XII Международная ялтинская конференция журнала «Международная жизнь» «Особенности современных интеграционных процессов на постсоветском пространстве»

XII Международная ялтинская конференция проведена журналом «Международная жизнь» при поддержке МИД России 26-27 октября 2021 г., Ялта, Республика Крым

В декабрьском номере журнала публикуются две сессии конференции: «30 лет параду суверенитетов бывших советских республик» и «Проблемы международной информационной безопасности на постсоветском пространстве». Сессии «Влияние событий в Афганистане на безопасность и конфигурацию центров влияния в Средней Азии» и «Общая история: 80 лет начала Великой Отечественной войны» будут опубликованы в январском номере 2022 г.

СЕССИЯ №1. 30 лет параду суверенитетов бывших советских республик

Постсоветское пространство: «развод» цивилизованный или цивилизационный?

Армен Оганесян, главный редактор журнала «Международная жизнь»

Уважаемые друзья, коллеги!

Двенадцатый раз мы собираем здесь, в Ялте, российских и зарубежных политических и общественных деятелей, ученых, журналистов, бизнесменов на конференции «Особенности современных интеграционных процессов на постсоветском пространстве», чтобы обсудить проблемы, актуальные процессы, которые касаются каждого из государств, ранее входивших в СССР.

И на этот раз тематическая повестка дня действительно очень насыщенная. Мы будем говорить об информационных процессах, проблемах безопасности, общей истории и попытках ее переписать. Но все-таки доминирующей, сквозной темой всей конференции у нас станет 30-летие подписания Беловежского соглашения, а следовательно, распада Советского Союза и парада суверенитетов. Три десятилетия, прожитые в новой реальности, позволяют нам подводить итоги того, что мы имеем на постсоветском пространстве.

Просил бы задуматься над известным выражением: «Мы прошли этап цивилизованного развода». И ответить на вопросы: был ли этот развод цивилизованным или цивилизационным? где мы сейчас находимся и в каком направлении движемся после цивилизованного развода? мы все еще в процессе развода? становится ли он менее цивилизованным или перешел в другое качество? можно ли вообще относиться к постсоветскому пространству как к чему-то однородному? сколько сторон участвует в процессе? Думаю, что в ходе дискуссии у нас возникнет много и других вопросов, но вместе с тем надеюсь, что мы услышим и ответы.

 

После распада СССР мы оказались в полной растерянности

Григорий Рапота, Член Комитета Совета Федерации Федерального Собрания РФ по международным делам

Мы, все государства, бывшие республики Советского Союза, после его распада оказались в состоянии полной растерянности, непонимания, как дальше жить, взаимодействовать, сосуществовать. Перед нами встали вопросы: что делать с ядерным оружием, которое находилось не только на территории Российской Федерации, с теми кооперационными связями, которые десятилетиями складывались между республиками бывшего Советского Союза, культурными связями, системой образования, которая пронизывала все школы бывшего Советского Союза?

Думаю, что принятие решения о создании СНГ, пусть даже было не до конца понятным, что это будет за организация, демонстрировало стремление сохранить все то хорошее, главное, жизненно необходимое, которое было в наших взаимоотношениях между союзными республиками.

С 2002 года в течение шести лет я работал в ЕврАзЭС и постоянно встречался с секретарями и руководителями СНГ. И мы сошлись на одной простой формуле: организации государств постсоветского пространства - ОДКБ, Союзное государство, ЕврАзЭС (в то время), а сейчас Евразийский экономический союз, они как бы существуют под «зонтиком» СНГ. СНГ служит «зонтичной» организацией, которая окормляет и объединяет, дает возможность всем организациям придерживаться каких-то единых правил, как общечеловеческих, так и экономических, научных и прочих.

Эта формула была нами принята, и все дискуссии сразу прекратились, мы успокоились и активно взаимодействовали. Взаимодействие заключалось в том, что мы подписывали меморандумы, соглашения о сотрудничестве, но это формальная сторона вопроса. А фактическая - мы все время были, оставались и остаемся в постоянном контакте. Руководство этих организаций хорошо друг друга знает, мы регулярно советуемся, согласовываем свои действия и т. д. Конечно, существуют горизонтальные связи, и они достаточно активны. Например, в ОДКБ объединяется ряд стран, в том числе государства Центральной Азии, и в рамках Союзного государства есть региональная группировка войск. Планы по военной подготовке, координации действий на случай чрезвычайных обстоятельств непрерывно сопрягаются и сверяются. Эта практика, о которой особенно и не думаешь, потому что она просто существует как воздух.

Когда, к примеру, мы решаем вопросы строительства на каком-то этапе Таможенного союза, Единого экономического пространства, то мы сверяем всю нашу документацию с тем, чтобы знать, что существует в сопредельных организациях. В Союзном государстве мы обязательно должны знать, что есть в Евразийском экономическом союзе, так же и наоборот.

Сейчас подписан План принятия 28 «дорожных карт», или программ в рамках Союзного государства. Многие их положения - координация промышленных политик, экономических политик, создание единого энергетического и транспортного пространства - это своего рода пилотные проекты для Евразийского экономического союза, и от успеха развития интеграции в рамках Союзного государства в значительной мере будет зависеть и успех интеграции в рамках и Евразийского экономического союза.

 

Постсоветское пространство: от «мирного развода» к разноскоростной и многоформатной интеграции

Михаил Евдокимов, Директор Первого департамента стран СНГ МИД России

Уважаемые коллеги, дорогие друзья!

Разрешите поприветствовать всех участников, организаторов и гостей традиционно проводимой в Ялте XII Международной конференции «Особенности современных интеграционных процессов на постсоветском пространстве».

В развитие приветственного обращения С.В.Лаврова хотелось бы вновь подчеркнуть, что нынешний год оказался богат на разнообразные события и знаковые для всех нас даты: это и 30-летие распада СССР и создания СНГ, и 80-летие начала Великой Отечественной войны, и ряд других. Память об уроках истории, пережитых вместе, исключительно важна для сохранения и углубления взаимопонимания между бывшими союзными республиками, вышедшими из общего советского прошлого.

Как не раз отмечал Президент Российской Федерации В.В.Путин, развал СССР стал крупнейшей геополитической катастрофой XX века. История наглядно показала: только восстановив на новой - равноправной и взаимовыгодной - основе прерванные в 1990-х годах связи, мы можем быть конкурентоспособными на мировой арене. Одной из таких основ стало Содружество независимых государств. За 30-летний период своего существования оно прошло большой путь от так называемого «инструмента цивилизованного развода» к становлению в качестве универсальной платформы для всестороннего сотрудничества и значимой международной организации, играющей ключевую роль в выстраивании региональной системы взаимодействия между государствами-участниками.

Следует отметить, что ни одна из региональных международных организаций не располагает такой мощной институционально-правовой основой деятельности, как Содружество. За весь период существования СНГ в его рамках принято 2650 документов, из которых более 1750 действуют в настоящее время. Около 600 из них - это международные договоры, охватывающие сотрудничество по политическим, экономическим, социальным и другим вопросам. Россия, кстати, является лидером по степени участия в них - нашей страной подписаны 97,4% документов, предусматривающих выполнение внутригосударственных процедур.

В новых основополагающих документах последовательно изложены и обоснованы долгосрочные принципы построения общего будущего стран СНГ. К ним относятся Концепция дальнейшего развития СНГ, обновленная Решением Совета глав государств СНГ в конце прошлого года, и План мероприятий по ее реализации. Введение в действие этих документов подтвердило сохраняющуюся востребованность СНГ, продолжение его естественной эволюции.

Также под знаком отмечаемого в этом году 30-летнего юбилея Содружества десять дней назад в Минске прошли заседания Совета министров иностранных дел и Совета глав государств СНГ. Руководители подвели основные итоги взаимодействия в рамках Организации, наметили приоритеты на будущее.

Приняты решения, направленные на углубление взаимодействия стран Содружества в культурно-гуманитарной и правоохранительной областях. Подписаны Договор о противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, финансированию терроризма и финансированию распространения оружия массового уничтожения, а также Соглашение об образовании Совета председателей верховных (высших) судов государств - участников СНГ.

В целях укрепления внешнеполитической координации стран Содружества главами государств СНГ были одобрены заявления в связи с 30-летием СНГ, о сотрудничестве в области обеспечения биологической безопасности и о развитии сотрудничества в сфере миграции.

Принято решение о создании Международной ассоциации (комиссии) историков и архивистов стран СНГ, в задачи которой будет входить противодействие попыткам искажения истории.

По инициативе Казахстана в настоящее время учеными наших стран уже готовится единое для стран СНГ учебное пособие по истории Второй мировой и Великой Отечественной войн, отражающее вклад в Победу каждой из республик бывшего СССР. Совместное противодействие искажению памяти о Великой Отечественной войне, принижению подвига народов СССР в спасении мира и Европы от нацизма и переписыванию истории в угоду сиюминутной политической конъюнктуре стало одной из важнейших задач нашей общей повестки дня. Более подробно по этому вопросу на сегодняшнем мероприятии выскажутся коллеги в ходе сессии №4 «Общая история: 80 лет с начала Великой Отечественной войны».

Красноречивым свидетельством актуальности скоординированных действий в рамках СНГ стала реализация в странах Содружества в 2020-2021 годах мер по противодействию коронавирусной инфекции и решению проблем, связанных с осложнением эпидемической обстановки.

В последние месяцы особое значение приобрела и тема безопасности ввиду стремительного развития известных событий в Афганистане, возникающих в этой связи угроз странам Содружества, причем не только непосредственно граничащим с ним.

Между тем правоохранительная сфера традиционно является одним из востребованных направлений взаимодействия государств - участников СНГ.

Вот уже 30 лет в рамках Содружества успешно решаются непростые задачи по противодействию терроризму, организованной преступности, коррупции, незаконному обороту наркотиков, торговле людьми, контрабанде оружия.

Основными площадками для «сверки часов» по всему спектру вопросов правоохранительного взаимодействия и в сфере обеспечения безопасности являются следующие органы: Совет командующих Пограничными войсками, Совет руководителей органов безопасности и специальных служб, Совет министров внутренних дел, Координационный совет генеральных прокуроров, а также ежегодные встречи секретарей советов безопасности.

В этой связи стоит упомянуть, что в следующем году исполняется 30 лет Договору о коллективной безопасности и 20 лет ОДКБ, которая стала авторитетной многогранной международной и региональной структурой. В текущей непростой военно-политической ситуации ОДКБ проявляет себя в качестве сплоченной и боеготовой организации, способной эффективно противостоять внешним вызовам в интересах обеспечения безопасности всех ее участников. На фоне кризисных событий в Афганистане крепость наших союзнических связей и готовность к взаимной поддержке проявились особенно отчетливо.

В ОДКБ определены конкретные меры противодействия террористическим угрозам. В поиске новых подходов к решению антитеррористических задач выступаем за объединение усилий ОДКБ и с другими региональными интеграционными объединениями, прежде всего Шанхайской организацией сотрудничества.

Как представляется, востребовано применение коллективных сил при ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций, выполнении разного рода гуманитарных задач. Мы выступаем за расширение взаимодействия военно-медицинских служб, в том числе по реагированию на вспышки инфекций.

Принципиально важно, что наряду с укреплением обороны ОДКБ создает условия для коллективного продвижения общих политических интересов на мировой арене. Подтверждение тому - успешные примеры координации усилий наших стран в ООН, ОБСЕ, ОЗХО, где мы совместно отстаиваем общие для наших государств ценности и подходы к решению злободневных вопросов международного мира и безопасности.

Продолжая тему разноскоростной интеграции в рамках СНГ отдельных групп стран на определенных направлениях сотрудничества, следует упомянуть о Евразийском экономическом союзе.

ЕАЭС сегодня - это пять государств (Россия, Армения, Белоруссия, Казахстан, Киргизия), 14% мировой суши, более 184 млн. потребителей, единый рынок c совокупным ВВП около 2 трлн. долларов и четыре свободы - свобода движения товаров, услуг, капитала и рабочей силы.

Благодаря совместным усилиям Союз выдержал испытание на прочность пандемией коронавирусной инфекции и доказал свою эффективность. Растут объемы взаимной торговли и инвестиций, увеличивается экспорт в третьи страны, наблюдается повышение показателей промышленного производства и продукции сельского хозяйства.

Главный приоритет ЕАЭС - улучшение качества жизни граждан государств-членов. На это направлены основные предпринимаемые меры.

Уважаемые коллеги, так я попытался вкратце обрисовать итоги 30-летнего развития интеграционных процессов на постсоветском пространстве. Важно не сбавлять набранные нашими странами темпы многостороннего взаимодействия. Желаю успехов участникам мероприятия в квалифицированном анализе этих сложных явлений.

 

Постсоветский суверенитет: путь к процветанию или деградации?

Георгий Мурадов, Заместитель председателя Совета министров Республики Крым, постоянный представитель Республики Крым при Президенте России

Позвольте отреагировать на сказанное о том, что мы идем от цивилизованного развода к цивилизационному. А прежде хочу внести предложение: именовать постсоветское пространство пространством исторической России. Это определение уже приживается. По поводу сказанного мудрым и опытным Григорием Алексеевичем Рапотой, который глубоко знает события начала 1990-х годов, подчеркну, что поражен его оценкой руководителей трех союзных республик, которые сами произвели этот ядерный взрыв в нашем государстве, разорвав его на части, и были в растерянности от содеянного. В целом разделяю эту оценку. Ведь несмотря на бесконечные переговоры, формирование единой и целостной интеграционной системы и компактного по времени процесса, реинтеграции на нашем историческом пространстве так и не произошло. Перейду далее к своему докладу.

Сразу хочу сказать, что у меня вопросов к нынешней ситуации больше, чем ответов, что вполне естественно. Мы еще находимся на перепутье, откуда идут дороги в разных направлениях.

Прежде всего, хочу поблагодарить А.Г.Оганесяна за то, что он 12 лет кряду последовательно проводит бесценную с научно-политической и информационной точек зрения конференцию, посвященную исследованию тектонических процессов, происходящих на пространстве исторической России. Эта работа, по-моему мнению, должна быть собрана и систематизирована в единый аналитический труд о результатах и нерешенных проблемах нашего общего 30-летнего периода, начиная с волюнтаристского и политически поспешного разделения России (в формате СССР) на отдельные государства, которое происходило без оценки политических, экономических, демографических, гуманитарных, межэтнических и иных последствий, в том числе и для самой России как стержневого государства нашей цивилизационной системы, именуемой в геополитике Русским миром. Подчеркну, что это объединение многонациональное и многоконфессиональное. Оно не может отождествляться с этническими или религиозными подходами.

Прошло достаточное количество лет, чтобы дать оценку сложившейся постсоветской конфигурации и проанализировать складывающиеся для нас тенденции, рассмотреть многовариантность развития обстановки при формировании нового мироустройства.

Не претендуя на полноту анализа, хотел бы дать несколько зарисовок.

Почему гражданское общество в СССР, в подавляющем большинстве выступившее в 1991 году за сохранение Союзного государства, не встало на его защиту, когда речь зашла об отказе от Союза и формировании Содружества (СНГ)? Ответ, на мой взгляд, ясен. Я уже был достаточно зрелым человеком и все произошедшее хорошо помню. Новые власти нас убеждали, что речь о разделе Союза не идет. Меняется только форма союзнических отношений. Вспомним, что даже финансовая система после 1991 года оставалась в течение нескольких лет единой и рубль продолжал быть общей валютой. Страны, которые стали суверенными и независимыми, жили в этой зоне и ожидали, что наконец стабилизируется ситуация и в короткий срок сложится объединение на новой основе.

Вместе с тем востребованность перемен в обществе была высокой, что и настраивало людей на то, что перемены нужны, что все делается правильно. Этим и воспользовались авторы развала страны, включая подстрекателей разрушительных процессов в лице Запада, который и был, на мой взгляд, главным выгодоприобретателем. Лишь три прибалтийские республики, в которых прочно взяли верх поддержанные Вашингтоном и Брюсселем местные националисты, были нацелены на выход из объединения и переход на любых условиях в западные интеграционные союзы. Но и они, несмотря на радикальную антирусскую политику, при том что в Латвии и Эстонии около 25% населения тогда были объявлены негражданами, в напряжении ждали, как на их циничный антирусский курс отреагируют Россия и местные русские и русскоязычные жители.

Россия не только отреагировала весьма вяло, но и убеждала русских в Прибалтике, что все наладится, что не надо поднимать волну активного сопротивления, все должно быть тихо и спокойно. Конечно же, русское население Прибалтики прислушивалось к настроениям в Москве. Более того, в расчете на укрепление сотрудничества с объединенной Европой уже в начале 2000-х годов российское руководство, по существу, согласилось со вступлением Прибалтики в ЕС и НАТО, выразив в официальных заявлениях надежду на то, что это будет способствовать упрочению мира и стабильности в Европе.

В диалоге с евроструктурами, в которых мне тоже довелось участвовать, нас заверяли, что Прибалтику обязательно приобщат к высоким европейским демократическим стандартам: уважение прав национальных меньшинств, их языков, культуры и образования будет способствовать нейтрализации той политики, которую мы сегодня называем «позорной политикой негражданства». Как вскоре стало ясно, эти заверения были очередным обманом, прикрывающим военно-политическую и экономическую экспансию ЕС и НАТО в отношении постсоветского пространства.

Похожие тенденции возобладали в начале 1990-х годов в Грузии и Молдавии. Однако практически сразу они привели к военным конфликтам. Там население, близкое к России, пророссийское, русскоязычное и русскокультурное, сразу выступило против националистического курса властей. В этих странах произошел раскол, вызвавший распад их государственности. Из них вышли и фактически обособились территории, которые были не согласны с антироссийской политикой. Кульминацией многолетнего поощрения Западом бандеровского радикального национализма на Украине и последовательного формирования там нашими оппонентами «антиРоссии» стал госпереворот в Киеве в 2014 году. Безусловно, он дал начало развалу украинской государственности, который, убежден, еще не завершен.

Очевидно, что нарастают тревожные процессы турбулентности в Центральной Азии. Местной этнократией поощряются антирусские и антироссийские настроения в Казахстане, где русское население еще велико (около 25%), особенно на севере, западе и востоке. В ряде областей Казахстана оно составляет большинство, а в некоторых городах - подавляющее большинство. Объявленное намерение о переводе казахского языка на латиницу и постепенное аннулирование официального статуса русского языка, боюсь, в перспективе сделают неприемлемой ситуацию в этой стране для значительной части жителей, считающих родным русский язык.

Очевидно, что для Русского мира представляет опасность и идеологический дрейф элит ряда центральноазиатских государств, становящихся адептами концепции создания Великого Турана. При поощрении Эрдогана эта тенденция активно набирает обороты, а его пассионарность сильно влияет на страны Центральной Азии и Азербайджан. Анкара успешно продвигает свою идеологию нового пантюркизма. Сегодня мы часто слышим: один народ - два государства, завтра мы услышим: один народ - пять государств. И далее по нарастающей, в том числе и в отношении российских республик? Это в турецком политикуме является ощутимо поощряемой темой после прошлогодней карабахской войны.

Наконец, особняком стоит тема развития событий в Белоруссии и вокруг нее. Уже в апреле 2022 года мы будем праздновать в 25-й раз День единения Белоруссии и России, а в конце этого года, 8 декабря, - 22-ю годовщину со дня подписания Союзного договора. В этих документах есть целый план, предполагавший, что до 2006 года процесс завершится. Подписаны многочисленные соглашения. Напомню, что тогда к Союзу желали присоединиться и другие государства, не только Молдавия и Абхазия, но даже и Сербия. Все эти факты зафиксированы. Не будем разбираться почему, но этого не случилось.

Может ли в таком виде выглядеть в современном мире интеграция? Если бы так дела шли в Евросоюзе, то он был бы столь же рыхлым, как и наше Содружество.

Берет верх интеграция или деградация постсоветского пространства? С учетом расколов и развалов многих бывших республик СССР и незавершенности этих процессов, думаю, что скорее преобладает второй тренд.

Пример реальной и полноценной постсоветской и разносторонней интеграции пока что один. Он произошел семь лет назад. Это воссоединение Крыма с Россией. Формально Крымское государство было независимым несколько дней. Как таковое оно было признано Россией. Оказавшись под угрозой этнической чистки и войны, оно попросило о защите. Законные исполнительные органы власти и Парламент Республики Крым обратились к РФ законным путем, в соответствии с конституционными и международными нормами. И тогда произошла реальная интеграция.

С другой стороны, Крым - это лакмусовая бумажка того, как на самом деле идет наша интеграция в ЕАЭС и ОДКБ. Как повели себя наши интеграционные партнеры в связи с воссоединением Крыма с Россией? Даже в Союзном государстве России и Белоруссии одна его часть стала утверждать, что де-юре Крым не российский. А российский он де-факто. Такую позицию, что де-факто Крым российский, признают даже НАТО и США, поскольку это очевидная реальность. Поэтому чего-то «прорывного» в формуле белорусской стороны, как мне представляется, не просматривается. Отношение к территориальной целостности России, юридическому признанию российского статуса Крыма сегодня коренной вопрос, определяющий перспективы интеграционных процессов на постсоветском пространстве.

Почему столь невелики интеграционные достижения?

Почему нарушены временные регламенты и зафиксированные сроки воссоединения?

Как долго Евразийский экономический союз может оставаться только экономическим, на чем, в частности, настаивает Казахстан?

Значит ли это, что интеграционный процесс остановится, ограничившись экономическими договоренностями, к выполнению которых можно двигаться бесконечно долго?

В заключение напомню, что Президент России В.В.Путин назвал русский народ самым большим разделенным народом. При этом замечу, что он оторван от своей страны вместе с большей частью той земли, на которой он исторически проживал и проживает. Для России принципиально важно, как решать эту проблему, особенно если угрозы этнической чистки будут нарастать.

Есть ли у наших интеграционных партнеров понимание того, что такое Русский мир? Думаю, его нет даже в ближайших государствах, где живут белорусы и малоросы. Не сформировав целостную концепцию цивилизационного понимания Русского мира, мы и не можем представить ее нашим ближайшим друзьям и цивилизационным партнерам. Считаю, это одна из первейших задач, определяющих успех интеграции.

Уважение территориальной целостности государства или право народа на самоопределение? Это еще одна нерешенная дилемма, которую перед нами поставил Крым. Пока четких разграничителей применения этих двух принципов в рамках документов ООН нет. В Ялте в октябре 2020 года на нашей конференции, посвященной 75-летию ООН, мы выработали свои предложения и договорились провести конференцию на данную тему: как должны взаимодействовать эти два, на первый взгляд, взаимоисключающих принципа, в какой ситуации применяется один, а в какой ситуации - другой.

В общих чертах конференция пришла к выводу, что когда есть угроза войны, этнической чистки, когда грубо и массово нарушаются права компактно проживающего национального меньшинства - языковые, культурные, религиозные и другие, - то это меньшинство имеет право на самоопределение путем демократических процедур, как это было в Крыму. Если же все права соблюдаются и защищаются, то тогда имеет приоритет принцип уважения территориальной целостности государства.

Коротко об Украине. Услышав фразу президента: «Пока не знаю, что делать с такой Украиной», многие поняли, что это не позиция бездействия. Президент размышляет, какой вариант действий употребить в отношении такой Украины, которая игнорирует любые «красные линии» и создает угрозу нашей безопасности, как принято говорить, экзистенциальную угрозу. И этот «момент истины» для поглощенной националистическим угаром украинской власти, видимо, скоро настанет.

Есть ли надежда восстановить нашу традиционную цивилизационную семью? В последние годы сформировались страны, которые не без влияния извне избрали путь нетрадиционной цивилизационной ориентации. Нынешняя бандеровская Украина, Грузия ушли из своей традиционной семьи, восточно-христианской цивилизации, которая складывалась веками. Есть ли у нас надежда их вернуть? Человеческое сообщество, сообщество индивидуумов, и международное сообщество живут по одним законам. Если возникли тенденции поощрения нетрадиционной ориентации людей, то они будут экстраполироваться на международный уровень. Им придется оказывать длительную разнообразную помощь, чтобы вернуть к традиционному образу жизни. Но противодействие, в том числе извне, будет, судя по всему, ожесточенным.

Возникли индивидуумы-трансгендеры, значит, появятся и страны-трансгендеры, которым изменили их сущность, в которой они возникали как государства и жили на протяжении веков. Такие «трансгендерные операции» в отношении ряда стран и народов уже проводятся.

Таким образом, мир вступил в новую эпоху радикального переустройства. Нынешняя ее фаза пока еще не дает полного представления о нашем дальнейшем развитии. Поэтому неслучайно ряд поставленных мною вопросов остались без ответов. Эти ответы нельзя поспешно формулировать, но недопустимо и медлить с ними. Особенно это касается нашего евразийского цивилизационного дома, где пока еще преобладают традиционные ценности.

 

Вырождение Украины как суверенного государства

Владислав Дейнего, Министр иностранных дел ЛНР (Украина)

Прежде всего хотел бы немножко развить тему «цивилизационного развода». На мой взгляд, требует толкования и вторая часть термина - «развод». Что подразумевается? Мы говорим о расставании или обмане? Что касается Украины, то похоже как раз на обман: введение в глубокое заблуждение, которое приводит к внутреннему разрушению государства. Поэтому вокруг термина, который был озвучен, можно вести более основательные дискуссии.

Переходя к теме заявленного выступления, хотел бы начать со следующего.

Тщательное исследование этой темы дало бы возможность получить практические результаты для разрешения сегодняшнего конфликта. Объявив себя независимым государством, Украина декларировала некие постулаты: внеблоковый статус, внеядерный статус. Дальше зарождается тенденция по разрушению данных постулатов. Прежде всего это уход от тезиса «внеблокового статуса»: в Конституции Украины четко зафиксировано стремление вступить в НАТО. Дает ли это право той части населения, которая категорически не согласна с изменением основ создания государства, оставаться в рамках парадигмы, заявленной при выходе из Советского Союза? Да и правомерность выхода Украины из Советского Союза является достаточно спорной, потому что результаты референдума носят не вполне ясный характер.

Нынешние украинские власти поднимают вопрос о необходимости возрождения ядерного потенциала Украины для того, чтобы использовать его как дубинку, аргумент в дискуссиях с Россией. И в дискуссиях отнюдь не абстрактных, а касающихся в первую очередь отношения к суверенитету Крыма, воссоединения его с Российской Федерацией и ситуации, которая развивается в Донбассе.

Что касается Донбасса, то ситуация очень сложная. Внутренний конфликт возник задолго до заявления о праве на суверенитет Луганской и Донецкой народных республик. И необходимо определиться, что превалирует в признании права народа на самоопределение - территориальная целостность государства либо право на идентичность народа. Когда идентичность находится на грани подавления, уничтожения, наверное, следует исходить из права людей, а не права неких структур на управление людьми, владение территориями, контроль над территориями, на которых эти люди живут. Первичны, конечно, права человека, а не право государства на выполнение своих функций.

Относительно функций государства. В 2014 году Украина фактически отказалась от их выполнения. Она заявила об этом открыто. Мало того, в нормативных документах фигурируют прямые запреты на выполнение государственными органами своих функций на этих территориях. На мой взгляд, это практически признание Украиной суверенитета данных территорий. Когда они говорят: «Это не ваше», значит, должен быть субъект, который скажет: «Да, это наше. Это мы». В 2014 году оказавшиеся за бортом украинского государства люди вынуждены были принимать решение о том, чтобы взять на себя контроль над этими территориями и ответственность за жизнь людей, которые там живут. Подобные вопросы, безусловно, должны учитываться как побудительный фактор при принятии решений в меняющейся ситуации.

Международного права уже практически нет. Сейчас работает некое право силы, право желания заявить свою волю окружающим, в отношении тех, кто не может возразить. Вот мы говорим о параде суверенитетов. Кто у нас сейчас реально обладает правом суверенитета? Пожалуй, по пальцам можно пересчитать эти страны: Соединенные Штаты Америки, Российская Федерация, Китай. Турция сделала яркий шаг, который является претензией на такую оценку. Россия очень четко обозначила в отношении НАТО свое право пользоваться суверенитетом в полной мере.

Большой вопрос: существует ли суверенитет в широком понимании? Некоторые страны, возникшие на постсоветском пространстве, могут претендовать на обладание суверенитетом, но без тесного сотрудничества с Россией реализовать это право не могут. То есть понятие суверенитета для малых стран существует только во взаимодействии с тем, кто может помочь в реализации данного права. Соединенные Штаты не выполняют эту функцию. Они используют такую возможность, но не для того, чтобы поддерживать страны, а для получения собственной выгоды от этих отношений. То есть такая поддержка интересна им лишь до тех пор, пока может быть монетизирована. Но не в буквальном, а в фигуральном смысле. Так произошло с Афганистаном: он стал не интересен - США его вычеркивают. В дальнейшем возникает конфликт, но это отдельная тема.

Суверенитет Украины проявился в ее независимости от интеграции. На первом этапе проедались ресурсы, оставшиеся от Советского Союза. Когда это перестало приносить какие-либо дивиденды, начали ориентироваться на тех, кто предлагает некие «воздушные замки». То есть появились западные агитаторы, которые начали пропагандировать европейские ценности, прелести европейской жизни, которые вовсе не доступны Украине сегодня, даже после того, как она разрушила основы своего государства в угоду агитаторам с Запада. То есть независимость Украины - это ее независимость от разума, от собственного государства, потому что сейчас происходит его разрушение.

Ключевые позиции в руководстве Украины занимали лица отнюдь не представляющие интересы страны, в том числе граждане других государств. Украина в этом опередила всех. Бывший министр здравоохранения Украины - гражданка США, которая имела смутное представление как об Украине, так и медицине. Последствия Украина сейчас расхлебывает, достаточно серьезная ситуация складывается и с коронавирусом. Она везде сложная, но в условиях полной деградации украинской медицины - практически неразрешима.

Такая же ситуация с промышленностью. В последние годы Украина опиралась не на экспортный потенциал своего производства, а на то, что значительная часть граждан выехала с территории Украины на заработки и переводила средства своим семьям. Приток валюты обеспечивался этими переводами. Но торговый баланс Украины показывает, что положение почти критическое.

Экономика, промышленность, гражданское общество разрушаются. Мы это видели на Майдане, наблюдаем и сейчас. Последние заявления о необходимости восстановления ядерного статуса говорят о том, что люди, получившие возможность делать такие громкие заявления от имени Украины, просто не понимают, о чем говорят. Политический срез общества деградировал настолько, что у руля находятся практически дилетанты.

Например, недавно назначенный министром обороны Украины господин Резников. Он как первый заместитель главы украинской делегации в Контактной группе на переговорах в Минске достаточно часто представлял Украину на этой площадке в связи с состоянием здоровья главы украинской делегации. И опыт общения с ним показывает, что это не государственный человек. Он пришел из сферы адвокатуры, где умеют квалифицированно манипулировать аудиторией, навязывать свои суждения окружающим, и пользуется своими умениями, но достаточно неуклюже.

Заявления этого господина были достаточно жесткими в плане перспектив в продвижении разрешения конфликта. С его стороны блокировались самые разные попытки и тенденции, которые могли бы стабилизировать ситуацию в Донбассе и дать возможность возвратиться к реализации Минских соглашений, которые были подписаны. Видимо, эти усилия оценили те, кто стоит за украинской политической верхушкой, и решили, что им не хватает таких усилий еще и в военной плоскости, где он будет так же эффективен, как и в забалтывании политических решений.

Деградация Украины, ее вырождение, начавшееся с отказа от выполнения функций государства в отношении части территории, сейчас распространяется практически на всю территорию. Украина не состоятельна в вопросах выполнения функций государства, в том числе по причинам отсутствия квалифицированных кадров, отсутствия позиции, а самое главное - отсутствия самостоятельности. Происходит следующее: займы МВФ используют для того, чтобы навязывать Украине тот или иной образ действий. Вспомним увольнение генерального прокурора. Это был «размен» на очередной транш от МВФ.

Где здесь суверенитет? Поэтому понятие парада суверенитетов в отношении Украины, скорее, напоминает не парад, а траурное шествие.

В связи с этим встает ключевой вопрос: как быть с людьми? Имеют ли они право на жизнь, собственную позицию, определение политики государства, в котором живут? И в данной ситуации можно задействовать потенциал суверенитета, который есть у Российской Федерации. На практике мы это уже видим во многих проявлениях. Первым шагом было признание наших паспортов и документов, которое дало возможность населению Донбасса реализовать некоторую часть гражданских прав. Этого оказалось недостаточно: время, которое было выиграно за счет такого шага, Украина не позволила использовать для того, чтобы стабилизировать ситуацию и получить практический результат.

Российская Федерация делает следующий шаг. На сегодня таких шагов несколько. Наиболее значимой в данный момент является возможность приобретения российского гражданства для людей, живущих на территории республик Донбасса. Граждан России в Донбассе уже более 650 тыс. человек. Это жители, которые своим решением продемонстрировали намерение и готовность в плане интеграции с Российской Федерацией. Они приняли для себя очевидное и однозначное решение. Сейчас они граждане России. Тем не менее продолжают жить на территории Донбасса, на земле, которая их взрастила, которая им близка и которую они готовы отстаивать с оружием в руках. И, к сожалению, это приходится делать на практике. Агрессия со стороны Украины пусть и не имеет такой явно выраженный активный характер, как в 2014-2015 годах, но прямо сейчас из тяжелой артиллерии обстреливаются два населенных пункта Донецкой Народной Республики. И на фоне этого сегодня же проходят переговоры, взаимодействуют рабочие подгруппы Минской контактной группы. Украина это делает сознательно, чтобы переговоры не дали ожидаемых результатов или хотя бы рассматриваемых как возможные.

13 октября украинская диверсионная группа захватила нашего наблюдателя из Совместного центра контроля и координации (СЦКК), который, кстати, по согласованию с украинской стороной выполнял свои обязанности. Более того, Украина предоставила полные гарантии безопасности. То есть фактически этими гарантиями Украина подтвердила, что признает дипломатический статус наблюдателя. По факту Украина обнаруживает, что этот наблюдатель является также гражданином Российской Федерации. Консульские органы Российской Федерации Украина не уведомила. Она игнорирует нормы Консульской конвенции, но тем не менее публично использует этот тезис. Здесь идет раздвоение сознания. С одной стороны, когда Украине выгодно, она говорит о том, что это гражданин России, с другой стороны, она не признает за ним прав гражданина России и не выполняет своих обязательств перед Российской Федерацией в обеспечении этих прав. То есть и в этой части происходит деградация Украины как ответственного партнера в международных отношениях

Это последствие парада суверенитетов в виде траурного шествия в память о безвременно уходящей от нас Украине ставит еще один вопрос: является ли возникновение деклараций ДНР и ЛНР о собственном суверенитете продолжением этого парада?

Не хочется, чтобы республики долго пребывали в таком состоянии, в котором они находятся сейчас. Необходим поиск решения.

 

После 30 лет постсоветской интеграции. Почему потери заметны, а приобретения не так очевидны?

Николай Межевич, Руководитель Центра белорусскихисследований Института Европы РАН, президент Ассоциации прибалтийских исследований

Владимир Шамахов, Директор Северо-Западного института управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации

От СССР к СНГ

Три десятилетия после СССР - это одновременно и 30-летие гонки трансформаций. Все республики бывшего СССР, не исключая и страны Прибалтики, показали некоторые общие черты развития при формально различных и разнонаправленных трансформационных моделях. С течением времени «постсоветскость» перестала быть очевидной и требует внимательного исследования. Мы считаем, что существуют, как минимум, три точки зрения на понятие «постсоветское пространство»:

1. Никакого «постсоветского пространства» нет. Перед нами независимые и суверенные страны, действительно некогда входившие в одно государство, а ныне свободные в выборе вектора экономической и политической интеграции, обладающие полным суверенитетом. Никакие иные основания, кроме «эпизода» в истории, их не объединяют. Сторонники этой позиции игнорируют то обстоятельство, что в мире существует значительное количество регионов и неформальных общностей, выделяемых как по историческому, так и языковому, культурному признакам. Именно эти политики и эксперты а priori восхищаются Содружеством наций (Британским), но не допускают даже терминологического единства между Беларусью и Россией. Этот же подход предполагает позитивную правовую норму для «Косова» и отрицает ее для «Крыма». Впрочем, многочисленные периодические и непериодические издания, посвященные постсоветскому пространству и издающиеся от Варшавы до Вашингтона, говорят о некоторой непоследовательности сторонников данного подхода.

2. Длительное существование будущих государств в режиме союзных республик в одной стране обусловило наличие общих тенденций современного развития, схожих культурных, общественных и экономических ценностей. Это не отрицает разновекторность современных тенденций их развития. Постсоветские государства, несмотря на очевидную национальную специфику, имеют много общих черт, а также ряд общих проблем, связанных со становлением и укреплением государственности. При этом сохраняется комплекс общих ценностей, норм, установок, определяющих содержание и направленность современного развития. А понятие «постсоветское пространство» ассоциируется с продолжительным, но заканчивающимся транзитным переходом. Такой подход возможен, но оставляет без ответа главный вопрос: что должно произойти в Беларуси или Узбекистане как объекте исследования для того, чтобы авторитетный синклит международников и регионоведов признал транзит завершенным?

3. Точка зрения, согласно которой признается объективный характер постсоветского пространства и актуальность данного научного и практического подхода на долгие годы вперед. При этом не отрицаются значительные изменения в экономике, политике и идеологии, которые произошли за 30 лет.

Авторы исходят из того, что постсоветское пространство объективно существует даже там, где оно отрицается де-юре. Теснейшая связь с советским прошлым управляет современным развитием Литвы и Туркмении, России и Армении. Условная половина содержания внешней и внутренней политики любого постсоветского государства за 30 лет - это преодоление или, по крайней мере, постоянное обсуждение «советскости». В этом контексте транзит в Литве оказывается похож на транзит в Казахстане. Все это говорит о советском мышлении, развернутом, так сказать, «в обратную сторону».

 

Долгое время вопроса об оценке ключевых тенденций постсоветского транзита не существовало. В 1990-х годах этот вопрос казался закрытым - дезинтеграционные процессы преобладали. Дезинтеграция, фиксируемая все три десятилетия, просуществует еще долго. Однако процессы дезинтеграции оказались нелинейны, интеграция присутствует в той или иной форме на большей части бывшего СССР.

Очевидно, что постсоветская интеграция уже пережила самые сложные времена. Сформировавшись в период абсолютного доминирования тенденций децентрализации, она прошла через период некритического отношения к глобализации и имеет возможность реализовать себя в условиях новой регионализации начала третьего десятилетия XXI века.

Появление СНГ способствовало очень долгому сохранению возможности для дальнейшего развития и накопления ресурсов для решения сложных проблем всех входящих в объединение суверенных государств. При этом «обилие юридически необязательных двусторонних соглашений наряду с систематическим применением исключений и межправительственным характером интеграции привело не только к тому, что СНГ не смогло трансформироваться в реальное экономическое образование с высоким уровнем интеграции и элементами наднационального управления, но и помешало в рамках СНГ возникнуть реальному политическому союзу»¹, как справедливо отмечали литовские эксперты.

Возникает вопрос: а могло ли быть иначе в первые десять лет постсоветской интеграции? Был ли шанс на успех интеграции в условиях общего системного кризиса и хаотичного поиска национальных моделей развития? Вопрос, конечно, риторический. «Внешняя политика начинается дома»², но в нашем случае дома упорядоченной политики не было, как внутренней, так, соответственно, и внешней. 

В какой степени была успешна Российская Федерация для того, чтобы быть центром притяжения для бывших союзных республик? Готовы ли были участники постсоветской интеграции поделиться даже не ключевыми полномочиями? Ответы достаточно очевидны.

Предпосылки для долгого и низкого старта интеграции находились как в политической, так и экономической сферах. Сама по себе нестабильность экономических систем могла бы стимулировать интеграцию, однако она сочеталась с политической волатильностью и неадекватным восприятием ключевых тенденций мирового развития. Кроме того, независимо от оценок жизнеспособности СССР как федеративного института, как модель дезинтеграции он, безусловно, не был оптимален. Обострение межгосударственных отношений, территориальные и этнические конфликты долгое время исключали возможность интеграции любого уровня, кроме разве что совместных публичных дискуссий.

На первом этапе издержки политического и экономического характера не принимались во внимание, если объективная логика экономического развития препятствовала конъюнктурным интересам элит. В свою очередь, устойчивость власти национально ориентированных элит имеет свое объяснение. Неожиданный успех в решении вопросов национально-государственного самоопределения позволил формирующемуся политическому классу новых государств предположить, что решение экономических задач может быть не только успешным, но и быстрым. Необходимость интеграции в этом контексте не всегда была очевидной. Тем не менее идею создания Содружества Независимых Государств поддержали все, кроме Прибалтики.

СНГ не оказалось искусственной формой объединения, концепция развития была определена, механизм взаимодействия стран-участниц был создан. СНГ является полноценной международной организацией совещательного характера, что подтверждается ее признанием Организацией Объединенных Наций, а Устав СНГ зарегистрирован в Секретариате ООН.

СНГ оказалось единственно возможной формой интеграции для своего времени и этапа исторического процесса.

Однако вопреки теории и международной практике интеграционного развития, предполагающих последовательное восхождение от более низких к более высоким ступеням сотрудничества, характерной чертой отношений внутри СНГ стали попытки «проскочить» через объективную последовательность, этапность интеграционного развития.

Уже на заседании глав государств в Минске в феврале 1992 года было подписано почти два десятка документов, связанных с интеграцией в экономической, торговой и культурной сферах, а также о поддержании общей инфраструктуры. В 1993 году главы правительств шести стран СНГ - России, Армении, Беларуси, Казахстана, Таджикистана и Узбекистана - подписали Соглашение о практических мерах по созданию рублевой зоны нового типа, предусматривающее сохранение общей для них денежной системы с использованием российского рубля в качестве единого платежного средства на территории всех этих стран. Данная попытка, как и проект Экономического союза стран СНГ, концепция «Единого экономического пространства двенадцати», остались лишь в планах некоторых стран-участниц³. 

Этот этап не предполагал, но объективно не исключал, что почти все подписанные договоры и соглашения будут носить декларативный, а в лучшем случае - рекомендательный характер. Масштабные реинтеграционные проекты 1990-х годов с точки зрения логики были обязаны остаться на бумаге, а договоренности об углублении сотрудничества сопровождались противоречащими им хозяйственными практиками. В ряде случаев успешно подписывались интеграционные договоры, но «большинство стран СНГ в короткие сроки значительно снизили степень тарифной защиты, что фактически девальвировало двусторонние соглашения о свободной торговле между ними»⁴. 

Самое нелогичное с позиций экономической и политической теорий - это стремление к обеспечению реального суверенитета в состоянии качественного, а не только количественного экономического спада, но именно так происходило в 1990-х годах прошлого века. В тот период не только для независимых республик, но и России приоритетом стало установление полного суверенитета.

Следует помнить, что СССР изначально создавался и десятилетиями позиционировался как интеграционный проект, его прекращение, независимо от причин, бросало тень на любой проект постсоветской интеграции. Необходимо было время для того, чтобы интеграция не воспринималась как строительство СССР 2.0.

Подведем промежуточный итог. СНГ стало частью «эффекта колеи», или «зависимости от пути». «Path Dependence» сработала не только применительно к экономической модели, но и к политическим практикам. Согласие на аморфное содружество оказалось не только юридическим оформлением «процедуры развода», но и подготовкой к созиданию нового объединения (объединений). При этом понимание того, что возникновение новой модели придет только после окончательной деградации предшествующей, появилось очень поздно, в конце 1990-х годов. СНГ полностью выполнило свою роль, обеспечив сохранение необходимых предпосылок для экономической интеграции нового уровня - Таможенного, а затем и Евразийского экономического союза (ЕАЭС).

Отдельные институты СНГ, например Межпарламентская ассамблея СНГ в Санкт-Петербурге, не только сохраняют свою востребованность, но стали базой развития парламентского сотрудничества на других уровнях, а также дали нам новые формы сотрудничества, например Международный институт мониторинга развития демократии, парламентаризма и соблюдения избирательных прав граждан государств - участников МПА СНГ (МИМРД МПА СНГ).

От СНГ к ЕАЭС

Развитие постсоветской интеграции - это процесс постоянного накопления опыта и извлечения уроков. Начать новый этап интеграции именно с Таможенного союза было абсолютно логичным решением. Ряд стран СНГ (Россия, Беларусь, Казахстан, Киргизия) подписали 29 марта 1996 года Договор об углублении интеграции в экономической и гуманитарной областях, в соответствии с которым была учреждена новая региональная организация - Таможенный союз. Органом управления в Таможенном союзе стал Межгосударственный совет, также был создан Интеграционный комитет - постоянно действующий рабочий орган. К сожалению, не до конца решив базовые проблемы уровня таможенных тарифов, была опять сделана попытка ускорения интеграции. Ряд событий в мире - и экономические трудности, и смена власти в России - урезали перспективу данного проекта.

В 2003 году была сделана попытка привлечь к интеграционным процессам Украину. 19 сентября 2003 года на саммите в Ялте главами России, Беларуси, Украины и Казахстана было подписано Соглашение о формировании Единого экономического пространства - ЕЭП. Документ предусматривал разработку мер по формированию ЕЭП, для начала в плане оказалось заключение около 50 договоров. Также была утверждена Концепция о формировании ЕЭП. Впрочем, уже в начале 2005 года Украина заявила о курсе на интеграцию с ЕС и НАТО. История всех последующих попыток выстраивания отношений с Украиной печальна и хорошо известна.

В конце 2001 года был подписан Договор об учреждении Евразийского экономического сообщества (Договор о ЕврАзЭС). В 2001-2002 годах были сформированы и начали работу основные органы ЕврАзЭС. Приступили к созданию новых институтов сотрудничества - Евразийского банка развития (ЕАБР, 2006 г.) и Антикризисного фонда ЕврАзЭС. Затем последовало учреждение Таможенного союза в рамках ЕврАзЭС (2010 г.) и Зоны свободной торговли (ЗСТ) в рамках СНГ (2012 г.).

В 2009 году по новым правилам начал функционировать Таможенный союз, объединивший только Беларусь, Казахстан и Россию, что было абсолютно правильным решением с учетом в том числе опыта европейской интеграции. Тезис «Лучше меньше, да лучше», сформулированный совсем по другому поводу, полностью соответствовал анализу интеграции на указанном этапе. Мы увидели реализацию нового подхода - «многоскоростной» интеграции. Формируется ядро, в нем достигается максимально возможная интеграция, успешность которой является «приглашением» для стран с менее высоким уровнем интеграции.

Позволим в этом контексте не согласиться с позицией уважаемой коллеги: «Следует считать нормой ситуацию, когда в пределах одного образования скорость, глубина и формы интеграции между его членами в разных областях (экономика, социальная сфера, образование, иммиграция, внешняя политика, оборона) могут сильно отличаться, меняясь с течением времени не синхронно, а в значительной степени независимо друг от друга»⁵. Проблемы ЕС в числе прочих и заключаются в том, что пока еще можно внутри него «меняться не синхронно». Происходящее в отношениях Брюсселя и Варшавы свидетельствует о том, что это стало очевидным для лиц, принимающих решения в ЕС. Возможно, такое понимание сформировалось в процессе изучения опыта постсоветской интеграции.

Высшая стадия интеграции на постсоветском пространстве была достигнута в рамках Договора о Евразийском экономическом союзе, который был подписан 29 мая 2014 года президентами России, Белоруссии и Казахстана. Так появилась международная организация региональной экономической интеграции, обладающая международной правосубъектностью и являющаяся наиболее удачным и перспективным интеграционным проектом. При этом «созданные институты ЕАЭС, по существу, представляют собой баланс между объективной необходимостью интеграции и объективными же ограничениями для нее, обусловленными несовпадающими интересами стран-участниц. Причины этих несовпадений определены экономической и политической спецификой участвующих в ней государств, особенностями их геополитического и геоэкономического положения»⁶. Согласимся с коллегами из Института экономики РАН, однако отметим, что степень несовпадения уже качественно иная, меньшая, чем 30 лет назад.

Количественная и качественная эволюция ЕАЭС показала, что после долгого пути найдена оптимальная форма и созрели содержательные предпосылки интеграции.

Постсоветская интеграция в меняющемся мире

В конце 80-х годов прошлого века даже у самых проверенных и преданных коммунистов начали возникать сомнения в качестве той модели, которая сформировалась. Поиск альтернативных моделей не был очень сложным, ибо на этот же период пришелся триумф Европейского экономического сообщества, эффектным образом трансформировавшегося в Европейский союз. Сработал эффект сообщающихся сосудов, по мере роста привлекательности одной модели снижалась привлекательность другой. Впрочем, осторожные вопросы о пределах имплементации европейской модели звучали уже тогда⁷.

За прошедшие годы ситуация в мире качественным образом изменилась. Изменения за последние 30 лет охватили все сферы общественной жизни, экономику и международные отношения. Глобализация классического образца закончилась. Китай стал великим. Брекзит, Сирия, тупик по Украине, реформа МВФ и выборы в США резко усилили экономическую и политическую неопределенность. Америка осталась первой, но уже не единственной силой. Оправдался прогноз наших коллег из МГИМО МИД РФ: «Если Россия устоит до 2020 года, если все попытки ее противников не приведут к экономическому коллапсу, хаосу и распаду страны, то можно будет с уверенностью сказать, что доминированию Запада пришел конец. Это значит, что международные отношения официально вступят в новую эру»⁸. Так и произошло.

Изменилось мнение ведущих российских ученых и экспертов, большинство которых перестало считать европейский опыт идеальным. Изменились и количество, и качество нашего знания о Европейском союзе. Но самое главное в том, что изменился сам Европейский союз, парадоксальным образом приобретая некоторые признаки ушедшего в историю Советского Союза от волюнтаризма в экономике до формализации демократии, превращающейся из фундаментального признака общественной организации в техническое условие осуществления власти.

Прежняя модель европейской экономической и политической интеграции исчерпала себя. «То, что выглядело триумфом ЕС, обернулось неоднозначными последствиями и явными неудачами, а набранная им скорость продвижения к новым рубежам европейской интеграции оставляет теперь впечатление поспешности. Конечно, в нынешних злоключениях ЕС огромную роль сыграл внешний фактор - глобальный финансово-экономический кризис. Однако первые осложнения возникли до него, и первопричины кризисного состояния ЕС следует искать внутри него»⁹. Отметим, это написано одним из ведущих российских ученых-европеистов десять лет назад. С тех пор к экономическому кризису добавились энергетический, эпидемиологический и самый важный кризис - ценностный.

Тем не менее заметим, что перед нами не кризис европейской идеи, а развертывание кризиса конкретной практики ее реализации в текущих условиях.

Одновременное расширение ЕС и углубление интеграции было основано на ошибочном предположении, что у ЕС нет и не может быть нерешаемых проблем. Проект «Восточное партнерство» был мотивирован именно этой логикой. Очень жесткие требования к Беларуси, Украине, Молдове, Грузии, Армении, Азербайджану по принятию acquis communautaire и заведомо асимметричные обязательства сторон привели к тому, что в непредсказуемую игру за европейскую интеграцию с заведомо неясным результатом указанные страны не торопились вступить или отказались от присоединения вовсе.

Вспоминается программное требование Ш.Фюле, в то время комиссара ЕС по вопросам расширения и европейской политики соседства, к Украине: «Или вы вступаете в ЕС на наших условиях, или не вступаете вообще». Иными словами, Украине, Беларуси, Молдавии, Грузии, Армении и Азербайджану предложили предельно жесткий выбор в пользу ЕС за счет ухудшения сотрудничества с Россией и институтами постсоветской интеграции, заранее понимая, что это приведет к дестабилизации. Собственно, именно поэтому амбициозная программа «Восточного партнерства» не столько построила, сколько разрушила государства, рискнувшие принять данное предложение, то есть Украину, Молдову, Грузию. К сожалению, то, что «политика «Восточного партнерства» противоречит целям самой европейской интеграции, поскольку подрывает широкое региональное взаимодействие и создает зону нестабильности на границах ЕС…»¹⁰, поняли слишком поздно, когда события на Украине приобрели необратимый характер.

«Восточное партнерство» стало указанием на то, что идея интеграции в ЕС выступает на постсоветском пространстве как прямая альтернатива постсоветской интеграции, и, соответственно, устройство и переустройство постсоветского наследия больше не являются исключительной заботой «суверенных стран» постсоветского пространства.

На постсоветском пространстве был создан ряд организаций сознательно и демонстративно, но это не означает, что успешно конкурирующих с СНГ - ЕАЭС. Прежде всего следует вспомнить ГУАМ - региональную организацию, учрежденную Азербайджаном, Грузией, Молдовой и Украиной еще в 1997 году, а также «Содружество демократического выбора» (СДВ) - структуру, которую провозгласили, но реально запустить не смогли.

Проблема постсоветской интеграции в том, что в течение всех 30 лет осуществляется не только разноуровневая, но и разновекторная интеграция. Иными словами, не всем, но ряду государств предлагается участвовать в конкурирующих интеграционных проектах. Данный подход, предполагающий множественность и вариативность политических пространств, позволял той или иной стране постсоветского пространства использовать ресурсы разнонаправленной интеграции. Лучшим примером этого стала Украина, но именно там и закончилась многовекторность интеграции. Не оправдался прогноз о том, что «эффективная модель постсоветского регионализма не препятствует интеграции его участников с ЕС, напротив, она могла бы стать инструментом, расширяющим возможности для такого сотрудничества»¹¹.  Украине просто не дали такой возможности, понимая, что «в случае, если Украина решит присоединиться к евразийскому Таможенному (и экономическому) союзу, существенно вырастет значимость этой организации на международной арене»¹². 

Понимание термина «интеграция» предполагает очевидное содержание - получение целого из каких-либо частей. Долгое время доминировало представление о том, что интеграция развивается на базе интернационализации всей общественной жизни. Вспомним определение глобальной экономики, которая «в реальном времени работает как единое целое в мировом пространстве, все равно, касается ли это капитала, менеджмента, труда, технологии, информации или рынков»¹³. Единого целого в прежнем качестве больше нет, а интеграция сегодня «запускается» не только глобализацией, содержание которой в 2021 году не совсем ясно, но очевидным стремлением к регионализации.

 

На постсоветском пространстве, и прежде всего в рамках западного периметра, как в своеобразном зазеркалье, привычные политические и экономические институты быстро обрели классическую евроатлантическую форму, но сохранили советские и постсоветские признаки. Политический класс постсоветских стран институционализирован в форме номенклатуры, при этом преобладает не многопартийность, а квазипартийность. Сложности с реальной демократией в Европе появились после десятилетий если не столетий блестящего развития. Однако на постсоветское пространство пришла форма демократии, но не ее бесценное содержание.

Аналогичным образом маскировка происходит в экономике и идеологии. В «рыночной» Эстонии реальная роль государства не меньше, чем в Беларуси. Идеологическое принуждение на Украине вполне адекватно республикам Центральной Азии. Именно поэтому постсоветская общность будет значимым объектом исследования на протяжении многих десятилетий.

Для целей данной статьи самым важным является то, что практически во всех столицах интеграцию (любую) восприняли как дополнительные права и новые финансовые возможности и в существенно меньшей степени как закономерное ограничение своего суверенитета.

К концу 1991 года структурированные в большей или меньшей степени модели последующего экономического и политического развития существовали лишь в Эстонии, Латвии, России. Однако и там это были концепции регионального хозрасчета, предполагавшие, с одной стороны, приоритет республиканских законов над федеральными, но с другой стороны, ориентированные на сохранение хозяйственных связей¹⁴. Об интеграции в этих документах говорилось весьма уклончиво.

Опыт Грузии, Украины, стран Прибалтики свидетельствует о том, что можно предпринять значительные усилия для преодоления зависимости и отказаться от традиционного интеграционного проекта, достичь, на первый взгляд, видимых результатов, однако новая модель экономики оказывается хотя и другой, но вовсе не лучшей. Впрочем, для понимания этого потребовалось несколько десятилетий. С другой стороны, опыт России, Беларуси, Казахстана показал, что интеграция на постсоветском пространстве возможна и целесообразна. Именно поэтому к ней возвращались после целой серии не очень удачных попыток.

Отметим, что модели развития интеграции постсоветского пространства предугадать было несложно. Первый вариант, негативный, предполагал дезинтеграцию управляемую или нет, не так важно. Эта стратегия предусматривала вхождение бывших советских республик в мировое экономическое и политическое пространство по принципу «каждый сам за себя» при отсутствии значимых интеграционных проектов. Второй вариант, который допускал относительно быструю экономическую и даже политическую интеграцию на постсоветском пространстве (без Прибалтики, разумеется), объективно был маловероятен.

Реализовалась третья модель, основанная на долгом поиске, ошибках, продвижении вперед и отступлении назад. Это обстоятельство позволяет нам предположить перспективы постсоветской интеграции. Параметры интеграции во все большей степени будут определяться не только внутренними, но и внешними факторами. Скорость и этапность интеграции на Западе во многом зависят от ситуации в ЕС, а на Востоке было бы странно игнорировать ситуацию в Афганистане, политику Турции и мощь Китая.

И последнее. Постсоветская интеграция - не восстановление СССР в той или иной форме, а развитие экономического и политического сотрудничества на части территории ранее существовавшего государства.

 

 ¹Евразийский союз: вызов для Евросоюза и государств “Восточного партнерства”. Центр восточноевропейских исследований. Вильнюс, 2012. С. 5.

 ²Зубок В. «Запад нам поможет...» // Россия в глобальной политике. 2021. Т. 19. №6. С. 30-43 // https://globalaffairs.ru/articles/zapad-nam-pomozhet/

 ³Лузгина А.Н. Единое экономическое пространство Беларуси, России, Казахстана и Украины - выгоды и потери. Минск: Логвинов, 2005. 87 с.

 ⁴Спартак А.Н. Потенциал и ограничения постсоветской интеграции / А.Н.Спартак. Электрон. текст. дан. // http: // strategy2020.rian.ru/load/366079113

 ⁵Бусыгина И. Ассиметричная интеграция в Евросоюзе // Международные процессы. Т. 11. №1 (32). Январь-апрель 2013 // http://www.intertrends.ru/fifteen/002.htm

 ⁶Постсоветские страны в процессах международной регионализации в 2010-2020 гг.: ожидания, итоги, новые тенденции: Коллективный научный доклад / Под ред. Л.Б.Вардомского. М.: Институт экономики РАН, 2021. С. 8.

 ⁷Шишков Ю. Интеграция: годится ли для нас западноевропейский опыт? // Общественные науки и современность. 1992. №5. С. 53.

 ⁸Россия и мир в 2020 году. Контуры тревожного будущего / Под ред. А.Безрукова и А.Сушенцова. М.: ЭКСМО, 2016. С. 27.

 ⁹Борко Ю. Европа-XXI: дальше вверх или дальше вниз? // Европейская безопасность. 2011. №26 (42). С. 35.

¹⁰Тупик борьбы интеграций в Европе. Комитет гражданских инициатив. М., 2014. С. 5.

¹¹Винокуров Е.Ю., Либман А.М. Евразийская континентальная интеграция. Санкт-Петербург, 2012. С. 167.

¹²Евразийский союз: вызов для Евросоюза и государств «Восточного партнерства. Центр восточноевропейских исследований. Вильнюс, 2012. С. 19.

¹³Castells M., Hall P. Technopoles of the World. London - New York, 1994. Р. 3.

¹⁴Межевич Н.М. К вопросу о верификации концепции «Path Dependence» для постсоветского пространства в свете тридцати лет интуитивных практик // Управленческое консультирование. 2020. №5. С. 98.

 

Республики Центральной Азии в контексте новых вызовов и угроз. По результатам визита в Программный офис ОБСЕ и Академию ОБСЕ в Бишкеке

Владимир Морозов, Доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России, кандидат исторических наук

В данном докладе представлена информация относительно ситуации в центральноазиатских республиках, полученная в ходе визита в Программный офис ОБСЕ и Академию ОБСЕ в Бишкеке, а также встречи с ректором Кыргызско-российского славянского университета. Стоит отметить, что Академия ОБСЕ является учебным заведением от Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе, которая работает на территории пяти стран Центральной Азии - Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана, Туркменистана и Таджикистана.

В середине октября 2021 года основной темой в медиаполе стран региона было заседание Совета глав Содружества независимых государств, которое прошло 15 октября и было приурочено к 30-летию создания Содружества. Важное место на этом заседании отводилось вопросам безопасности стран СНГ, и в частности безопасности центральноазиатских республик, особенно в свете ситуации в Афганистане. Телеканалы в странах региона активно освещали данный сюжет и представляли цитаты руководителей стран относительно их позиции касательно новой реальности и новой угрозы. Так, Президент Таджикистана достаточно жестко высказался по поводу роли «Талибана», заявив, что он создал угрозу для региона Центральной Азии в целом. Вместе с тем некоторые лидеры, в частности Президент Узбекистана, выступили за налаживание контактов с «Талибаном». В то же время Казахстан и Узбекистан заявили о готовности оказать гуманитарную помощь Афганистану. На этом фоне стоит обратить внимание на заявление Президента Российской Федерации, который сказал, что не стоит спешить с признанием «Талибана».

Глава Программного офиса ОБСЕ в Бишкеке, российский посол Алексей Рогов предложил свое видение проблем в Центральной Азии с точки зрения работы Программного офиса. Основной вопрос касается военно-политического измерения. В не меньшей степени важны для региона экологические аспекты, вокруг которых в настоящее время происходят конфликты, и, конечно, гуманитарные вопросы.

Особо остро стоит проблема безопасности в Центральной Азии ввиду угрозы, которая возникла после прихода «Талибана» к власти в Афганистане. В этой связи можно выделить три крупных тематических блока. Во-первых, опасения вызывает физический переход боевиков через границу. Во-вторых, заметную роль играет идеологическое воздействие, а также наличие «спящих ячеек» радикалов в республиках Центральной Азии. Наконец, в-третьих, ситуацию осложняет проблема наркотрафика.

Российские эксперты обращают внимание на то, что обстановка в Афганистане - это не только вопрос «Талибана», признанного террористической организацией и запрещенного в России, но и вопрос «Исламского государства» (запрещена в РФ). По оценкам, в данный момент на территории Афганистана находятся более 2 тыс. боевиков «Исламского государства». Стоит также отметить, что существуют конфликты между «Талибаном» и «Исламским государством», в связи с чем сложно предвидеть, как будет развиваться ситуация.

Выпускники Академии ОБСЕ, в свою очередь, предоставили информацию о доступе в Интернет на территории пяти центральноазиатских республик. По данным на 2020 год, охват населения Интернетом в Казахстане составляет 79%, Узбекистане - 55%, Кыргызстане - 38%, Таджикистане - 22%, в Туркменистане - 12%. Власти не могут осуществлять достаточный контроль над обществом, поскольку процесс радикализации идет не только через Интернет, но и путем прямых контактов и встреч, которые невозможно отслеживать. В связи с этим немаловажной угрозой считается отсутствие возможности контролировать общество.

Отдельно стоит выделить два блока тем: вовлеченность в дела региона внутренних и внешних игроков и внутрирегиональные конфликты. В контексте первого блока обсуждается роль Российской Федерации в Центрально-Азиатском регионе, а также вмешательство Соединенных Штатов, Европейского союза, Китая, Турции, которое, по оценкам Программного офиса ОБСЕ, может нанести ущерб мирному развитию региона.

Обращаясь ко второму тематическому блоку, необходимо отметить, что развитие событий на внутрирегиональном треке вызывает опасения. Конфликт между Таджикистаном и Узбекистаном, который вышел за рамки словесного (была применена артиллерия с таджикской стороны), породил серьезную размолвку между двумя странами. Таким образом, внешние и внутренние противоречия делают регион менее стабильным с точки зрения мирного развития.

В то же время Китайская Народная Республика и Турция ведут активную внешнюю политику в отношении Центральной Азии. Но если продвижение Китая видится сугубо с экономической точки зрения (развитие инфраструктурных проектов), что не вызывает опасений у специалистов, которые живут и работают в регионе, то продвижение Турции вызывает большие опасения. Здесь речь идет об идее «Великого Турана»: Турция, особенно при Президенте Реджепе Эрдогане, стремится собрать под своим крылом всех тюрков (в данном случае затрагивая Казахстан, Узбекистан, Туркменистан и Кыргызстан). В Кыргызстане это вызывает опасения, поскольку власти страны уже на протяжении многих десятилетий вкладывают большие финансовые ресурсы для развития среднего и высшего образования. В государстве создана сеть школ, куда рядовые граждане с удовольствием отдают своих детей, потому что это полностью бесплатно и предполагает полный пансион. Представители среднего и более старшего поколения с советским образованием, которые говорят на русском языке, выражают опасения по поводу того, что неактивная позиция Российской Федерации в этом регионе, в том числе в сфере образования, в итоге может привести к смещению акцентов.

Стоит обратить особое внимание на роль ОБСЕ в Центрально-Азиатском регионе. Программные офисы ОБСЕ находятся в каждой из пяти республик, однако сотрудничество между ними налажено слабо. Несмотря на то что офисы представляют одну организацию, в каждой стране работа с властями строится по-разному. В Туркменистане и Узбекистане вся работа Программного офиса, в частности реализация проектов, находится строго под контролем государства. В Кыргызстане Программному офису предоставлено больше свободы, исполнение проектов проходит без существенных ограничений со стороны властей страны.

Отношение к Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе в Центральной Азии неоднозначно и в большей степени имеет негативную коннотацию. Посол Алексей Рогов подтвердил, что роль ОБСЕ, например, в последнем конфликте между Таджикистаном и Кыргызстаном была минимальной: со стороны Организации была предпринята попытка предложить свои услуги в качестве медиатора при решении конфликта, но обе стороны отказались.

Наконец, важно отметить российское присутствие в Центрально-Азиатском регионе. Помимо наличия в регионе военной базы и проведения военных учений в связи с событиями в Афганистане, немаловажным остается вопрос образования. В странах Центральной Азии работают филиалы нескольких российских вузов. В Бишкеке образовательную деятельность осуществляет Кыргызско-российский славянский университет имени Б.Н.Ельцина, в котором обучаются более 7 тыс. студентов. Однако по итогам встречи с ректором университета В.И.Нифадьевым был обнаружен ряд проблем, связанных прежде всего с предоставлением студентам услуг, сопутствующих образовательному процессу (в частности, организация проживания). В это же время турки осуществляют многосторонний подход к образованию и ведут активное развитие в данном направлении, составляя конкуренцию. В связи с этим с целью повышения качества услуг в сфере образования рекомендуется усилить присутствие России в странах Центральной Азии.

В завершение стоит подчеркнуть, что Россия имеет все возможности воспользоваться ситуацией, которая сложилась в регионе на фоне угрозы, исходящей из Афганистана, и сыграть лидирующую роль в вопросах объединения республик Центральной Азии перед лицом внешней угрозы. С точки зрения информационной безопасности и отслеживания процессов радикализации для минимизации рисков представляется целесообразным проработать вопрос сотрудничества России и КНР как одного из лидеров цифровизации в регионе.

 

Евразийская цивилизация: идеология, реинтеграция и развитие

Айк Бабуханян, Депутат II, V, VI созывов Национального собрания Республики Армения, председатель партии «Союз «Конституционное право», член исполкома движения «Сильная Армения с Россией - За новый Союз», соучредитель Международной ассоциации евразийской цивилизации (Армения)

В конце 80-х годов прошлого века под руководством члена Политбюро КПСС А.Яковлева сформировалась группа историков, которая должна была создать отрицательный образ СССР, его армии, уклада жизни, достижений. От прессы, телевидения, издательств требовалось отказаться от славных традиций Отечества, от героической истории, которая стала преподноситься в темных красках. У советского человека развивали комплекс неполноценности, стыда за свою историю, образ жизни, систему ценностей, поклонение перед Западом.

После проигрыша в холодной войне установленные в постсоветских странах новые порядки «демократического тоталитаризма» раскрыли широкие возможности для активного вливания в них тоталитарных сект, деструктивных общественных организаций с внешним управлением, различных пропагандистов так называемых меньшинств с соответствующим проникновением спецслужб недружественных государств. Пропаганда «рыночных ценностей», западного стиля жизни, отказ от духовности и нравственных основ традиционного общества, пересмотр истории, перекраивание образовательных программ вкупе с огромными финансовыми вливаниями для воспитания «нового» гражданина привели к формированию в постсоветских странах не только «пятой», но и «шестой колонны», с проникновением идеологии соросизма во все государственные и общественные структуры. Все советское представлялось как пережиток позорного прошлого - отсталого, тоталитарного, неумытого.

Следующим постулатом для идеологической обработки населения (особенно молодежи) в постсоветских республиках и даже в некоторых республиках РФ было связывание всех отрицательных или же представляемых таковыми сторон досоветской и советской истории с Россией, которая якобы навязывала их «колонизированным» ею странам и народам. В России в общественное сознание впрыскивался яд пренебрежения или «бухгалтерского» подхода к бывшим советским республикам и в некоторых случаях в отношении национальных субъектов РФ. Отказ от советского «темного» прошлого и стремление к «светлому», «свободному» европейскому будущему стали той идеологической доктриной, которую определенные круги пытались подсунуть как базис для построения «новых, независимых» постсоветских стран, в том числе и третьей республики Армения.

В 1990-х и начале нулевых годов любые попытки критически отнестись к вышеуказанным западническим идеологическим клише приводили к маргинализации тех деятелей или политических сил, которые ставили под сомнение непререкаемые западные ценности. И хотя ценой неимоверных усилий патриотических сил удалось сломать идолопоклонство в отношении тоталитарного «западно-демократического» догматизма и сегодня для общественности наших стран неозападные ценности достаточно спорная, а для многих и вовсе неприемлемая категория, но вражеская идеологическая доктрина дала свои всходы в душах и умах молодого поколения.

Именно такая нездоровая атмосфера позволила в ряде стран СНГ и Восточной Европы провести «цветные революции» (в Армении - в 2018 г.). Все постсоветское пространство оказалось в огромном геополитическом и идеологическом разломе, западные технологии достигли своей цели. Как известно, на это тратились и сегодня тратятся огромные ресурсы, и это не ново - ситуация созревала много лет, практически с конца 1980-х и была доведена до логического конца. К власти в некоторых постсоветских странах были приведены прозападные силы, которые выступали против экономического и военного союзов с Россией, за создание «альтернативной» системы безопасности и т. д.

Практически все представители власти этих стран прошли через западные механизмы промывки мозгов или находились на службе у соросовцев и им подобных. Естественно, что их действия были направлены против стратегического союза с Россией. В остальных же странах, в том числе и в самой РФ, где прозападным силам не удалось совершить соответствующие перевороты, возникла мощная ударная «группировка» из прозападных партий, НКО, сект, СМИ и т. д. Зачастую истинные цели западных технологов прикрываются националистическими, религиозными лозунгами, призывами к объединению с этнически близкими народами.

В результате на постсоветском пространстве продолжаются войны и конфликты, происходят революции и перевороты, количество нерешенных национально-территориальных вопросов постоянно увеличивается, притом что ни один из них за последние 30 лет не получил окончательного решения. Остаются закрытыми коммуникации, разрушается инфраструктура, экономическое развитие буксует.

Продолжается экономическая экспансия и «спонсирование» постсоветского пространства со стороны внешних игроков. Сегодня по инвестициям в экономику Грузии, Азербайджана, Казахстана Турция обогнала Россию. Китай, Евросоюз, Япония, арабские страны вкладывают огромные средства и выдают большие кредиты по всему миру. (По данным ВБ за 2019 г., Китай «спонсировал» развивающиеся страны на 149 млрд. долл., Япония - 107, Евросоюз - более 60, Саудовская Аравия - 17, Россия - 23.)

Тревожная ситуация создается в демографической области. Как сказал Президент В.В.Путин, если бы не было Октябрьской революции и распада СССР, то население страны составляло бы 500 миллионов. Сейчас же мы имеем сокращение населения в большинстве постсоветских стран. Население Армении с 3,7 млн. человек в 1990 году снизилось до 2,9 миллиона. За то же время население России сократилось с 148 миллионов до 144 млн. человек. По прогнозу Департамента по экономическим и социальным вопросам ООН, Россия, которая сегодня по численности населения занимает девятое место в мире, к 2050 году опустится на 14-е (136 млн.), а к 2100 году - на 22-е место (124 млн.). Меняется также состав населения.

Доля СССР в мировом промышленном производстве составляла 20%, в мировом ВВП - 17%, а сегодня совокупные показатели постсоветских стран составляют соответственно 4 и 2%.

Ввиду сказанного важной задачей, требующей скорейшего решения в целях стратегического укрепления Евразийского союза, является разработка и внедрение общей идеологической платформы для наших стран. Причем основные базисные постулаты такой платформы должны не только отвечать интересам стран - членов ЕАЭС, но и быть приемлемыми для большинства постсоветских стран.

Фундаментом новой идеологии евразийской цивилизации должна стать защита общих цивилизационных ценностей, при создании возможности гармоничного развития самоидентичности каждого народа. Принадлежность наших стран к восточнохристианской цивилизации, бесценный опыт сопряжения этой цивилизации с цивилизацией мусульманских народов Средней Азии и Кавказа привели к созданию евразийской цивилизации.

Другим столпом идеологии евразийской цивилизации должны стать способность и стремление к диалогу с дружественными народами и возможность такого диалога с недружественными народами для мирного решения проблем. Такая идеологическая платформа предполагает не только совместное решение вопросов безопасности стран ЕАЭС и ОДКБ, но и в перспективе создание формулы для установления прочного мира на всем постсоветском пространстве.

И наконец, третьим «китом» идеологии евразийской цивилизации может быть идея реинтеграции на постсоветском пространстве как единственного пути к восстановлению мирового величия, экономического и культурного развития, всеобщей безопасности, политической стабильности и социального благополучия.

После решения задачи разработки и внедрения общей идеологической платформы неизбежно встает необходимость переосмысления приоритетов в отношениях между стратегическими союзниками. Если до сих пор основой Евразийского союза считалась экономика, ОДКБ - обеспечение безопасности, то, как показали недавние события в нашем регионе, и в той и в другой области имеется ряд нерешенных и нерегламентированных вопросов, которые создают торможение в реализации целей и задач не только армяно-российского стратегического союза, но и ЕАЭС и ОДКБ. Причем развитие неопределенности, а порой и противоречивых тенденций, безусловно, приведет к кризису вышеуказанных организаций, со всеми вытекающими отрицательными последствиями для всех без исключения их членов.

Отметим, что причины, порождающие центробежные процессы в ЕАЭС и ОДКБ, лежат не в экономической или военной областях, а именно в политической плоскости. Следовательно, локомотивом развития интеграционных процессов на постсоветском и далее на всем евразийском пространстве может быть в первую очередь политическая интеграция. Поэтому следующей задачей в целях укрепления Евразийского союза является основанное на идеологии евразийской цивилизации выявление общего политического видения развития геополитических, геоэкономических и внутриполитических процессов как в наших странах и прилегающих к ним регионах, так и на всем постсоветском пространстве и в мире в целом.

Для реализации общих политических задач будет необходимо создание совместных политических институтов и соответствующей инфраструктуры. Причем к решению данной задачи должны привлекаться политики и эксперты, которые не только являются носителями идеологии евразийской цивилизации, но и готовы противостоять как проявлениям провинциального и местечкового национализма, так и сторонникам теории превосходства и дозволенности вмешательства в сакральные вопросы другого народа.

Формирование общего политического видения приведет к прорыву в создании общего экономического пространства, а также в обеспечении общей обороноспособности.

Особо важной задачей является обеспечение внутренней безопасности Евразийского союза. На примере Армении скажу, что только лишь внутренними ресурсами армянского общества невозможно противостоять тем мировым силам, которые проводят в нашей стране идеологически диверсионную работу по подрыву армяно-российских отношений. Их ресурсы, опыт такой работы, технологии несравнимы с нашими внутренними возможностями. К сожалению, здесь особо не проявляет себя «мягкая сила» со стороны России. Этот важный инструмент нашим стратегическим союзником пока используется несколько робко, недостаточно умело и эффективно.

Надо признать, что и в России существуют силы, направленные на торпедирование реинтеграции на постсоветском пространстве. Иногда своими неосторожными и невыверенными, а зачастую откровенно провокационными высказываниями масло в огонь подливают некоторые российские политики и общественные деятели, что волей-неволей играет на руку тем, кто распространяет лживый образ России. Создается впечатление, что российские и армянские так называемые общественные деятели умело синхронизируют свои подрывные действия, передавая друг другу, выражаясь футбольной терминологией, голевые пассы.

И наконец, необходимо пересмотреть всю систему образования и культурного развития наших стран. Эти системы должны базироваться на идеологии евразийской цивилизации и быть направлены на решение вышеуказанных задач. Подрастающие поколения в наших странах должны воспитываться в духе уважения и доверия друг к другу. Они должны чувствовать гордость за нашу совместную историю, быть готовы прийти на помощь и стремиться к построению общего будущего. Наша молодежь должна знать о культуре, истории, достижениях наших народов, их огромном вкладе в развитие мировой истории и евразийской цивилизации. Одновременно следует отказаться от «идеалов» общества потребления и внедрять духовность в образование и культуру.

Для претворения в жизнь данных направлений, сохранения и укрепления государственного и национального суверенитета мы должны пойти по пути формирования нового союза, создания союзного государства. Это должен быть тесный политический, военный, экономический и цивилизационный союз. 

В этом контексте видится и решение судьбоносной для евразийского пространства проблемы непризнанных или полупризнанных республик - Арцаха, Абхазии, Южной Осетии и др. Большинство из них были конституционными субъектами СССР, что означает что Россия как правопреемник Советского Союза имеет полное право и даже обязанность быть гарантом их безопасности. Эти вопросы, как и другие подобные, не решенные в течение 30 лет после распада СССР проблемы, могут быть решены только в свете вышеперечисленных принципов идеологии евразийской цивилизации:

- защита общих цивилизационных ценностей, при создании возможности гармоничного развития самоидентичности каждого народа;

- стремление к диалогу цивилизаций;

- реинтеграция на постсоветском пространстве.

Непризнанные или полупризнанные республики могут стать субъектами союзного государства, имея особый статус. Напомним, что, к примеру, НКАО была конституционным субъектом Советского Союза, а в последние годы существования СССР там было введено прямое управление из Москвы.

Резюмируя вышесказанное, хочу подчеркнуть, что сегодня обсуждение будущего евразийского пространства проходит в крайне сложных геополитических условиях. В течение последних месяцев роль России в регионе существенно изменилась, а военно-политическое влияние выросло. Естественно, что это не по душе западным, турецким и другим политическим стратегам, которые выстраивали регион в направлении своих геополитических целей. Что касается отношений России с Западом, то они опустились на уровень холодной войны. Взрывоопасная обстановка создалась вокруг Ирана, Беларуси, в Молдавии, в отношении ДНР и ЛНР, неспокойно в Средней Азии.

В этих непростых условиях особо стоит отметить необходимость создания союзного государства для совместного отстаивания прав и интересов каждого члена нового союза.

 

Постпандемийное мировое развитие, в том числе в контексте интеграционных процессов в Евразии

Николай Макаров, Заместитель директора Департамента внешнеполитического планирования МИД России

Уважаемые коллеги,

Рад возможности принять участие в работе очередной Ялтинской конференции, организуемой журналом «Международная жизнь».

За годы проведения форум утвердился в качестве необходимой экспертной площадки для обсуждения широкого спектра международных проблем. Вырабатываемые в ходе дискуссий рекомендации востребованы экспертными, научными, политологическими кругами.

Уважаемые коллеги,

Нынешняя конференция проходит в турбулентное время. Близится к завершению 2021 год. Уже сейчас ясно, что он оказался сложным и в определенной степени рубежным. Мир продолжает сотрясать беспрецедентный по масштабам вызов - новая коронавирусная инфекция. Она вызвала шок и в глобальной политике, и экономике. А главное - стала настоящим испытанием для миллионов рядовых граждан. И хотя расширение практики вакцинации позволяет смягчить последствия пандемии, уже сейчас ясно, что к привычному укладу жизни все мы вернемся не скоро.

Общее положение серьезно усугубляется тем, что СOVID-19 вторгся далеко не в «идеальный» мир. Он наслоился на застарелые проблемы и трансграничные вызовы, на неурегулированные кризисы и конфликты, которые копились на протяжении не одного десятка лет. Все это в совокупности ведет к тому, что сформированная по итогам Второй мировой войны международно-правовая архитектура, краеугольным камнем которой является ООН, переживает серьезные потрясения.

Очевидно, что перспективы прочной стабилизации ситуации напрямую зависят от способности мирового сообщества найти действенные решения общих насущных проблем. Здесь, однако, сталкиваются две школы внешнеполитической мысли. Основная, классическая, которой придерживается большинство государств мира, включая Россию, исходит из того, что такая работа должна вестись коллегиально, на основе общепризнанных норм международного права. А ключевой площадкой для сопряжения усилий призвана быть Организация Объединенных Наций. Именно эта философия лежит в основе известной российской инициативы по проведению саммита пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН, продолжающих разделять особую ответственность за поддержание международного мира и безопасности.

К сожалению, данную аксиому сегодня пытается оспорить ряд государств Запада во главе с США. В западных столицах множится критика в адрес Всемирной организации и ее Совета Безопасности, якобы больше не способных вырабатывать полезные решения. Все чаще звучат голоса в пользу переосмысления концептуальных основ многостороннего сотрудничества.

Проблема в том, что западные коллеги, провозгласившие после распада СССР «конец истории», сегодня продолжают считать себя вершителями судеб мира. Вашингтон и его ближайшие союзники упорно отказываются признать объективную реальность, связанную с процессом формирования более справедливого и демократического многополярного мироустройства. Задвинув на второй план дипломатию, они нахраписто продвигают на мировой арене односторонние, неконсенсусные подходы. А в целях идейно-политического «прикрытия» своих агрессивных шагов и замыслов в последнее время все более агрессивно насаждают концепцию так называемого «миропорядка, основанного на правилах». Здесь следует уточнить, что речь идет о правилах, которые западники вырабатывают келейно, в закрытых форматах, а затем навязывают, в том числе силовым путем, остальным государствам. Таким образом, миру предлагается жить по «закону джунглей» с присущим ему кулачным правом.

В данной аудитории вряд ли стоит подробно говорить о том, что такую линию западные коллеги давно и настойчиво пытаются реализовать на постсоветском пространстве. Задача многолика - обеспечить военно-политическое и экономическое освоение новых территорий, поссорить братские народы, разрушить объединяющие их многовековые всеохватные связи. Тем самым, помимо прочего, сдержать Россию, отбросить нас на обочину мировых процессов. Примеров множество. Достаточно отметить, что еще в 2004 году Вашингтоном и Брюсселем был срежиссирован третий тур президентских выборов на Украине. А десять лет спустя, в феврале 2014 года, поддержан государственный переворот и вооруженный захват власти в Киеве неонацистами и ультранационалистами. В этом ряду - активные попытки вмешательства во внутренние дела соседней нам Белоруссии, истерика вокруг А.Навального.

Вместе с тем, невзирая на все потуги, этот агрессивный курс обречен на провал. Прежде всего потому, что сегодня международные отношения не западноцентричны. Мир никогда не будет однополярным. Человечество продолжает взрослеть. Окончательно развенчан миф о безальтернативности ультралиберальной модели развития, основанной на принципах индивидуализма, ничем не ограниченной рыночной стихии и морального релятивизма. Мы видим, что гораздо большую стрессоустойчивость демонстрируют страны с четко сформулированными национальными интересами, с так называемой «вертикалью власти», где общество и граждане придерживаются традиционных ценностей.

Неслучайно, что сегодня многие вопросы современности успешно обсуждаются в рамках такого инклюзивного формата глобального управления, как «Группа двадцати». В него входят как старые, так и новые, динамично развивающиеся мировые центры. В то время как некогда влиятельная «Группа семи» больше не способна предлагать эффективные рецепты решений многочисленных проблем человечества.

Яркой иллюстрацией конструктивной многополярности служит деятельность БРИКС. В ее рамках страны с разными политическими и экономическими системами, с самобытными ценностными и цивилизационными платформами эффективно сотрудничают в различных областях - от политики и безопасности до экономики и культуры. «Пятерка» - своего рода кооперационная «сетка», накинутая поверх традиционных линий Север - Юг и Запад - Восток. На аналогичных принципах, кстати, функционирует и такое объединение нового типа, как ШОС.

Уважаемые коллеги,

Очевидно, что Европа уже не является, образно говоря, законодательницей политической моды. Не воспринимается как безусловный образец для подражания, как идеал демократии и благополучия. Евросоюз, утратив монополию на интеграционную повестку, больше не может претендовать на лидерство в Большой Евразии. Полностью показали свою несостоятельность продвигаемые им схемы взаимодействия, основанные на принципе «ведущий - ведомый». Такие, например, как пресловутая программа «Восточное партнерство».

Мы видим, как быстро развивается и укрепляет свои внешние связи Евразийский экономический союз. Расширяется взаимодействие в рамках Шанхайской организации сотрудничества. Продвигается сотрудничество в рамках Союзного государства Россия - Белоруссия. Важную роль на пространстве бывшего СССР продолжает играть СНГ. Неотъемлемым фактором региональной стабильности является ОДКБ. Со своей стороны, китайские друзья успешно реализуют инициативу «Один пояс, один путь». Таким образом, у стран появилась свобода выбора моделей развития, партнеров, участия в интеграционных проектах.

Сейчас на первый план объективно выходит задача укрепления взаимосвязи между различными инициативами, осуществляемыми на евразийском пространстве. «Интеграция интеграций», подразумевающая ликвидацию барьеров и ограничений, отказ от протекционизма и нелегитимных рестрикций, способствовала бы, помимо прочего, эффективному постковидному восстановлению. В идеале экономика должна стать тем прочным фундаментом, на котором следует выстраивать архитектуру мира, взаимного доверия, равной и неделимой безопасности.

Именно эта логика лежит в основе идеи Президента В.В.Путина по созданию Большого Евразийского партнерства - широкого инновационного контура, предполагающего сопряжение потенциалов различных интеграционных путей и открытого для всех без исключения государств общего евразийского дома. Очевидно, что реализация данного амбициозного начинания потребует времени, политической воли, мудрости и дальновидности. Вместе с тем «игра стоит свеч». Ведь от успешного претворения этого масштабного проекта в жизнь выиграют не только народы Евразии, но и весь мир, который получит новый мощный источник развития, стабильное, безопасное и единое континентальные пространство.

События последнего времени ярко свидетельствуют, что нет и не может быть универсальных рецептов развития. Человеческое творчество бесконечно. Поэтому постковидный многополярный мир суверенных государств должен опираться на национальную, культурную, конфессиональную идентичность, на право народов самостоятельно определять свою судьбу.

Благодарю за внимание.

 

Парад суверенитетов: мифы и реалии XXI века

Александр Стоппе, Советник государственного секретаря Союзного государства, профессор кафедры международных отношений и внешней политики России МГИМО МИД России

1990 год вошел в историю как год «парада суверенитетов»: в июне о своем суверенитете объявили Россия, Грузия и Молдавия, в июле - Белоруссия и Украина, в августе - Армения, Таджикистан, Туркмения. В октябре 1990 года Декларацию о государственном суверенитете принял Казахстан, а в декабре - Киргизия.

Важно отметить, что действовавший Договор об образовании СССР от 30 декабря 1922 года по своей сути являлся документом учредительного характера и в отличие от межгосударственных договоров не предусматривал возможность денонсации. Вместе с тем в 1990-1991-х годах он был денонсирован рядом союзных республик, правомочность чего до настоящего время является предметом дискуссий.

Входившие, точнее, составлявшие Советский Союз союзные республики, в соответствии со статьей 72 Конституции СССР 1977 года, сохраняли право свободного выхода из Советского Союза, но в законодательстве отсутствовали правовые нормы, регулировавшие процедуру этого выхода. В связи с этим с учетом центробежных тенденций в тогда еще единой стране 3 апреля 1990 года Съездом народных депутатов СССР был принят Закон СССР «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР».

Необходимо отметить, что во второй статье Постановления Верховного Совета о введении в действие этого закона устанавливалось, что «любые действия, связанные с постановкой вопроса о выходе союзной республики из СССР и противоречащие Закону СССР «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР», предпринятые как до, так и после введения его в действие, не порождают никаких юридических последствий как для Союза ССР, так и для союзных республик».

В этой связи возникает вопрос: какая должна быть дана юридическая оценка провозглашения независимости после августовского путча 1991 года балтийскими республиками, Азербайджаном, Киргизией, Молдовой, Узбекистаном, Украиной, Арменией, Таджикистаном и Туркменистаном (перечисление в порядке времени провозглашения независимости)? К сожалению, этот вопрос остался риторическим.

Справедливости ради необходимо отметить позицию Казахстана, который объявил о своей независимости 16 декабря 1991 года, то есть практически спустя неделю после подписания Беловежского соглашения.

Примечательно, что лидеры России, Белоруссии и Украины - Борис Ельцин, Станислав Шушкевич и Леонид Кравчук, ставшие инициаторами этого соглашения, должны были встретиться 9 декабря с Нурсултаном Назарбаевым (Казахстан) и Президентом СССР Михаилом Горбачевым для обсуждения проекта договора о создании Союза Суверенных Государств, но это отдельная история.

Умалчивается и тот факт, что 11 декабря Комитет конституционного надзора СССР выступил с заявлением, осуждавшим Беловежское соглашение. В этом заявлении указывалось, что одни союзные республики не вправе решать вопросы, касающиеся прав и интересов других союзных республик, и поэтому содержащаяся в Беловежском соглашении констатация того, что «Союз ССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование», может рассматриваться лишь в качестве политической оценки ситуации, не имеющей юридической силы.

Позиция комитета основывалась также на том, что, «в соответствии с Союзным договором 1922 года, Белоруссия, РСФСР и Украина, являясь одними из учредителей СССР, вместе с тем никакого особого статуса и каких-либо дополнительных прав по сравнению с остальными союзными республиками не имели. Следовательно, Белоруссия, РСФСР и Украина были неправомочны решать вопросы, касающиеся прав и интересов всех республик, входящих в Советский Союз, это, кстати, тоже к теме суверенитета и равноправия государств. Известно, что практических последствий данное заявление не имело.

В преддверии 30-летия распада СССР мы много о чем прочитаем и много чего услышим «интересного». Например, итоги ратификации Верховным Советом РСФСР Соглашения об образовании СНГ: за - 188 депутатов, 6 - против, 7 - воздержались, а по моим подсчетам, сделанным на основе выступлений, интервью и т. д. бывших депутатов, на сегодняшний день о своем негативном голосовании заявило уже около 50 бывших российских парламентариев.

И еще, не надо забывать, что судьба СНГ, а значит и обретения суверенитета бывшими союзными республиками, во многом решилась 12 декабря в Ашхабаде, когда пять среднеазиатских республик, как они назывались в Советском Союзе, и Казахстан приняли решение присоединиться к Беловежскому соглашению. Тем самым не прошел сценарий создания двух союзов - славянского и тюркского с подключением Таджикистана. К чему это могло привести, можно увидеть на примере распада Югославии по национальному и религиозному разлому.

Представляется, что юридически более верно считать 8 декабря днем распада СССР, а днем образования СНГ - 21 декабря, когда в Алма-Ате к соглашению присоединились еще восемь государств.

Что такое суверенитет? Классическое определение: суверенитет государства - свойство государства самостоятельно и независимо от других государств и иных организаций осуществлять свои внутренние и внешние функции (т. е. свободно решать свои дела как внутри страны, так и за ее пределами, в международных отношениях).

Зададимся вопросом: сегодня, спустя 30 лет после обретения независимости, многие ли государства - бывшие союзные республики могут гордиться обретенным суверенитетом? Только ленивый политолог не говорит теперь о внешнем управлении Украиной, Молдовой или Грузией. Думаю, что и доказательств приводить не надо - настолько это очевидно.

При этом нельзя забывать и о том, что и в российском правительстве на заре новой российской государственности в комплексе зданий на Старой площади сидели американские советники. Слава Богу, мы от этого достаточно быстро избавились, чего нам не могут простить до настоящего времени.

Особо хочу затронуть тему интеграционных объединений на постсоветском пространстве и их роль в обеспечении суверенитета. Например, тему Союзного государства, которое мне особенно близко.

Не секрет, что события последних месяцев показывают, что противостояние Беларуси и России с Западом достигло точки кипения. И резонный вопрос: что дает Союзное государство для обеспечения суверенитета Беларуси? Ответ очевиден: Союзный договор 1999 года, конечно, если его читали, а не перепевают с чужих слов, полностью позволяет сохранить суверенитет его членам. Более того, он направлен на укрепление государственности, обеспечение национальной безопасности за счет синергетического эффекта сложения возможностей его участников - Беларуси и России.

Создание Союзного государства - это не передача суверенитета на некий абстрактный «наднациональный» уровень, а конкретное усиление координации двух государств, обеспечение социального и экономического прогресса, создание единых экономического, гуманитарного, научно-технического, образовательного, культурного, информационного, транспортного, миграционного пространств, активное продвижение интересов Беларуси и России на международной арене в рамках согласованной внешней политики. Уверен, что утверждение 28 союзных программ, над которыми в настоящее время завершается работа, наряду с решением экономических вопросов акцентирует значимость формирования единого налогового и законодательного пространств.

Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) не раз подтвердила свою эффективность: и во время Баткенских событий 1999-2000 годов, и во время выхода движения «Талибан» к границам СНГ в 90-х годах ХХ века.

При этом что только не придумывал Запад, чтобы поставить новые независимые государства в зависимость от него, отдалить их от России - естественного гаранта их суверенитета, это и ГУАМ, и «Балто-черноморская дуга», а сегодня - проекты «Междуморье», «Люблинский треугольник» и, наконец, программа «Восточное партнерство».

Если кто-то не читал Соглашение об Ассоциации ЕС с Грузией, Молдовой и Украиной, то советую это сделать. Там есть много моментов, напрямую затрагивающих суверенитет государства.

СНГ же с самого начала своего существования стало не площадкой для реинтеграции новых государств вокруг России, а, наоборот, инструментом совместного укрепления суверенитета за счет экономического сотрудничества (Экономический союз - «Таможенная пятерка» - ЕврАзЭС - ЕАЭС), обеспечения безопасности (ОДКБ), а также института так называемых больших двусторонних договоров «стратегического партнерства, направленных в XXI век».

Уверен, что Устав СНГ является одним из самых демократичных, даже либеральных уставов. Только одна его статья - о праве государства заявить о своей незаинтересованности в решении того или иного вопроса - о многом говорит. Таким образом, в СНГ благодаря его Уставу практически полностью исключена ситуация, когда государства, добросовестно выполняющие взятые на себя обязательства, могут стать заложниками не всегда выгодных для них положений уставных документов, которые они обязаны выполнять. Изменились даже политический и экономический контексты соответствующего международного акта.

Россия с первых дней своего существования, взяв курс на формат равноправного сотрудничества без жестких обязательств, фактически помогла новым государствам обрести суверенитет, причем в формате, к которому они были сами готовы. А провозгласив еще в 1998 году принцип многоуровневой и разноскоростной интеграции, наша страна в очередной раз продемонстрировала уважение к суверенитету новых независимых государств.

Вернемся к Союзному государству. Интересный парадокс - самый яркий пример полного сохранения суверенитета в западной фейкомании превращается в пример якобы «угрозы суверенитету Беларуси».

В Союзном государстве на основе консенсуса реально созданы общие экономическое, образовательное, научно-техническое, гуманитарное и информационное пространства. Эти общие пространства невозможно создать без движения навстречу не только белорусской и российской элит, но и всего общества - предпринимателей, аграриев, ученых, студентов, молодежи наконец.

Думаю, что здесь уместно сказать о сравнительном анализе возможностей Союзного государства и так называемой «карте поляка». Он показал, что по всем позициям возможности Союзного государства превосходят то, что предоставляет польская сторона, причем по всему блоку социальных вопросов - трудоустройству, здравоохранению, пенсионному обеспечению и т. д. Единственное, где мы реально «проигрываем» полякам, - это в сфере образования. При этом надо отметить, что главную роль здесь играет не качество образования или его доступность, а тот факт, что студент, заканчивающий даже малоизвестный, воеводского уровня вуз в глубинке Польши получает диплом, признаваемый в Европе. К сожалению, российские вузы, даже такие всемирно известные, как Московский и Санкт-Петербургский университеты или МГИМО, не могут выдать подобного диплома.

В 2021 году наконец удалось добиться, чтобы взаимно признавались результаты ЕГЭ в Беларуси и ЦТ в России.

Можно привести множество примеров конкретных проектов и взаимовыгодных результатов, понятных белорусскому и российскому обществу, которые, как говорится, можно «пощупать».

Научные программы Союзного государства - это как раз конкретные примеры таких проектов. Например, построили Белорусскую АЭС - вот она стоит, сегодня-завтра даст электричество, обеспечит энергетическую безопасность республике. Создали летающий спутник зондирования Земли - имеем конкретные геологические результаты и т. д. Вместе с тем с этими проектами связаны не только разработчики, ученые, но и их семьи, родственники, друзья, работники заинтересованных организаций, предприятий, просто потребители.

Даже при построении коммунизма была цель, пусть как линия горизонта, но в нее верило подавляющее большинство населения, чтобы сегодня ни говорили задним числом.

Союзное государство, в отличие от коммунизма, - это реальный проект, и мы видим его результаты в социальной сфере, науке, здравоохранении, образовании, свободе передвижения (ситуация во время пандемии не в счет), человеческом общении, причем при неукоснительном взаимном уважении суверенитета.

Закончить свое выступление хочу словами из Екклесиаста: «Время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий». Так вот сегодня - время собирать камни и обнимать братьев, не то, уклонившись от братских объятий, попадешь в смертельные объятия тех, кто ищет только свою собственную геополитическую выгоду.

 

«Евразия» как географический термин и политико-экономический конструкт

Александр Бобров, Доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России, кандидат исторических наук

Несмотря на всю свою кажущуюся очевидность и объективную распространенность, понятие «Евразия» до сих пор остается одним из наиболее сложных терминов в науке о международных отношениях. Отсутствие единообразия в применении, богатство коннотаций и другие факторы, влияющие на его концептуализацию, объясняются размытостью его географических границ и множественностью потенциальных углов зрения на данный предмет.

Так, определение примерного ареала «Евразии» упирается в следующую онтологическую проблему: является ли этот конструкт попыткой имплицитного трансрегионального объединения Европы с Азией или, наоборот, он выступает в качестве независимой смысловой единицы, противопоставляемой и Европе, и Азии одновременно? Едва ли более ясным представляется и тот смысл, который может быть вложен в данный термин, что, безусловно, зависит от понятийного аппарата той науки, которая будет применяться для его осмысления. Ведь недаром в английском языке само слово «евразийский» может использоваться как в значении «eurasian» для того, чтобы сделать акцент на географическом аспекте понятия, так и с помощью прилагательного «eurasianist», что необходимо для фокусирования на политико-идеологической стороне данного вопроса [1].

Таким образом, в теории и практике современных международных отношений и дипломатии этот географический термин и политико-экономический конструкт может употребляться в одном из трех нижеследующих значений [2]:

1) «Евразия» как основа идеологии «евразийства», что в современных условиях воспринимается не просто как школа исторической мысли, но и как важнейшая идеологическая составляющая внутри- и внешнеполитического развития современной России;

2) «Евразия» как эвфемизм для «постсоветской интеграции», одним из проявлений которой среди прочих стало формирование Евразийского экономического союза (ЕАЭС);

3) «Евразия» как ядро «Большого евразийского проекта», выдвинутого Президентом В.В.Путиным для политико-экономического объединения самого большого материка на планете.

Обладая своей уникальной природой происхождения и конечным политическим назначением, каждая из трех упомянутых интерпретаций, безусловно, заслуживает более подробного анализа.

«Евразия» = «евразийство»

Идеология «евразийства», зародившаяся в среде белой эмиграции, на сегодняшний день представляет собой совокупность разрозненных историко-философских и национально-политических школ мысли. Так, например, классическое евразийство 1920-1930-х годов, связанное с именами таких мыслителей, как Николай Трубецкой, Петр Савицкий, Г.В.Вернадский [3] и другие, ставило во главу угла противопоставляемые враждебному Западу культурно-цивилизационную самобытность и политическое единство Евразии, сформировавшиеся в естественных географических условиях [4].

Развивая эту мысль, известный советский историк Л.Н.Гумилев предложил свою знаменитую пассионарную теорию этногенеза, для которой Евразия выступала той исторической областью, в которой происходило формирование гетерогенных держав, одной из которых спустя несколько столетий развития и стала Российская империя, сформировавшаяся не только за счет территориальных завоеваний, но и путем инкорпорирования в свой состав различных кочевых и оседлых малых народов [5].

В условиях маргинальности данного течения в советской официальной историографии полноценный ренессанс евразийства, связанный с именами таких публицистов, как А.Г.Дугин и А.А.Проханов, произошел лишь в 1990-х годах как реакция на распад СССР. И хотя адепты неоевразийства говорили о необходимости построения централизованной многонациональной империи, воспринимавшейся как антитеза островным государствам Атлантического региона [2], эта идеология нашла отклик и на региональном уровне (в Татарстане, Башкортостане и пр.) [1], где особый упор делался на позитивные аспекты того влияния, которое оказало татаро-монгольское нашествие на формирование российской государственности [6].

Говоря о современности, нельзя не отметить, что вышеуказанные субъекты Российской Федерации позиционируют себя не просто в качестве многонациональных республик, являющих собой симбиоз славянской и тюркской культур, но и в качестве полноценных мостов, соединяющих Европу и Азию.

Более того, в этот период евразийство как идеология инклюзивности и мирного сосуществования различных цивилизаций стало завоевывать симпатии многих людей далеко за пределами России. Так, например, первый Президент Казахстана Н.А.Назарбаев использовал евразийскую идею не только для формулирования идентичности своего народа, но и как основу для международного самопозиционирования страны. В то же время в его турецком инварианте сам термин «Евразия» выступает в трех ипостасях:  как синоним усилий, направленных на сплочение тюркоязычного мира (Центральную Азию, Закавказье, некоторые регионы РФ и пр.), как обрамление антизападной геополитической ориентации (особенно в условиях ухудшения отношений с США и ЕС) и как обозначение претензий на геополитическое пространство бывшей Османской империи. Что же касается венгерской школы евразийства, то в своей национальной политической системе она выступает в качестве одного из идейных начал праворадикального течения политической мысли, проводником которой являлась партия «Йоббик». [7]

Тем не менее, несмотря на продолжающееся развитие евразийской идеологии, степень ее влияния на развитие интеграционных процессов на постсоветском пространстве и реализацию внешней политики современной России сильно преувеличено [4]. Во-первых, ни в одном официальном документе ЕАЭС до сих пор нет отсылки к идеологам евразийства и проповедуемым ими теориям. Во-вторых, сам процесс интеграционного строительства осуществляется не столько путем практической реализации идей евразийцев, сколько путем заимствования и критического осмысления соответствующего опыта Европейского союза [1]. Наконец, на фоне продолжающегося с 2012 года ухудшения отношений России и стран Запада внешнеполитическая риторика Москвы становится не все более проевразийской, что пытаются изобразить многие иностранные исследователи, стремясь найти доказательства влияния идей Л.Н.Гумилева или А.Дугина на руководителей нашей страны [8], а все более консервативной, что наглядно демонстрируется возросшим упоминанием и даже прямым цитированием таких философов, как И.А.Ильин, Н.А.Бердяев и К.Н.Леонтьев, в выступлениях Президента РФ В.В.Путина [9]. 

«Евразия» = «постсоветская интеграция»

В условиях мучительного преодоления тяжелых политических, социально-экономических и гуманитарных последствий распада СССР, постепенного дрейфа стран Балтии (Латвии, Литвы, Эстонии) в сторону Евро-Атлантического региона, переориентации бывших союзных республик на внерегиональные акторы (США, ЕС, Турцию, Иран, Китай и др.), а также фактического формирования трех отдельных друг от друга субрегионов - Восточной Европы (Беларуси, Молдовы, Украины), Южного Кавказа (Азербайджана, Армении, Грузии) и Центральной Азии (Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана) в научной литературе и средствах массовой информации сформировался запрос на универсальный термин, который бы отражал наличие некоей степени единства стран региона во время нараставших дезинтеграционных процессов.

С этой целью в России в 1990-х годах получила свое активное распространение географическая дихотомия «ближнее» - «дальнее» зарубежье, активно использовавшаяся для категоризации внешнего мира и противопоставления географических соседей из числа бывших союзных республик всему остальному миру. В скором времени термин «ближнее зарубежье» был вытеснен двумя более расхожими понятиями - «СНГ» и «постсоветское пространство», каждый из которых имел свои недостатки.

Так, термин «СНГ» означает не абстрактное географическое пространство, а совершенно конкретную межгосударственную организацию, появившуюся на месте СССР. Тем не менее, несмотря на пропагандируемый механизм «разноскоростной» и «гибкой» интеграции, позволяющий странам региона участвовать в той мере и в тех сферах сотрудничества, которые отвечают национальным интересам каждого государства, возникает множество неразрешимых вопросов: справедливо ли относить к СНГ Абхазию и Южную Осетию, не проходившие процедуру вступления в Содружество, а также Туркменистан, заявивший в 1995 году о своем постоянном нейтралитете, но чей глава дважды (в 2012 и 2019 гг.) выступал в качестве председателя Совета глав государств, или Грузию с Украиной, заявившие в 2009 и 2018 годах соответственно о выходе из СНГ, но продолжающие участвовать в целом ряде принятых в рамках организации экономических соглашений?

Не менее спорным остается использование термина «постсоветский», поскольку с каждым новым годом распад некогда единой страны становится по временным меркам все дальше, что создает запрос на позитивную повестку и поиск термина, который будет отражать новое качество единства стран региона. Похожую логику можно применить и к ситуации с Бывшей Югославской Республикой Македонией, переименование которой в Северную Македонию (вне зависимости от того политического контекста, в котором это происходило) изначально было вопросом времени.

Более того, стремясь избежать любого упоминания Советского Союза, невольно происходящее при использовании термина «постсоветский», многие североамериканские, европейские и даже японские исследователи стали использовать термин «евразийский», причем к нему обращались как для обозначения России и бывших союзных республик (не считая страны Балтии), так и для того, чтобы объединить эти 11 стран без учета России [1]. Однако развитие «евразийской» интеграции происходило не за счет внешнего заимствования, а путем внутрирегиональной консолидации и координации усилий.

В 1994 году, выступая перед профессорско-преподавательским составом МГУ, Президент Казахстана Н.А.Назарбаев впервые выдвинул идею построения на постсоветском пространстве нового типа интеграции - «евразийской», что стало идейной основной для подписания годом позже Соглашения о Таможенном союзе, в который вошли Беларусь, Казахстан и Россия. Именно эти страны и далее будут выступать в качестве основных двигателей более тесных и интенсивных форматов взаимодействия, стремясь подключать к данным процессам и другие страны региона [10].

В одних случаях это приводило к конкретным результатам, как, например, при подписании договоров о создании Таможенного союза и Единого экономического пространства, когда к Москве, Минску и Астане присоединились Душанбе и Бишкек, образовавшие в 2000 году ЕврАзЭС - Евразийское экономическое сообщество. В других случаях попытки распространить идею необходимости развития углубленного внутрирегионального сотрудничества за пределы группы заинтересованных оказывались тщетными, способствуя общей пробуксовке интеграционного движения. Наглядным тому примером стало заключение в 2003 году «на полях» саммита СНГ в Ялте Соглашения о формировании Единого экономического пространства между Россией, Белоруссией, Казахстаном и Украиной [11], от которого Киев поспешил откреститься годом спустя после прихода к власти Президента Виктора Ющенко, ставшего главой государства в результате «оранжевой революции». 

Поэтому, чтобы не терять набранный к началу 2000-х годов темп, в августе 2006 года на заседании Межгосударственного совета ЕврАзЭС В.В.Путин, А.Г.Лукашенко и Н.А.Назарбаев объявили о создании Таможенного союза в составе России, Белоруссии и Казахстана, начавшего полноценно функционировать в 2011 году. В том же году лидеры трех государств не только приняли Декларацию о евразийской экономической интеграции, но и подписали Договор о Евразийской экономической комиссии, начавшей функционировать в 2012 году и ставшей первым наднациональным институтом на постсоветском пространстве. Венцом всех интеграционных усилий Москвы, Минска и Астаны стало функционирование с 1 января 2015 года Евразийского экономического союза, в ряды которого также вступили Армения и Киргизия, образовав тем самым так называемую «евразийскую пятерку».

На сегодняшний день ЕАЭС представляет собой не только объединение, обеспечивающее свободу передвижения товаров, услуг, рабочей силы и капитала, а также проведение скоординированной, согласованной или единой политики в различных отраслях экономики, но и одну из самых успешных моделей региональной интеграции, интерес к которой проявили Вьетнам, Сингапур, Сербия, подписавшие соглашения о создании зоны свободной торговли в период с 2016 по 2019 год, КНР, заключив Соглашение о торгово-экономическом сотрудничестве в 2018 году, Иран, приняв на себя в том же году обязательства по Временному соглашению, ведущему к созданию ЗСТ, а также Молдова, Узбекистан и Куба, получившие статус наблюдателя при организации в 2018 и 2020 годах соответственно [12]. 

«Евразия» = «Большой евразийский проект»

В условиях начавшегося с 2012 года ухудшения отношений со странами Запада Россия не только продолжила активное интеграционное строительство на постсоветском пространстве, но и начала осуществлять так называемый «поворот на Восток», который предполагал более активное вовлечение Москвы в Азиатско-Тихоокеанский регион. В рамках АТЭС не удается полностью имплементировать Богорские цели 1994 года, реализовать идеи открытого регионализма («достижение свободной и открытой торговли и инвестиционного сотрудничества в АТР между развитыми странами к 2010 г. и развивающимися странами к 2020 г.»). В  результате этого возникают различные конкурирующие проекты экономического преобразования региона - Индо-Пацифики (разрабатываемого США, Японией, Южной Кореей, Индией и Австралией) и «Одного пояса, одного пути» (продвигаемого Китаем).

Будучи географически отдаленной от многих региональных производственных цепочек, наша страна не просто стремится стать полноправным участником экономического взаимодействия в этой части мира посредством сопряжения интеграции ЕАЭС и китайской мегаинициативы, а планомерно продвигает свое видение Большой Евразии как единого континента и пространства для созидательного развития и процветания, предполагающего взаимодействие всех без исключения интеграционных структур.

В.Путин заявлял, «что сложение потенциалов таких интеграционных форматов, как ЕАЭС, «Один пояс, один путь», Шанхайская организация сотрудничества, Ассоциация государств Юго-Восточной Азии, способно стать основой для формирования большого евразийского партнерства… Приветствовали бы участие европейских коллег, конечно же, государств Евросоюза в таком партнерстве. В этом случае оно станет действительно гармоничным, сбалансированным и всеобъемлющим, позволит реализовать уникальный шанс создать единое пространство сотрудничества от Атлантики до Тихого океана - по сути, впервые за всю историю…» [13]

Таким образом, формула «Большого евразийского проекта», выдвинутого Президентом Российской Федерации В.В.Путиным в 2015 году [14], предполагает следующую конфигурацию: Большая Евразия = ЕС + ЕАЭС + ШОС + АСЕАН, что означает императивность не только продолжения интеграционного взаимодействия по линии ЕАЭС - Китай, привлечение к экономическому взаимодействию новых стран - членов ШОС (Индию, Пакистан, а в перспективе - Иран) или развитие установленного в 2018 году стратегического партнерства, но и продвижение, несмотря на наличие санкций и сложившееся политическое отчуждение между Москвой и Брюсселем, различных форматов взаимодействий по линии ЕС - ЕАЭС.

Безусловно, предлагаемая Россией концепция является далеко не единственным проектом геоэкономического и даже культурно-цивилизационного сближения классических политических категорий «Запад» и «Восток», о принципиальной неконгруэнтности которых писал еще в XIX веке знаменитый английский писатель Редьярд Киплинг («О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут…»). Однако отличительными чертами отечественных подходов остается инклюзивность и нацеленность на межцивилизационный диалог с тем, чтобы концептуализация понятия «Евразия» как географического термина и политико-экономического конструкта происходила не путем отрицания «Европы» и «Азии» (в соответствии с логикой «ни Европа, ни Азия» или «между Европой и Азией»), а посредством их имплицитного объединения (в парадигме «и Европа,  и Азия»), беря, в соответствии с метким англоязычным выражением, «все лучшее от обоих миров».

 

Источники и литература

1. Laruelle M. Eurasia, Eurasianism, Eurasian Union: Terminological Gaps and Overlaps / Marlene Laruelle // PONARS: Eurasia - Policy Memo. July 14th. 2015 // https://www.ponarseurasia.org/eurasia-eurasianism-eurasian-union-terminological-gaps-and-overlaps/

2. Vinokurov E., Libman A. Eurasia and Eurasian Integration: Beyond the Post-Soviet Borders. EDB Eurasian Integration Yearbook 2012 // https://eabr.org/upload/iblock/865/a_n5_2012_10.pdf 

3. Вернадский Г.В. Начертание русской истории. М.: Алгоритм, 2018.

4. Koffner Y. What has Eurasianism to do with the Eurasian Economic Union? / Yuri Kofner // Russian Council for Foreign Affairs. November 17th. 2019 // https://russiancouncil.ru/en/blogs/GreaterEurasiaEnglish/what-has-eurasianism-to-do-with-the-eurasian-economic-union/

5. Гумилев Л.Н. От Руси до России. М.: АСТ, 2014.

6. Arbatova N. Three Faces of Russia’s Neo-Eurasianism / Nadezhda Atbatova // Survival: Global Politics and Strategy. Volume 61. December 2019 - January 2020. Р. 7-24 //

https://www.iiss.org/publications/survival/2019/survival-global-politics-and-strategy-december-2019january-2020/616-02-arbatova

7. The Politics of Eurasianism. Identity, Popular Culture and Russia’s Foreign Policy / Edited by Mark Bassin and Gonzalo Pozo. London: Rowman & Littlefield, 2017.

8. Chase A.Nelson. Putin’s Playbook: Reviewing Dugin’s Foundations of Geopolitics // The Strategy Bridge. May 28th. 2020 // https://thestrategybridge.org/the-bridge/2020/5/28/putins-playbook-reviewing-dugins-foundations-of-geopolitics

9. Заседание дискуссионного клуба «Валдай». 21 окт. 2021 г. // http://kremlin.ru/events/president/news/66975

10. Лапенко М.В. ЕАЭС: пространство экономической интеграции: учеб.-метод. материалы. 2018. №8 / М.В. Лапенко // Российский совет по международным делам. М.: НП РСМД, 2018 // https://russiancouncil.ru/activity/educationalmaterials/eaes-prostranstvo-ekonomicheskoy-integratsii/

11. Президенты России, Белоруссии, Казахстана и Украины подписали Соглашение о формировании Единого экономического пространства. 19 сентября 2003 г. (Ялта, Ливадийский дворец) // http://www.kremlin.ru/events/president/news/29386

12. Официальный сайт Евразийского экономического союза. Хронология развития // http://www.eaeunion.org/#about-history

13. Владимир Путин выступил на церемонии открытия Международного форума «Один пояс, один путь». Мероприятие посвящено китайским проектам «Экономический пояс Шелкового пути» и «Морской путь XXI века». 14 мая 2017 г. // http://www.kremlin.ru/events/president/news/54491

14. Барский К., Красильников С., Михневич С. Продвигая инициативу Большого евразийского партнерства: совпадение интересов государств, бизнеса и международных институтов / Кирилл Барский, Сергей Красильников, Сергей Михневич // Международная жизнь. 2021. №11. С. 4-20 // https://interaffairs.ru/virtualread/ia_rus/102021/files/assets/downloads/publication.pdf

 

СЕССИЯ №2. Проблемы международной информационной безопасности на постсоветском пространстве

Вопросы международной информационной безопасности и сотрудничество в рамках СНГ

Ольга Мельникова, Начальник отдела Департамента международной информационной безопасности МИД России, кандидат политических наук

В череде глобальных вызовов и угроз современного мира множатся проблемы вредоносного применения ИКТ в военно-политических, террористических и преступных целях. Усиливаются тенденции по использованию ИКТ для осуществления атак на критическую информационную инфраструктуру государств, сохраняется их информационное неравенство. Осуществляются ограничения в отношении доступа к передовым и инновационным технологиям с целью усиления технологической зависимости стран от доминирующих в сфере ИКТ государств. Технологически развитые государства фактически подсаживают на ИКТ-иглу страны, не имеющие собственных передовых разработок в этой сфере.

Для государств - участников СНГ все эти вызовы чрезвычайно актуальны. Поскольку страны - участницы СНГ (за исключением России) являются, скорее, потребителями кибертехнологий, они вынуждены в той или иной степени ориентироваться на зарубежные технологические киберцентры.

Вместе с тем перед этими странами стоит задача защиты собственного информационного пространства, поддержания суверенитета в информационной сфере, проведения независимой национальной информационной политики. Но как показал исторический опыт и особенно геополитические изменения последнего времени, наиболее эффективно данные задачи могут быть решены путем сотрудничества в рамках СНГ, ОДКБ и глобальной международной структуры - ООН.

Осознав это, страны - участницы СНГ начали подводить под сотрудничество в сфере МИБ нормативно-правовую базу в контексте формирования общего информационного пространства и в целях обеспечения информационной безопасности, удовлетворения информационных потребностей граждан, предприятий, организаций и органов управления государств Содружества, взаимодействия и принятия конкретных практических решений в государствах Содружества.

25 октября 2019 года Советом глав правительств СНГ утверждена Стратегия обеспечения информационной безопасности государств - участников СНГ. Разработан План первоочередных мер по ее реализации на период до 2030 года, который будет вынесен на утверждение на Совет глав правительств государств - участников СНГ летом следующего года.

Межправительственные соглашения в сфере МИБ уже заключены между Россией и Беларусью, Туркменистаном, Киргизией. Страны - участницы СНГ и члены ОДКБ демонстрируют схожие подходы в сфере обеспечения международной информационной безопасности. Являясь сторонниками российских подходов по формированию глобальной системы информационной безопасности, условий безопасного использования ИКТ, общих принципов, норм и правил их безопасного применения, страны - участницы СНГ в рамках ООН с 2018 года неизменно становились соавторами российских резолюций по МИБ.

Россия выступает за придание международным дискуссиям по вопросам безопасности ИКТ инклюзивного характера с участием всех без исключения государств - членов ООН, а также представителей научных кругов, частного сектора и гражданского сообщества.

Только за 2021 год по линии взаимодействия с государствами - участниками СНГ в области МИБ была проделана значительная работа.

В январе в Москве состоялся первый раунд двусторонних межведомственных консультаций по проблематике МИБ с Казахстаном; в июне прошел второй раунд консультаций по обсуждению текста профильного межправительственного соглашения.

25 февраля в Москве главами МИД подписано Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Киргизской Республики о сотрудничестве в области обеспечения МИБ.

Еще несколько аналогичных соглашений с другими странами СНГ планируются к подписанию и находятся на разной степени согласования.

30 сентября в Москве состоялись межмидовские консультации государств - участников СНГ по МИБ. В конструктивном ключе прошло обсуждение всего комплекса вопросов взаимодействия в данной сфере на глобальном и региональном уровнях.

Сотрудничество в сфере МИБ на пространстве СНГ в целях противодействия связанным с использованием ИКТ угрозам, носящим глобальный характер, требует активного продолжения.

Вместе с тем динамичному развитию межгосударственного сотрудничества в сфере МИБ в рамках СНГ мешают некоторые наследственные факторы.

После распада СССР и в контексте стремления новых государств к независимости были велики фобии в мировоззрении правящих элит относительно интеграционных процессов и влияния на них России. Нередко такие фобии создавались искусственно, лишь только из желания национальных элит еще больше дистанцироваться от России. Исходящее со стороны отдельных сил внутри самих стран Содружества противодействие любым интеграционным процессам на пространстве СНГ в сегодняшних реалиях является разрушительным пережитком прошлого.

Западные программы по взаимодействию и «наращиванию потенциала» других стран в сфере ИКТ, которые осуществляются в том числе и под эгидой НАТО, имеют несколько целей: получение доступа к информационной инфраструктуре суверенных государств; внедрение западных кибертехнологий в национальную информационную структуру; создание по западным лекалам нормативно-правовой базы в сфере информационной безопасности (которая, кстати сказать, входит в число вопросов национальной безопасности); противодействие сотрудничеству стран СНГ с Россией в сфере цифровых технологий; ослабление усилий по интеграции в рамках СНГ и созданию единого информационного пространства стран СНГ, концепция формирования которого утверждена еще в 1996 году, но сегодня с учетом новых вызовов и угроз в данной сфере явно требует актуализации.

Подсаживая своих так называемых союзников на «технологическую иглу» под предлогом преодоления цифрового разрыва и наращивания технологического потенциала (capacity building), западники фактически вынуждают менее развитые в технологическом плане страны действовать в ущерб их собственным долгосрочным интересам в цифровой сфере и вопросах информационной безопасности.

В силу своего технологического развития в сфере ИКТ Россия как раз и становится ресурсом для повышения технологического потенциала государств - участников СНГ. В этой сфере имеется большой потенциал для сотрудничества как по линии государственного сектора, так и высокотехнологичного бизнеса. В России в рамках импортозамещения активно внедряются отечественные высокотехнологичные продукты во все отрасли экономики и социальную сферу.

Не может не вызывать озабоченности активность на пространстве СНГ IT-гигантов, социальных сетей, мессенджеров, которые становятся сегодня инструментом давления на государственную власть, ресурсом для манипуляции общественным мнением, дестабилизации политической и социальной ситуации. Регулирование их деятельности является законным и неотъемлемым суверенным правом каждого государства по защите своего информационного пространства, интересов человека и общества, а также обеспечения их безопасности. Для Российской Федерации такая мера наряду с развитием собственных социальных сетей и интернет-платформ становится важной и необходимой частью обеспечения национального цифрового суверенитета. Меры правового регулирования, которые уже приняты в России, нисколько не жестче, чем в других странах, но они являются действенной защитой государства, общества и граждан в цифровой среде.

Естественное для пространства СНГ желание государств-участников унифицировать на базе российских стандартов или методик законодательство и подходы к регулированию информационной сферы желчно воспринимается Западом и рассматривается им как киберэкспансия России.

Кстати сказать, пришедшие к власти в Афганистане талибы для своей победы широко использовали современные ИКТ-технологии, фактически победив в информационной войне. В частности, были активно задействованы платформы «WhatsApp», «Facebook», «Telegram», «Signal», «YouTube».

Усиливается влияние в регионе стран СНГ и других центров силы - Индии, Ирана, Китая, Пакистана, Турции - и расширяется их информационная экспансия в странах СНГ с использованием большого потенциала современных средств коммуникаций и передачи информации для продвижения как собственного информационного контента, так и инфотехнологий.

Стоит отметить, что одним из четырех ключевых направлений так называемой «цифровой дипломатии» Госдепартамента США как раз и является ограничение медиаприсутствия России на пространстве бывшего СССР. Сегодня ни одна страна не подвергается такому значительному информационному воздействию, как Россия. Применяется метод бездоказательных обвинений, в том числе и в совершении кибератак. Этому способствуют современные ИКТ, ставшие ключевым средством достижения политических целей и формирующие негативное общественное мнение в отношении нашей страны.

Нельзя рассчитывать на паритет сил в глобальном информационном пространстве без реформирования архитектуры международного регулирования в информационной сфере и сопутствующего ему изменения доли присутствия различных государств во Всемирной сети. Сегодня Интернет превращается в главную платформу для распространения не только информации, но и различного рода политических манипуляций. Регулировать национальный сегмент Интернета - право каждого государства. Такое регулирование является неотъемлемым суверенным правом государства по защите своего информационного пространства, интересов человека и общества.

Необходимо учитывать проблему размывания статуса русского языка, который является системообразующим интеграционным фактором в решении задачи создания единого информационного пространства СНГ. Его утрата для молодого поколения граждан стран СНГ тесно связана с вопросом возможности для молодежи получения российского образования, а для государств - с перспективой повышения уровня собственного кадрового ресурса.

Наличие квалифицированных дипломатических кадров и переговорщиков в сфере МИБ для каждой из стран становится частью важного стратегического потенциала, поскольку именно через них можно закреплять в разрабатываемых сегодня глобальных и региональных международно-правовых инструментах специфические потребности и интересы каждого отдельного государства.

В противном случае не обладающие таким потенциалом страны фактически будут вынуждены сталкиваться с трудностями в сохранении своего национального суверенитета при выработке глобальных «правил игры» в этой важнейшей для обеспечения национальной безопасности и экономического развития сфере.

Специфика роста уязвимости в информационном пространстве, увеличивающиеся масштабы ущерба от вредоносного использования ИКТ и сохраняющийся международно-правовой беспредел в данной сфере объективно побуждают страны СНГ к вполне осязаемому сотрудничеству и взаимодействию в вопросах выработки общей линии при отстаивании своих интересов как в рамках Содружества, так и на международной арене в целом.

Это наглядно проявилось в том, что практически все они выступили на ГА ООН этого года соавторами российской резолюции по обеспечению МИБ, все больше присоединяются к российскому проекту международной конвенции по противодействию использованию ИКТ в преступных целях, который был внесен Москвой в июле этого года в рамках Спецкомитета ООН по выработке соответствующего международно-правового документа, работа над которым должна перейти в субстантивную фазу в январе 2022 года, а также поддерживают российского кандидата на пост генерального секретаря Международного союза электросвязи, выборы которого должны состоятся в ходе Полномочной конференции этого специализированного органа ООН в следующем году.

 

Донесение реального положения дел до международной общественности как инструмент обеспечения информационной безопасности в регионе

Артем Березовский, И. о. руководителя Представительства МИД России в Симферополе

В современном мире в условиях стремительно растущей информатизации общества и развития цифровых технологий обеспечение информационной безопасности государства становится одной из приоритетных его задач.

Противодействие же распространению так называемых фейков, наряду с донесением правдивой информации о реальном положении дел, является одним из важных инструментов в этом процессе.

Крым, который, по мнению П.Неруды, является «орденом на груди планеты Земля», всегда находился на перекрестке интересов различных цивилизаций, равно как и сейчас стоит в эпицентре идеологической борьбы, парируя коварные выпады наших так называемых партнеров. Помимо введенных западом санкций, жители полуострова стали жертвами энергетической, водной, продовольственной и информационной (цифровой) блокады.

В результате крымчанам отказывают в визах при попытках посещения своих ближайших родственников в Европе, им практически недоступны современные технологии, давно ставшие обыденными и неотъемлемыми в современном мире (свободный доступ к зарубежным интернет-площадкам и сервисам, обновление программного обеспечения устройств и т. д.), а гости и деловые партнеры полуострова с сожалением отмечают отсутствие международного роуминга, прямого транспортного сообщения и отказ зарубежных платежных систем от работы в Крыму. Все это создает серьезные преграды для перспектив работы в Крыму иностранных компаний.

Но это лишь часть реальной проблемы. Также существуют попытки блокировки возможностей доносить мировому сообществу правдивую информацию о Крыме, которая в западных медиа либо просто отсутствует, либо подается с откровенно предвзятым окрасом.

Ежегодно и с пугающей регулярностью фиксируются случаи, когда крымчанам выключают микрофон или вовсе не допускают к трибуне на международных площадках, посвященных правам человека и, что весьма курьезно, свободе слова. Кроме того, ведущими западными хостингами и соцсетями производятся блокировки крымских информресурсов.

Ложная информация, касающаяся Крыма, регулярно размещается на западных информационных ресурсах, причем авторами этих материалов в подавляющем большинстве становятся журналисты, ни разу не посещавшие Крым, «подгоняющие задачку под нужный им ответ».

В числе выявляемых не соответствующих действительности событий или выдуманных фактов можно отметить следующие:

1. Фальсификация прошедших в сентябре 2021 года выборов в Госдуму. Личности, замеченные в участии и организации процесса голосования, затем традиционно попали в запрещенный список и подвергаются преследованиям со стороны украинских властей.

2. Похищения людей в Крыму и намеренное бездействие в этой связи правоохранителей; преследования сторонников запрещенных в России «Хизб ут-Тахрир» (также запрещена в Германии) и меджлиса.

3. Жесткая цензура всех СМИ и отсутствие возможности для публикации альтернативной точки зрения.

Несмотря на активные меры по прорыву информационной блокады, в том числе посредством приглашения на полуостров иностранных гостей по линии народной дипломатии, ситуация все равно остается напряженной, а Крым в глазах иностранцев под влиянием тиражируемых фейков остается опасным недружелюбным местом.

Многие гости полуострова, все же решившиеся на приезд, с удивлением отмечают, что Крым развивается семимильными шагами, безопасность в регионе обеспечивается на высоком уровне, на полках в магазинах вовсе не пустота, а зачастую товарная линейка разнообразнее, чем в их городах. Однако отмечают, что один танк и военного с автоматом все же видели - это памятники напротив здания Государственного совета Республики.

В рамках пребывания в Крыму наблюдателей на президентских выборах 2018 года гости интересовались первопричинами референдума 2014 года. Узнав о разгуле националистических фашистских группировок на Украине, на примере событий 2 мая 2014 года в Доме профсоюзов в Одессе, иностранцы были крайне удивлены, подчеркнув, что западная пресса попросту не освещала эту трагедию.

В данной связи хотели бы отметить важность наших совместных усилий в проводимой работе, поблагодарить редакцию журнала «Международная жизнь», коллег как из Крыма так и со всей России за регулярное объективное и профессиональное освещение событий на полуострове и выразить надежду на дальнейшее эффективное взаимодействие.

 

Секьюритизация национальной идентичности в коммуникационных режимах стран Центральной Азии

Валентина Комлева, Заместитель директора по научной работе Национального исследовательского института развития коммуникаций, заведующая кафедрой зарубежного регионоведения и международного сотрудничества Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, доктор социологических наук

В 2020 году Национальный исследовательский институт развития коммуникаций начал разработку методологии исследования страновых коммуникационных режимов. В 2021 году провел первое исследование моделей страновых коммуникационных режимов, факторов их формирования, степени их управляемости и стабильности в странах постсоветского пространства.  

Коммуникационный режим рассматривается нами как управляемая (с разной степенью управляемости), институционализированная (с разной степенью институционализации), конвенциональная (с разной степенью конвенциональности) система норм, правил, принципов, традиций, обычаев, структур, акторов, регулирующих информационно-коммуникационные процессы в стране. Речь идет о регулировании процесса прохождения информации и ее содержания и о регулировании системы коммуникации (двусторонних и многосторонних контактов участников). Коммуникационный режим обеспечивает воспроизводство социально-политической системы и действующей власти. Ранее нами были опубликованы статьи с операционализацией понятия «коммуникационный режим», оценкой его роли во внутриполитических и внешнеполитических процессах, а также предложена методология и методика исследования¹. 

В данной статье рассматривается феномен секьюритизации национальной идентичности в коммуникационных режимах стран Центральной Азии, выявленный нами в ходе сравнительного исследования. Выборку стран составили Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан. Исследование в странах Центральной Азии выявило ряд особенностей, позволяющих говорить о сформированности схожего типа страновых коммуникационных режимов в регионе Центральной Азии. Предваряя дальнейший текст статьи, заметим, что исследуя коммуникационные режимы разных стран, мы не  имели цель оценить их в категориях «правильный» или «неправильный». Наша цель как ученых - выявить механизмы, технологии, тенденции, особенности конструирования коммуникационных режимов в разных странах. Эти сравнения дают интересные для науки и практики результаты, частью которых мы хотели бы поделиться в данной публикации.

Конструирование коммуникационных режимов стран Центральной Азии

Конструирование современных коммуникационных режимов происходит путем институционализации представлений субъектов власти об идеальной модели организации информационно-коммуникационных процессов в обществе и путем  адаптации действующего режима к новым коммуникативным практикам (особенно быстро изменяющихся в условиях цифровизации). Институциональные основы страновых коммуникационных режимов закреплены в нормативных правовых документах, регулирующих отношения власти и общества, деятельность национальных и зарубежных массмедиа на территории стран, социальные коммуникации в интернет-пространстве, общественно-политическую коммуникацию внутри страны (деятельность общественно-политических организаций, групп, индивидуальных участников), внутренние и внешние коммуникации гражданского общества.

Образ идеальной модели общественной коммуникации формируется властной элитой с опорой на общественное согласие в отношении норм и правил. Общественное согласие обеспечивает воспроизводство коммуникационного режима. Представления об «идеальном» коммуникационном режиме касаются прежде всего места и роли институтов гражданского общества, институтов государственной власти в регулировании общественных коммуникаций и принятии решений относительно норм и правил, в отношении меры контроля общественных коммуникаций и информации со стороны власти, а также в отношении свободы государственных и негосударственных каналов информирования и «красных линий», за которые коммуникации и передаваемая информация не могут выходить.

Анализ коммуникационных режимов показал наличие видимой зоны режима («фасада») и невидимой, «слепой зоны». Видимая зона раскрывается в результате анализа законов, общественно-политического дискурса, практик и управленческих решений. Изучение «слепой зоны» более затруднительно, так как она представлена неформальными регуляторами внутристрановых и межстрановых коммуникаций (религиозными факторами, сложившимися традициями и обычаями, культурными кодами, менталитетом и т. п.). Сразу мы не видим их очевидного влияния, но при глубоком анализе режимов оно обнаруживается. Для более полного понимания мы обратились к экспертному мнению ученых из стран Центральной Азии, к ранее опубликованным научным работам в области политики стран Центральной Азии² и работам, помогающим понять ментальные и социокультурные зависимости акторов коммуникации³. 

В «слепой зоне» коммуникационных режимов стран Центральной Азии были выявлены социокультурные особенности режима, связанные с клановостью, влияющей на мировоззренческие позиции властной элиты и представления власти об «идеальной модели» общественных коммуникаций. Эта «идеальная модель» предполагает социальный контроль, характерный для кланового мышления, который позволяет самовоспроизводиться нормам и структурам общественных коммуникаций. Тип социального контроля в рассматриваемых странах предполагает сочетание государственного контроля со взаимоконтролем всех участников коммуникации. Этот тип социального контроля основан на референтности социальных групп, к которым принадлежат отдельные индивиды. Также он основан на традициях, обычаях, особенностях характера, к которым апеллирует руководство страны в публичных обращениях к народу.

Новые практики коммуникаций возникли в результате скачка цифровой грамотности населения (в условиях пандемии) и в результате просветительской деятельности международных институтов, в том числе международных НКО, ведущих работу в странах Центральной Азии, зарубежных массмедиа (отметим здесь интересное исследование М.Муртазина, касающееся киберисламского пространства⁴). Степень их влияния в разных странах различна, но во всех рассматриваемых странах она прослеживается. Результатом этих новых практик является возникновение за пределами правительственного контроля узлов сетевых коммуникаций, альтернативных правилам действующего коммуникационного режима. Это происходит даже в странах с выраженным всесторонним контролем общественных и политических коммуникаций (например, Туркменистан, Таджикистан, Узбекистан).    

Страновые коммуникационные режимы в Центральной Азии конструируются не только нормами, закрепленными в законах и иных документах, не только сложившимися традициями и обычаями, но и общественно-политическим дискурсом. Как показало исследование, этот дискурс направляет общественное мнение на осознание вызовов и угроз (сформулированных властью) и подталкивает общество к поведению, желательному для субъектов коммуникационных режимов. Общими содержательными нарративами национальной безопасности стран Центральной Азии являются: достижение общественного согласия, межэтнического и межконфессионального диалога внутри стран, укрепление ценностных ориентиров и духовных основ, консолидация общества, укрепление национальной идентичности, развитие национальных языков.

Социальная инженерия и воспроизводство коммуникационных режимов в странах Центральной Азии характеризуются выраженным этатизмом с характерной для него политикой государственного регулирования и контроля процессов и структур общественной коммуникации (в большей степени в Туркменистане, в меньшей - Кыргызстане). Для поддержки коммуникационных режимов запускаются механизмы идентификации: сохранение исторического наследия, вклада народов в мировую цивилизацию и мировую культуру, национальный язык. Весьма сложным и противоречивым является использование технологии секьюритизации вопросов идентичности, языка, независимости, референтных сфер жизни.

Артикулирование угроз национальной идентичности

В рассмотренных странах Центральной Азии вопросы национальной идентичности трактуются с точки зрения безопасности и артикулируются в категориях угроз национальному языку, традиционным ценностям, исторической памяти народа. На основе анализа текстов выступлений президентов рассмотренных стран было выявлено, что обществу транслируется потенциальная опасность потерять не просто референтные, а особо ценные объекты, без которых оно не может существовать и на основе которых оно консолидируется. Во избежание угроз национальной идентичности правительства стран Центральной Азии корректируют коммуникационный режим (т. е. нормативную правовую базу касательно коммуникации и информации).

Таким образом, возникает ситуация, при которой современная социальная инженерия коммуникационных режимов стран Центральной Азии частично основана на секьюритизации национальной идентичности. Секьюритизация упрощается тем, что бóльшая часть общества изученных нами стран когнитивно склонна принимать аргументы правительства «на веру» и «к действию». Было выявлено, что страновые коммуникационные режимы имеют любопытное свойство - взаимный социальный контроль, который возник как производная от исторически сложившейся клановости. Это делает общество более восприимчивым к посылам из центров власти и более саморегулируемым с точки зрения следования этим посылам.

Последствия секьюритизации национальной идентичности

Проведенный анализ наводит на мысль, что, борясь с радикализацией, правительства рассмотренных стран вольно или невольно радикализируют общество, актуализируя в информационном поле угрозы национальной идентичности, национальному языку, национальным традициям и ценностям. Секьюритизация проблем идентичности придает ей статус чрезвычайного приоритета и выводит ее из области нормальной политики, ставит выше установленных норм и правил. И те, кто участвует в борьбе с угрозами идентичности, получают негласное право быть выше норм и правил, потому что они защищают то, что консолидирует общество, то, что наиболее ценно, дорого и может быть потеряно. Секьюритизирующие акторы претендуют на получение права использовать любые необходимые средства, чтобы остановить угрожающее развитие событий. Такая политика может приводить к политике дискриминации и исключения.

Секьюритизация национальной идентичности может закладывать линии раскола с соседями. В вопросах консолидации общества, укрепления национальной идентичности актуализируется проблематика исторического наследия, вклада именно своего народа в мировую цивилизацию и мировую культуру. Почти все страны подчеркивают свою ведущую роль в судьбе народов Центральной Азии. Риторика в отношении пресечения радикализма, пресечения покушений на государственный суверенитет, территориальную целостность стран замешивается с защитой своей идентичности, ценностей, традиций. И создается впечатление, что безопасности никак не достичь, если не культивировать свою идентичность, особенности своего национального характера, языка и истории своей самостоятельности. Рискуем навлечь на себя шквал критики, но кажется, что этно- и социокультурное сепарирование друг от друга не принесет мира и согласия в Центральной Азии. Такая политика фрагментирует и социальное (некогда общее) пространство России и стран Центральной Азии. 

Потенциально может наращиваться противоборство не только за экономическое превосходство между странами ЦА, но и за культурное превосходство в регионе. Что может быть поддержано третьими сторонами, не всегда заинтересованными в мирном сосуществовании стран этого региона.

Конструирование безопасности вокруг угрозы национальной идентичности и языковой идентичности может спровоцировать проблемы внутри самого общества, а именно: 1) повышение конфликтности с населением другой национальной и языковой принадлежности; 2) снижение качества человеческого потенциала, так как информационное поле на национальных языках существенно сужено, поток понимаемой информации ограничен, а системы образования, доступные только на национальных языках, будут снижать конкурентоспособность выпускников, а нередко и качество их образования.

 

Современные коммуникационные режимы стран Центральной Азии институционализируются не только правовыми актами. Продолжают воспроизводиться неформальные регуляторы общественной и политической коммуникации. Исходя из видения «идеальной» модели коммуникации (связанной с образом будущего страны и представлениями центров принятия решений о роли государства и институтов гражданского общества в достижении этого будущего) юридически закрепляются новые принципы и правила, новые роли участников коммуникации.

Однако анализ общественно-политического дискурса показывает, что для легитимизации новых регуляторов и новых ролей властные институты обращаются к традициям и апеллируют к традиционным ценностям. Для консолидации общества в общественном дискурсе артикулируются угрозы, одной из которых является угроза национальной идентичности (языку, традициям, исторической памяти). В отличие от Латвии, Литвы, Эстонии, Украины (где в официальных документах источником угроз объявлена Россия), в странах Центральной Азии источник угроз национальной идентичности не идентифицирован и представляет собой некий «собирательный образ».

 

 ¹См.: Гасумянов В.И., Комлева В.В. Коммуникационные режимы как фактор межстрановых взаимодействий: постановка проблемы // Международная жизнь. 2020. №10. С. 38-49; Гасумянов В.И., Комлева В.В. Дружественность страновых коммуникационных режимов: интерпретация и оценка // Международная жизнь. 2021. №8 // https://interaffairs.ru/jauthor/material/2547; Комлева В.В. Страновой коммуникационный режим как социально-политический феномен // Россия и мир: научный диалог - Russia & World: Sc. dialogue. 2021. Т. 1. №1. С. 13-26 // https://doi.org/10.53658/RW2021-1-1-13-26

 ²См.: Малышева Д. Международно-политическая конкуренция на постсоветском центральноазиатском пространстве // Мировая экономика и международные отношения. 2021. Т. 65. №7. С. 106-115 // https://doi.org/10.20542/0131-2227-2021-65-7-106-115; Малышева Д. Проблемы регионализации постсоветской Центральной Азии // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. 2020. Т. 13. №3. С. 140-155; Притчин С. Узбекистан и Казахстан: особенности транзита власти // Мировая экономика и международные отношения. 2021. Т. 65. №2. С. 89-99 // https://doi.org/10.20542/0131-2227-2021-65-2-89-99; Притчин С.А. Династическая модель транзита власти в государствах с формирующимися политическими институтами на примере стран постсоветского пространства // Журнал политических исследований. 2020. Т. 4. №2. С. 106-115 // URL: https://naukaru.ru/ru/nauka/article/38595/view (дата публикации: 02.07.2020) и др.

 ³См.: Агаев Г.Ш. Внутриэтническая конкуренция и латентные сообщества в политическом процессе Казахстана: автореф. дис… канд. полит. наук. 23.00.02. М., 2015. 27 с.; Алексеенко А.Н. Этнизация и традиционализация социально-политического пространства Казахстана // Журнал политической философии и социологии политики «Полития. Анализ. Хроника. Прогноз». 2014. №2 (14). С. 48-68; Базылева С.П. Элитная борьба и стабильность политического режима в Узбекистане // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Политология. 2017. Т. 19. №1. С. 77-82; Белащенко Д.А., Рыжов И.В., Шоджонов И.Ф. Формирование политической элиты Туркменистана и его влияние на процесс принятия внешнеполитических решений // Via in tempore. История. Политология. 2018. Т. 45. №4. С. 48-54; Бобохонов Р.С. Эволюция этнорегиональных кланов в Таджикистане (ХХ в.) // Политика и право. 2012. №3 (147). С. 570-582; Болпонова А. Политические кланы Кыргызстана: история и современность // Центральная Азия и Кавказ. 2015. Т. 18. №3-4. С. 57-72; Борисова Е.А. Роль неформальных институтов в управлении Казахстаном // Вестник Евразии. 2002. №1. С. 28-47; Воронин С.А., Бакина Е.А. Клановая иерархия как основа «тюльпановой революции» в Кыргызстане // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Всеобщая история. 2019. Т. 11.№2. С. 161-171; Грозин А. Элиты Туркменистана и центральноазиатские кланы: общее, особенное и трудности модернизации // Россия и мусульманский мир. 2010. №12. С. 94-105; Ермаханова С. Социокультурные особенности населения Казахстана // Россия и мусульманский мир. 2010. №10. С. 88-91; Игнатович А.Е. Туркмены: особенности культуры и менталитета / А.Е.Игнатович // https://www.msu.by/info/ovrsm/kuratoru/turkmeny.pdf; Кадыров Ш.Х. Туркменистан: институт президентства в клановом постколониальном обществе // Вестник Евразии. 2001. №1 С. 6-28; Курбонов Т. Национальный менталитет узбеков: содержание и структура // Россия и мусульманский мир. 2019. №4 (314). С. 122-126; Мадмарова Г.А. О некоторых особенностях менталитета кыргызов // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. 2017. №6-1. С. 76-80; Ниязи А. Туркмены: этнос и вера // Россия и мусульманский мир. 2015. №12 (282). С. 77-81; Рогожина К.А. Патрон-клиентные отношения - основа формирования политических элит в Центральной Азии (на примере Узбекистана) // Россия и мусульманский мир. 2009. №7. С. 84-91; Рогожина К.А. Роль кланово-семейного фактора в формировании политических элит государств Центральной Азии (на примере Туркменистана) // Pro Nunc. Современные политические процессы. 2006. №4 (7). С. 220-230; Тесленко А.Н. Поколение KZ: в поиске культурной идентификации // Казанский педагогический журнал. 2020. №3. С. 277-285; Жармакина Ф.М. Архетипы и ориентиры казахского менталитета // Казахи в евразийском пространстве: история, культура и социокультурные процессы. Сборник научных трудов по материалам II Международной научно-практической конференции / Отв. ред. Ш.К.Ахметова, И.В.Толпеко. Омск, 2019. С. 54-60; Шарафиева О.Х. Роль региональных кланов во внутренней политике Таджикистана // Вестник Томского государственного университета. 2012. №359. С. 98-100.

 ⁴См.: Муртазин М. Исламский интернет на постсоветском пространстве. Россия и новые государства Евразии. 2020. №III (ХLVIII). С. 126-138 // https://doi.org/10.20542/2073-4786-2020-3-126-138

 

Информационные технологии как инструмент ослабления действующей государственной власти на постсоветском пространстве

Инна Тарасова, Член Экспертного совета Комитета по делам СНГ, евразийской интеграции и связям с соотечественниками Государственной Думы России, кандидат политических наук

В настоящее время современные ИКТ создают беспрецедентные возможности для информационного воздействия на население планеты, а также активно влияют на политические процессы. Ни в коей мере не отрицая положительного значения ИКТ для развития мирового прогресса, хотела бы обратить внимание на некоторые аспекты, которые касаются обеспечения национальной безопасности государства.

Вспомним, что, например, во время недавних президентских выборов в США «Twitter» Президента Трампа стал фактически важнейшим источником информации для международного сообщества, а сотрудники администрации Белого дома зачастую узнавали сначала из «Twitter» о важных политических решениях, кадровых назначениях и отставках. По оценке самого Трампа, поддержка социальных сетей помогла ему выиграть первые президентские выборы. Когда же конкуренты безнаказанно заблокировали «Twitter» действующего президента (еще несколько лет назад такое невозможно было бы представить), который имел 80 млн. подписчиков, Трамп оказался как без рук.

Стоит сказать о растущей политической ангажированности хозяев глобальных интернет-сетей - на упомянутых выборах в США они показали себя реальной третьей силой, наряду с производственным и финансовым мировым олигархатом. Еще недавно информационные кампании просто обеспечивали коммуникацию и информационные услуги. Теперь операторы связи могут моделировать, что именно пользователи должны писать и с кем общаться (из простейших «бытовых» примеров - блокировка аккаунтов, рекламирование сетевых «друзей» или соответствующих ссылок и групп, например, оппозиционного, религиозного, нетрадиционного или экстремистского характера), корректировать программы и участвовать в информационном противоборстве.

Обладая растущим капиталом, недавние исполнители сервисных функций, а теперь - транснациональные информационные корпорации становятся акторами политических процессов (таков закон капитализма) и, более того, пытаются управлять данными процессами с помощью ИКТ. Это крайне тревожная мировая тенденция, новая угроза, против которой государствам надо работать на опережение. В России один из недавних примеров такого информационного вмешательства со стороны мировых интернет-гигантов - это нынешние сентябрьские выборы в Государственную Думу, которые ознаменовались беспрецедентным уровнем политического давления со стороны коллективного Запада¹. 

В ЦИК РФ сообщали о круглосуточных массовых кибератаках на систему федерального дистанционного электронного голосования (ДЭГ). По Москве только на сайт Центризбиркома было кибератак до 47 тыс. запросов в секунду. Всего за время голосования было заблокировано около 246 тыс. запросов. Мощные атаки осуществлялись в том числе из США (50%), Германии (25%), России (10%) и Китая (5%). Атаки совершались на порталы ЦИК, выборов, госуслуг, ЕСИА и т. д. Антироссийская агитация, фейковые новости распространялись и через иностранные цифровые платформы - в западных СМИ, через СМИ-иноагентов, в русскоязычном сегменте Интернета. Коллективный Запад ретранслировал их в наше информационное пространство уже на русском языке.

Атака на выборы велась и на территориях за рубежом, где голосовали российские граждане. Так, Посольство России в США заявило о беспрецедентном числе кибератак на избирательную кампанию. Посол Анатолий Антонов отметил, что американцы уклонились от обещаний принять меры в отношении компаний «Google» и «Twitter», аргументируя это якобы невозможностью повлиять на их политику. При этом в 2017 году, когда США обвиняли Россию во «вмешательстве» в президентские выборы, представителей интернет-гигантов неоднократно вызывали на ковер на слушания в Сенат по поводу российского «влияния»².

20 августа Роскомнадзор потребовал удалить приложение «Навальный» из онлайн-магазинов «Apple» и «Google», (использовалось для деятельности признанной экстремистской и запрещенной на территории России организации ФБК). Позже только «Yandex» удалил ссылки на «Умное голосование». Представителей американских компаний «Apple» и «Google» пригласили 16 сентября в Совет Федерации, но они не смогли объяснить, почему приложение «Навальный» так и не удалено. Только когда в ГД заявили, что попытки корпораций «Apple» и «Google» вмешиваться в российские выборы повлекут за собой последствия в том числе уголовного характера, приложение было удалено из магазинов «Google Play» и «App Store» 17 сентября, уже в день выборов - и то после целого ряда мероприятий, в том числе бесед с послом США в Москве.

Однако за рубежом, в русскоязычном сегменте Интернета, вредоносное приложение «Навальный» по-прежнему работало. Россия не могла там требовать блокировки от интернет-компаний, так как это юрисдикция других государств. В ряде стран, включая страны НАТО, прозападные активисты пытались втянуть обладателей российских паспортов в голосование с помощью данного приложения.

Кстати, такая же схема применялась на президентских выборах 2020 года в Молдавии. Нынешний Президент Майя Санду победила во многом за счет голосов, которые «пришли» к ней из стран НАТО. Например, в Германии или Италии на участки свозились люди с молдавскими паспортами, которые должны были «правильно» проголосовать. Делалось это в том числе не без довольно агрессивного давления на голосующих.

Другой вопиющий пример применения коллективным Западом политической цензуры с помощью интернет-гигантов - 28 сентября 2021 года видеохостинг «YouTube» запретил пользователям (под условие блокировки канала):

- размещать контент, оспаривающий итоги всех прошедших выборов в США;

- выражать любые сомнения в результатах состоявшихся накануне парламентских выборов в Германии.

«YouTube» фактически заявил о своей приверженности политической позиции США и государств Евросоюза, при этом «YouTube» не заблокировал ни одного недостоверного ролика о российских выборах в Госдуму. Таким образом, неправомерные действия, запрещенные под угрозой крупных санкций в других странах, безнаказанно могли совершаться платформой на территории России. Россияне запустили в соцсетях ироничный хэштег «#этодругое» как показатель двойных стандартов в отношении Российской Федерации. Только за июль-август 2021 года было обнаружено 4,8 тыс. фейков о выборах, причем значительная доля зафиксирована с территории ЕС (например, что будут вакцинировать на участках)³. Был запущен фейк о том, что якобы отменяют видеонаблюдение на выборах. Оппозиция, иноагенты делали огромную ставку на использование видеонаблюдения в провокационных целях - и просчитались. Видеонаблюдение закрыли для всеобщего обозрения, организовали только на служебный портал.

Подобные провокационные технологии уже «обкатывались» западными спецслужбами при организации протестов на территории СНГ с целью смены государственной власти. Так, во время попытки государственного переворота на президентских выборах 2020 года в Белоруссии были активно задействованы комбинированные методы ИКТ. Образовался так называемый «белорусский майдан» - мобильные протестные массы, которые перемещались и общались с помощью «WhatsApp», «Telegram», любых доступных интернет-коммуникаций. Протестная связь осуществлялась через мессенджеры мгновенного обмена сообщениями, работающими без Интернета, и файлообменники типа «AirDrop». Видео протестов стекались на гаджет координатора, который отвозил их в посольства Литвы и Польши, потом материалы передавались за границу и там публиковались.

Далее должна была осуществиться схема: оппозиционер провозглашает себя президентом (Тихановская), его немедленно признают на Западе, вводят международные санкции на страну и имущество чиновников. Пока Лукашенко ищет зачинщиков «майдана», вербуется его близкое окружение, откуда к президенту заходит уже «обработанный» недавний соратник и предлагает ему оставить свой пост. При этом на видео протестов уже были заметны многочисленные провокаторы с арматурой. Еще немного - и в ход пошло бы огнестрельное оружие, с последующими жертвами по типу украинского Майдана. Спасли действующую белорусскую власть в первую очередь самоотверженные, крайне жесткие, оперативные действия спецподразделений.

Тот факт, что в России закрыли общий доступ к видео выборного процесса, ошеломил провокаторов и «выбил из рук» важное информационное оружие.

Западные «технологи» пытались воздействовать на российских избирателей через ИКТ и информационные кампании, условно «разделив» российскую аудиторию на несколько адресатов. Это политические и бизнес-элиты страны, часть которых, по мнению Запада, могла принять его сторону. Санкционные войны в конечном итоге направлены на государственный переворот через раскол элит. Расчет на то, что часть элит поддержит западных провокаторов, - это один из методов «цветных революций».

Одновременно шла обработка других групп общества. Особое внимание направлялось на молодежь как группу лиц высокой внушаемости и движущую силу «цветных» протестов, а также представителей определенных регионов, которые Запад рассматривал как потенциально «слабые» и восприимчивые звенья. Антироссийская пропаганда в Интернете и на всех возможных площадках велась на определенные возрастные, географические, профессиональные, социальные, религиозные группы.

Первый этап дискредитации избирательного процесса включал «наступательную» деятельность иностранных фондов, выступления в СМИ, блогосфере западных журналистов, политиков, «экспертов» и российских иноагентов. Проводились агрессивные информационные кампании с лозунгами о непризнании выборов и обвинениями властей в массовых нарушениях. Целью было создать общественное мнение, что выборы нелегитимны.

Параллельно активизировались официальные лица и ведомства иностранных государств. На втором этапе, начиная с лета 2021 года, подтянулась «тяжелая артиллерия» в лице ведущих западных институтов.

Еще задолго до начала выборов ОБСЕ обнародовала предварительный доклад, в котором раскритиковала российский закон о том, что в России могут быть избраны депутатами лица с двойным гражданством. Следующим «шагом» БДИПЧ ОБСЕ впервые с 2007 года отказалось прислать своих наблюдателей на осенние выборы в Госдуму, сославшись на введенные в России ограничения. ОБСЕ хотела направить в страну более 500 наблюдателей. Россия же в ситуации пандемии коронавируса предложила ограничиться 60 сотрудниками наблюдательной миссии.

После отказа направить миссию в Россию ОБСЕ объявила о решении прислать крайне малочисленные группы экспертов в Канаду и Чехию, в Норвегию и Исландию не направлять никого вообще и четыре наблюдателя - в Германию на выборы в Бундестаг. Кстати, на выборах в России международных наблюдателей было в десять раз больше, чем в США, при этом количество избирателей там лишь в 1,5 раза превышает число российских. В США иностранцам вообще запрещено приближаться к избирательным участкам. Но там ОБСЕ это не смущало - «#этодругое».

На третьем, кульминационном этапе дискредитации выборов за день до российского голосования Европарламент принял резолюцию, где 3/4 голосов объявил грядущие результаты выборов сфальсифицированными. В этом же документе указывалось, что ЕС должен осудить любую попытку Президента Владимира Путина остаться у власти после окончания его нынешнего мандата, на основании поправок в российскую Конституцию, которые ЕС также признал нелегитимными. В одной связке с непризнанием парламентских выборов Европарламент выразил готовность осудить намерение Президента Путина баллотироваться на следующий срок.

Наконец, «вершина кульминации»: 20 сентября Госдеп США заявляет, что выборы в России не были легитимными, а один из аргументов - потому что не пустили миссию БДИПЧ ОБСЕ и также не допустили других кандидатов.

Таким образом, был заранее подготовлен сценарий: сначала отказ БДИПЧ ОБСЕ под надуманным предлогом, чтобы потом на этом основании русофобская резолюция Европарламента и заявление Госдепа обеспечили «международный резонанс» и коллективный Запад объявил выборы несвободными и нелегитимными.

Прозападная «коалиция» рассчитывала, что российские избиратели «впадут в депрессию» и не придут голосовать, будет низкая явка. Антироссийская пропаганда «била» по двум направлениям - она обращалась к гражданам России и населению за рубежом. В иностранных государствах провокаторам было важно работать с местными гражданами по множеству причин, в том числе в надежде на западное финансирование, международную огласку, на поддержку оппозиции Западом в случае их бегства из страны и т. д. Когда ангажированные СМИ и иноагенты пугали население на Западе Россией - «агрессором и отравителем», это производило эффект на местное население.

Но провокаторы просчитались с менталитетом российских граждан, воздействуя на них теми же «страшилками». Наш народ всегда плохо воспринимает давление - он консолидируется. Русофобские заявления ОБСЕ, Европарламента, Госдепа и других привели к противоположному результату: крепче сплотили людей вокруг власти. Организаторов кампании подвела шаблонность мышления, неумение учитывать различия менталитетов и непрофессионализм «экспертов». Западный сценарий не был реализован: выборы в России состоялись при высокой явке, международные наблюдатели признали их законными. Но не будем забывать, что это была «обкатка» будущей информационной войны, нацеленной на срыв выборов Президента Российской Федерации в 2024 году. «Анализ фейков из-за рубежа о сентябрьских выборах показал, что 90% из них так или иначе касались Президента РФ, хотя выборы были в Госдуму»⁴.

Информационные операции по дискредитации Президента России и его ближайшего окружения начались задолго до вышеупомянутого пункта в резолюции Европарламента об осуждении возможности Президента Путина баллотироваться в 2024 году и заранее признания незаконным выдвижение его кандидатуры.

Со стороны коллективного Запада и его оппозиционной «пятой колонны» внутри страны это игра «в долгую» на разрушение политической системы государства и России в целом. Противодействие со стороны России должно работать на опережение и включать в себя весь спектр гибридных методов информационных войн. Однако любые усилия власти не принесут должного результата, если государство не начнет грамотно «формировать улицу» и восстанавливать национальную идентичность как непреходящую ценность человеческого фактора. Политический режим должен иметь мобилизуемый социальный ресурс, а последний возможен там, где с младых ногтей в гражданина своей страны закладывают определенные морально-нравственные основы. Необходимо совершенствовать в том числе молодежную, семейную и образовательную политику в контексте возрождения наших исконных национальных ценностей, что, в свою очередь, послужит укреплению системы обеспечения информационной безопасности в целом и защиты национальных интересов.

 

¹https://iz.ru/1224179/2021-09-20/v-op-zaiavili-o-bespretcedentnom-urovne-vneshnego-vmeshatelstva-v-vybory-rf (дата обращения: 21.09.2021).

²https://iz.ru/1224651/2021-09-21/posolstvo-rf-v-ssha-zaiavilo-o-bespretcedentnom-chisle-kiberatak-na-vyborakh (дата обращения: 23.09.2021).

³https://vk.com/wall618472499_630 (дата обращения: 21.09.2021).

⁴https://iz.ru/1224979/2021-09-21/v-sovfede-obiasnili-popytki-inostrannogo-vmeshatelstva-v-rossiiskie-vybory (дата обращения: 22.09.2021).

 

Противодействие распространению противоправного контента: опыт России и перспективы международного сотрудничества

Валерия Булва, Соискатель кафедры дипломатии МГИМО МИД России

По мере научно-технологического прогресса возможности использования информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) появляются у всех акторов цифрового пространства, в том числе у злоумышленников и террористов. Обостряется проблема распространения противоправного контента в сети Интернет. Отсутствие на глобальном уровне соответствующего понятийного аппарата, нормативно-правовой базы и механизма реагирования на данный вызов препятствует международному сотрудничеству на этом направлении.

Одной из основных преград на пути международного сотрудничества в области борьбы с противоправным контентом является нехватка согласованной терминологии, что позволяет отдельным государствам сохранять за собой свободу рук при квалификации той или иной информации в качестве противоправной. Попытки коллективного Запада скрыть за понятием «противоправного контента» политически неугодную информацию стали популярной практикой не только в рамках внешнеполитической деятельности этих государств, но и внутри государства. Политизация данного термина приводит к его трансформации от угрозы безопасности к инструменту давления на оппонента и орудию манипулирования общественным сознанием. Вместе с тем призывы России удалить контент, представляющий реальную угрозу для безопасности, здоровья и жизни человека (как, например, призывы к самоубийству), наталкиваются на стену непонимания западных коллег, которые считают, что подобные меры идут вразрез с соблюдением принципа свободы слова.

Подход России

Отличительной характеристикой российского подхода является то, что Россия выступает сторонником деполитизированного отношения к проблематике онлайн-контента. Такая позиция подразумевает недопущение ведения недобросовестной конкуренции и укрепления имиджа государства на международной арене путем очернения образа оппонента под предлогом борьбы с деструктивной информацией.

Важнейшим шагом стало закрепление в законодательстве Российской Федерации понятия «противоправный контент». В соответствии с дополнениями к ФЗ №530 «О внесении изменений в Федеральный закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» от 1 февраля 2021 года на социальные сети возлагается ответственность по модерированию онлайн-контента, который признается противоправным на территории РФ. Под ним понимаются следующие категории информации: порнографические изображения несовершеннолетних, информация, склоняющая детей «к совершению опасных для жизни незаконных действий», сведения о способах изготовления и использования наркотиков, способах совершения самоубийства и призывы к нему, реклама дистанционной продажи алкоголя и интернет-казино, оскорбления человеческого достоинства и общественной нравственности, информация, выражающая «явное неуважение» к обществу, государству, официальным государственным символам, Конституции РФ или органам государственной власти, призывы к массовым беспорядкам, экстремизму и участию в несогласованных публичных мероприятиях, а также информация, которая порочит людей по признакам пола, возраста, расовой или национальной принадлежности, языка, отношения к религии, профессии, места жительства, работы и политическим убеждениям (ст. 10.6)¹.  

Важно отметить усилия России по закреплению данной трактовки «противоправного контента» на международном уровне, в рамках двусторонних межправительственных соглашений по международной информационной безопасности, которых по состоянию на сентябрь 2021 года у РФ 11 (с Республикой Беларусь, Бразилией, Вьетнамом, Индией, Ираном, Киргизией, Китаем, Кубой, Никарагуа, Туркменистаном и ЮАР). Международные договоры, заключаемые Россией с иностранными государствами, типичны - они содержат перечень угроз в информационном пространстве, а также направления сотрудничества по их предупреждению и устранению, в том числе внимание уделяется взаимодействию по противодействию распространению информации, способной нанести «существенный ущерб» государству и его гражданам.

В качестве примера рассмотрим Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики в области обеспечения международной информационной безопасности от 2015 года². Несмотря на то что в данном межправительственном соглашении, как и в аналогичных международных договорах РФ, понятие «противоправный контент» не фигурирует, перечень закрепленных угроз частично отражает категории информации, распространение которых по российскому законодательству преследуется в уголовном порядке. Так, одна из угроз, зафиксированных в документе, - кибертерроризм, а именно использование ИКТ для пропаганды терроризма и привлечения в ряды террористических группировок сторонников (ст. 2, п. 3). Помимо этого, обозначены угроза разжигания розни на расовой, национальной и конфессиональной почве, продвижение ксенофобской идеологии и расистских теорий, провокация роста ненависти и дискриминации, подстрекательство к нестабильности и насилию (ст. 2, п. 5). Наконец, квалифицируется как угроза распространение контента, который способен причинить ущерб общественно-политической и социальной системам, духовной, культурной и нравственной среде сторон (ст. 2, п. 6).

Попытки закрепить общее понимание России, ее партнеров и союзников в отношении понятия «противоправный контент» предпринимаются и на уровне региональных организаций постсоветского пространства - СНГ и ОДКБ, хотя, как и в случае с двусторонними договорами, региональные соглашения непосредственно не содержат данного термина.

В Соглашении о сотрудничестве государств - участников Содружества Независимых Государств в борьбе с преступлениями в сфере информационных технологий угрозой признается распространение в Интернете или посредством других каналов электросвязи информации порнографического характера, включая изображения несовершеннолетних (ст. 3д), экстремистских материалов и пропаганды терроризма (ст. 3з)³. 

В Соглашении о сотрудничестве государств - членов ОДКБ в области обеспечения информационной безопасности акцент делается на проблемах использования информационного пространства в террористических, экстремистских и преступных целях, а также деструктивном воздействии на государства-члены и Организацию в целом с помощью ИКТ (ст. 3)⁴.

На практике в рамках реализации политики по противодействию распространению противоправного контента в России принимаются меры на всех уровнях - национальном и международном (двустороннем, региональном и глобальном) с привлечением всех заинтересованных сторон (государственного и частного сектора).

1 сентября 2021 года девять крупных российских компаний («Mail.ru Group», «Яндекс», «Лаборатория Касперского», «Национальная Медиа Группа», «Газпром-медиа холдинг», «Мегафон», «Ростелеком», «МТС», «Вымпелком») приняли Хартию по безопасности детей в цифровой среде («Добровольные обязательства»)⁵ и учредили соответствующий Альянс под председательством президента по корпоративным отношениям «Яндекса» Антона Шингарёва. Идея о создании Альянса впервые была озвучена в мае 2021 года в ходе 25-го Российского интернет-форума. Разработанные участниками данного объединения «Добровольные обязательства» включают целый комплекс мер, в том числе самостоятельное выявление и ограничение доступа детей к контенту, способному причинить вред их развитию и здоровью, удаление противоправного контента, формирование «созидательного» контента⁶.

Это событие стало важной вехой на пути совершенствования практического механизма борьбы с противоправным контентом во Всемирной паутине, а также укрепления государственно-частного партнерства на данном направлении. Важно упомянуть, что российское руководство обращает особое внимание на необходимость прочной связки бизнеса и публичного сектора в сфере обеспечения безопасности цифрового пространства посредством объединения крупнейших игроков цифрового рынка. В частности, в день подписания «Добровольных обязательств» В.В.Путин отметил готовность государства оказывать всяческое содействие работе Альянса⁷, что свидетельствует об ориентации российского руководства на помощь российских крупных частных IT-компаний в поиске технологических ответов на вызовы информационной безопасности, в том числе в области борьбы с противоправным контентом.

Перспективы международного сотрудничества

Что касается международного формата сотрудничества, то на стимулирование практического взаимодействия нацелены двусторонние и региональные соглашения. К примеру, в Соглашении между РФ и КНР 2015 года в качестве отдельных направлений деятельности выделены (ст. 3): осуществление обмена информацией и укрепление сотрудничества между правоохранительными и другими компетентными органами сторон, совместное противодействие угрозам, связанным с использованием ИКТ, проведение совместной оценки потенциальных рисков в информационном пространстве и дальнейший поиск решений проблем международной информационной безопасности.

Соглашение ОДКБ предусматривает, среди прочего, формирование правовых основ сотрудничества, расширение практического взаимодействия с целью предотвращения противоправной деятельности в информационном пространстве государств - членов ОДКБ (ст. 4). Важным элементом сотрудничества является также обмен опытом между различными структурами, чья деятельность связана с поддержанием информационной безопасности. В дополнение к этому для государств-членов Организация служит площадкой для согласования позиций по ключевым аспектам международной информационной безопасности (включая угрозу распространения противоправной информации), что должно позволить последовательно отстаивать их на международных форумах и в международных организациях. Кроме того, достижение взаимопонимания между государствами - партнерами Организации призвано содействовать выработки глобальных правил ответственного поведения.

Соглашение СНГ (ст. 5), в свою очередь, закрепляет возможность обмена информацией между государствами-членами, которая касается готовящихся преступлений, форм и методов их предупреждения, выявления, пресечения, раскрытия и расследования, способов совершения, соответствующего национального законодательства и международных договоров сторон. Помимо этого, ратификация соглашения позволяет активизировать сотрудничество по оказанию содействия в области получения информации, необходимой для проведения оперативно-розыскных мероприятий.

Однако, несмотря на определенные успехи в формировании механизмов, ориентированных на противодействие распространению противоправного контента, данная проблема продолжает фигурировать в международной повестке. Разрубить гордиев узел позволила бы реализация инициативы России по принятию на глобальном уровне, в рамках Специального комитета ООН, Конвенции о противодействии использованию информационно-коммуникационных технологий в преступных целях.

Разработка юридически обязательной Конвенции по киберпреступности проходит в рамках Специального межправительственного комитета экспертов по разработке международной конвенции о противодействии использованию ИКТ в преступных целях, созданного на основании резолюции ГА ООН 74/247 от 27 декабря 2019 года, принятой по инициативе России⁸. В июле 2021 года в Вене Россия представила свой проект Конвенции ООН о противодействии использованию информационно-коммуникационных технологий в преступных целях⁹.

Принятие данного документа на глобальном уровне позволило бы вывести на качественно новый уровень международное сотрудничество в области противодействия распространению различного рода информации с использованием сети Интернет и других каналов электросвязи, которая представляет угрозу безопасности, жизни и здоровью человека.

Российский проект конвенции квалифицирует в качестве противоправных ряд действий с использованием ИКТ в отношении детей и подростков: детская порнография (ст. 15) и вовлечение несовершеннолетних в совершение деяний, которые создают угрозу их жизни и здоровью (ст. 17). Отдельное внимание уделяется информационно-психологическому воздействию на сознание человека с целью его склонения к самоубийству или доведения до самоубийства (ст. 16). Несмотря на то что подобные категории преступлений уголовно наказуемы в РФ, привлечение к ответственности злоумышленников, действующих из-за рубежа, вызывает трудности ввиду отсутствия международного механизма атрибуции кибератаки, многие из которых носят трансграничный характер.

Предложение России закрепить данные положения в будущей конвенции обусловлено как общим ростом угроз в информационном пространстве, так и уязвимостью молодого поколения, которое все больше времени проводит в виртуальном мире. Деструктивные онлайн-сообщества («группы смерти») находятся в открытом доступе на просторах Интернета, и немало подростков вступают в них ради развлечения, не замечая кроющейся там опасности. Достаточно вспомнить о нашумевшей игре «Синий кит», жертвами которой стали дети и подростки, проживающие на территории России и в других странах (Казахстане, Киргизии, Польше, Болгарии, Латвии, Испании, Великобритании и др.).

Помимо этого, в конвенции криминализируется распространение информации, касающейся терроризма (ст. 20) и экстремизма (ст. 21). Принятие государствами - членами ООН такого документа позволило бы установить ответственность и закрепить порядок уголовного судопроизводства, а также правоохранительной деятельности за пропаганду и оправдание терроризма и экстремизма, за использование социальных сетей и других каналов для привлечения в ряды террористических группировок новых сторонников, обеспечения доступа к деятельности экстремистов и размещения террористами информации о сборе финансовых средств, за разжигание ненависти и вражды по признакам языка, на политической, идеологической, расовой, национальной и религиозной почве.

Другой проблемой безопасности онлайн-контента является использование ИКТ в вооруженных конфликтах, народных восстаниях и гибридных войнах с целью подстрекательства к подрывной и вооруженной деятельности (ст. 19), направленной в том числе на изменение государственного строя. Сегодня при организации практически каждого протестного движения большое значение отводится информационному сопровождению. Так, любой интернет-пользователь может без особого труда получить сведения о планируемой акции, дате, времени и месте ее проведения, об оправдывающих ее мотивах, целях и задачах. В дополнение к этому организаторы оппозиционных движений пытаются всячески омрачить репутацию действующей власти, демонизировать любую деятельность государственного руководства для того, чтобы сформировать у общественных масс образ «сакральной жертвы».

Данным орудием пользуются не только внутренние оппозиционеры, но и иностранные государства, которые стремятся укрепить собственное положение на международной арене в ущерб интересам других стран. Фактически мы сталкиваемся с новым типом конфликта - когнитивным, - в котором ключевую роль играют не «танки и артиллерия», а умение внушить населению, проживающему на территории противника, то, что выгодно манипулятору. Как правило, целенаправленное и последовательное идеологическое воздействие нацелено на ослабление веры в правительственный режим иностранного государства, его избирательную систему и проводимую политику.

Юридическое закрепление ответственности за распространение подобного рода информации, безусловно, приблизит человечество на шаг ближе к созданию механизма защиты от контента, стимулирующего развитие общественно-политического и социального недовольства. Однако возникает вопрос, насколько действенным окажется механизм имплементации данного положения, будут ли некоторые государства ему следовать как истине в последней инстанции.

В этой связи для защиты собственного населения следует стимулировать формирование созидательного контента в онлайн-среде, который бы отражал ценности и приоритеты государства. Руководство России придает особое значение данному направлению политики не только внутри страны, но и на международной арене, распространяя информацию о российской культуре, традициях и истории с помощью центров науки и культуры, базирующихся за рубежом.

На площадках ООН Российская Федерация неизменно отстаивает недопустимость героизации нацизма. Призывы России находят отклик среди подавляющего большинства государств мирового сообщества, благодаря поддержке которых Генеральная Ассамблея ООН ежегодно принимает соответствующие резолюции. Тем не менее проблема реабилитации нацизма, оправдания геноцида и преступлений против мира и человечности сохраняется. Этому, в частности, способствует то, что для таких целей используются каналы электронной связи, позволяющие сохранять анонимность. Именно поэтому крайне важно продолжать борьбу с пропагандой националистических идей в онлайн-пространстве с участием всех заинтересованных государств. Нормативно-правовой основой подобного взаимодействия могла бы служить ст. 13 российского проекта Конвенции по информационной преступности.

Пандемия COVID-19 обострила проблему использования ИКТ для размещения объявлений о продаже различных категорий запрещенных товаров. В соответствии с российским проектом конвенции каждое государство-участник берет на себя обязательства по принятию законодательных и иных мер, позволяющих признать в качестве преступлений публикацию информации о продаже наркотических средств и психотропных веществ (ст. 22), незаконное распространение оружия (ст. 23) и содействие распространению фальсифицированных лекарственных средств и медицинских изделий (ст. 24).

Заключение

Таким образом, для эффективной борьбы с противоправным контентом необходимо отказаться от использования информации как политического инструмента. Для этих целей Россия активно продвигает на двусторонних, региональных и глобальных площадках свой подход, который основан на том, что в качестве противоправного признается тот контент, который представляет непосредственную угрозу личной, национальной и общественной безопасности, жизни и здоровью человека.

Для того чтобы вся работа по противодействию распространению противоправного контента не оказалась сизифовым трудом, а государство не испытывало танталовы муки, следует сочетать меры, принимаемые на национальном уровне, и шаги по укреплению международного сотрудничества на данном направлении. Именно поэтому российское руководство в равной степени уделяет внимание как развитию практического сотрудничества с участием всех заинтересованных сторон внутри государства (развитие законодательной базы, поддержка Альянса по защите детей в цифровой среде), так и углублению международного сотрудничества (двусторонние межправительственные соглашения, региональные соглашения, проект Конвенции ООН о противодействии использованию информационно-коммуникационных технологий в преступных целях).

 

 ¹Федеральный закон от 30.12.2020 №530-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» // Консультант-плюс // URL: http://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?base=LAW&dst=1000000001%2C0&n=372700&req=doc#019726566528361955 (дата обращения: 25.03.2021).

 ²Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики в области обеспечения международной информационной безопасности от 2015 г. // URL: http://publication.pravo.gov.ru/Document/View/0001201608100001?index=3&rangeSize=1 (дата обращения: 09.09.2021).

 ³Соглашение о сотрудничестве государств - участников Содружества Независимых Государств в борьбе с преступлениями в сфере информационных технологий // Антитеррористический центр государств - участников Содружества Независимых Государств. Душанбе, 28.09.2018 // URL: https://www.cisatc.org/1289/135/152/9034 (дата обращения: 05.08.2021).

 ⁴Соглашение о сотрудничестве государств - членов Организации Договора о коллективной безопасности в области обеспечения информационной безопасности. Минск, 30.11.2017 // URL: http://publication.pravo.gov.ru/Document/View/0001201904260001 (дата обращения: 05.08.2021).

 ⁵Подписание добровольных обязательств компаниями - учредителями Альянса по защите детей в цифровой среде // Официальный сайт Президента России. 01.09.2021 // URL:  http://kremlin.ru/events/president/news/66557 (дата обращения: 05.08.2021).

 ⁶Российские компании подписали хартию безопасности детей в интернете // Коммерсант. 01.09.2021 // URL:  https://www.kommersant.ru/doc/4967133 (дата обращения: 05.08.2021).

 ⁷Подписание добровольных обязательств компаниями - учредителями Альянса по защите детей в цифровой среде…

 ⁸Резолюция ГА ООН A/RES/74/247 «Противодействие использованию информационно-коммуникационных технологий в преступных целях» от 27 декабря 2019 г. // URL: https://undocs.org/ru/A/RES/74/247 (дата обращения: 12.08.2021).

 ⁹Конвенция Организации Объединенных Наций о противодействии использованию информационно-коммуникационных технологий в преступных целях (проект). 29.06.2021 // URL: https://www.kommersant.ru/docs/2021/RF_28_July_2021_-_R.pdf (дата обращения: 05.08.2021).

 

Цифровая интеграция стран ЕАЭС как приоритетное направление сотрудничества

Марианна Алборова, Ведущий эксперт Центра международной информационной безопасности и научно-технологической политики МГИМО МИД России, доцент, кандидат исторических наук

Цифровой мир все больше интегрируется в современное общество. Мы становимся свидетелями экспоненциального роста технологий, меняющих повседневность человека, бизнеса и государства. На современном этапе возникла полноценная комплексная структура информационного поля, которая затрагивает все сферы жизни [6]. На этом фоне активно развивающийся Евразийский экономический союз все чаще обращается к вопросу успешной интеграции государственных информационных систем и внедрения практики использования цифровых технологий.

Уже сегодня государства - члены Евразийского экономического союза обладают техническими возможностями для развития интегрированной информационной системы, которая может решать вопросы технического характера и формировать основу для стратегического будущего стран сообщества по самым перспективным направлениями современной цифровой трансформации. Важными вызовами для актуализации евразийского сотрудничества в данном направлении являются и осознание необходимости создания условий для цифровой экономики, и развитие конкурентоспособного финансового рынка, и необходимость выхода из кризиса после пандемии COVID-19.

Реализация этой задачи поможет обеспечить более высокий уровень экономического развития и расширить возможности качественного предоставления государственных услуг для граждан.

Цифровизация современного мира является движущей силой глобального, инновационного, инклюзивного и устойчивого роста и может способствовать сокращению социального неравенства. Она формирует основы для достижения целей цифровой повестки Евразийского союза в качестве драйвера интеграционных процессов и источника широкого спектра синергетических экономических эффектов.

Разработана и реализуется Цифровая повестка ЕАЭС до 2025 года - это среднесрочный документ стратегического характера, определяющий цели и задачи по внедрению цифровых механизмов. В повестке отмечается необходимость ускоренного перехода экономик стран сообщества на новый технологический уклад, формирование полноценной среды для инновационного развития, создание условий для расширения интеграционных процессов, повышение конкурентоспособности государств - членов ЕАЭС [4].

Эксперты все активнее продвигают идею формирования бесшовного и трансграничного взаимодействия цифровых сервисов государственного управления. Сегодня создание единой платформы ЕАЭС становится основой для эффективного, прозрачного и перспективного развития, которое позволит повысить возможности высокотехнологичного экспорта и актуализирует вопросы кибербезопасности.

В целях реализации Цифровой повестки заложены показатели внедрения инновационных проектов, которые должны стимулировать выравнивание готовности стран - участниц сообщества к цифровым преобразованиям, развитие новых компетенций кадрового потенциала, создание рабочих мест, распределение экономических рисков и формирование всесторонней кооперации.

Все страны - участницы сообщества заинтересованы в подобной интеграции, с одной стороны, при осознании стратегических возможностей, а с другой - при понимании рисков в вопросах кибербезопасности цифрового мира. Важно отметить, что реализация этого проекта, несомненно, должна затрагивать и проблему защиты данных, и вопрос цифрового суверенитета стран ЕАЭС. Современные интеграционные процессы привели к созданию новых цифровых альянсов, которые взяли на себя многие вопросы согласования интересов участников.

При анализе эволюции цифровой интеграции стран ЕАЭС необходимо упомянуть уже реализованные проекты, в том числе сервис «Работа без границ», который сегодня помогает гражданам государств-членов найти себе работу в любой стране, входящей в сообщество. В рамках развития этого направления предусмотрено формирование комплексной экосистемы цифровых сервисов в сфере трудоустройства и занятости граждан государств сообщества, на старте реализация проекта создания «Евразийской биржи труда».

Уже разработан проект транспортных коридоров, который позволит решить многие вопросы логистического характера, что, в свою очередь, избавит от целого ряда проблем экономического сотрудничества. Актуализация проекта формирования комплексной экосистемы цифровых транспортных коридоров расширяет возможности транзитного потенциала стран-участниц и предоставляет широкое поле для вывода экономик стран на новый уровень взаимодействия в условиях постковидной экономики. В рамках данного проекта формируется система единого электронного документооборота, создаются сервисы эффективного прокладывания логистических маршрутов и т. д. Внедрение этого проекта позволит снизить издержки и стимулировать экономическое восстановление стран евразийского сообщества, что также активизирует торгово-экономическое сотрудничество [4].

Разработано и действует цифровое приложение «Путешествую без COVID-19», к которому подключились не только страны ЕАЭС, но и многие их союзники.

В странах евразийского сотрудничества все больше реализуются и проекты, связанные с развитием системы «умный город», расширяются возможности оказания услуг связи LTE и 5G, проводится мониторинг потребления энергоресурсов, учета состояний жилищного фонда, окружающей среды и т. д. Вопросы обмена опытом в цифровизации все чаще выходят на повестку дня в странах ЕАЭС.

Цифровизация на современном этапе становится фактором глобальной конкуренции в мире. Вместе с тем важно помнить и о рисках, которые сопровождают цифровое пространство. В первую очередь это вопросы кибербезопасности и киберпреступлений. Несомненно, что процесс создания и продвижения цифрового общества напрямую затронет вопросы подготовки профессиональных кадров во всех странах ЕАЭС. Трудовой фактор остается решающим как в построении стратегического будущего, так и в повседневном решении тактических задач [5].

Партнеры стран евразийского сообщества подходят к внедрению совместных цифровых платформ осторожно, значительное внимание уделяя вопросам национальной безопасности. Так, например, в рамках деятельности Евразийской экономической комиссии идет длительная дискуссия по созданию систем регистрации лекарственных препаратов, цифровых паспортов транспортных средств, систем прослеживаемости и маркировки товаров. Об этом в своем выступлении рассказал премьер-министр Российской Федерации Михаил Мишустин, призвав ускорить решение вопроса. Он отметил, что совместная цифровая платформа ЕАЭС должна быть нацелена на улучшение жизни людей и условий ведения бизнеса.

Восстановление экономик стран евразийского сообщества требует слаженной работы и активного сотрудничества. По предварительным оценкам, в 2021 году совокупный ВВП ЕАЭС в реальном выражении вырос на 4,5%. В большинстве стран сообщества идет восстановление промышленного потенциала, существенно наращиваются объемы торговли. Постепенно снижаются и показатели по безработице. Страны сообщества формируют основы для упрощенного выхода на глобальные рынки.

Вместе с тем при комплексном создании единого цифрового пространства необходимо решить еще множество вопросов и проанализировать вызовы и риски. Важно проработать инициативы прорывных проектов, разработать и обновить нормативно-правовую базу, проанализировать компетенции, необходимые для реализации проектов, провести работу с экспертным сообществом и выработать стандарты и рекомендации. При внедрении новых технологий и работе по подготовке кадров необходимо учесть социальные особенности стран-участниц, их традиционные установки и ментальные характеристики.

На современном этапе евразийское сообщество, безусловно, находится на пороге глобальной исторической эволюции, в которой цифровые технологии формируют основы для становления нового общества. Инновации в XXI веке оказывают фундаментальное воздействие на трансформацию всех сфер жизни человека и государства. Меняется все - и бизнес, и социум. Ставки и уровень ответственности за такие преобразования слишком высоки, и подходить к этому вопросу необходимо взвешенно. Риски цифрового мира велики и заранее просчитать их очень важно [8].

Несомненно, что процессы международного сотрудничества стран ЕАЭС неоднозначны и путь этот тернист и сложен. Многие противоречия геополитического, экономического и иных контекстов значительно осложняют сотрудничество, но движение на взаимодействие осознанно и работа ведется. Главы стран-участниц подписали соответствующие документы и заявили о совместной реализации проектов по расширению процессов цифровизации на просторах ЕАЭС.

В условиях последствий падения экономической активности, связанных с распространением COVID-19, взаимодействие государств - членов ЕАЭС окажет значительную поддержку в реализации государственных программ, направленных на решение многих социально-экономических вопросов. На современном этапе у Евразийского союза имеется возможность перейти к прогрессивному сценарию, определенному в Основных направлениях экономического развития ЕАЭС до 2030 года. Постепенно складываются условия для внедрения базисных производств нового технологического уклада.

Глобальным показателем успеха цифровой интеграции стран ЕАЭС должно стать повышение уровня жизни и возможностей граждан, что, в свою очередь, создаст условия для роста темпов экономического развития, высокого уровня общественного благосостояния и реализации потенциала каждого гражданина.

 

Источники и литература

1. Стратегия развития отрасли информационных технологий в Российской Федерации на 2014-2020 годы и на перспективу до 2025 года // URL: https://digital.gov.ru/ru/documents/4084 (дата обращения: 01.10.2021).

2. Цифровая повестка Евразийского экономического союза до 2025 года: перспективы и рекомендации // URL: http://www.eurasiancommission.org/ru/act/dmi/SiteAssets/Обзор%20ВБ.pdf (дата обращения: 01.10.2021).

3. Стратегические направления развития евразийской экономической интеграции до 2025 года // URL: https://eec.eaeunion.org/ (дата обращения: 01.10.2021).

4. Цифровая повестка ЕАЭС // URL: https://digital.eaeunion.org/extranet/ (дата обращения: 01.10.2021).

5. Алборова М.Б. Цифровизация общества 5.0 - социогуманитарные и экономические риски // Информационная безопасность: влияние пандемии COVID-19. Сборник докладов международной научной конференции (Москва, 20 мая 2021 г.) / Под ред. Зиновьевой Е.С. М.: МГИМО-Университет, 2021. 340 с.

6. Бирюков А.В., Алборова М.Б. Социально-гуманитарные риски информационного общества и международная информационная безопасность. М.: Аспект Пресс, 2021. 94 с.

7. Бирюков А.В. Международные научно-технологические отношения в цифровую эпоху. М.: Аспект Пресс, 2020. 224 с.

8. Международная информационная безопасность: Теория и практика: учебник для вузов: в трех томах / Под общ. ред. А.В.Крутских. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Аспект Пресс, 2021. 384 с.