного отклонения финским правительством требований об уступке территорий Советскому Союзу»³⁵. Больше того, 26 июня в циркуляре британского Министерства информации своим зарубежным представителям говорилось, что в Лондоне еще не пришли к однозначному мнению о состоянии дел в советско-финских отношениях³⁶. Но SOE опередило свое правительство.

Особый интерес представляет то, как советские и британские спецслужбисты оставили за скобками тему гимна, но при этом сформулировали общую позицию по Франции.

Примечательный факт состоит в том, что в документах НКВД - SOE она была обозначена как одно целое, а не как страна, которая вообще-то в тот момент была разделена на несколько частей: на оккупированный немцами Север с центром в Париже; на французскую Фландрию и регион Па-де-Кале, которые управлялись отдельно из Брюсселя; на оккупированные итальянцами окрестности Ниццы на Лазурном берегу Средиземноморья; на Эльзас и Лотарингию, которые вошли в «рейх»; наконец, на возглавляемое маршалом Петеном «Французское государство» со «столицей» в Виши.

По идее, уж тем более спецслужбам было бы разумно исходить из изложенного выше: ведь в разных секторах Франции они сталкивались с разными контрразведывательными службами.

Однако спецслужбисты решили иначе: Франция - это Франция. 

Стоит напомнить, что до этого, в июне-июле 1941 года, советские и британские дипломаты касались Франции лишь в своих беседах, не выходя на договоренности, положенные на бумагу - пусть даже 7 июля 1941 года «Криппс вручил Молотову текст сделанного им заявления о позиции английского правительства в отношении генерала де Голля»³⁷, согласно которому британское правительство признало его как «предводителя всех свободных французов, где бы они ни находились, которые участвовали бы в поддержке союзного дела»³⁸.

Таким образом, первыми совместными советско-британскими документами по вопросу о Франции как едином целом следует считать достигнутые в августе-сентябре договоренности НКВД и SOE - пусть даже это и был строго засекреченный документ, лишенный политического пафоса о «величии» и т. п., которого добивался де Голль.

При этом на первый взгляд кажущееся противоречие было заложено в ту уже приведенную выше формулировку, что британцы не будут вести операции в «СССР и Балтийских государствах, за исключением Финляндии»³⁹, то есть в Эстонии, Латвии и Литве. Это, конечно, вызывает вопросы в отношении того, как такое описание, явно сформулированное британцами, пропустили представители НКВД, для которых эти страны с 1940 года должны были считаться исключительно советскими социалистическими республиками - членами СССР и не должны были быть обозначены отдельно от Советского Союза.

Для того, чтобы обнаружить корни этого феномена, стоит вспомнить, что, с одной стороны, в конце марта 1940 года Соединенное Королевство зримо показало свою приверженность делу независимости стран Балтии, увеличив там свое дипломатическое присутствие, добавив к уже имевшейся дипмиссии в Риге новые в Таллине и Каунасе⁴⁰. Однако к 1 июля 1940 года, когда состоялась первая беседа нового британского посла Криппса со Сталиным, ситуация приняла другой оборот: 14 июня советское правительство предъявило ультиматум Литве⁴¹, а 16 июня - Латвии⁴² и Эстонии⁴³. Приняв эти ультиматумы, страны Балтии согласились на ввод частей РККА, что стало прологом к снятию запретов на деятельность Компартии и последующие провозглашения Эстонской, Латвийской и Литовской ССР, которые 3-6 августа 1940 года были объявлены составными частями Советского Союза⁴⁴.

Характерно, что эстонский исследователь Каарел Пииримяэ, который провел подробнейшее исследование соответствующих британских документов, тем не менее не нашел ни одного упоминания стран Балтии в дневниках ни шефа SOE Хью Далтона, ни близких к премьер-министру Оливера Харви⁴⁵ или Джона Колвилла^46,47, что отражает в целом апатичное восприятие событий в Прибалтике британским истеблишментом. Его печатный рупор, лондонская «Таймс», полагала, что моральное осуждение произошедшего отходило на второй план на фоне необходимости срочно искать соглашения с СССР после катастрофы во Франции⁴⁸. В этих обстоятельствах Черчилль 9 июля отправил Криппсу весьма витиеватое послание: «Вы можете повлиять на убеждение, что недавние действия Советского правительства были продиктованы неизбежностью и масштабом германской опасности, которая сейчас угрожает России, и в этом случае Советское правительство вполне могло быть оправдано в принятии в целях самообороны таких мер, которые могли бы при других обстоятельствах быть открыты для критики»⁴⁹.

Правда, 31 июля 1940 года на сессии Палаты общин, на которой присутствовал советский посол Майский, парламентский зам. госсекретаря по иностранным делам Ричард Батлер заявил, что «британское правительство не собирается заниматься мелочной политикой, но и не признает перемены в Балтии»⁵⁰, а 7 августа 1940 года лидер лейбористов Клемент Эттли, ставший к тому времени вице-премьером в коалиционном правительстве Черчилля, в разговоре с Майским выразил сомнение в свободном выборе Эстонии, Латвии и Литвы в плане их вступления в СССР⁵¹. Как считает британский исследователь Джон Хайден⁵², в своей речи в Палате общин от 5 сентября 1940 года Черчилль мог иметь в виду и страны Балтии, когда заявил следующее: «С тех пор, как началась эта война, мы никогда не принимали линию, согласно которой в территориальном устройстве различных стран ничего нельзя изменить. С другой стороны, мы не предлагаем признавать какие-либо территориальные изменения, которые происходят во время войны, если они не происходят по свободному согласию и доброй воле заинтересованных сторон»⁵³. Следует, впрочем, заметить, что, во-первых, в той речи Черчилль говорил о Румынии, Венгрии и Болгарии, а страны Балтии конкретно не упомянул. Во-вторых, Криппс продолжил убеждать Лондон, что, присоединив Прибалтику, Советы «аккуратно выполнили все формальности»⁵⁴, призывая признать то, что произошло.

Как бы то ни было, как это было сформулировано, в компенсацию за потерянные в Прибалтике британские инвестиции правительство Его Величества, в частности, задержало находившиеся в британских портах суда под балтийскими флагами⁵⁵. Как следует из архивных материалов МИД РФ, речь, в частности, шла об оказавшихся на тот момент в Белфасте и Глазго судах «Олов»⁵⁶, «Айна», «Меркер», «Элисе», «Тобаго», «Катрин», «Йаак», «Кодумаа», «Колга», «Эос»⁵⁷. При этом из многочисленных обращений членов экипажей к советскому консулу в Лондоне следует, что многие оказавшиеся в Британии эстонцы и латыши хотели, чтобы их репатриировали⁵⁸. Примечательно, что все без исключения такие обращения были составлены на русском языке (хотя, например, латыш К.Андерсон следовал еще дореволюционному правописанию: «Прошенiе», «Россiя» и т. п.⁵⁹). В итоге британцы приступили к репатриации через Балтику (на судах под нейтральным шведским флагом⁶⁰), а экипаж судна «Каларанд» был в мае отправлен на Цейлон, откуда добирался в СССР через Иран⁶¹.

Между тем в январе 1941 года СССР и Германия дополнительно договорились о границе на южном фланге Прибалтики, в Литве⁶². По идее, все договоры между СССР и Германией аннулировались после нападения Гитлера. Более того, когда 30 июля 1941 года Майский и Сикорский подписали соглашение о восстановлении дипотношений между Советским Союзом и Польшей, то Москва признала «советско-германские договоры 1939 года касательно территориальных перемен в Польше утратившими силу»⁶³. Впрочем, не менее примечательным было то, что этот советско-польский документ не аннулировал и не включал ссылки на, во-первых, советско-литовский Договор о взаимопомощи от 10 октября 1939 года (по нему тогда еще независимой Литве передавались входившие ранее в Речь Посполитую Виленская область и конкретно город Вильно - Вильнюс⁶⁴), а, во-вторых, советско-германский договор 1941 года о границе в Литве.

Таким образом, и в советско-польском, и советско-британском межправительственных диалогах образца лета-осени 1941 года тема Прибалтики выносилась за скобки.

Иными словами, можно предположить, что во время летних переговоров 1941 года по линии спецслужб советская сторона закрыла глаза на наличие формулировки «СССР и Балтийские государства» потому, что а) либо в условиях ухудшающегося положения на фронтах была намерена побыстрее выйти на заключение договоренностей, проигнорировав спорный вопрос, б) либо, зная о спорах на британской стороне, напротив, оценила компромиссную формулировку, ставившую Прибалтику в один ряд с остальным СССР (что отвечало логике Криппса, названной британским исследователем Х.Ханаком «уступками в обмен на «добрую волю»⁶⁵), или в) потому что ожидала прояснения этой темы на переговорах на высшем политическом уровне - что и произошло позже⁶⁶.

Все вышеизложенное приводит к любопытному выводу. Дипломатические компромиссы (будь то по вопросу о договоре/декларации или о гимне) порождают другие компромиссы. При этом при поистине деполитизированном диалоге спецслужбы способны помочь своим правительствам найти тем большие компромиссы.

Что до гимна, каким был «Интернационал», то при случае советую читателям пересмотреть, казалось бы, знакомые-знакомые хроникальные кадры, как в 1943 году в Тегеране Черчилль передает Сталину меч от короля Георга в ознаменование победы в Сталинградской битве. Как правило, эту хронику показывают без звука. А ведь там четко видно, что в начале церемонии исполняются гимны. И Черчилль очень даже салютует тому самому «Интернационалу». Потому что деваться было некуда.

Справедливости ради, надо, впрочем, оговорить и то, что, как только СССР перешел от обороны к наступлению, немедленно куда более сложной стала и мелодика отношений спецслужб...

¹Соглашение между правительствами СССР и Великобритании о совместных действиях в войне против Германии / Советско-английские отношения во время Великой Отечественной войны, 1941-1945: Документы и материалы... Т. I. С. 82.

²17 June 1941, INF 1/913, PRO // Bradley F. Sharing Secrets with Stalin. How the Allies Traded Intelligence, 1941-1945. University Press of Kansas, 1996. P. 14.

³The Maisky Diaries. The Wartime Revelations of Stalin’s Ambassador in London. Edited by Gabriel Gorodetsky. Yale University. New Haven and London, 2016. P. 371.

⁴Bradley F. Smith. Op. cit. P. 21.

⁵The Maisky Diaries. Op. cit. P. 371-372.

⁶Славутинская И. Тень Победы // Профиль. 14.05.2001. №18 (240).

⁷Russian National Anthem (Broadcasting). Vol. 373: debated on Thursday. 24 July 1941 // URL: https://hansard.parliament.uk/Commons/1941-07-24/debates/3746e609-0c00-4f7398caec94442b823/RussianNational; Jones B. The Russia Complex. The British Labour Party and the Soviet Union. Manchester University Press, 1977. P. 68.

⁸Russian National Anthem (Broadcasting).Vol. 373...

⁹АВП. Ф. 162. Оп. 16Д. Д. 2. П. 75. Л. 116.

¹⁰АВП. Ф. 6. Оп. 3. П. 81. Л. 55.

¹¹АВП. Ф. 6. Оп. 3. Пер. 81. П. 8. Л. 55.

¹²Там же. Л. 6.

¹³Протокол к Соглашению о совместных действиях правительства СССР и правительства Его Величества в Соединенном Королевстве в войне против Германии, заключенному 12 июля 1941 г. / Советско-английские отношения во время Великой Отечественной войны, 1941-1945: Документы и материалы... Т. 1. С. 83.

¹⁴Личное послание Сталина г-ну Черчиллю. 18 июля 1941 г. / Переписка Председателя Совета Министров СССР с Президентами США и Премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. М.: Государственное издание политической литературы, 1957. Т. I. С. 10.

¹⁵Телеграмма посла СССР в Великобритании в Народный комиссариат иностранных дел СССР. 27 августа 1941 г. / Советско-английские отношения во время Великой Отечественной войны, 1941-1945: Документы и материалы… Т. I. C. 105.

¹⁶АВП. Ф. 6. Оп. 3. Пор. 82. П. 8. Л. 1.

¹⁷Bradley F. Smith. Op. cit. P. 20; O’Sullivan D. Dealing with the Devil. Anglo-Soviet Intelligence Cooperation During the Second World War. P. 17.

¹⁸O’Sullivan D. Op. cit. P. 18.

¹⁹Тернистый путь сотрудничества / Очерки истории российской внешней разведки. В 6 т. Т. II. 1917-1933 гг. М.: Международные отношения, 2014. Т. IV. С. 386.

²⁰Запись того, на чем согласились советские и британские представители в своих беседах по вопросу о подрывной работе против Германии и ее союзников / Очерки истории российской внешней разведки. В 6 т. Т. II. 1917-1933 гг. М.: Международные отношения, 2014. Т. IV. C. 663.

²¹Запись беседы Председателя Совета Народных Комиссаров СССР с послом Великобритании в СССР. 8 июля 1941 г. / Советско-английские отношения. Т. I. C. 70.

²²Запись того, на чем согласились Советские и Британские представители… C. 665.

²³Там же.

²⁴Резолюция о положении в Венгрии и задачах КПВ. 20 августа 1940 г. / Коминтерн и Вторая мировая война. В 2 ч. Ч. I. До 22 июня 1941 г. / Ин-т всеобщей истории РАН. Гос. архив. служба России. Рос. центр хранения и изучения док. новейшей истории; Сост., авт. вступит. статьи и коммент. Н.С.Лебедева, М.М.Наринский, отв. ред. К.М.Андерсон, А.О.Чубарьян. М.: Памятники ист. мысли, 1994. C. 411-419.

²⁵Коминтерн и Вторая мировая война… C. 39.

²⁶Сообщение из Будапешта. 11 июня 1941 г. / Агрессия. Рассекреченные документы Службы внешней разведки Российской Федерации 1939-1941 гг. / сост. Л.Ф.Соцков. М.: РИПОЛ классик, 2011. C. 443.

²⁷Сообщение из Будапешта. 19 июня 1941 г. / Агрессия... C. 482.

²⁸Там же. C. 484.

²⁹Запись беседы первого заместителя народного комиссара иностранных дел СССР А.Я.Вышинского с посланником Венгрии в СССР Ж.Криштоффи. 25 июня 1941 г. / Документы внешней политики… C. 36.

³⁰АВП. Ф. 162. Оп. 16в. Д. 2. П. 85а. Л. 36.

³¹АВП. Ф. 69. Оп. 25. Д. 2. П. 70. Л. 13.

³²Там же. Л. 8, 27.

³³Fact File: Declaration of War on Finland, Hungary and Romania. 5 December 1941 // https://www.bbc.co.uk/history/ww2peopleswar/timeline/factfiles/nonflash/a1138501.shtml

³⁴Ibid.

³⁵Спецсообщение НКВД. 10 ноября 1942 г. / Агрессия… C. 540.

³⁶АВП. Ф. 162. Оп. 16. Д. 5. Л. 75.

³⁷АВП. Ф. 6. Оп. 3. Пер. 81. П. 8. Л. 37.

³⁸Там же. Л. 41.

³⁹Запись того, на чем согласились советские и британские представители… C. 665.

⁴⁰Hiden J. British Policy Towards the Baltic States, 1939-1945 // Lithuanian Historical Studies. №9. 2004. P. 78.

⁴¹Запись беседы наркома иностранных дел СССР В.М.Молотова с министром иностранных дел Литвы Ю.Урбшисом. 14.06.1940 // Полпреды сообщают..: Сб. док. об отношениях СССР с Латвией, Литвой и Эстонией: август 1939 г. - август 1940 г. / Мин-во иностран. дел СССР. М.: Междунар. отношения, 1990. C. 372-376.

⁴²Запись беседы наркома иностранных дел СССР В.М.Молотова с посланником Латвии в СССР Ф.Коциньшем. 16.06.1940 // Полпреды сообщают… C. 384-387.

⁴³Запись беседы наркома иностранных дел СССР В.М.Молотова с посланником Эстонии в СССР А.Реем. 16.06.1940 // Полпреды сообщают… C. 387-390.

⁴⁴Закон Верховного Совета СССР о принятии Литовской Республики в состав СССР. 03.08.1940; Закон Верховного Совета СССР о принятии Латвийской Республики в состав СССР. 05.08.1940; Закон Верховного Совета СССР о принятии Эстонской Республики в состав СССР. 06.08.1940 / Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР. 1938 г. июль 1956 г. / под ред. к. ю. н. Ю.И.Мандельштама. М.: Государственное издательство юридической литературы, 1956. С. 23-24.

⁴⁵Оливер Харви, первый барон Харви Тасбургский (Oliver Charles Harvey, 1st Baron Harvey of Tasburgh) (1893-1968). Британский госслужащий и дипломат. Поступил в Форин-офис в 1920 г. Во время войны - личный секретарь главы Форин-офиса.

⁴⁶Сэр Джон Руперт Колвилл (Sir John Rupert Colville) (1915-1987). Младший сын достопочтенного Джорджа Чарльза Колвилла, секретаря Института дипломированных бухгалтеров, который, в свою очередь, был младшим сыном Чарльза Колвилла, 1-го виконта Колвилла из Калросса. По этой причине Джон остался без наследства и начал делать свою карьеру. В итоге стал личным секретарем трех премьер-министров: Чемберлена, Черчилля и Эттли, а также будущей королевы (тогда принцессы) Елизаветы.

⁴⁷Piirimäe K. Op. cit.

⁴⁸The Times. 5 July 1940; The Times. 25 July 1940.

⁴⁹NA. 9 July 1940. Cab 66. Vol 6. 1940, WP (40) 254 // Hiden J. Op. cit. P. 79.

⁵⁰The Maisky Diaries… P. 301.

⁵¹Ibid. P. 303.

⁵²Hiden J. British Policy Towards the Baltic States, 1939-1945 // Lithuanian Historical Studies. №9. 2004. P. 78-79.

⁵³War Situation.  Hansard. HC Deb. 05 September 1940. Vol. 365. P. 28-48 // URL:  https://api.parliament.uk/historic-hansard/commons/1940/sep/05/war-situation#S5CV0365P0_19400905_HOC_216 (дата обращения: 14.10.2021).

⁵⁴NA FO 371 24761. N6081/1224/59. 07.08.1940 // Hiden J. Op. cit. P. 80.

⁵⁵Hall D. Op. cit. Р. 32; Трухановский В.Г. Указ. соч. С. 62.

⁵⁶АВП. Ф. 162. Оп. 16а. Д. 16. П. 105. Л. 3.

⁵⁷Там же. Л. 4, 22.

⁵⁸АВП. Ф. 162. Оп. 16а. Д. 16. П. 105. Л. 5, 20, 22, 37, 39.

⁵⁹Там же. Л. 37.

⁶⁰Там же. Л. 34.

⁶¹Там же. Л. 62.

⁶²Соглашение между Правительством Союза Советских Социалистических Республик и Правительством Германии о переселении германских граждан и лиц немецкой национальности из Литовской Советской Социалистической Республики в Германию, а также о переселении литовских граждан и лиц литовской, русской и белорусской национальностей из Германии (бывшей Мемельской и Сувалкской областей) в Литовскую Советскую Социалистическую Республику. 10 января 1941 г. // Документы внешней политики… С. 306-317.

⁶³Соглашение между правительством СССР и правительством Польской Республики о восстановлении дипломатических отношений и о создании польской армии на территории СССР 30 июля 1941 г. / Документы внешней политики… С. 200.

⁶⁴Договор о передаче Литовской Республике города Вильно и Виленской области и о взаимопомощи между Советским Союзом и Литвой / Документы внешней политики… С. 173-175.

⁶⁵Hanak H. Sir Stafford Cripps as Ambassador in Moscow. June 1941 - January 1942 // The English Historical Review. Vol. 97. №383. Apr. 1982. P. 332-344 // URL: https://www.jstor.org/stable/568120?seq=1 (дата обращения: 20.10.2021).

⁶⁶Действительно, уже в конце 1941 г. этот вопрос вновь встал на встрече Сталина с Иденом 17 декабря 1941 г. Глава Форин-офиса заявил, что «поставит вопрос о западных границах СССР перед правительством и проконсультируется по тому же вопросу с Соединенными Штатами». На это Сталин «возразил, что вопрос о границах СССР (независимо от общего вопроса о границах в Центральной и Западной Европе) представляет для нас исключительную важность. Советское правительство особенно заинтересовано в нем, в частности, еще и потому, что как раз вопрос о Прибалтийских странах и Финляндии явился камнем преткновения при переговорах о пакте взаимопомощи, происходивших в 1939 г.». К этому Сталин добавил: «Нам очень важно знать, придется ли нам вести с Англией борьбу на мирной конференции из-за наших западных границ». Когда Иден отказался дать ответ, Сталин предпочел отложить подписание англо-советского договора. На конференции в Тегеране Рузвельт дал понять Сталину, что США не будут препятствовать восстановлению советского контроля над Прибалтикой.  Своего рода заключительным аккордом во время войны стали дебаты в Палате общин 21 декабря 1944 г., когда в ответ на вопрос, признает ли правительство Его Величества правительства стран Прибалтики, замглавы Форин-офиса Джордж Холл ответил, что правительство «не признавало никаких правительств в республиках Латвия, Эстония и Литва со времен перемен, произошедших там в июне 1940 г.» и что «с 1940 г. никакое правительство тех территорий не испрашивало и не получало признания». См.: Из записи беседы Председателя Совета Народных Комиссаров СССР и народного комиссара иностранных дел СССР с министром иностранных дел Великобритании 17 декабря 1941 г. / Советско-английские отношения во время Великой Отечественной войны, 1941-1945: Документы и материалы... C. 188-190; Messer R. The End of an Alliance. James Byrnes, Roosevelt, Truman, and the Origins of the Cold War. Chapel Hill, 1982. Р. 42; Notes on the Conversations with the President // LC MD. W.A.Harriman Papers. Chronological File. Container 175 // Печатнов В.О., Артизов А.Н. Указ. соч.; Baltic Republics (Recognition) / Hansard. Volume 406: debated on Thursday 21, December 1944 // URL: https://hansard.parliament.uk/commons/1944-12-21/debates/aa2c0a49-73d2-4aee-aa22-769898a54756/BalticRepublics(Recognition) (дата обращения: 13.03.2024).