Геополитические конструкты - явление в мировой политической практике сравнительно новое, до сих пор их формирование происходит зачастую спонтанно. Один из самых сложных, противоречивых и неоднозначных геополитических конструктов - Индо-Тихоокеанский регион, или, как его принято именовать для краткости, Индо-Пацифика. В мировой политический дискурс он вошел в 2007 году с публикацией статьи Гурприта Кхураны, посвященной морским путям Индийского и Тихого океанов. В последнее время термин «Индо-Пацифика», как указывает ряд экспертов, превратился в buzzword, модное словечко, которое политики и политологи вворачивают в свою речь, чтобы показать, что они следуют в русле современных тенденций, но этот процесс одновременно способствует все большему распространению индотихоокеанской идеи.
Индо-Пацифика как концепция становится все более востребованной и популярной. Официальные Пекин и Москва относятся к ней настороженно, но китайские и российские эксперты и политологи часто используют термин «Индо-Пацифика» в своих работах. В научном сообществе идут активные дискуссии об ИТР, причем в отечественном политическом дискурсе представление об Индо-Пацифике овеяно массой мифов: регулярно можно встретить утверждения, что это американское изобретение, призванное изолировать Россию и Китай, искусственный и потому нежизнеспособный конструкт, нацеленный на противостояние российской концепции Большой Евразии, и т. п.
В принципе, подобная реакция вполне объяснима и отчасти оправданна: Китай - стратегический партнер России, а демонстрация на официальном уровне одобрения или хотя бы интереса к концепции, используемой США как части комплексной стратегии его сдерживания, вряд ли улучшит российско-китайские отношения. С другой стороны, Индия - зачинатель и активный сторонник идеи Индо-Пацифики - также является стратегическим партнером России, и взятая Москвой неодобрительная пауза вкупе с отдельными негативными высказываниями объективно способствует ухудшению отношений Москвы и Нью-Дели.
Настоящая статья призвана развеять ряд мифов, существующих в отечественном политическом дискурсе, и проанализировать индийский опыт формирования нового геополитического конструкта.
Создание конструктов: теоретическая основа
В отечественных работах, посвященных международным отношениям, термин «конструкт» используется сравнительно редко. Это связано, по всей видимости, как со сравнительно малой популярностью в России конструктивизма как направления в исследовании международных отношений, так и с кажущейся ненужностью заимствования очередного зарубежного термина, который, как правило, заменяется либо давно укоренившимся в русском языке термином «конструкция», либо словом «концепт». Меж тем эта замена представляется необоснованной: в социологических исследованиях термин «конструкт» используется активно, и его смысловое значение отличается от смыслового значения «конструкции» и «концепта».
Социальный конструкт есть «нечто, что существует не в объективной реальности, но как результат человеческого взаимодействия. Оно существует благодаря тому, что люди соглашаются, что оно существует» [6]. Понятие социального конструкта, разработанное и популяризированное Питером Бергером и Томасом Лукманом в 1966 году [2], является ключевым пунктом современной критической теории; с тех пор в рамках этой теории ведутся методологические споры между радикальными и умеренными конструкционистами и конструктивистами по вопросу о том, насколько на социальное конструирование влияют грубые факты.
Исследователи-политологи, разумеется, не обошли эту концепцию стороной. Широко известны концепция нации как «воображаемого сообщества», выдвинутая Бенедиктом Андерсоном [1], и идея о «воображаемой географии», предложенная Эдвардом Саидом. В ряде своих работ, включая самую популярную - «Ориентализм», Саид продемонстрировал, как в среде западных интеллектуалов и западного общества в целом формировался образ обобщенного Востока как региона, народы которого неспособны к самостоятельному управлению и, следовательно, нуждаются в западной колонизации. Это представление подпитывалось культурными стереотипами, формировавшимися на основе путевых заметок и академических работ. Результатом стал ориентализм - «западный стиль доминирования, реструктурирования и осуществления власти над Востоком» [4, с. 10].
Концепция Саида оказала большое влияние на формирование школы критической геополитики, наиболее видными представителями которой являются Джаред Тоал, Дерек Грегори и Джон Эгнью. Исследователи, работающие в рамках этой теории, деконструировали мотивы творцов классической геополитики и продемонстрировали, что географические представления и геополитика - это прежде всего система социальных конструктов, призванных закрепить доминирование определенных политических сил и господство западных институтов.
Если до второй половины XX века формирование геополитических конструктов чаще всего происходило «наугад», то деконструкция данного процесса позволила поставить их на серьезную теоретическую базу. Теперь мы можем утверждать, что каждый геополитический конструкт является искусственным и создается ради каких-либо целей. Более того, сейчас мы можем создавать необходимые нам конструкты при соблюдении ряда необходимых условий. Этот процесс легко продемонстрировать на примере создания Индо-Пацифики.
Индийские корни ИТР
Вопреки часто встречающимся заявлениям концепция Индо-Пацифики - не американское изобретение. Сам термин «индо-тихоокеанский» имеет более чем полуторавековую историю. Так, в середине XIX века британский ученый Дж.Логан предложил назвать Малайский архипелаг Индо-Тихоокеанскими островами [15]. Геополитическое значение термину придал известный германский ученый, геополитик Карл Хаусхофер [12]. Однако после поражения Германии и Японии во Второй мировой войне «Индо-Пацифика» сохранилась только в австралийском внешнеполитическом дискурсе. При этом Индо-Тихоокеанский регион прочно вошел в лексикон океанографов и морских биологов, обнаруживших, что многие виды рыб и морских животных обитают как в Индийском, так и Тихом океанах, не встречаясь при этом в Атлантике, и историков, использовавших термин «Indo-Pacific» для обозначения специфического типа раннесредневековых бус.
Своей концептуализацией Индо-Пацифика обязана двум индийским морякам: кэптену Гурприту Кхуране и вице-адмиралу Премвиру Дасу, которые почти одновременно использовали его в своих выступлениях - первый в академическом журнале [13], второй - на одной из конференций [9]. Сама концепция к тому моменту уже не один месяц обсуждалась в индийских экспертных кругах в закрытом режиме, поэтому посыл, который озвучили Дас и Кхурана, был общим: так как Индия и Япония взаимно заинтересованы в сближении, а основные линии, по которым идут торговля Японии с Европой и поставки в Японию углеводородов из стран Персидского залива, проходят через Индийский океан, то Западную Пацифику и Индийский океан при обсуждении вопросов безопасности имеет смысл рассматривать как единое пространство.
Удачный термин популяризировал японский премьер-министр Синдзо Абэ, в августе того же года выступивший во время визита в Индию в Парламенте и упомянувший о «слиянии двух океанов» [8]. Если в изначальной индийской трактовке речь шла только об обеспечении безопасности японского торгового пути (хотя позже Гурприт Кхурана признавался, что, говоря о важности Индии для охраны линии снабжения Японии, он имплицитно подразумевал и важность позиции Индии для линии снабжения Китая, которому из-за ее уязвимости так или иначе придется считаться с мнением Нью-Дели по различным международным вопросам), то Абэ в своей речи искусно сплел ИТР с идеей «ромба безопасности» и «альянса демократий».
К тому моменту индийская экономика демонстрировала рекордные (более 9% в год) темпы роста. Возник соблазн канализировать их в расширение политического влияния как в регионе Индийского океана, так и АТР, где, как считали политические элиты в Нью-Дели, восприятие Индии не соответствует реальной роли, которую она играет в делах региона. Новая концепция хорошо подходила для того, чтобы продемонстрировать индийские амбиции и стремление Нью-Дели стать одним из ключевых игроков в АТР, и в течение последующих лет идея Индо-Пацифики прочно вошла в индийский политический дискурс.
Как это ни парадоксально, в тот момент американское экспертно-политическое сообщество идея ИТР не интересовала. Вашингтон предпочитал пользоваться проверенным конструктом - Азиатско-Тихоокеанским регионом (АТР). Барак Обама, избранный президентом в 2009 году, пытался решить американо-китайские противоречия при помощи формирования так называемой «Большой двойки», в рамках которой Пекин и Вашингтон создавали бы кондоминиум в мировом масштабе, деля сферы влияния и зоны ответственности. В мире, где все ключевые вопросы решали бы между собой американские и китайские элиты, для интересов других великих и средних стран, включая Индию, Россию, Японию и Австралию, не оставалось места. Таким образом, на тот момент концепция ИТР, предполагавшая взаимодействие двух крупных региональных держав в отстаивании своих интересов, объективно противоречила интересам Вашингтона.
Однако провал попыток создать «Большую двойку» вызвал в американских элитах глубокое разочарование и стремление переориентироваться на сдерживание Китая вместо того, чтобы пытаться с ним договориться. В 2012 году американское экспертное сообщество наконец обратило пристальное внимание на индийско-японскую концепцию и решило использовать ее в своих целях, встроив в стратегию сдерживания Китая как базовое геополитическое пространство, где эта стратегия должна быть реализована.
Но к тому моменту Япония и Индия уже ушли далеко вперед в разработке своих концепций ИТР. Вопросы безопасности, изначально положенные в основу идеи Индо-Пацифики в трактовке Абэ, Кхураны и Даса, постепенно уступали место философско-культурным трактовкам. В отличие от американской концепции, азиатские не были положены на бумагу и были жестко формализованы, представляя из себя скорее «видение» и стратегический подход, сформированный в рамках консенсуса политических элит.
Если Япония делала акцент на комплексном характере своей индо-тихоокеанской концепции, уделяя все большее внимание вопросам экономики, то Индия сконцентрировалась на развитии Индо-Пацифики как базы для расширения своего влияния в восточном направлении и реализации своих претензий на участие в АТР в качестве одного из ключевых игроков. Для этого задействовали инструменты «мягкой силы», в частности апелляцию к истории и литературе, нарративы, в которых подчеркивалось, что Юго-Восточная Азия в течение тысячелетий культурно и религиозно являлась частью Индосферы. Эта стратегия подкреплялась многочисленными визитами Нарендры Моди в регион.
Таким образом, среди стран, включивших Индо-Пацифику в свой политический дискурс, сложилось два принципиально разных взгляда на то, что она из себя представляет: если США рассматривают ИТР как географическую рамку формата собственной безопасности, в основу которого положена стратегия сдерживания Китая, то Индия - как цивилизационную рамку, позволяющую ей претендовать на важную роль в западной части Тихого океана.
В соответствии с этим различаются и взгляды данных стран на роль отдельных акторов. Если для США Индия в рамках их стратегии представляется перспективным младшим партнером и бастионом против Китая, то для Индии вопрос конфликта с Китаем на пространстве ИТР вообще не является экзистенциальным: вполне можно представить ситуацию, при которой Китай и Индия признают особые интересы друг друга в сфере безопасности в Индийском океане и Южно-Китайском море соответственно, в результате чего противостояние между ними если не прекратится, то окажется замороженным на неопределенный срок. Если для США Китай считается врагом, претендующим на роль гегемона, которую играют сейчас сами Соединенные Штаты, то для Индии КНР - это сосед, с которым необходимо разделить сферы влияния, максимально обеспечив при этом собственные интересы.
Представив эти две позиции в качестве точек на воображаемой прямой, можно увидеть, что позиции Японии и Австралии окажутся примерно посередине. Япония, тесно связанная и с Китаем, и с США экономически, пытается сохранить роль одного из региональных лидеров, источника технологий и инвестиций. При этом, осознавая свою уязвимость перед лицом превосходящей китайской военной мощи, она заинтересована в укреплении сотрудничества с США в сфере безопасности. Австралия, в свою очередь, претендует на роль регионального гегемона в Южной Пацифике. Хотя Китай не угрожает ей непосредственно, австралийские элиты стремятся продемонстрировать лояльность США, не желая в то же время превращать страну в американского вассала. Этот набор факторов, часто противоречащих друг другу, определяет своеобразие и бóльшую, чем у Индии и США, комплексность взглядов на ИТР из Токио и Канберры, которые предпочитают сохранить торговые связи с Китаем, в то же время гарантируя свою безопасность при помощи Вашингтона.
ИТР и Quad
Как несложно заметить, ключевым аспектом, в котором сходятся подходы четырех перечисленных стран, является безопасность. Индию беспокоит пограничный спор с Китаем, претендующим на один из ее штатов - Аруначал-Прадеш, который в Пекине именуют Южным Тибетом и считают территорией, незаконно отторгнутой у Китая британскими колонизаторами, а также на ряд пограничных территорий. Помимо этого, Нью-Дели думает, что КНР незаконно оккупирует часть индийской территории - Аксайчин. У Японии также есть территориальный спор с Китаем, касающийся островов Дяоюй (Сёнкаку). Австралия опасается китайской экономической, а в перспективе политической и военной экспансии в Южной Пацифике. США, в свою очередь, пытаются сохранить свою позицию гегемона, на которую, как считают в Вашингтоне, претендует КНР.
Единство интересов в сфере безопасности подтолкнуло эти четыре страны к формированию неформального диалога, получившего название «Quad». Первая итерация «четверки», запущенная в 2007 году, прекратила существование уже год спустя из-за того, что новые австралийские власти решили не портить отношения с Китаем. Однако сохраняющиеся опасения в отношении китайской экспансии, возвращение к власти в Японии Синдзо Абэ - одного из творцов Quad и переход США под руководством Дональда Трампа к политике жесткого противостояния КНР привели к возрождению формата в 2017 году.
В отечественных работах между ИТР и Quad зачастую ставится знак равенства, что в корне неверно. ИТР - это желательное условие для функционирования Quad, очерчивая географическую рамку, в которой он существует. Но Quad как формат не является условием существования ИТР, который, будучи конструктом, может трактоваться по-разному и включать в себя любое количество подобных неформальных организаций. В известной степени пакистанско-китайская «ось» - это индотихоокеанская структура в той же степени, что и Quad. Нетождественность понятий «ИТР» и «Quad» очевидна из наличия собственного видения и понимания Индо-Пацифики у стран, не входящих и не планирующих входить в состав Quad, таких как Франция [11], Германия [16] и ЕС в целом [10], страны АСЕАН [5]. С большой долей вероятности число этих стран в ближайшее время увеличится за счет как азиатских, так и европейских, а в перспективе - южноамериканских и африканских государств.
При этом очевидно, что для США выгодно отождествление ИТР и Quad, позволяющее навязать странам, заинтересованным в крупных региональных интеграционных проектах, американское видение Индо-Пацифики и вовлечь их в антикитайские инициативы.
Из АТР в ИТР
У России есть регионы, которые исторически входят в сферу ее национальных интересов и сферу безопасности. Любые проблемы в этих регионах вызывают болезненную реакцию Москвы, так как так или иначе угрожают ее экономической или военной безопасности. Такими регионами являются пространство бывшего СНГ и Арктика. Первый из них Индо-Пацифика, будучи изначально ориентированной на океаны и прибрежные политии концепцией, не затрагивает никак, но ко второму имеет самое непосредственное отношение.
Арктика географически связана с Индо-Тихоокеанским регионом Беринговым проливом. Это означает, что обеспечение безопасности Арктики должно начинаться в Тихом океане, непосредственно в северной его части, которая является зоной ответственности Тихоокеанского флота, развитию и усилению которого должно уделяться первостепенное внимание.
Быстрое экономическое развитие Арктики возможно только с привлечением инвестиций и технологий крупных азиатских игроков. Если Севморпути (СМП) суждено стать крупным транзитным маршрутом для товаров, то это будут азиатские товары, перевозимые в Европу. Если он останется главным образом источником углеводородов, то главным потребителем этих углеводородов в условиях роста интереса Запада к «зеленой энергетике» неизбежно станут бурно растущие азиатские экономики. Таким образом, ключевым фактором развития Арктики становятся технологии, инвестиции и торговля со странами Азии, причем перед Россией стоит сложная задача: обеспечить привлечение этих технологий и инвестиций на таких условиях, чтобы не пострадали ее суверенные интересы.
В Индо-Пацифике, в отличие от Арктики, у России нет экономических и политических интересов, угроза которым сделала бы ее реакцию предсказуемой и позволила бы использовать ее слабости в чужих целях. Это отсутствие интересов означает, что Россия может действовать в ИТР максимально активно, наращивая присутствие в регионах, которые для нее тактически и стратегически важны, и при необходимости уходить из них с той же легкостью, с которой она туда пришла. Речь идет о проекции морской силы в Индийском океане и Южной Пацифике, расширении дипломатического представительства - хотя бы открытии дипмиссий в наиболее важных странах региона, Фиджи и Папуа - Новой Гвинее. Одним из важных элементов в этом наступлении может стать собственная повестка ИТР.
У России есть позитивный опыт подобного использования в собственных интересах разработанной за рубежом концепции - это уже упоминавшийся Азиатско-Тихоокеанский регион. История самой концепции АТР до странности напоминает историю концепции ИТР. Термин «Азиатско-Тихоокеанский» был введен в широкий оборот главой МИД Японии Мики Такео в 1967 году [14, p. 65], который таким образом пытался утвердить идею о принадлежности Японии к двум мирам - азиатскому, под которым понималась Юго-Восточная и Восточная Азия, и тихоокеанскому, и обосновать идею о том, что Токио должен играть важную (прежде всего экономическую - апелляций к безопасности японские политики последовательно избегали) роль в обоих.
Эта идея была изначально достаточно прохладно встречена как американскими, так и австралийскими и азиатскими экспертами и политиками. Интерес к ней возник в 1970-х годах, когда США и Австралия начали разрабатывать новые формы присутствия в регионе после поражения во Вьетнамской войне, причем изначально эти формы достаточно резко конфликтовали с регионализмом стран Юго-Восточной Азии: так, в 1974 году премьер-министр Австралии Гоф Уитлэм выступил с предложением о формировании Азиатского и тихоокеанского форума как противовеса только что созданной АСЕАН [7, p. 63]. К 1980-м годам страны АСЕАН, взяв на вооружение термин «АТР», полностью изменили не только его наполнение, но и название (вместо более привычного для англоязычного уха Asian Pacific на Asia-Pacific), одновременно сузив его рамки: если США активно продвигали АТР как концепцию, географически включавшую в себя весь регион Тихого океана, в том числе Канаду, США и Чили, то азиатские политики понимали под ним в первую очередь территории и акватории Юго-Восточной и Восточной Азии и Западной Пацифики. К примеру, японский экономист Тосио Ватанабэ заявлял о начале «Западнотихоокеанского века» [14, p. 68].
Стоит отметить, что советские эксперты и политики не стеснялись использовать термин «Азиатско-Тихоокеанский» на протяжении всего периода его существования, несмотря на то, что он был разработан страной - союзником США и позже взят на вооружение Вашингтоном для обоснования своего присутствия в Азии. Это не привело к провалу советской политики на Тихом океане, и использование данного термина никем, включая советское руководство, не воспринималось как признание американских притязаний.
Приведенный выше случай переформатирования концепции АТР, которая рассматривается сейчас как сугубо асеановская, представляет из себя пример грамотной наступательной дискурсивной политики, позволяющей использовать продвигаемые недружественно настроенными странами концепты в собственных интересах. То же самое, по-видимому, следует сделать с Индо-Пацификой. Одним своим появлением российская концепция ИТР поможет улучшить отношения России с Индией и АСЕАН, а ее содержание - сохранить хорошие отношения с Китаем. Более того, возможно формирование общего российско-китайского подхода к Индо-Пацифике: появление такой концепции, если она будет носить не конфронтационный, а конструктивный характер, создаст альтернативу американской «Индо-Тихоокеанской стратегии», нацеленной на раскол региона.
Российская Индо-Пацифика
Как представляется, российская концепция ИТР может базироваться на следующих положениях:
1. Индо-Пацифика наряду с Северной Атлантикой и Северным Ледовитым океаном является неотъемлемой частью единого комплекса Большой Евразии, представляя из себя воды, омывающие южный и восточный берега Евразии. Морской маршрут через Малаккский пролив и Индийский океан исторически дополнял евразийский сухопутный маршрут - Великий шелковый путь. При этом для Евразии характерна не линейная, а сетевая структура торговых путей, идущих не только в широтном, но и меридиональном направлениях. Таким образом, Индо-Пацифика - это часть глобальной культурно-экономической системы Старого Света, где зародились все существующие на данный момент цивилизации. ИТР и Большая Евразия - не противостоящие, а взаимодополняющие концепции.
2. Индо-Пацифика как пространство культурного, торгового и религиозного взаимодействия на протяжении всей своей истории была явлением инклюзивным, что позволяло людям, товарам и идеям свободно перемещаться на всем пространстве от Восточной Азии до Европы. Связность этого региона должна оставаться неразрывной. Попытка исключить из него какого-либо участника или ограничить его участие при помощи блокад, санкций и тому подобных мер не может быть ничем оправдана и противоречит самой сути Индо-Тихоокеанского региона.
3. Недопустимо создание в Индо-Пацифике военных блоков и превращение ее в поле боя холодной войны. При этом представляется разумным создание под эгидой ООН гибкой сети неформальных организаций безопасности, которые боролись бы с региональными вызовами и угрозами, в первую очередь с новыми и нетрадиционными, и сотрудничали друг с другом в целях создания общей системы безопасности. Все конфликты в регионе должны решаться между участниками на двусторонней основе, вмешательство внешней силы, пытающейся разжечь подобный конфликт, должно быть безусловно осуждено. Индо-Тихоокеанский регион может быть пространством здоровой конкуренции, но не пространством конфронтации, пространством сотрудничества, а не войны.
4. Идея «порядка, основанного на правилах», должна быть конкретизирована. Если под «правилами» подразумеваются установленные нормы международного права, то Россия может только приветствовать такой «порядок». Если же этот порядок призван закрепить искусственным путем выгодный отдельным странам расклад сил, то для России он категорически неприемлем. Порядок, основанный на правилах, - это порядок, основанный на общепризнанных нормах международного права, иная его трактовка невозможна.
5. Центром Индо-Пацифики как региона исторически является субрегион Юго-Восточной Азии, страны которого в настоящий момент входят в состав АСЕАН, поэтому Россия поддерживает идею асеаноцентризма Индо-Пацифики, призывая трансформировать все концепции ИТР с учетом этого.
6. Россия является неотъемлемой частью как Индо-Тихоокеанского, так и Аркто-Тихоокеанского регионов, играя в Русской Арктике ту же роль естественного центра тяготения, какую Индия играет в Индийском океане. Индо-Пацифика дополняет Аркто-Пацифику. Вместе они образуют два морских пути, которые в зависимости от изменения климатического режима и других географических и социальных реалий в большей или меньшей степени должны играть роль основных евразийских морских торговых артерий.
Предложенные выше принципы в полной мере согласуются с неоднократно озвучивавшейся российской позицией по вопросам верховенства международного права, приверженности асеаноцентризму, стремлением не допустить перерастания соперничества США и Китая в холодную, а в перспективе - полномасштабную войну. Принятие и декларирование этих принципов продемонстрировало бы, что Россия готова предложить альтернативную американской концепцию ИТР, основанную на идее всеобщего развития и совместной борьбы с нетрадиционными морскими вызовами и угрозами, о необходимости которой заявил Президент В.В.Путин во время выступления в Совете Безопасности ООН [3]. Эта концепция согласуется в то же время с видением Индо-Пацифики, продвигаемым индийскими и асеановскими политиками и экспертами.
Но, как показывает опыт разработки новейших геополитических конструктов, успешность их внедрения зависит от того, насколько социумы региона, который они призваны структурировать, воспринимают их как «естественные», то есть исторически обоснованные. Идея АТР оказалась успешной именно потому, что апеллировала к естественному, с точки зрения жителей Восточной и Юго-Восточной Азии, доколониальному порядку вещей, когда восточная часть Евразии являлась центром мировой экономической жизни, значительно превосходя по объему производства и общему ВВП бедную Европу. К доколониальным временам апеллирует и цивилизационная концепция ИТР в понимании Индии и Индонезии в противоположность сугубо практической и нацеленной на изоляцию Китая Индо-Тихоокеанской стратегии США.
Эти апелляции к славному прошлому делают фактически невозможной любую изоляцию Китая в рамках региональных концепций, поскольку именно Китай исторически являлся крупнейшим рынком и основным двигателем регионального экономического развития. Но они ставят перед Москвой сложную задачу: Россия, в отличие от Китая, оказалась включена в единую торгово-культурную систему Индийского и Тихого океанов достаточно поздно и в незначительном объеме. Поэтому для гипотетического российского варианта Индо-Пацифики обязательным является включение в него Арктики, где Россия присутствует экономически, политически и военным образом уже несколько столетий.
Источники и литература
1. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: Кучково поле, 2016.
2. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М., Медиум, 1995.
3. Дебаты высокого уровня в Совбезе ООН по морской безопасности. 9.08.2021 // URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/663521.
4. Саид Э.В. Ориентализм. Западные концепции Востока. Санкт-Петербург: Русский Мiръ, 2006.
5. ASEAN Outlook on the Indo-Pacific // URL: https://asean.org/asean2020/wp-content/uploads/2021/01/ASEAN-Outlook-on-the-Indo-Pacific_FINAL_22062019.pdf
6. Bainbridge C. Why Social Constructs Are Created. 12.10.2020 // URL: https://www.verywellmind.com/definition-of-social-construct-1448922.
7. Baogang He. Contested Ideas of Regionalism in Asia. New York: Routledge, 2017.
8. «Confluence of the Two Seas»: Speech by H.E. Mr. Shinzo Abe, Prime Minister of Japan at the Parliament of the Republic of India. August 22, 2007 // URL: https://www.mofa.go.jp/region/asia-paci/pmv0708/speech-2.html
9. Das P. Maritime Violence in the Indian Ocean - Challenges and Responses. - Indo-Japan Dialogue on Ocean Security. Ocean Policy Research Foundation, 2006. P. 108-121 // URL: https://www.spf.org/en/_opri_media/publication/pdf/200703_061105_02.pdf
10. EU Strategy for cooperation in the Indo-Pacific // URL: https://data.consilium.europa.eu/doc/document/ST-7914-2021-INIT/en/pdf
11. France’s Indo-Pacific Strategy // URL: https://au.ambafrance.org/IMG/pdf/en_indopacifique_web_cle0f44b5.pdf?13678/a892c4f93ab0687400274085650d6d72973af817
12. Haushofer K. Deutsche Kulturpolitik im indopazifischen Raum. Hamburg, Hoffmann u. Campe, 1939.
13. Khurana G.S. Security of Sea Lines: Prospects for India–Japan Cooperation. Strategic Analysis, 2007. Vol. 31, No. 1, pp. 139-153. DOI: 10.1080/09700160701355485.
14. Korhonen P. The Pacific Age in World History. Journal of World History. 1996. Vol. 7. №1. Р. 41-70.
15. Logan J.R. The Ethnology of the Indian Archipelago: Embracing Enquiries into the Continental Relations of the Indo-Pacific Islanders. Singapore, 1850.
16. Policy Guidelines for the Indo-Pacific Region // URL: https://rangun.diplo.de/blob/2380824/a27b62057f2d2675ce2bbfc5be01099a/policy-guidelines-summary-data.pdf