В последние годы все чаще можно услышать о радикализме в самых разных его проявлениях. Возрастающее количество терактов, рост популярности крайне правых политических сил и одновременно высокая активность леворадикальных и антиглобалистских движений, миграционные кризисы и нарастание межнациональной напряженности, полярность в оценке одних и тех же фактов разными СМИ по всему миру - все это постепенно становится частью повседневной реальности во многих странах.

Среди европейских государств Франция является одним из тех, где радикальные тенденции сегодня очевидны. В первом туре президентских выборов 2017 года 41% французов и 51% молодых людей в возрасте от 18 до 24 лет проголосовали за Марин Ле Пен и Жан-Люка Меланшона - радикальных политиков, представляющих внесистемные политические движения. В целом попытки насильственных действий по отношению к силам правопорядка, разрушение материальных ценностей во время манифестаций, длительная блокировка работы лицеев и университетов в рамках протестных акций, отрицание общепринятых республиканских ценностей давно перестали быть единичными случаями в Пятой республике. Сегодня, через 50 лет после майских событий 1968 года, можно говорить о «банализации протеста» во Франции, причем не только среди маргинальной части общества, но и среди самых обычных, законопослушных граждан.

В конце 2015 года, после серии терактов во Франции (расстрел редакции журнала «Шарли Эбдо» в январе 2015 г., а также теракты в парижском концертном зале «Батаклан» и на улицах столицы в ноябре того же года), группа ученых, прежде всего социологов, из Национального центра научных исследований (CNRS) и Института политических исследований (Sciences Po), начала масштабное исследование с целью выяснить, какие факторы влияют на распространение радикализма среди молодых людей. В апреле 2018 года его результаты были опубликованы в монографии «Искушение радикализмом»* (*La tentation radicale. Enquête auprès des lycéens / Sous la direction de Galland O., Muxel A. Paris, 2018. ) («La tentation radicale»), которая быстро стала одним из лидеров продаж французского книжного рынка.

Уникальность исследования заключается в том, что впервые внимание уделяется не террористическим актам и тем, кто их совершает, а обычным представителям молодежи. Речь идет не о радикальных или экстремистских действиях, а о формировании взглядов обычных школьников, то есть о процессе радикализации и факторах, которые приводят к радикальному мышлению.

В исследовании участвовали 7 тыс. учащихся лицеев (ученики последних трех классов в возрасте от 15 до 18 лет, в российской системе образования это старшеклассники с 9 по 11 класс) Лилля, Дижона, Марселя и парижского пригорода Кретей. Многие из этих лицеев находятся в неспокойных пригородах, которые официально относятся к «зонам чувствительной урбанизации» (zone urbaine sensible - ZUS). Неслучайно, что среди выбранных городов присутствует Марсель, самый проблемный среди французских мегаполисов с точки зрения межэтнической и межконфессиональной напряженности, и Кретей, парижский пригород, в котором сразу две «зоны чувствительной урбанизации».

Важно отметить, что целью исследования было не выявление степени радикальности французской молодежи, а выяснение причин, из-за которых радикализация вообще происходит. Именно поэтому выбраны в основном проблемные районы, в которых проживает большое количество радикальной молодежи.

Значительная и самая интересная часть книги посвящена религиозному радикализму, традиционно находящемуся в центре внимания как общества, так и СМИ. По результатам исследования можно сделать два важных вывода, каждый из которых развенчивает давно сложившиеся представления.

На протяжении долгого времени, с начала 80-х годов XX века, считалось, что распространение религиозного радикализма и экстремизма среди молодежи прежде всего связано с социально-экономическими факторами: высоким уровнем безработицы в пригородах, неуверенностью в будущем, низким уровнем жизни. На этих постулатах строилась и государственная политика. В первом годовом отчете (1991 г.) Высшего совета по интеграции, созданного в 1989 году для разработки национальной и религиозной стратегии по интеграции мигрантов во французское общество, как раз говорилось, что главное препятствие на пути к успешной интеграции - «высокий уровень безработицы и плохая урбанистика»1 (постепенная «геттоизация» пригородов крупных городов).

Соответственно, во второй половине 90-х годов XX века начали создавать уже упоминавшиеся «зоны чувствительной урбанизации». В дальнейшем было разработано множество программ по приоритетному финансированию пригородов, так называемые планы Маршалла для проблемных районов, некоторые из которых были реализованы. Совсем недавно, 6 апреля 2018 года, известный французский политик Жан-Луи Борлоо, которому Эммануэль Макрон поручил разработать новую городскую политику в отношении пригородов, в своем докладе предложил вложить в ближайшие годы в развитие проблемных районов 48 млрд. евро2. 

В последние годы появились работы, которые оспаривали значение социально-экономических факторов в радикализации молодежи. В качестве аргументов приводились биографии людей, участвовавших в совершении террористических актов на территории Франции в недавнем прошлом. Многие из них были выходцами из среднего класса и имели весьма достойный уровень жизни. В итоге проведенного учеными Sciences Po и CNRS исследования подтвердилось, что социально-экономические факторы не оказывают серьезного влияния на процесс религиозной или политической радикализации молодежи. Этот вывод может привести к изменениям государственной политики в молодежной, национальной и религиозной сферах.

Второй вывод состоял в том, что принадлежность к исламской религии является ключевым фактором в радикализации французской молодежи. Учитывая повышенное внимание в западных странах к распространению ислама, подобный вывод вряд ли может сильно удивить. Однако научные, культурные и политические круги в Европе всегда проявляли особую осторожность в религиозных вопросах, руководствуясь толерантными принципами, и никогда не обвиняли ислам напрямую. Более того, в научной литературе и СМИ стала достаточно популярной точка зрения о том, что на самом деле происходит не радикализация ислама в Европе, а, наоборот, исламизация радикализма, и это напрямую не связано с самой религией.

Сегодня же ситуация меняется, и достаточно быстро. 22 апреля 2018 года в связи с очередными преступными проявлениями антисемитизма в Пятой республике 300 известных в стране людей подписали открытое обращение, которое было опубликовано в газете «Паризьен». Среди подписантов - экс-президент страны Николя Саркози, а также бывшие премьер-министры Жан-Пьер Раффарен и Мануэль Вальс. Они открыто выступают против исламских религиозных норм и призывают «признать устаревшими»3 строки Корана, направленные против евреев, христиан и атеистов, хотя любое изменение священного текста неприемлемо для мусульман. Чуть раньше, 9 апреля 2018 года, Эммануэль Макрон, первым из французских президентов выступил на Конференции католических эпископов Франции. Также в Пятой республике в последнее время звучат призывы к запрету некоторых радикальных религиозных течений. Ряд политических деятелей, среди которых уже упоминавшийся Мануэль Вальс, в конце марта 2018 года предложили запретить салафизм4. Сегодня сложно сказать, насколько действенной и долговременной окажется тенденция по частичному отходу от толерантности в межконфессиональных вопросах, но очевидно, что книга «Искушение радикализмом» будет способствовать ее дальнейшему утверждению.

В своем исследовании социологи делят религиозный радикализм на две составляющие, или две стадии: «идеологическую», которая характеризуется приверженностью фундаменталистским религиозным течениям, и «практическую», адепты которой не просто фанатично религиозны, но еще и в своих высказываниях оправдывают насилие, в том числе насилие по религиозным мотивам.

Что касается религиозного фундаментализма (в книге чаще употребляется термин религиозный «абсолютизм»), то авторы неоднократно подчеркивают, что он характерен для всех основных религий, однако среди опрошенных школьников абсолютистских взглядов придерживаются в основном мусульмане. Так, 35% опрошенных мусульман заявили, что есть «только одна правильная религия» (среди христиан такой ответ у 13%), только 19% мусульман сказали, что «нет ни одной абсолютно правильной религии, поскольку все религии содержат правду», среди христиан - 56% (с. 89). Также среди мусульман оказалось гораздо больше сторонников божественного происхождения мира, чем среди христиан.

Авторы исследования обратили внимание и на то, что среди опрошенных мусульман выше степень религиозности. Почти половина из них (42%) хотя бы раз в месяц посещает места культа, среди христиан подобный показатель только у 20% опрошенных (с. 88). В целом же среди всех, кто по результатам исследования был отнесен к религиозным фундаменталистам, школьников исламского вероисповедания оказалось в пять раз больше, чем христиан.

В цифровом выражении получилось, что абсолютистских взглядов придерживаются 26% 15-17-летних мусульман и 32% 17-18-летних мусульман (с. 104). Авторы исследования специально подчеркивают, что на распространение религиозного фундаментализма среди французской молодежи главным образом влияет сама религия (ислам), а не какие-либо другие факторы. Даже часто упоминаемое в научной литературе и СМИ чувство дискриминации, или комплекс жертвы, если и оказывает незначительное влияние, то в любом случае гораздо меньшее, чем непосредственная принадлежность к исламу.

Важно отметить, что идеологический фактор (религиозный фундаментализм) далеко не всегда ведет к практическим формам радикализма, связанного с оправданием насилия, и уж тем более он не связан напрямую с совершением экстремистских (террористических) действий. Практическую стадию радикализма авторы исследования предлагают также делить на две части: толерантность к насилию как таковому и оправдание именно религиозного насилия.

В том что касается терпимости к обычному (нерелигиозному) насилию, результаты исследования показали, что наибольшее значение имеют пол подростков и степень их интегрированности в школьный процесс. Иными словами, наибольшую толерантность к насилию показали старшеклассники мужского пола, имеющие проблемы с учебным процессом в школе. В многочисленных графиках, приведенных в книге, ответы школьников разделены на четыре квартели в зависимости от их отношения к насилию (от полной нетерпимости в первой квартели до очевидной толерантности к насилию - в четвертой).

В итоге в четвертой квартели оказалось 43% опрошенных школьников мужского пола и всего 19% девушек. Факторы религиозной и этнической принадлежности тоже оказали некоторое влияние на результаты исследования, однако в гораздо меньшей мере, чем пол и степень интегрированности в учебный процесс. Так, в первой квартели (наименее толерантной к насилию) оказалось 30% подростков французского происхождения и 20% школьников нефранцузского происхождения, а также 33% христиан и 21% мусульман. В целом влияние религии и этнического происхождения на толерантность к насилию авторы оценивают как умеренное (с. 117).

Интересными получились результаты в вопросе об оправдании религиозного насилия. Авторы снова подчеркивают значительную роль религии, причем именно ислама: 20% старшеклассников-мусульман заявили, что считают возможным в определенных случаях «с оружием в руках сражаться за свою веру», тогда как среди школьников христианского вероисповедания таких всего 9% (с. 124). Решающим же толчком к оправданию религиозного насилия (в том числе и частичное оправдание террористических актов) является сочетание абсолютистских религиозных взглядов (приверженность к религиозному фундаментализму) с общей толерантностью к насилию. Почти половина (42%) из тех, кто был отнесен к религиозным фундаменталистам и высказал терпимость к насилию, в своих ответах оправдывали и насилие из религиозных соображений (с. 131).

Главный же вывод заключается в том, что девушки исламского вероисповедания, высказывающие фундаменталистские воззрения, в основной своей массе останавливаются на идеологической стадии и, несмотря на свой религиозный радикализм, не оправдывают ни обычное, ни религиозное насилие. В то время как подростки мужского пола, увлеченные радикальными религиозными учениями и испытывающие проблемы в школьном процессе, зачастую толерантны к насилию, в том числе к религиозному. Именно среди них находится то меньшинство, чей радикализм доходит до оправдания совершения террористических актов. Иными словами, религия, в основном крайние исламистские течения, в комбинации с мужским полом является главным фактором в процессе религиозной радикализации французской молодежи (с. 137). Что касается гендерного фактора, то авторы несколько раз в книге отмечают, что старшеклассники мужского пола гораздо чаще своих сверстниц воспринимают мир в дихотомном формате, то есть делят его на своих и чужих, на «верных» и «неверных», что делает их более легкой мишенью для радикальных, в том числе и экстремистских, религиозных движений.

В отдельной главе книги анализируется отношение французской молодежи к терактам во Франции в 2015 году: к расстрелу редакции скандального журнала «Шарли Эбдо» в январе и терактам в концертном зале «Батаклан» и на улицах Парижа в ноябре. Именно эти трагические события послужили поводом к проведению самого исследования. Как известно, после убийства журналистов «Шарли Эбдо», 11 января 2015 года во Франции состоялись рекордные по количеству участников манифестации в защиту свободы слова, а непосредственно в день совершения преступления, 7 января, в социальных сетях хештег «яШарли» был использован 3,5 млн. раз. Однако у этих событий есть и оборотная сторона. В тот же день хештег «яКуши» (преступление совершили братья Куши) был использован около 50 тыс. раз (с. 156). А минута молчания в память об убитых журналистах оказалась сорванной в некоторых учебных заведениях французских пригородов из-за нежелания части учеников в ней участвовать.

Проведенное французскими социологами исследование показало, что, во-первых, старшеклассники из проблемных пригородов по-разному воспринимают события января и ноября 2015 года. Если гибель людей в концертном зале «Батаклан» и на улицах Парижа в ноябре подавляющее большинство молодых людей осуждают именно как теракт, то ситуация с «Шарли Эбдо» выглядит более сложной. Многие школьники отметили в своих анкетах, что в их понимании теракт - это преступление против ни в чем не повинных людей, случайно оказавшихся на месте трагедии.

Что же касается расстрела редакции журнала «Шарли Эбдо», известного своими скандальными карикатурами на пророка Мухаммеда, то, несмотря на неприемлемость подобных преступлений, все же это не теракт в чистом виде. Многие подростки, осуждая убийство людей, при этом говорят о «провокации» со стороны журналистов, которая и стала поводом к их убийству, и о том, что подобные провокации против религиозных чувств неприемлемы.

В цифровом выражении среди старшеклассников (всех старшеклассников в независимости от пола, религии и этнического происхождения) 24% не осудили полностью (не поддержали, но высказали аргументы, частично снимающие вину с террористов) расстрел журналистов «Шарли Эбдо» и 13% не осудили полностью теракты ноября 2015 года. Важно, что 8% опрошенных отказались отвечать на этот вопрос (с. 169). И всего 0,3% высказали поддержку ноябрьским террористическим актам (с. 181). Из всего вышесказанного особого внимания заслуживает именно то, что 13% опрошенных не осуждают полностью события ноября 2015 года, которые они сами же, без сомнения, называют терактом против ни в чем не повинных людей, что красноречивее всего свидетельствует как раз об уровне радикализации подростков. Показательно и то, что 19% старшеклассников не поддержали минуту молчания в ноябре 2015 года (с. 169).

Второй же вывод вновь касается исламского фактора. Среди старшеклассников-мусульман расстрел журналистов «Шарли Эбдо» не осуждают полностью 45% опрошенных (напомним, что среди всех опрошенных в независимости от вероисповедания - 24%), а теракты ноября 2015 года - 24% (среди всех опрошенных - 13%). Так что, и в вопросе об отношении молодежи к совершенным на территории Франции террористическим актам авторы исследования снова подчеркнули решающую роль ислама (с. 188).

В целом вышедшая в апреле 2018 года книга стала сенсацией французского книжного рынка, поскольку в ней на научном уровне аргументируются и подтверждаются страхи французов перед растущей активностью исламистских организаций во Франции, о которых до этого научные круги говорили очень осторожно. Радикальная молодежь в Пятой республике по-прежнему составляет меньшинство, однако исламский фундаментализм с каждым годом расширяет свое присутствие в пригородах крупных городов.

Проведенное исследование показывает, что французская межнациональная и межконфессиональная политика, строившаяся на протяжении многих лет на тезисе о социально-экономическом характере причин радикализации молодежи, требует изменений, а также вносит свой заметный вклад в широкую и очень сложную дискуссию о месте и роли ислама во французском обществе, в которой участвуют уже не только крайне правые политические движения. Что же касается действующей власти, то Э.Макрон в своей речи о проблемах французских пригородов 22 мая 2018 года раскритиковал уже упоминавшийся выше доклад Жан-Луи Борлоо, отметив, что предложения о выделении дополнительных средств на развитие проблемных районов никак не затрагивают «проблему радикализации», которую президент назвал основной5.

 

1Pour un modèle francais d’intégration. Premier rapport annuel. Haut Conseil a l’Intégration. 1991. P. 53.

2Les Echos. 09.04. 2018.

3Le Parisien. 22.04. 2018

4Le Figaro. 27.03. 2018

5Le Figaro. 23.05. 2018.