ENGLISHАвторская колонка Никаса Сафронова
Каждый из нас путешествует, кто редко, кто часто, кто по родным просторам, кто по миру. И каждый из нас привозит свои впечатления, «упакованные» на фото- и видеокамеры. Я езжу часто и много. Свои впечатления переношу на холст.
Например, мир европейской и французской литературы, мир и дух самой Франции мне открыл Бальзак. Для меня Бальзак - не просто мировой гений. Я познакомился с его «Озорными рассказами» еще в четвертом классе, хотя тогда не все из прочитанного понял. Вообще хочу сказать, что таких мастеров чистого языка, как Бальзак, в мировой литературе можно по пальцам пересчитать. Место действия большинства произведений Оноре де Бальзака - Париж, его улицы и бульвары, тайные закоулки. И вот в один из приездов в Париж я, как наяву, увидел мир героев Бальзака, знакомый мне с детства по его книгам, - те же улицы, дворы, площади. Так родилась картина «Из истории литературы. Оноре де Бальзак на фоне своих героев», в которой я попытался показать бальзаковские места Парижа. Выбор цвета монохромного полотна не случаен - болотный цвет, цвет тайны, проникновения в заветное. Цвет, который одновременно притягивает и настораживает. В основе полотна - видение судьбы героев Бальзака в Париже тех лет, воспринятое мною уже в наши дни.
Париж в моем творчестве занимает, пожалуй, особое место.
Сколько лет уже существует выражение: «Увидеть Париж и умереть», но своей актуальности оно так и не потеряло. Можно за десятки лет не раз пересечь всю Европу, но если ты не был в Париже, то не видел главного - сердца мира. Я был там несколько раз, и каждый раз он производил на меня разное впечатление. Взять, например, Нотр-Дам-де-Пари. Нет, пожалуй, такого человека, который, побывав в Париже, не посетил его. Не секрет, что большинство туристов знакомятся с ним только с фасада, поднимаются на башню собора - и все. Я же осмотрел его и с набережной Сены, глядя на него и туманным утром, и солнечным вечером, и понял, что собор - не просто произведение архитектуры, не просто здание, которое строилось почти 250 лет. Его витражи, химеры, каменное кружево фасада - символы торжества человеческого духа, единения великих художников, каменотесов, монахов, купцов, жертвовавших когда-то на постройку собора. Он - символ праздника духа французской нации, шумной, веселой и трудолюбивой. Вот почему на моем полотне Нотр-Дам-де-Пари не мрачная каменная громада, а центр веселого, яркого, духовного праздника. Да, я изобразил его именно таким.
Париж - неисчерпаемая тема любого путешественника, независимо от того, вооружен он фотокамерой или этюдником. Для меня своеобразным символом Парижа стала Катрин Денев. Париж - город тысячи лиц, в нем найдутся и тихие, и даже мрачные бальзаковские уголки, и солнечные набережные Сены, и вечерний разгул огней на Эйфелевой башне. И символом такого Парижа я сделал Катрин Денев, соединив на одном полотне расцвеченную праздничными огнями Большую даму, и залитые светом набережные, и первую красавицу французского кино.
Однажды в детстве я подобрал портрет красивого и неизвестного мне человека, который в моем воображении почему-то ассоциировался с древнерусскими иконами. Я молился перед этим портретом и лишь несколько лет спустя узнал, что человека с фото зовут Софи Лорен. И когда в августе 1988 года известный итальянский издатель журнала «Вог» Клаудио Лукини познакомил меня с ней, я был поражен гармоничностью Софи как личности. И тогда я еще раз понял, что она не просто великая актриса, она - символ Италии. Позже я не раз встречался с ней и в Риме, и в Москве, и в Швейцарии, прежде чем взялся за полотно, объединившее столицу Италии и Софи. Это полотно я назвал «Рожденная в Риме». И хотя родина Софи - Неаполь, именно Рим с его столичным лоском и тысячелетней культурой огранил ее природный талант. Я специально выбрал для панорамы города классические тона сепии - исконно итальянский цвет. Чуть сложнее было показать образ Софи Лорен, для которого я выбрал классическую черно-белую гамму. Так я соединил впечатление от современного Рима с вечным образом красоты исторической женщины. Существует творческая истина, высказанная Рафаэлем: «Чтобы написать одну красивую женщину, надо перебрать сотни тысяч интересных». Для меня Софи Лорен - воплощение всех красивых женщин Рима.
Вообще, Рим для меня - город необыкновенный. Рим, древний как мир, - остров в бесконечном море европейских городов, место смены времен. И у меня родилась невероятная, казалось бы, ассоциация - Колизей как колыбель Луны. Арена, на которой когда-то бились гладиаторы, поднимал восстание Спартак, дающая жизнь извечному спутнику Земли. Колизей, вечный, как сама архитектура, - символ связи времен. Так когда-то культура Возрождения равнялась на античность, а мы - на Возрождение. Потом кто-то будет равняться на наше время, но Колизей как стоял, так и будет стоять.
У художника есть одно неоспоримое преимущество: он может путешествовать не только в пространстве, но и во времени. Так произошло с одной из самых дорогих мне картин - «Повторяющийся сон о музее в Ульяновске». С ней связана одна история. В далеком детстве, учась в первом классе, в залах этого музея (я родился и вырос в Ульяновске) я увидел полотно старого голландского мастера. Честно говоря, некоторые его детали стерлись из памяти, да и самой картины в музее уже нет, но какое-то внутреннее ощущение связи ульяновского музея с Голландией сохранилось. Глядя на ту картину, подумал, что, если бы я был художником, то рисовал бы вот также хорошо, а может, и лучше. Много позже, уже будучи художником, я увидел эту работу во сне. Так и родилась моя картина, на которой изображено реально существующее здание, окруженное воспоминаниями той работы из детства.
В своем портретном творчестве я неоднократно обращался к восточной традиции. В портрете известной немецкой актрисы Настасьи Кински, с которой я также знаком и дружен, использован традиционный китайский костюм. Это намек на увлечение актрисы китайской философией и буддизмом, которые дают ей силу, вдохновляя ее и помогая выстраивать взаимоотношения с миром. В этом портрете я использую свою оригинальную манеру письма «dream vision»: фигура молодой женщины и интерьер вокруг, в котором просматриваются элементы китайского орнамента, словно проступают сквозь патину. У этого приема в данном портрете есть еще одно значение, раскрывающее личные отношения. Настасья Кински много раз бывала в Москве и неоднократно посещала мою мастерскую. Портрет будто говорит нам: она здесь, рядом и одновременно где-то далеко, в своем мире, который мерцает в одежде и фоне холодными красками, контрастирующими с золотисто-теплым лицом. Эту строгость и отстраненность я также почерпнул из восточной культуры, где нет ярких взрывных эмоций, но за сдержанностью угадываются сила и крытый темперамент талантливой актрисы.
Именно глубина проникновения в восточную культуры позволила мне написать уникальный по своему содержанию портрет-картину «Китайский философ (мудрец)».
Перед зрителем, с одной стороны, обобщенный образ китайского философа, с другой - узнаваемый портрет Конфуция. В этой работе, основанной на западноевропейской традиции, я использовал и многие приемы китайского классического искусства. Фигуру философа, сидящего со свитком в руках, я поместил на площадку перед окном, арочный проем которого покрыт традиционным китайским орнаментом. За ним - уходящий вдаль узнаваемый пейзаж с видом Великой Китайской стены. Перспектива пейзажа раскрывается не только вглубь, но и ввысь, как в традиционной живописи «горы - воды». И так же как и в работах великих мастеров, здесь нет лишних деталей. Все органично связано с основной темой работы - изображением Конфуция и раскрытием его образа через пластические приемы. Фигура легендарного мудреца словно ожившая древняя терракота. Его лицо не просто освещено заходящими лучами солнца, оно будто светится изнутри. Седые волосы уложены в прическу даосских монахов. Одежды мягкими струящимися складками окутывают фигуру. Их ритму вторят уходящие к небесам горы и извивающаяся змейкой светлая стена, точно река, разбивающая покрытые зеленью горы. Она, как причудливая мысль, что сейчас в голове у мыслителя, извиваясь на земле, восходит к небесам - чистым и ясным, с редкими белыми облаками, которые подобны продолжению мудрых мыслей Конфуция там, в вечности, на небесах.
