ENGLISH11января этого года исполнилось 100 лет со дня смерти последнего посла Российской империи в Великобритании графа Александра Бенкендорфа, который был похоронен в католическом Вестминстерском соборе Лондона. Эта годовщина стала своевременным напоминанием о его невыполненной миссии в Лондоне, куда он прибыл в 1903 году. В чем она состояла и почему это имеет значение для нас сейчас?
Когда угроза общеевропейской войны нависала над континентом и все ведущие столицы Европы активно занимались формированием противостоящих военно-политических альянсов, умы участников этой гонки во все большей мере занимал один критически важный вопрос. Речь шла о позиции Великобритании в этом новом геополитическом раскладе.
Как известно, Германия желала войны и была к ней готова. Хотя англо-германские противоречия вышли на первый план в европейской политике, не было достаточно ясно, чтó это означало в случае франко-германского военного конфликта. Берлин знал о существовании франко-российского военного союза и планировал ведение войны на два фронта с тем, чтобы сначала нанести поражение Франции, а затем сосредоточиться на России. Германское правительство все еще думало, что Великобритания, не будучи континентальной державой и с небольшой сухопутной армией, останется в стороне даже перед лицом нарушения бельгийской границы, гарантированной Лондоном.
Эти германские расчеты оказались иллюзией, имевшей катастрофические последствия. К силе убежденности в этом привело то обстоятельство, что Берлин был потрясен вступлением Великобритании в войну 4 августа 1914 года. И министру иностранных дел Эдуарду Грею было далеко не просто убедить правительство Асквита объявить войну Германии, причем он ссылался на «обязательство чести» по отношению к Франции и Бельгии.
Было ли глупо со стороны германской элиты исходить из таких расчетов? Следует иметь в виду, что в Европе складывалась беспрецедентная ситуация. Объединение Германии «железом и кровью» в качестве Прусской империи было лишь одним из крупных факторов этой новой ситуации. Кстати, Ф.И.Тютчев, который хорошо знал Германию, еще в середине XIX века писал, что в Европе нет места для Германской империи. Остро стояла также проблема трансформации европейского общества в результате промышленной революции. Многие историки, включая Макса Гастингса (в его книге «Первая мировая война. Катастрофа 1914 года»), указывают на перспективу потери контроля над ситуацией в собственных странах как на одну из причин того, что правительства европейских стран позволили ввергнуть континент в войну. Этот последний фактор в равной мере относился как к Великобритании, так и Германии. Стратегический анализ явно отставал от проходивших де-факто радикальных перемен в европейской политике.
Было заключено англо-французское «Сердечное согласие», но оно не предусматривало каких бы то ни было обязательств на случай, если Франция объявит войну Германии как союзник России. Давние разногласия между Великобританией и Россией в Центральной Азии, получившие название Большой игры, были урегулированы в секретном соглашении 1907 года. Таким образом, со стороны Великобритании наблюдалась стратегическая неопределенность/двусмысленность, что и питало германские иллюзии. Задачей Александра Бенкендорфа как раз и было подтолкнуть англичан к большей ясности, что могло бы открыть глаза Берлину и предотвратить Первую мировую войну.
Эта миссия оказалась невыполнимой. Британцы не могли преодолеть свой стратегический менталитет, который зиждился на императиве неучастия в обязывающих альянсах с континентальными державами. Стоит отметить, однако, что, когда Лондон действовал вопреки данной доктрине, это имело далекоидущие последствия. Многие историки сейчас рассматривают Крымскую войну, инициатором которой стал Наполеон III, как «ненужную». Сказать так - значит сказать очень мало, поскольку эта война создала условия для объединения Германии по опасному сценарию посредством Франко-прусской войны. Только Россия смогла бы это предотвратить, но, униженная условиями Парижского мира и находясь в разгаре проведения кардинальных внутренних реформ, она не имела для этого ни стимулов, ни политической воли. Как указывает Орландо Файджес в своей книге «Крымская война», именно кабинет Пальмерстона настаивал, в отличие от французов, на наиболее унизительных статьях мирного договора, которые накладывали ограничения на военное присутствие России на Черном море.
Теперь же, в преддверии Первой мировой войны, англичане никак не могли определиться и прийти к пониманию того, что германское доминирование на континенте не отвечает их жизненно важным интересам. Как и многие другие, они предпочитали верить в то, что большая война в Европе невозможна. Кажется, что к тому времени у них выветрились воспоминания о континентальной блокаде Наполеона. Впоследствии эта стратегическая двусмысленность выразится в «Странной войне» 1939-1940 годов и приведет к трагедии под Дюнкерком. И это уже не говоря о Версальской системе, которая оставила за бортом Германию и Советский Союз и гарантировала границы только западных соседей Германии.
В обоих случаях именно германская агрессия вносила ясность в британское стратегическое мышление, то есть приводила к пониманию фундаментального совпадения интересов между Великобританией/Францией и Россией в том, что касается поддержания мира в Европе. Кажется, что даже одного повторения в истории такого рода грубой ошибки уже слишком много, каковы бы ни были обстоятельства, включая классовые предрассудки и соображения идеологического порядка. История дает массу примеров того, что геополитика берет верх над всеми остальными факторами. Неудивительно по-этому, что даже сейчас, в условиях брекзита и «глобальной революции» Дональда Трампа, западные историки и обозреватели (как, например, британский историк Ниал Фергюсон) усматривают в нынешних европейских делах этот давний геополитический отпечаток.
Сейчас, как никогда прежде, очевидно, что геостратегическое наследие холодной войны, включая такие институты, как НАТО и Евросоюз, во все большей мере становится крупным препятствием на пути установления в Европе четкой и ясной системы коллективной безопасности, основанной на принципах неделимости безопасности и равной безопасности для всех. Выход Великобритании из ЕС с сохранением членства в НАТО напоминает стратегическую неопределенность британской внешней политики прошлого. К сожалению, логика такого подхода приводит некоторых, включая Н.Фергюсона (в его статье в американском журнале «Форин полиси»), к выстраиванию искусственного «Русского вопроса» на замену Германскому вопросу, который, как полагают, разрешен раз и навсегда. В действительности же это способствует поддержанию на плаву политики холодной войны. Грустно наблюдать то, как германские элиты с охотой дают себя поймать на эту наживку.
Чего не хватает в данном анализе, так это того, что фиаско Еврозоны/Евросоюза чревато возникновением новой проблемы несовместимости Германии с остальной Европой, на этот раз торгово-экономической. Никто не верит в то, что Германия могла бы вновь стать крупной военной державой. Именно поэтому устарела НАТО как средство сдерживания Германии. Вопрос же в том, как обеспечить экономическое сотрудничество с Германией, у которой профицит текущего счета платежного баланса составляет 9% ВВП, когда она окажется предоставленной самой себе. Если, конечно, как полагают некоторые, уже упущен - вследствие политизированного расширения Евросоюза «по дешевке» в последние 15 лет - момент создания устойчивой и сильной наднациональной Европы.
Британский историк Доминик Ливен в последней книге о России «К пламени» пишет, что в своем планировании войны, которая стала Первой мировой, Берлин думал о России в категориях «ловушки Фукидида». Действительно, Россия развивалась в то время ускоренными темпами (сопоставимыми с Китаем последних 30 лет) - достаточно вспомнить знаменитые слова П.А.Столыпина о «20 годах без войны». Немцы думали, что через 15 лет Россия станет доминирующей экономической державой в Европе. Но германский бизнес был ведущим иностранным инвестором в России, что предполагало вариант стать частью экономического успеха России.
Почему бы не пойти по этому пути сейчас, учитывая наш огромный потенциал в плане усваивания иностранных инвестиций, особенно если Германии и Европе придется нести двойное бремя управляемой глобализации/деглобализации, то есть столкнуться с серьезными вызовами в своих торгово-экономических отношениях как с США, так и Китаем. Стоит вспомнить о том, что 12 лет назад американский Национальный совет по разведке предусматривал в одном из своих сценариев развития глобальной ситуации возможность того, что США придется выйти из глобализации, если она будет действовать против интересов Америки.
По крайней мере, на этих путях можно было бы частично решить более серьезную проблему, а именно ту, что Германия окажется в геополитической терра инкогнита после окончания холодной войны. При этом уместно иметь в виду, что по своему мироощущению Германия является продуктом и жертвой «крестового похода» Запада против культурных различий и самой истории. Как показывает греческий кризис, различия в области культуры никуда не делись. А всем странам не уйти от того, чтобы творить собственную историю. Поэтому отношения сотрудничества между Германией и фланговыми державами к западу (США, Великобритания, Франция) и к востоку (Россия, Польша) могли бы стать материальной гарантией прочного мира в Евро-Атлантике.
Только на этом пути можно создать не куцую, а внятную, по-настоящему целую и свободную Большую Европу и вместе с тем извлекать из истории уроки, а не застревать в ней. Москва за это последовательно выступала с того самого момента, когда мы вступили на путь радикальных перемен 30 лет назад. Поддержка Дональдом Трампом Великобритании после того, как та выйдет из Евросоюза, и его готовность к сотрудничеству с Берлином и Москвой вне и помимо существующей «лоскутной» европейской архитектуры помогут прийти к такому результату. Альтернативой были бы продолжение попыток стратегического латания дыр и тупик, в котором мы находимся после окончания холодной войны. Тем более что вопросы экономического развития и процветания являются приоритетными для всех, в том числе в нашем регионе.
Вопрос не только в том, что Евро-Атлантика сталкивается с вызовом качественно новой конкурентной глобальной среды. Речь прежде всего идет об уровне жизни и перспективах на будущее в каждой стране в пределах ее национальных границ. Искусственные торгово-экономические разделительные линии на континенте уже не способствуют решению этих проблем - они превращаются в материальную силу, генерирующую собственную логику. Например, использование «Восточного партнерства» ЕС в геополитических целях привело к украинскому кризису. Это также доказывает, что политика, которая противоречит деловому смыслу, ведет в никуда. Поэтому политическое единство Евро-Атлантики недостижимо без создания единого для всего региона экономического пространства, основанного на принципах и нормах ВТО.
