Посвящается моему другу детства Игорю Л.
и его детям - Леониду и Елене.

Казань, 2004 г.

Ханьдаохецзы. Детство (1921-1923 гг.)

Поводом к мемуарам послужило письмо Олега Лундстрема в 2004 году, в котором он просит меня описать жизнь оркестра: «Живу одной мечтой скорее прочитать историю нашего оркестра в изложении одного из основателей его - Толи Мина». Я же в свои 88 лет постараюсь изложить воспоминания событий тех лет и ритма жизни.

Напомним, что у братьев Олега и Игоря Лундстремов течет кровь четырех национальностей - русских, украинцев, шведов и греков. Смешение кровей и гены предков, на мой взгляд, породили у братьев необычайную жизненную энергию, настойчивый поиск правды жизни и Богом ниспосланный музыкальный талант.

Мы с Олегом познакомились в пятилетнем возрасте. Это было в китайской Маньчжурии на станции Ханьдаохецзы, которая в те годы была одновременно и большим поселком, и крупным железнодорожным узлом со своим ремонтным депо и строительной концессией Ковальского. Населяли поселок (кроме китайцев) в основном русские, которые остались в Маньчжурии по окончании Русско-японской войны 1904-1905 годов на строительстве Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). В Маньчжурию прибывали также эмигранты «русского исхода». В живописном месте среди сопок и ясного неба проходило безоблачное детство, мы играли в исконно русские игры - лапту, прятки, казаки-разбойники, а еще в крокет и зоску, зарождалась дружба, которую мы пронесли через всю жизнь, отметив вместе ее 85-летие.

В 1923 году наши семьи переехали в Харбин. Леонид Францевич Лундстрем как ученый-физик и преподаватель физики в Коммерческом училище и Харбинском политехническом институте (ХПИ), Петр Александрович Миненков как машинист пассажирского состава. В дальнейшем отца неоднократно назначали начальником станций КВЖД - Имяньпо, Хайлар и др.

Харбин - культурный центр Маньчжурии (1923-1936 гг.)

Харбин был разделен на три крупных района - «Пристань», «Мацзягоу» и «Новый город». В последнем и поселились семьи Лундстремов и Миненковых. «Новый город» был «сердцем» КВЖД, там размещались Правление и Управление железной дороги, Политехнический институт и Коммерческое училище, Железнодорожное собрание (Желсоб) и поблизости - Советское консульство, а также железнодорожный вокзал, крупнейший в городе магазин «Чурин и Ко», благоустроенный каток «Заяц». В праздничные майские и ноябрьские дни официальные учреждения были красочно иллюминированы.

Густонаселенные китайцами окраины города привлекали мальчишек живописным, богатым рыбой и дичью рынком. Там можно было купить любые морепродукты, крабов, тушки зайцев, фазанов, куропаток, поросят, баранов, говядину. А торговый район города - «Пристань» был переполнен промышленными товарами. Мальчишек интересовали велосипеды немецких фирм, названия которых остались в памяти, а взрослое население - китайские товары из чесучи, шелка, изделия из фарфора, цветных металлов и серебра.

Лето в Харбине изобиловало овощами и фруктами. Китайцы-разносчики приносили их в плетеных корзинах прямо к дому. Следует, однако, оговориться, что этим изобилием могли пользоваться далеко не все. В основном это были железнодорожники, труд которых хорошо оплачивался. Многие же эмигранты нуждались - трудно было найти работу. Наши семьи на жизнь не жаловались, жили мы хорошо, ни в чем себе не отказывая. Внимание родителей всецело было направлено на воспитание детей, хорошее школьное и музыкальное образование. Вот в такой обстановке мы и росли.

С теплотой и благодарностью вспоминаю я школьные годы (1923 -1932 гг.). Мы поступили в Коммерческое училище. Трудно переоценить преподавательский состав. Это была исключительно образованная русская интеллигенция из числа местных и эмигрантов из России, а также иностранцы. В школе преподавали русский, китайский, немецкий и английский языки. Девочки и мальчики учились вместе. Обучение длилось 11 лет.

В училище на втором этаже находилась церковь, куда нас ежедневно водили до начала занятий на молитву. В числе изучаемых предметов был и «Закон Божий». Атмосфера благожелательности, любви, почитания сочеталась с требовательностью и дисциплиной. Олег как-то писал мне, что в недрах Коммерческого училища заложены, видимо, были обертоны, способствующие долголетию. Так, по крайней мере, считает академик, получивший Нобелевскую премию за труды, доказывающие влияние обертонов на здоровье людей.

Вместе с нами в одном классе учился латыш Александр Гравис, получивший прозвище Лат. Мое школьное прозвище было столь же кратким - Мин, младшего брата Олега - Игоря прозвали Малый, а самого Олега - Лун. Прозвища сохранились за нами на всю жизнь. Знали ли мы тогда, что наша «четверка» - Лундстремы Олег и Игорь, А.Гравис и А.Миненков - станет фундаментом будущего оркестра, что Олега ожидает большой успех и слава, перешагнувшая границы Китая и России.

Музыка стала неотъемлемой частью нашей жизни. Олег учился в музыкальной школе по классу скрипки, фортепиано; Игорь овладевал игрой на фортепиано, саксофоне и аккордеоне, Гравис - на скрипке, банджо и контрабасе, а я - на фортепиано и тромбоне. Позднее - брали частные уроки у известного в Харбине преподавателя по духовым инструментам Таирова. Я бы назвал трех китов, на которых как в начальной стадии формирования, так и в последующей работе твердо держался оркестр: Олег Лундстрем (талант и вера в оркестр), Игорь Лундстрем (душа и сердце оркестра) и Алексей Котяков (ум и энциклопедия). Забегая вперед, скажем, что уже в Советском Союзе шесть человек из оркестра закончили Казанскую консерваторию. Олег стал композитором и дирижером, Игорь - музыковедом, Котяков - дирижером Магнитогорской хоровой капеллы, Осколков и Гравис - преподавателями Казанской консерватории. Полученное музыкальное образование не отдалило Олега и Игоря от джаза, но еще более убедило их, что джаз - это глубокое творческое направление в музыке, а не просто ритмы для танцев. Об этом Игорь Лундстрем написал статью «Композиция, аранжировка, исполнительство в биг-бенде» для книги «Советский джаз».

События на КВЖД (1929 г.)

В 1929 году наша размеренная жизнь в Харбине была нарушена известными политическими и военными событиями. Китайское правительство попыталось захватить КВЖД силой, блокировав важные стратегические объекты. Начались массовые увольнения, часть служащих попала в лагерь «Сумбей». К счастью, конфликт был непродолжительным. В Маньчжурию вошли советские войска, и порядок был восстановлен. Новая советская администрация уволила дирекцию и многих преподавателей Коммерческого училища из числа эмигрантов, заменив их советскими учителями. Была введена новая система оценки знаний учащихся. Ликвидировали, к великому сожалению, и церковь.

На жизни нашей музыкальной «четверки» это мало отразилось, был даже положительный момент: в 1932 году вступительный конкурс в Харбинский политехнический институт был отменен. О.Лундстрем, а через год и Игорь были зачислены на архитектурно-строительный, а я - на электромеханический факультеты. И вновь мы оказались за одной партой на лекциях, поскольку обучение в первые два года было общим для всех факультетов. Одновременно вызревала идея создать свой оркестр.

В начале 1930-х годов в оркестр пришли опытные музыканты. Среди них - Алексей Котяков (труба), братья Серебряковы - Виталий (труба) и Владимир (скрипка и саксофон), А.Анапюк (саксофон) и Илья Уманец (ударник). К октябрю 1934 года в оркестре играли девять музыкантов. Этот период и стал началом деятельности оркестра. Олег был единогласно выбран лидером коллектива. Мы слушали пластинки и разучивали произведения известных американских джазовых исполнителей - Дюка Эллингтона, Луи Армстронга, Кэба Кэллоуэя, Каунта Бейси, Гленна Миллера, Томми Дорси, Бэнни Гудмена, Рэя Нобла и др.

Первые гастроли

В 1934 году летние студенческие каникулы Олег и я провели в оживленном портовом городе Циндао. Там была возможность ознакомиться с игрой и репертуаром уже известных американских оркестров, а также замечательного русского коллектива Сержа Ермола (Сергея Еромолаева). Однако посещение болл-румов стоило немалых денег - все они находились в курортной части города, - и мы часами слушали популярные мелодии, сидя просто на берегу моря. Удобно разместившись, мы видели и танцующих, и оркестр, и каждого солиста. Одну из мелодий - «Just So You’ll Remember» мы запомнили на всю жизнь. Вот уже многие годы Олег наигрывает ее на рояле, когда мы с ним встречаемся. Соло исполнял трубач. Такого мелодичного звучания и мастерского исполнения я больше никогда не слышал. Побывали мы и в портовой части города, где обычно в танцевальных залах (дансингах) проводили время моряки многих стран - Англии, США, Франции, Италии.

Там играли небольшие по составу коллективы, однако нагрузка у них была немалая - весь вечер и ночь без перерыва и нот. Работающие в дансингах девушки (dancing-girls, или ticket-girls) получали за каждый танец от партнера «танцевальный» билет. За один американский доллар можно было купить три таких билета. Половина выручки шла хозяину, а вторая половина оставалась танцующей. В дальнейшем и нашему оркестру приходилось работать в таком же режиме в «Midnight-café» в 1937-1940 годах.

А впервые на самостоятельные гастроли мы отправились лишь через год, в 1935-м, в уже знакомый город Циндао в японский ресторан «Darkey» («Сумерки»). Для Олега и меня это было второе путешествие по уже знакомому маршруту: Харбин - Чанчунь - Дайрен (по ж/д), Дайрен - Циндао (по морю). На работу приняли лишь четверых. Безработные, в том числе и я, наслаждались курортом - загорали, купались в море, уходили на прогулки в горы.

В том же году в Шанхае произошла знаменательная встреча начинающего музыканта Олега Лундстрема и именитого и известного Сержа Ермола. В популярном в то время кафе «Кисмет», где играл оркестр Ермола, надо было срочно подменить пианиста. Попросили Олега, тот смущался своей неопытности играть на публику неизвестный репертуар - надо было все играть на слух и ориентироваться быстро, с ходу. Однако с заданием справился, что высоко оценил Серж Ермол, предложив Олегу место в своем оркестре. К сожалению или к счастью, но пришлось отказаться, так как продолжалась учеба в Харбинском политехническом институте. Но это был жест признания подающему большие надежды музыканту.

Музыкальный Шанхай (1935 г.)

В начале августа 1935 года мы - Олег, Алексей (Котяков) и я - отправились в Шанхай. На японском теплоходе «Mapy» через Желтое море вверх по течению реки Янцзы добрались до крупнейшего в мире морского порта, а также финансового и культурного центра Китая. Остановились кто где: Олег - в особняке своего дяди К.Похитонова, расположенного во французской концессии на Rue Moliere, а мы с Алешей - у знакомого пианиста Сергея Петелина.

Все свое время мы посвящали детальному знакомству с ночным миром города с его ресторанами, болл-румами, дансингами с одной целью - послушать, как звучит музыка в исполнении филиппинских, американских, европейских, русских и смешанных оркестров. Все было для нас полезно, интересно, заманчиво, любопытно, но за все надо было платить, а денег у нас - в обрез. Пришлось умерить свой аппетит, питаясь в китайских столовых и нажимая больше на хлеб, который подавался к обеду бесплатно.

По совету местных музыкантов мы слушали наиболее известные биг-бенды. В один из знойных вечеров побывали в болл-руме «Carroll». Большой зал в полутьме. Зеркальный пружинистый пол для танцев подсвечивается снизу и с боков. Вокруг сидят партнерши для танцев: русские, филиппинки, китаянки. На красивой эстраде темнокожие (вероятно, американцы) музыканты, в центре - белый рояль. Оркестр действительно был первоклассным и играл популярные для того времени свинговые оркестровки. Музыканты импровизировали свободно и с настроением. Ансамбль звучал чисто, полно и сыгранно. Впечатление было столь велико, что мы с трудом сдерживали эмоции.

Поскольку играть приходилось почти без перерыва - одну мелодию за другой, то музыканты меняли инструменты, исполняя при этом другую по характеру музыку - танго, американские вальсы (медленный темп) и др. Это было для нас новинкой. В нашем оркестре такая возможность тоже была. Желая увидеть и услышать как можно больше, мы начали заходить в дансинги вместе с работающими там музыкантами и сидели за их столиками как гости. Тогда можно было обходиться без денежных затрат.

Оркестры в таких ночных дансингах, как и в Циндао, небольшие по составу, играли почти без пауз и нот. Надо отдать им должное - это были музыканты высокого класса, хорошие джазовые импровизаторы, обладающие завидной техникой и гармонией. В таких заведениях наше «трио» (Олег, Алеша и я) садились за музыкантский столик и могли любоваться весельем моряков и наслаждаться музыкой. Так проводили мы время в большом портовом городе, где бизнес играл «первую скрипку». Еще раз напомню: как в больших, так и малых дансингах музыка звучала почти беспрерывно. Чем чаще играет оркестр, тем больший доход получает владелец и тем больше зарабатывают dancing-girls, бармены, официанты.

Тем временем сроки нашего пребывания в Шанхае истекали и надо было готовиться к отъезду. Как ни скромно мы жили, денег на дорогу не хватало. В целях экономии решили ехать домой не на пассажирском японском теплоходе «Mapy» до Дайрена, а на грузовом - до порта Лунькоу. Стоимость билета нам с Алешей обошлась около 3 рублей (вместо 10 руб. - на «Mapy»). Олегу повезло - его попросили доставить в Харбин кинопленку и оплатили дорогу.

Месяц в Шанхае был быстротечным, а в Харбине ждали непредвиденные обстоятельства. Администрация Маньчжоу-го1 приняла решение не допускать в ХПИ студентов, имеющих советское гражданство, а в Северо-Маньчжурский институт, организованный японцами вместо ХПИ, принимали только эмигрантов. Ситуация усугублялась еще и тем, что в 1934 году КВЖД стало собственностью китайцев, а территория Маньчжурии была полностью оккупирована японцами.

Началась эвакуация русских в Советский Союз. Часть русских выехала в Австралию, в США или за пределы Маньчжурии, в другие города Китая. Харбин все более и более заселялся японцами. Для увеселения граждан и особенно японских военных открывались кабачки, рестораны, чайные домики и т. д. Появились мелкие и крупные фирменные магазины («Мацуори и Ко» и др.).

Японцы твердо «окопались» в Маньчжурии и готовили плацдарм для нападения на Китай. В такой обстановке оставаться оркестру было по политическим и деловым мотивам не только бесперспективно, но и опасно. Мы приняли решение переехать в Шанхай. Перед Олегом как руководителем стояла сложная задача - сохранить оркестр. Ведь мы ехали фактически на пустое место, без жилья и работы. Но мы были молоды, энергичны и верили в свое будущее. Жизнь показала, что риск был оправдан и решение было верным.

Шанхай (1936 г.)

Первыми выехали в Шанхай семья Лундстремов: мать, бабушка, дети, а отец семейства, Леонид Францевич, к тому времени был уже в Советском Союзе. Самые верные друзья пришли на вокзал проводить их. Последний удар колокола, поезд тронулся, Харбин остался позади.

Спустя месяц в Шанхай отправился и я с Борисом Райским. Мой отец, Петр Александрович Миненков, напутствовал: «Живи честно. От трудов праведных не наживешь палат каменных, а на кусок хлеба всегда будет». Его заповедь «жить честно» всегда была для меня путеводной звездой. В Шанхае Борис Райский (виолончелист и тромбонист) быстро нашел работу для нас в китайском дансинге.

Это был типичный дансинг с партнерами для танцев - китаянками. Я играл на пианино, Борис - на виолончели или тромбоне. На зарплату в 100 долларов в месяц можно было снять комнату, оплатить питание и текущие расходы. Вскоре в Шанхай переехали А.Гравис, А.Котяков с женой и другие члены оркестра. Олег тем временем постоянно занимался поиском работы для всего оркестра и наконец, ближе к осени, его поиски увенчались успехом. Оркестр был сохранен.

Администрация отеля «Янцзы» подписала с оркестром полугодовой контракт на работу в дневное время - с 17 до 19 часов (tea-dance). Это было началом профессиональной деятельности оркестра. Первоначальный состав оркестра - Олег Лундстрем (скрипка, фортепиано), Владимир Серебряков (саксофон, скрипка), Игорь Лундстрем (саксофон, аккордеон), Алексей Котяков (труба, вокал), Александр Гравис (контрабас), Илья Уманец (барабан), Анатолий Миненков (тромбон, фортепиано) - стал ядром будущего большого коллектива.

Отель «Янцзы» считался первоклассным. И отдыхали там люди со средствами, поэтому и партнерши для танцев подбирались аккуратно и богато одетые и хорошо танцующие. Олегу пришлось немало потрудиться, чтобы пополнить наш европейский репертуар китайской музыкой.

По завершении контракта мы выехали в Циндао, где подписали контракт на весь летний сезон с заведением «Midnight-café» - одним из лучших дансингов. Там обычно проводили время американские, английские, французские и итальянские моряки. Порой рабочий день заканчивался в четыре-пять часов утра. Но за это мы имели, помимо зарплаты, бесплатное проживание и питание, а также приработок за каждую отдельно заказанную композицию. Играли часто - по 20-22 оркестровки в час, менялись инструментами, что давало нам возможность отдохнуть. Хозяева были довольны нами. На эстраде играл молодой (возраст 21 год) оркестр, непьющий, дисциплинированный и хорошо сыгранный. Кроме того, «Midnight-café» располагалось на главной магистрали портового города, где не было недостатка в посетителях.

Шанхай (1938-1940 гг.). «Majestic ballroom»

Оркестр набирал силу. Был подписан годовой контракт с администрацией «Majestic ballroom» и продлен затем до апреля 1940 года. Владелец заведения мистер Ли - важный 50-летний китаец редко появлялся в зале. Текущими делами занимались менеджеры - китаец и русский по фамилии Изюмин. Они точно распознавали, кому из посетителей можно предоставить возможность оплатить счет в долг, через специальных служащих - «шрофов», которые являлись по месту работы или месту жительства должника и собирали положенное. Таким «шрофом» некоторое время работала эмигрантка Наталия Ильина, большой друг оркестра.

Болл-рум занимал большую площадь (200-250 кв. м.), в центре зала - большая танцплощадка. Работа начиналась в восемь часов вечера и заканчивалась в два часа ночи. Состав оркестра достиг десяти человек - четыре саксофона (И.Лундстрем, Вл.Серебряков, А.Анапюк, В.Деринг), две трубы (О.Осипов, А.Котяков), один тромбон (А.Миненков), два ударника (А.Гравис и И.Уманец). Лидер оркестра Олег Лундстрем, сидя за роялем, выбирал оркестровку, говорил ее номер и устанавливал темп. Этот промежуток времени служил нам небольшой передышкой. Остальное время - напряженная работа.

Особенно тяжело было тем, кто играл на духовых инструментах, многие «сорвали» себе губы (Миненков, Котяков, Серебряков). Для облегчения работы менялись инструментами. Я играл на пианино, Олег, Гравис, Серебряков и Деринг - на скрипках, Котяков - на гавайской гитаре, Игорь Лундстрем - на аккордеоне. Особенно хочется отметить талант и «душу» нашего оркестра - Игоря Лундстрема. Он освоил игру на пяти инструментах: саксофоне, кларнете, гобое, аккордеоне и пианино. Нельзя забыть и Котякова. Кроме трубы, он играл на гавайской гитаре, был вокалистом оркестра, заменял контрабасиста Грависа и значительно позднее играл на валторне.

Публика в «Мажестике» была разная. Иностранные моряки с военных и торговых судов, местная цивильная публика, компании молодых людей, реже приходила китайская публика. Американцы в большинстве своем вели себя свободно и зачастую развязно. Моряки других национальностей - более скромно, но не скованно. Шотландцы приходили редко, но всегда аккуратно одетые в свои традиционные юбки и рубашки. Французы и итальянцы держались своей компанией. Оркестр пользовался большим успехом у публики, что вселяло в музыкантов уверенность в свои возможности. Решено было принять участие в состязании лучших оркестров Шанхая. Конкурс был организован американским спортивным журналом «Олимпик». Оркестр Олега Лундстрема занял второе место, набрав 3341 голос. Пальма первенства досталась коллективу «Gloria Andica» - 3986 голосов.

По окончании успешного контракта с «Мажестиком», в апреле 1940 года, оркестр выехал на летний сезон в «Midnight-café», в Циндао. Состав коллектива пополнился еще одним музыкантом. Однако по политическим мотивам (советские граждане) эмигрантское бюро запретило хозяину давать работу четырем членам оркестра (братьям Лундстремам, Гравису и Миненкову). Итак, не по нашей вине мы получили длительный отпуск на лучшем курорте Китая. Однако музыкантам пришлось тем не менее поработать два месяца из шести в полном составе, поскольку хозяевам удавалось путем взяток нарушать правила ради удовольствия посетителей. И все-таки время, проведенное в Циндао, запомнилось не только работой по контракту, но и купанием в море, прогулками на лошадях, велосипедах, пешими маршрутами в горы Ляошаня. Но так было не всегда. Некоторое время по возвращении в Шанхай нам пришлось несколько месяцев работать практически бесплатно, а потом до Китая долетела весть о том, что началась война Германии против СССР.

Великая Отечественная война 1941-1945 гг.

Узнав о том, что 22 июня Германия без объявления войны напала на Советский Союз, коллектив оркестра решил быть со страной в этот сложный период. На наши неоднократные обращения в советское консульство следовал ответ: «Ждите». Если стране не нужны сейчас музыканты, мы (Олег, Игорь, Серебряков и я) начали осваивать вторую профессию - водителей автомашин. Получив права вождения, выданные французскими властями, мы вновь обратились в консульство. Ответ прежний: «Ждите». Тогда мы (Олег, Игорь и я) решили, что фронту нужны строители, механики, инженеры, и решили поступить в институт и получить профессию инженера.

Высший технический центр (ВТЦ), куда поступили Олег, Игорь и я, был в юрисдикции французов. Соответственно, защищать диплом надо было на двух языках - русском и французском. Эмигрантка мадам Жирицкая подготовила дружественное «трио» к сдаче дипломов и помогла перевести на французский язык все три дипломные работы. Защита прошла успешно с оценкой у всех троих «tres bien» (очень хорошо, или прекрасно). Мы были на седьмом небе от счастья и все еще надеялись на отъезд в Советский Союз. Но ответ был прежним: «Ждите», с добавлением: «Вы здесь нужны больше».

Советская армия имела громадный успех на фронте - близился конец войны. Эмиграция распадалась, чему активно способствовало издание газеты «Родина» и общественно-политическая деятельность Клуба граждан СССР в Шанхае. К этому времени (1943 г.) закончилась наша работа в самом престижном, элитарном зале Шанхая - «Парамаунте». Саксофонист Виктор Деринг шутил: «Если ты выступал в Шанхае в «Парамаунте», то мог даже кое с кем не разговаривать». Каждый из оркестрантов нашел себе работу. По окончании ВТЦ я устроился на французскую дизельную электростанцию «Люкавей» в качестве начальника смены, где проработал до отъезда в Советский Союз.

1947 - последний год пребывания в Китае

Послевоенный, 1946 год стал для русских в Китае годом ожиданий и надежд. Клуб граждан СССР в Шанхае был центром культурного и спортивного досуга для русских эмигрантов. Здесь находились гимнастический зал, волейбольная площадка, настольный теннис, шахматы, в здании можно было послушать музыку, потанцевать. Игорь Лундстрем вместе с инженером-архитектором А.Степановым активно занимался работой в клубе. При их деятельном участии построили летний театр, спортивный стадион, на котором размещались волейбольная, баскетбольная площадки, разбили теннисные корты, беговые дорожки и прыжковые ямы. Наконец, был построен Спортивный клуб. В этом клубе незадолго до отъезда в Советский Союз наш оркестр в полном составе (19 человек) дал несколько концертов. Пишу об этом подробно для того, чтобы потомки Лундстремов знали, что Олег и Игорь были не только талантливыми музыкантами, но и принимали участие в общественной жизни Шанхая (спортивные состязания в городе, деятельность профсоюза музыкантов, работа в редакции газеты «Родина», концертная деятельность в клубе и др.).

Наступивший 1947 год стал переломным не только в жизни музыкантов оркестра Олега Лундстрема, он стал для многих русских в Китае определяющим в их судьбе. Вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о репатриации советских граждан, проживающих в Китае, на родину. Репатриация шла за счет государства. Всего покинули Шанхай около 2,5 тыс. семей, приблизительно 10 тыс. человек. Всего было пять очередей. Наша очередь - четвертая (октябрь 1947 г.). Каждая семья приобрела теплую одежду (ведь мы долго жили в субтропическом климате), а также памятные о Китае вещи.

Наступало время прощания с Китаем. У Олега и Игоря была одна мечта - собрать воедино разбросанный по Шанхаю оркестр, сохранить его во что бы то ни стало, пополнить нотный репертуар, начать репетиции. К чести Олега и Игоря оркестр удалось не только сохранить, но и включить в его состав новых членов: Голов и Главацкий (саксофонисты), Козлов (гитарист), Бондарь и Маевский (тромбонисты). Все без колебаний готовились к отъезду в Советский Союз. Олег и Игорь - братья, разные по характеру и темпераменту, на деле доказали свои незаурядные способности объединить воедино и сплотить всех разрозненных музыкантов.

Наша, четвертая очередь с волнением и тревогой готовилась к отплытию на теплоходе «Гоголь». Наконец наступил день прощания с Шанхаем, с Китаем. 17 октября 1947 года теплоход медленно, под музыку духового оркестра отчаливает от пристани. Позади Шанхай, город-космополит, где мы (члены оркестра) прожили немногим более 11 лет (1936-1947 гг.). В отличие от многих, я, как и Олег и Игорь, не питал к китайцам какой-то предубежденности или неприязни. Ведь наше детство, школьные и студенческие годы прошли в Китае, здесь родился и расцвел наш оркестр.

Путь теплохода из Китая пролегал через Восточно-Китайское и Японское моря, Цусимский пролив к берегам советского порта Находка. Все ближе и ближе родные берега. И вот перед нами большая гавань, строящаяся пристань, морские причалы. Порт еще молодой, расположен недалеко от Владивостока - кругом горы, леса. Нас разместили в деревянных бараках. Полки расположены в два яруса. Топится «буржуйка». Холодная уборная во дворе, так что ночью приходилось бегать по морозу. Нас предупредили не уходить далеко от бараков, гулять не в одиночку, а группами. В Находке много ссыльных, военнопленных власовцев и японцев. Каждой семье были выданы два больших мешка с продуктами (сухари, консервы, американский бекон и др.).

Все это было непривычно, неудобно. Оказаться сразу же после привычной шанхайской жизни в окружении ссыльных и военнопленных - не просто. Из Находки после десятидневной проверки, длительной и утомительной поездки в теплушках прибыли в Казань. Татарская АССР определила местом жительства прибывших из Китая город Зеленодольск, под Казанью. Нам выделили во Дворце культуры большой зал на втором этаже, на этом и закончилась опека. Рассматривался вопрос о трудоустройстве оркестра в местную филармонию. Но на беду, в эти дни вышло Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) об опере В.Мурадели «Великая дружба» и о тлетворном влиянии западной эстрадной музыки на советскую молодежь.

Комитет по делам искусств ТАССР определил, что с оркестром «надо повременить». Нам предложили самостоятельно устраиваться на работу в различные оркестры, играть в ресторанах или кинотеатрах перед сеансом. Напрасно Олег доказывал, что у него имеется богатый «русский» репертуар. Это были аранжировки песен советских композиторов (Дунаевского и др.), написанные еще в Шанхае. Большим успехом пользовалась знаменитая «Катюша». Никакие доводы не смогли убедить партийных деятелей дать «зеленую улицу» оркестру. Но даже эти запрещающие меры не смогли «погасить» дух Олега, Игоря и их единомышленников, так сильна была их вера в оркестр.

Именно сила веры в свой коллектив и вознесла вскоре Оркестр Олега Лундстрема на ту высоту, с которой началось его восхождение в мир большой музыки, признание в России и далеко за ее пределами. В 1956 году оркестр получил официальный статус - Концертно-эстрадный оркестр под руководством Олега Лундстрема. А сегодня - это Государственный камерный оркестр джазовой музыки имени Олега Лундстрема, своего основателя и бессменного руководителя на протяжении 70 лет.

 

1Марионеточное государство, провозглашенное японцами на маньчжурской территории в 1936 г. - Прим. ред.