Выход в свет очередного - XXVI тома документов МИД России, посвященного 1943 году, в фундаментальной серии «Документы внешней политики СССР»*( *Документы внешней политики СССР. 1943. Т. XXVI: В 2-х кн. Кн.1. Январь-август. 744 с. Кн. 2. Сентябрь-декабрь. 676 с. / Министерство иностранных дел Российской Федерации. Майкоп: ООО «Полиграф-Юг», 2016.) стал долгожданным событием для специалистов и всех интересующихся дипломатической историей Второй мировой войны. Со времени издания предыдущего тома прошло шесть лет, и читатели с нетерпением ждали продолжения этой серии, которая уже давно стала основным источником по истории внешней политики нашей страны. Эти ожидания полностью оправдались: Историко-документальный департамент МИД в сотрудничестве с ведущими российскими учеными представил достойное продолжение авторитетной серии в двух объемистых книгах.

Перед составителями стояла трудная задача. Период Великой Отечественной войны, пожалуй, как никакой другой, отмечен многочисленными документальными публикациями и огромной исследовательской литературой, постоянно пополняющимися новыми изданиями. Само Министерство иностранных дел выпустило уже десятки томов документов, посвященных различным аспектам советской дипломатии военных лет - двусторонним связям, дипломатическим совещаниям и конференциям периода войны, узловым проблемам межсоюзных отношений. Большой массив документов военных лет (более 370 тыс. листов) был размещен на официальном сайте МИД к 70-летию Победы.

Поэтому найти новые документальные источники по этому периоду очень непросто. Тем не менее авторский коллектив сборника сумел успешно решить эту задачу, во-первых, за счет рассекречивания новых документов (прежде всего шифротелеграмм), а также путем тщательного поиска и выявления ранее не публиковавшихся документов из Архива внешней политики РФ. Вместе с тем составители вполне обоснованно ввели в состав сборника и ряд ранее опубликованных материалов, необходимых для создания полноты картины международных отношений того периода. Наряду с шифротелеграммами, сборник включает в себя договорные акты, переписку глав государств и дипломатических ведомств, официальные заявления, памятные записки и ноты, записи бесед и переговоров.

1943-й стал годом коренного перелома в ходе Второй мировой и Великой Отечественной войн, который оказал глубокое воздействие на внешнюю политику и дипломатию СССР. В результате исполинских побед под Сталинградом и на Курской дуге, прорыва блокады Ленинграда и освобождения правобережной Украины Советский Союз превратился в ведущую силу мировой политики, ключевого члена «Большой тройки» антигитлеровской коалиции. Поэтому вполне закономерно, что эта трансформация и ее последствия составляют основную тематическую канву рецензируемого издания.

В его центре - советская внешняя политика в контексте многосторонней коалиционной дипломатии союзников, направленной на скорейший разгром общего врага и формирование основ послевоенного мира. Публикуемые документы наглядно демонстрируют те серьезные трудности и проблемы, которые вставали на пути союзного взаимодействия, когда каждая страна твердо отстаивала свои национальные интересы. И в то же время эти документы убедительно показывают, как советская дипломатия вместе с союзниками умела находить развязки самых сложных проблем и противоречий, преодолевать периодически возникавшие кризисы и охлаждения в межсоюзных отношениях.

Одной из главных и самых болевых проблем этих отношений была проблема Второго фронта. Она подробно изучена и документирована, однако и здесь составители сумели найти новые документы, проливающие дополнительный свет на уже знакомые факты и обстоятельства. Это, прежде всего, недоступные ранее исследователям депеши советского посла в Лондоне И.М.Майского, содержащие глубокий и яркий анализ британской политики и позиции самого У.Черчилля.

В телеграмме от 11 февраля (известной ранее только в выдержках) посол точно определяет «двоедушие» (по его выражению) позиции британских верхов в вопросе о Втором фронте: «С одной стороны, британское правительство хотело бы отложить создание Второго фронта на более отдаленный срок, с тем чтобы дождаться момента, когда Красная армия сделает всю основную работу и перешибет становой хребет германской военной машины. Тогда англичане (вкупе с американцами) смогли бы «комфортабельно» высадиться во Франции и без больших потерь проделать путь до Берлина… Но, с другой стороны, если англичане (и американцы) в погоне за своей «комфортабельностью» слишком затянут создание Второго фронта на Западе, они могут пропустить момент и позволить Красной армии прийти в Берлин раньше союзников. Этого англо-американцы страшно боятся. Еще бы: как бы СССР не «большевизировал» Европу» (док-т №60).

Как и предвидел Майский, англо-американцы на своем совещании «Трайдент» (12-25 мая 1943 г.) отложили открытие Второго фонта на 1944 год. Рузвельт сообщил об этом решении Сталину в послании, полученном в Москве 4 июня. Впервые публикуемая в сборнике подробная телеграмма Майского от 9-10 июня по результатам его беседы с Черчиллем дает важную дополнительную информацию о позиции и планах союзников, которая была учтена в Москве при подготовке ответа на их решение. Майский не только подробно изложил планы предстоящих военных операций, но и точно уловил политический настрой британского лидера. «Черчилль, - сообщал посол, - выражал всяческие сожаления по поводу того, что англо-американцам пришлось отложить операции «через Канал» до будущего года, но заверял, что «ничего лучшего сейчас, к сожалению, нельзя придумать»… Во всех рассуждениях Черчилля об операциях во Франции чувствовалось чрезвычайное желание как-нибудь, под каким-либо подходящим предлогом их избежать, ибо это трудные операции, неизбежно требующие больших жертв и усилий».

«Изложенный разговор с Черчиллем, - резюмировал Майский, - окончательно определяет позицию Англии и США в этой войне, по крайней мере на данном этапе. Говорю «окончательно», ибо во все время разговора чувствовалось, что высказываемые Черчиллем мысли, расчеты и наметки глубоко продуманы и прочувствованы и что Черчилль будет их отстаивать с упорством английского бульдога» (док-ты №№255, 256). Не всякий посол отважился бы на столь определенную оценку в такой ответственной ситуации. Сам британский премьер придавал настолько серьезное значение сообщенным им сведениям, что (редкий случай) составил собственную запись этой беседы и переслал ее Майскому для передачи в Москву во избежание разночтений (док-т №272).

Сталин, судя по всему, согласился с оценкой Майского в отношении  окончательности решений «Трайдента». Поэтому в своем ответе от 11 июня он не пытался оспорить или переубедить Рузвельта и Черчилля, а просто обвинил союзников в нарушении данных обещаний и констатировал тяжкие последствия принятых ими решений для своей страны. «Это Ваше решение, - писал он, - создает исключительные трудности для Советского Союза, уже два года ведущего войну с главными силами Германии и ее сателлитов с крайним напряжением всех своих сил, и предоставляет советскую армию, сражающуюся не только за свою страну, но и за своих союзников, своим собственным силам, почти в единоборстве с еще очень сильным и опасным врагом»1.

Черчилль в ответ, как известно, попытался дать развернутое оправдание позиции союзников в своем собственном послании Сталину, согласованном с Рузвельтом. Но оно вызвало еще более суровую отповедь Сталина, который в послании Черчиллю от 24 июня с цитатами перечислил все предыдущие обещания премьера на сей счет и заключил, «что дело идет здесь не просто о разочаровании Советского Правительства, а о сохранении его доверия к союзникам, подвергаемого тяжелым испытаниям»2.

Премьер-министр был настолько уязвлен этим выговором, что хотел вообще прекратить переписку со Сталиным, о чем он заявил Майскому на встрече 2 июля. Посол в ответ умело разъяснил суть позиции Сталина и привел убедительные доводы в пользу продолжения переписки, которую вскоре возобновил сам Черчилль (док-т №297). Что касается самой переписки лидеров, то составители сборника дополняют публикацию важнейших посланий Сталина новыми документами - сопроводительными телеграммами наркома В.М.Молотова в адрес советских послов в Лондоне и Вашингтоне. Они интересны тем, что в них емко и беспристрастно излагается суть посланий западных лидеров, на которые дается ответ. Такому высокому профессионализму в изложении содержания ответственных документов могут поучиться и современные дипломаты.

Еще одной серьезной проблемой союзных отношений были поставки по ленд-лизу, неоднократно прерывавшиеся западными союзниками, особенно по северному маршруту. Причем делалось это в самые критические моменты на советско-германском фронте - летнего наступления вермахта в 1942 году и подготовки к новому стратегическому наступлению немцев в 1943 году. Союзники прекрасно понимали пагубные последствия этих решений для Москвы.

Новые документы сборника дают яркое представление о тревожном настрое Черчилля после принятия решения об очередной приостановке северных конвоев в марте 1943 года. «Но скажите Вы, лично, что Вы думаете? - допытывался он у Майского. - Поведет это к разрыву между мной и Сталиным? Поведет?.. Все, что угодно, но только не разрыв» (док-т №147). Пользуясь смятением Черчилля, Майский тут же предложил свои идеи по исправлению ситуации, в том числе - создать правительственную комиссию для решения этих вопросов. Эта инициатива посла вызвала в Москве отрицательную реакцию. «Посол должен обращаться со своим мнением к своему правительству, а не к чужому правительству, - сделал ему выговор Молотов. - Я Вас прошу прекратить практику демонстрирования «личных мнений» (док-т №153). Неудивительно, что, когда Сталин прислал подчеркнуто сдержанный ответ на это извещение, премьер-министр вздохнул с облегчением и стал изыскивать способы компенсации СССР за недопоставки по северному маршруту. Хотя союзники несколько увеличили перевозки по тихоокеанскому и южному маршрутам, это не могло полностью компенсировать потери от прекращения северных конвоев. В итоге накануне нового летнего наступления вермахта (операция «Цитадель») советские войска оказались лишены значительной части обещанной помощи.

В сборнике приводится немало других новых документов по ленд-лизу, наибольший интерес из которых представляют инструкции «Центра» советским дипломатам по ведению переговоров о заключении Третьего протокола между правительствами СССР, США, Великобритании и Канады (о поставках на период с 1 июля 1943 г. по 30 июня 1944 г.), отчеты советских представителей о ходе этих переговоров и окончательный текст этого соглашения с приложениями (док-ты №№ 271, 299, 300, 326, 339, 522). Этот единый комплекс документов впервые дает читателю предметное представление о широкой номенклатуре поставок, сложном процессе этих переговоров и о том, как вырабатывалась советская позиция по данным вопросам.

Большое внимание в сборнике уделяется «польскому вопросу» в отношениях между союзниками, который действительно стал одним из самых сложных и болезненных испытаний для антигитлеровской коалиции. Именно драматичные события 1943 года, прежде всего разрыв дипломатических отношений между СССР и эмигрантским правительством Польши, положили начало острой фазе этого кризиса и попыткам его урегулирования с разных сторон. Данная проблематика хорошо изучена в литературе, однако публикуемые документы позволяют восстановить некоторые новые детали развития событий.

Это, во-первых, телеграммы посла СССР при союзных правительствах в Лондоне А.Е.Богомолова с подробной информацией о польском демарше в связи с сообщением немецкой пропаганды о найденных в Катыни останках польских офицеров, (расстрелянных, по ее версии, советскими властями в 1940 г.). Донесение посла объясняло происшедшее антисоветскими «происками» правительства Сикорского (получившего, возможно, «благословение» посла США при союзных правительствах Ф.Биддла), но отмечало, что «английское правительство более или менее сдерживает поляков в их желании развернуть бешеную антисоветскую агитацию на эту тему» (док-ты №№176, 177). Сведения об осторожности англичан подтверждались и Майским на основании его беседы с Иденом 19 апреля. «У меня осталось впечатление, - сообщал Майский, - что, хотя Идену поведение поляков не нравится, он не хочет или не может на них особенно нажимать - отчасти из-за американцев» (док-т №180). И все же оба дипломата не видели здесь «сговора» поляков с Гитлером, который стал основой советской пропагандистской линии в этом вопросе.

Во-вторых, становится ясно, что решение Москвы о разрыве отношений с «лондонцами» после разглашения Катынской трагедии с самого начала было окончательным и бесповоротным. Сталин в посланиях Черчиллю и Рузвельту от 21 апреля сообщил лишь о намерении прервать отношения с польским правительством, что создавало впечатление о том, что он советуется с ними по этому вопросу. Однако уже на следующий день - до получения ответов союзников на это послание - Молотов дал указание Майскому и Богомолову «немедленно прекратить какие бы то ни было отношения с правительством Сикорского», «не прерывая формально отношений с поляками и не делая никому никаких заявлений» (док-т №188). Отчаянные попытки союзных послов, особенно британца А.Керра, уговорить Молотова на краткую отсрочку объявления об этом решении, с тем чтобы дождаться ответов из своих столиц и дать Черчиллю возможность «усмирить» поляков, были тщетны, как показывают записи их бесед с наркомом (док-ты №№197, 198).

Нюансы позиции Черчилля в отношении Катынского дела ярко передает впервые публикуемая телеграмма Майского от 24 апреля с изложением реакции премьер-министра на послание Сталина о разрыве отношений с правительством Сикорского. По словам посла, Черчилль бросил такую фразу: «Если бы утверждения немцев даже оказались правильными, это нисколько не изменило бы моего отношения к Вам, ибо Вы - храбрый народ и прекрасный союзник, а Сталин - великий воин. Я же сейчас подхожу ко всем вопросам как солдат, который прежде всего заинтересован в победе над общим врагом» (док-т №193).

Большую ценность представляет подборка документов по советско-чехословацким отношениям, раскрывающих подоплеку подготовки союзного договора между двумя странами. Это главным образом записи бесед Богомолова с чехословацким Президентом Э.Бенешем, отчеты о них посла и указания ему из Москвы. Документы показывают, что этот процесс протекал далеко не просто, наталкиваясь на неожиданные препятствия. Главным из них было сопротивление британской дипломатии, вынашивавшей планы объединения восточноевропейских государств под своей эгидой и незаинтересованной в создании системы безопасности на континенте с опорой на СССР.

Глава Форин-офиса Э.Иден зацепился за «молчаливое джентльменское соглашение» между ним и Молотовым о том, что СССР и Великобритания не будут заключать никаких договоров с малыми странами по послевоенным вопросам без взаимного согласия. Такая мотивировка была явной натяжкой, ибо, хотя этот вопрос и обсуждался во время визита Молотова в Лондон в мае 1942 года, никакого соглашения и даже согласия на сей счет достигнуто не было. «Иден передергивает», - резко отреагировал Молотов в телеграмме Богомолову (док-т №293). Однако нотная переписка НКИД и Форин-офиса по данному вопросу не изменила позиции англичан, которые упорно отговаривали Бенеша от уже намеченного визита в СССР для подписания договора. Тот оказался в сложном положении: не желая отказываться от своей же инициативы по сближению с Москвой, он опасался испортить отношения с Лондоном, который оказывал покровительство и финансовую поддержку его правительству.

«Его [Бенеша] сомнения - это просто страх перед англичанами, которые могут ему сильно напакостить и у которых он сидит в кармане», - сообщал в НКИД Богомолов после очередной беседы с премьером (док-т №304). Чтобы спасти лицо, Бенеш пытался маневрировать и «передать» инициативу с отсрочкой своего визита советской стороне. Однако Богомолов, следуя директивам Молотова, настаивал на том, что это должно быть его собственным решением. В какой-то момент посол оступился, сказав Бенешу, что ответственность за проволочки с визитом лежит целиком на англичанах. Тут же последовал строгий нагоняй бдительного Молотова: «Ваше заявление… было безусловно ошибочным, ибо оно освобождает Бенеша от ответственности за отказ от договора с СССР и даже дает ему право ссылаться на то, что этот отказ делается им с согласия СССР. Наши указания Вам не имели целью облегчить Бенешу уклониться от договора с СССР, а, наоборот, имели целью затруднить ему отступление от прежде занятой им позиции и дать понять Бенешу, что мы недовольны его поведением в этом вопросе» (док-т №314).

Продолжая сдерживать колебания Бенеша и преодолевая сопротивление англичан, советская дипломатия сумела в конце концов привести дело к визиту Бенеша в Москву и подписанию в декабре советско-чехословацкого Договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве. Причем его текст пришлось еще корректировать в ходе дипломатической переписки, устраняя из него проанглийские недомолвки (док-т №390). Внимание исследователей привлечет и запись важной беседы Молотова с Бенешем 16 декабря 1943 года, в которой, по существу, была намечена обширная повестка дня дальнейшего советско-чехословацкого сотрудничества (док-т №647). 

Новое развитие в 1943 году получили советско-французские отношения, которые также широко представлены в документах сборника. Известная принципиальная линия СССР на поддержку движения «Свободная Франция» под руководством Ш. де Голля получает в них дополнительную детализацию.

3 июня 1943 года организация де Голля была преобразована во Французский комитет национального освобождения (ФКНО), объединивший силы французского сопротивления за границей и в самой Франции. Западные союзники в отличие от СССР не спешили с признанием ФКНО и его своенравного лидера, делая ставку на более послушного французского военачальника генерала А.Жиро. Черчилль обратился к Сталину со специальным посланием, в котором призывал повременить с признанием ФКНО, мотивируя это сомнениями англо-американского командования относительно дальнейших намерений де Голля. Аналогичное указание получил от руководства Госдепартамента и посол США в Москве У.Стэндли.

О том, как расценили эти сообщения в Кремле, ясно говорит впервые публикуемая ориентировка Молотова для Богомолова: «Как Вы видите, англичане и американцы продолжают оттягивать признание Комитета, добиваясь, возможно, полного подчинения де Голля генералу Жиро, т. е. по существу - подчинения своей линии в вопросе об отношении к Французскому комитету и французским делам вообще или же - устранения де Голля» (док-т №277). Кстати, документы британских архивов подтверждают обоснованность этой оценки: в конце мая Черчилль предложил своему кабинету обсудить, «не стоит ли нам устранить де Голля как политическую силу и поставить этот вопрос перед Парламентом и самой Францией»3. Однако, идя навстречу пожеланиям союзников, Сталин согласился ненадолго отложить официальное признание ФКНО, продолжая положительно оценивать его деятельность.

Одновременно с целью выяснения обстановки, сложившейся в Алжире вокруг де Голля и Жиро, советское руководство решило направить туда посла Богомолова. «Вам необходимо срочно вылететь в Алжир вместе с кем-либо из сотрудников посольства для встречи с генералами де Голлем и Жиро, - инструктировал его Молотов, -  В беседах с ними Вам нужно получить исчерпывающую информацию по интересующим нас вопросам» (док-т №277). Но Лондон и Вашингтон, опасаясь советского проникновения в их французскую игру и укрепления позиций де Голля в результате такого визита, воспротивились этой миссии, прикрываясь туманными ссылками на сложности планируемых военных операций.

Несостоявшаяся поездка Богомолова - примечательный эпизод дипломатической истории войны - обрастает новыми подробностями благодаря публикуемым в сборнике документам. Донесения советских послов в Лондоне и Вашингтоне показывают, что наши дипломаты хорошо разобрались в двойной игре союзников, которыми двигали отнюдь не военные соображения.

Майский в Лондоне заявил энергичный протест в связи с чинимыми союзниками препятствиями. «Богомолов ведь не собирается ехать на африканский фронт, - доказывал он Идену. - Его задача - лишь ориентироваться в положении в Северной Африке, чтобы сделать объективный доклад советскому правительству, ибо, не имея на месте своего представителя, мы, естественно, не имеем вполне ясного представления о тамошней ситуации… Американцы (да и англичане) привыкли рассматривать французские дела как свое частное предприятие. Мы с этим согласиться не можем. Несмотря на все то, что произошло, Франция - великая страна и будущее Франции представляет для нас очень большой интерес, в том числе и те события, которые совершаются сейчас на севере Африки» (док-т №284). Аналогичные аргументы приводил послу Стэндли и Молотов (док-т №295).

Но союзники упорно стояли на своем. Как резюмировал Майский после беседы с послом США в Лондоне Дж.Вайнантом, «американцы не хотят пускать Богомолова в Северную Африку, - по крайней мере сейчас» (док-т №292). Подлинные мотивы этого упорства приоткрылись в беседе временного поверенного в США А.А.Громыко с госсекретарем К.Хэллом в начале июля. Американец не скрывал опасений, что визит Богомолова может укрепить позиции де Голля в борьбе с Жиро, тогда как союзники ему не доверяют. «От разговора у меня осталось твердое убеждение, - заключал Громыко, - что возражения американцев и англичан в отношении поездки Богомолова вызваны отнюдь не военными соображениями, о которых говорил Стэндли с Вами 2 июля (и намекал на какие-то события, которые должны произойти через 2-3 дня), а политическими» (док-т №301).

Отложив поездку Богомолова, советское руководство тем не менее смогло установить прямой контакт с де Голлем в Алжире, направив туда советского разведчика И.И.Авалова (настоящая фамилия - Агаянц) в качестве представителя международной Комиссии по репатриации, имевшей свое отделение в Алжире. Авалов быстро разобрался в запутанной местной обстановке и верно ориентировал советское руководство относительно положения де Голля и французской игры союзников. «Промедление признания комитета [ФКНО], - телеграфировал он в Москву 20 августа, - видимо, объясняется стремлением союзников добиться определенных уступок и гарантий от Жиро и де Голля. Главным образом по вопросам будущей политической и экономической роли Франции и ее владений». Ссылаясь на мнение голлистских и «отчасти жиродистских кругов», разведчик подчеркивал преимущества скорого признания ФКНО Советским Союзом для укрепления позиций Комитета и ослабления давления на него союзников (док-т №375). Эта информация, вероятно, окончательно укрепила решимость Москвы форсировать признание ФКНО и склонить к этому своих западных партнеров. 26 августа под нажимом СССР и после взаимного согласования союзники объявили об этом публично, причем советская формула признания была гораздо более однозначной.    

Советская дипломатия умело сочетала поддержку де Голля и его организации с согласованием этой своей линии с западными союзниками и в то же время не шла на поводу у амбициозного де Голля. Вот что докладывал в Москву Богомолов (назначенный в октябре полномочным советским представителем при ФКНО) о маневрах французского лидера вокруг затеянного им визита в СССР: «Все яснее и яснее становится для де Голля, что англо-американские союзники хотят обобрать Францию и, если он будет им слишком сопротивляться, они уберут его. В такой обстановке де Голль хочет опереться на нас, но в то же время он боится и не верит нам, как и почти все в его окружении. Три раза он просился с визитом в Москву. Три раза ему говорили «да», и он все же не ехал. Плохо де Голлю - он собирается в Москву и угрожает этим своим англо-американским союзникам. Прошло напряжение в отношениях - и де Голль тянет с поездкой в Москву, словно (не себе), а нам делает большое одолжение такой поездкой» (док-т №644). Визит этот состоялся, как известно, лишь в декабре 1944 года, причем советская дипломатия, в отличие от англо-американской, подробно информировала союзников о его подготовке и ходе переговоров.

Большое внимание в сборнике закономерно уделяется двум важнейшим дипломатическим форумам 1943 года - Московской конференции министров иностранных дел и Тегеранской конференции глав «Большой тройки». Для историков ценно, что уже известные записи бесед и переговоров на этих конференциях публикуются непосредственно по архивным источникам, а не по ранее опубликованным их версиям, прошедшим редактирование. Кроме того,  составители и здесь сумели ввести в оборот новые материалы, которые уточняют наши представления об этих ответственных переговорах.

Применительно к Московской конференции публикуются выступления военных представителей США и Великобритании - Х.Исмея и Дж.Дина, которые положили начало откровенному обмену информацией по военным вопросам (док-т №539, приложения 1, 2). Еще больший интерес представляет циркуляр Молотова по итогам конференции для послов и посланников СССР, в котором дается емкий и откровенный анализ хода и результатов переговоров (док-т №552). Московская конференция сыграла большую роль в согласовании политики трех великих держав в борьбе против общего врага и послевоенном мироустройстве, стала большим успехом советской дипломатии и лично Молотова как ее постоянного председателя. «Конференция показала наличие общих точек зрения по ряду важных вопросов войны и послевоенного устройства - с удовлетворением отмечается в документе. - Замечания и предложения советской делегации весьма серьезно принимались во внимание. В общем, работу конференции, принимая во внимание поставленную перед ней задачу, а также то, что это была первая встреча трех министров, следует считать удовлетворительной».

Успех Московской конференции проложил дорогу к Тегеранской встрече в верхах, также широко представленной в сборнике. Документы сборника содержат интересные новые детали подготовки этой знаменитой встречи. Известно, что выбор места ее проведения стал предметом серьезных разногласий в переписке между Сталиным и Рузвельтом, который упорно отказывался ехать за 12 тыс. миль к границам СССР и предлагал другие варианты. В какой-то момент встреча даже «повисла в воздухе». Но для Москвы выбор Тегерана определялся не только соображениями удобства, но и престижа, подкрепленного великими победами 1943 года. Отсюда непреклонность советской позиции в этом вопросе, ясно проступающей в указаниях Молотова Громыко от 12 октября: «Совпра [советское правительство] не намерено отступать от намеченного ранее для встречи с Рузвельтом пункта встречи. Каир или какой-то крейсер не могут быть приняты для этого. Соответственно, Вы и должны держаться, но Вам не следует вступать в обсуждение этого вопроса» (док-т №504).

Другая, еще более выразительная новая деталь связана с вопросом о размещении делегации США в Тегеране, которая в конечном итоге остановилась в резиденции советского посольства. Расхожая версия этой истории сводится к тому, что «коварный Сталин» заманил «наивного Рузвельта» под свою крышу, чтобы прослушивать разговоры президента с его окружением. Публикуемая в сборнике запись беседы 25 ноября временного поверенного в делах СССР в Иране М.А.Максимова с посланником США Л.Дрейфусом-мл. показывает, что дело было совсем не так: «Он (президент) предпочитает остановиться у себя, в американской миссии, - сказал Дрейфус, - но в посланной им телеграмме Маршалу Сталину Рузвельт, выражая свое удовлетворение по поводу предстоящей встречи, намекает каким-то образом, что он хотел бы остановиться там же, где и Маршал Сталин». «Если это не составит для посольства затруднения и сложности, - продолжал в своей записи Максимов, - то Дрейфус просил бы меня послать телеграмму, в которой скромно намекнуть на желание Рузвельта, но сделать это так, чтобы не вышло, что Рузвельт напрашивается на приглашение. Если же это не устраивает посольство по техническим причинам, то он просил, чтобы это все осталось в секрете» (док-т №593).

Президент, как видно, таки напрашивался на приглашение, поскольку хотел поближе познакомиться со Сталиным и завоевать его доверие, проявляя при этом недюжинные конспиративные способности. О стремлении Рузвельта пообщаться со Сталиным в Тегеране «без присутствия Черчилля» сообщал и Громыко со слов Г.Гопкинса (док-т №477).

Автор этих строк потратил немало времени в архивах Госдепартамента и самого Рузвельта, чтобы найти это указание президента Дрейфусу. Но тщетно: скрытный Рузвельт, не доверявший надежности дипломатической переписки, видимо, отправил это секретное распоряжение по каналу военной связи, пока недоступному для исследователей. Сам президент, судя по всему, остался доволен установленным контактом со Сталиным, что лишний раз подтверждается еще одним новым документом сборника - телеграммой преемника Майского в Лондоне Ф.Т.Гусева о беседе с послом США Вайнантом от 13 декабря (док-т №642). «По словам Вайнанта, - сообщал посол, - на Рузвельта произвела большое впечатление первая встреча с т. Сталиным, что после этой встречи Рузвельт якобы говорил Гопкинсу и своим послам, что это была одна из самых откровенных бесед за все время, как ему приходилось вести беседы с государственными деятелями. Прежде всего Рузвельт был поражен простотой и откровенностью Сталина в беседе с ним, трезвым подходом в оценке положения и деловыми предложениями». 

В целом 1943 год был отмечен серьезным укреплением международных позиций СССР, ростом его авторитета и престижа. Это подтверждалось расширением его дипломатических связей, о чем свидетельствуют документы сборника: были установлены дипломатические отношения с Египтом и Эфиопией, восстановлены отношения с Уругваем и Колумбией, достигнута договоренность об установлении отношений с Исландией. К концу года общее число государств, имевших дипломатические отношения с СССР, достигло 31 по сравнению с 24 осенью 1942 года.

Коренной перелом в ходе войны ставил перед советской дипломатией и новые задачи. Что касается нейтральных государств, то политика удержания их от перехода на сторону «оси» сменялась противодействием «мирным проискам» этих стран - попыткам стать посредниками в заключении сепаратного мира СССР с Германией. Соответственный зондаж с лета 1943 года начал предприниматься японской дипломатией, в нейтральной Швеции такие предложения поступали непосредственно от германских эмиссаров. Следуя своим союзническим обязательствам, Москва твердо отвергала подобные происки и исправно информировала о них Вашингтон и Лондон, ожидая от них такой же взаимности.

Новой задачей стал отрыв от Германии ее европейских сателлитов - Финляндии, Болгарии, Венгрии и Румынии. Уже с лета 1943 года советская дипломатия прилагала большие усилия, чтобы вывести из войны Финляндию. Весной следующего года с ней было заключено перемирие на весьма щадящих для финнов условиях. Ход советско-финских переговоров и условия перемирия регулярно обсуждались с союзниками. Правительства Болгарии, Венгрии и Румынии, которых Москва призывала пока не поздно порвать с Германией, не решились повернуть оружие против вермахта, что впоследствии сказалось на условиях перемирий с ними.

Материалы сборника подробно освещают дипломатическую борьбу вокруг выхода из войны Италии. Настроившись сохранить Италию в сфере своего влияния, союзники скупо информировали СССР о своих контактах с правительством маршала П.Бадольо относительно условий капитуляции, что вызвало естественное недовольство в Москве. «До сих пор, - писал Сталин Рузвельту и Черчиллю 22 августа, - дело обстояло так, что США и Англия сговариваются, а СССР получал информацию о результатах сговора двух держав в качестве третьего пассивного наблюдающего. Должен Вам сказать, что терпеть дальше такое положение невозможно»4. Документы показывают, что твердая позиция советского руководства в этом вопросе привела к созданию Военно-политической комиссии по Италии, хотя союзники сделали все возможное, чтобы выхолостить ее функции и минимизировать участие Советского Союза в итальянских делах.

Читатель также найдет в новом издании много новых документов по отношениям СССР с другими странами - Японией, Китаем, Турцией, Ираном, Афганистаном - записей бесед, донесений послов, нотной переписки и др. Основное место в советско-японских отношениях занимали вопросы соблюдения Пакта о нейтралитете 1941 года, который неоднократно нарушался японской стороной в виде ареста советских судов, а также требования Токио об интернировании американских летчиков, оказавшихся на советской территории в ходе военных действий США против Японии.

Во взаимоотношениях с Китаем преобладали экономические вопросы, включая поставки по ленд-лизу через советскую территорию и проблемы Синьцзяна. В контактах с Анкарой советская дипломатия решала задачи сохранения Договора о дружбе и нейтралитете, продление которого ставилось в зависимость от готовности Турции разорвать связи с Германией и примкнуть к антигитлеровской коалиции. Свою игру вели в Турции англичане, используя опасения Анкары в отношении СССР для более тесной ее привязки к Лондону, в том числе путем поставок оружия, которое (как отмечал в своей депеше Майский) Турция «запасала» «как меру перестраховки на случай «агрессии СССР» (док-т №77).

Сложная ситуация складывалась и в Иране, оккупированном советскими и британскими войсками. Сотрудничество Москвы и Лондона в этой стране переплеталось с борьбой обеих сторон за влияние, к которой, как показывают документы, начал подключаться и Вашингтон (док-ты №№84, 158). Тем не менее советская дипломатия находила верный баланс этих интересов, ориентируя своих представителей в Иране на сочетание твердости и гибкости. «В решении практических вопросов, связанных с пребыванием в Иране американских и английских представителей, - указывал Молотов послу СССР в Иране А.А.Смирнову, - Вам необходимо избегать ненужных конфликтов с ними и не обострять отношений. Твердо и неуклонно действуя в интересах Советского Союза и не только не допуская какого-либо ослабления наших позиций в Иране, но всемерно заботясь об их укреплении, Вам следует, однако, в решении указанных выше практических вопросов идти, по возможности, навстречу американцам и англичанам» (док-т №158).

Ряд новых документов сборника посвящен вопросам послевоенного экономического сотрудничества - участия СССР в создании Бреттон-Вудской системы и Администрации помощи и восстановления Объединенных Наций (ЮНРРА). Это указания А.Я.Вышинского Громыко и отчеты последнего (док-ты №№459, 557, 616), которые свидетельствуют о трезвом и конструктивном подходе Москвы к экономическому сотрудничеству с Западом после войны. Большой массив документов относится к вопросу о наказании нацистских преступников. Несмотря на различия в подходах сторон, союзникам удалось договориться о принципах и методах этой политики.

Хотелось бы отметить еще одно достоинство материалов сборника - внимание к «человеческому измерению» советской дипломатии. Оно касается публикации не только уже отмеченных случаев критики действий послов со стороны руководства, которая в советское время замалчивалась, но и освещения некоторых нестандартных эпизодов дипломатической практики. Приведем только два примера. В августе 1943 года в связи с отзывом М.М.Литвинова в Москву в Кремле приняли решение назначить его преемником А.А.Громыко. «Новое назначение возлагает на Вас серьезную ответственность перед советским государством, и Вы должны сделать все, чтобы с честью справиться с новыми обязанностями, - телеграфировал ему Молотов. - Надеюсь, что Вы справитесь с порученным ответственейшим делом, в чем и желаю Вам всяческого успеха». Нетрудно представить себе состояние молодого дипломата, на которого свалилась такая ответственность. «Решение для меня, конечно, является неожиданным. Я поэтому не успел еще как следует собраться с мыслями, - отвечал Громыко. - Хочу обратить Ваше внимание лишь на два обстоятельства:

1. По американским нравам, человек в возрасте 34 лет это еще «юноша». В свое время имя Уманского в американских газетах, как правило, сопровождалось прилагательным «тридцатипятилетний» или «тридцатишестилетний». Будет это иметь место и в отношении меня.

2. Американцам как официальным лицам, так и широкой публике импонируют в качестве иностранных послов люди с большим именем и яркой политической карьерой в прошлом, вроде Литвинова и Галифакса. Разумеется, этого у меня нет.

Поскольку решение, однако, принято, то моя обязанность заключается в том, чтобы оказанное мне Вами, правительством и лично т. Сталиным высокое доверие оправдать. Постараюсь это сделать» (док-ты №№ 369, 371).

С серьезным испытанием столкнулся и другой молодой советский посол в союзной столице - Ф.Т.Гусев. 15 октября Черчилль получил послание Сталина, в котором тот в жесткой форме отказал премьеру в просьбе увеличить британский персонал в северных портах СССР. Взбешенный Черчилль отказался принять послание и вернул его Гусеву, который пришел к нему с первым официальным визитом и не сумел уклониться от демарша премьера. Теперь Гусеву предстояло непростое объяснение с автором послания.

«Черчилль принял меня в своем кабинет на Даунинг-стрит, - докладывал посол о происшедшем в Москву. - На первый взгляд слезящиеся глаза у Черчилля создали у меня впечатление, что он пьян, и в ходе беседы это подтвердилось, так как от него несло вином. Он действительно был пьян. При встрече, после обыкновенных приветствий при знакомстве, Черчилль усадил меня к столу и, покуривая сигару, сказал примерно следующее». Развязка эпизода у Гусева выглядела так: «Перед дверью Черчилль пожал мне руку и буквально ткнул мне пакет в руку, повернулся и пошел к столу. Пакет оказался у меня, и при такой обстановке я не счел необходимым вновь говорить Черчиллю или через его секретарей возвращать ему этот пакет» (док-т №519).

Был ли Черчилль в самом деле пьян (что с ним случалось после ланча с виски) или Гусев намеренно сгустил краски, чтобы оправдать недостаточность своего отпора «хамской выходке» Черчилля (как он назовет ее в одной из последующих депеш)? Так или иначе, на сей раз инцидент обошелся без выговора из Москвы. Несколько дней спустя Сталин на встрече с Иденом в ходе Московской конференции упомянул, что «Черчилль обиделся и не принял послания. Он, Сталин, понял это так, что Черчилль не хочет с ним переписываться». Иден доказывал обратное, попутно заметив не без иронии, что «Маршал Сталин умеет наносить крепкие удары, когда он захочет». «Разве это удары», - добродушно ответил Сталин, заверив собеседника в том, что «у него не было намерения это сделать»5.

Приведенные документы - не только занимательное чтение, они передают живые ощущения участников событий и ту атмосферу, в которой эти события происходили, создавая у читателя своеобразный эффект присутствия. Кто сказал, что история дипломатии должна быть скучной?

Наконец, необходимо отметить и высокую профессиональную культуру нового издания. Документы снабжены образцовыми научными примечаниями, удобными перечнями документов по разным их видам и жанрам, а также подробным именным указателем. Содержание сборника тесно интегрировано с материалами упомянутого массива документов Архива внешней политики РФ по союзным отношениям в годы войны, размещенного на официальном сайте МИД: составители дают полезные отсылки на непубликуемые документы, позволяющие читателю найти их на данном сайте.

Этот большой труд вносит весомый вклад в изучение дипломатической истории великой войны, и ему суждена долгая жизнь. Но материалы сборника представляют не только сугубо исторический интерес. Военно-политический союз «Большой тройки» в годы Великой Отечественной и Второй мировой войн - это, пожалуй, самый большой актив в наших непростых отношениях с Западом. Опыт и уроки этого сотрудничества остаются актуальными и сегодня.

 

 

 1Печатнов В.О., Магадеев И.Э. Переписка И.В.Сталина с Ф.Рузвельтом и У.Черчиллем в годы Великой Отечественной войны. Документальное исследование: В 2-х томах. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2015. 

 2Там же. С. 474-475.

 3Prime Minister for Deputy Prime Minister and Foreign Secretary. 1943. 21st May // Churchill Archive Centre, Churchill College, Cambridge University, Chartwell Papers. 20/128.

 4Печатнов В.О., Магадеев И.Э. Указ. соч. С. 531.

 5Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Т. 1. М., 1984. С. 122.