СОВРЕМЕННОЕ МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО прошло долгий и сложный путь, прежде чем стало регулятором отношений в мире, закрепляющим на договорной основе (прежде всего в Уставе ООН) основополагающие принципы и нормы поведения участников общения, рамки и пределы дозволенного и стремящимся дать адекватные ответы на многие проблемы, вызовы и угрозы, с которыми столкнулось человечество на рубеже XX и XXI веков. В наши дни международное право призвано внести особый вклад со "своего угла" в решение коренных вопросов, связанных с выработкой целостного взгляда на мир, сочетанием национальных интересов и задач выживания сообщества народов, с дальнейшим возвышением прав и свобод человека, борьбой с терроризмом, защитой окружающей среды, разрешением региональных конфликтов.

Философия международного права

ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ Г.ГЕГЕЛЯ, "философская наука о праве имеет своим предметом идею права, понятие права и его осуществление"1. Это в полной мере относится и к международному публичному праву, познание которого предполагает приведение в действие богатейшего методологического арсенала - законов и категорий диалектики; логического, исторического и системного подходов; движения от явлений к сущности, от простого к сложному; использования сравнительно-правовых и конкретно-социологических исследований, моделирования (при подготовке, к примеру, международных договоров, переговорного процесса и т.д.); теории игр (в том числе в процессе разрешения международных споров и конфликтных ситуаций); других общенаучных и специальных методов.

Во всей истории международного права (от "Jus gentium" Г.Гроция до нынешних времен) ярко проявляются противоречия как движущая сила и источник его развития, накопление количественных изменений, обеспечивающих их последующий перелив в новое качество, перерывы постепенности и скачки. Вместе с тем процесс познания всегда обусловлен и ограничен конкретными социально-экономическими и культурными обстоятельствами, что ставит определенные пределы человеческому разуму, интеллекту, которые раздвигаются, расширяются по мере развития международного сообщества, овладения, по словам К.Э.Циолковского, "космическим взглядом на вещи".

На протяжении веков война, например, рассматривалась в качестве "продолжения политики, только иными средствами", а международное право как бы адаптировалось применительно к этому не вызывавшему сомнений постулату, последовательно развивая и совершенствуя понятия и институты "права войны". И если Первая мировая война подвела человеческое мышление к осознанию неприемлемости вооруженных сил как средства разрешения международных споров (это нашло отражение, в частности, в "пакте Бриана - Келлога" 1928 г.), то Вторая мировая война подтолкнула к постановке задачи не только полного исключения войны из жизни общества, но и разработки механизмов поддержания мира и безопасности - Устав ООН, запрет (частичный или полный) на наиболее опасные виды вооружений. Именно принципиальное согласие сообщества народов на ограничение права войны стало главным завоеванием международного права, величайшим достижением человечества в XX веке.

Соотношение философских категорий части и целого находит отражение применительно к современному международному праву в явлении фрагментации, рассматриваемом как "автономность" или "самодостаточность" некоторых международно-правовых режимов, что в результате неоправданного отрыва от единой структуры права приводит подчас к юрисдикционным конфликтам и несет в себе угрозу распада целостной и гомогенной международно-правовой системы. Отсюда - прямой путь к умалению, а то и полному отрицанию международного публичного права, подмене его достаточно аморфной категорией "транснационального права", выдвинутой в свое время Ф.Джессепом и имеющей немало последователей в наши дни. Во многом в опоре на надуманную "фрагментацию" Г.Моргентау считал международное право "примитивным типом права", делая упор на использование силы при осуществлении внешнеполитических акций, а М.Мак-Дугал исходил из того, что "международное право, по существу, перестает быть особым компонентом международной системы - системой обязательных норм, оно растворяется в политике"2. Надо ли говорить, к чему приводили и приводят на практике подобные теоретические изыскания.

Трюизмом стало положение, согласно которому современные геополитические реалии характеризуются глобализацией экономического и политического развития. Человечество, по образному выражению И.И.Лукашука, "въезжает" в XXI век в колеснице глобализации". В отечественной литературе (вслед за западной) имеют место некоторая односторонность и завышение позитивных аспектов указанного явления. Утверждается, в частности, что мир становится единым с философской точки зрения и в реальности, модифицируется понятие "государство и его роль"; глобализация стирает грань между внутренней и внешней политикой. Явный оттенок зловещности приобретают утверждения о модификации понятий государства и его роли, если иметь в виду, к примеру, усилия США по выстраиванию по собственным схемам однополярного мира, новую стратегическую концепцию НАТО, развязывающую руки Альянсу для вмешательства в дела других государств под какими-либо, в том числе явно надуманными предлогами. И о каком единстве мира можно вести речь в условиях постоянно углубляющегося экономического разрыва между государствами, входящими в "золотой миллиард", и другой, неизмеримо большей частью международного сообщества, стремящегося вырваться из тенет бедности, эпидемий, неграмотности и т.д.?

Глобализация по-новому поставила вопрос о соотношении национального государства и международного сообщества, внутригосударственного и международного права, высветила иными гранями такие, казалось бы, традиционные представления и понятия, как суверенитет, мирное сосуществование, общепризнанные принципы и нормы и т.д. Реальное, основанное на фактах осмысление явления глобализации, взаимодействия позитивных и негативных факторов, которые она несет с собой, позволяет определить и пути развития международного права на новом цивилизационном витке, с неизбежностью предполагающем глубокие преобразования в структуре мировых связей, корректировки во внешнеполитических установках, в деятельности межгосударственных объединений и союзов, а значит - и в правовой надстройке, связанной со всей этой системой.

Правовой и нравственный императив

ИЗВЕСТНЫЙ российский юрист-международник Б.Н.Чичерин еще в начале XX века отмечал, что в условиях системы равновесия каждое государство вынуждено руководствоваться во внешней политике "не исключительно собственными интересами, но также вниманием к интересам других", а слабые государства "могут существовать рядом с сильными, сохраняя свою независимость, и служат уравновешивающим элементом при взаимных столкновениях"3. Отсутствие подобного "равновесия", своего рода системы "сдержек и противовесов" в мировых делах, является сильным искушением для доминирующих государств использовать неустойчивость международной среды в корыстных целях, что с неизбежностью ведет к произволу и анархии, пренебрежительному отношению к соблюдению общепризнанных норм и принципов международного права.

В таких условиях неизмеримо возрастает значение аксиологических (ценностных) аспектов международного публичного права, выступающего в качестве нормативного организующего начала миропорядка, а также нравственно-этических начал права, взаимодействующего с "обслуживаемыми" им международными отношениями и внешней политикой государств. По И.Канту, подлинный ("вечный") мир на земле достижим путем соглашения, суть которого состоит в обязательствах сторон устранить на будущее все возможные поводы к войне, уважать суверенные права государств, отказаться от "бесчестных приемов борьбы", подрывающих доверие между государствами, и т.д. Великим философом была предпринята попытка обосновать идею союза народов, целью которого должно стать обеспечение свободы каждого государства и всеобщего мира.

Вместе с тем другой немецкий мыслитель И.Гердер считал, что соглашение, заключенное в условиях вражды, не может служить гарантией мира. Только путем нравственного образования людей, повсеместного распространения идей гуманизма - "всеобщей справедливости и человечности" - можно вести дело к "постепенному уменьшению войн". Воспитание людей в таком духе должно базироваться на ряде принципов, среди которых - отвращение к войне, чувство справедливости к другим народам и солидарность с ними, торговля, призванная объединять, а не разъединять людей. Нетрудно видеть, что эта своего рода "мирная программа" Гердера, не исключая актуальных и сегодня идей Канта, как бы одушевляла их, обогащая этическим началом4.

Крупнейший современный социолог США А.Этциони одну из наиболее острых проблем конца XX - начала XXI века видит в кризисе нравственных императивов, "расползании по швам всех прежних представлений о том, что считать благом". Отсюда и оправданный, как представляется, вывод: "Нужно найти такие нравственные ценности, которые разделялись бы многими людьми, но не приводили бы к легитимизации насилия и репрессий". Естественно, речь в данном контексте должна идти и о международном праве, которое отвечало бы именно таким нравственным ценностям. Другой американский автор Д.Шелтон, выстраивая иерархию норм в международном праве, также видит позитив в "восстановлении взаимосвязи между правом и этикой", оценивает право как "способ воплощения фундаментальных ценностей международного сообщества" и не без оснований задается при этом практически значимым и в высшей степени актуальным сегодня (в свете реформирования ООН) вопросом, кто же будет определять упомянутые ценности и посредством какой процедуры.

Вместе с тем нельзя не учитывать, что понятия и институты действующего международного права отвечают во многом этическим ценностям христианской цивилизации и далеко не всегда адекватно воспринимаются народами других религий. В арабском мире, к примеру, нормы шариата имеют верховенство над правами человека в их общепринятом значении. Китайская традиция исходит из того, что право существует в основном для тех, кто не заботится о морали, а применение юридических норм в Стране восходящего солнца наталкивается на "мистический сентиментализм" японцев, больше ценящих поэзию, чем логику. Поэтому современное международное право предполагает не только согласование воль государств, но и - в немалой степени - диалог цивилизаций (альтернатива этому - их столкновение). События самого последнего времени на международной арене вновь подтверждают, насколько чувствителен духовный фактор в преломлении к международным отношениям и какое большое значение (с учетом этого) имеет адекватное соотнесение процессов кодификации и прогрессивного развития международного права с устоявшимися в мировом общественном сознании традиционными религиозными ценностями. При этом особенно важно иметь в виду, что многие общие принципы и понятия, прочно вошедшие в международно-правовую ткань (добро, человеколюбие, справедливость и другие), имеют в своей основе jus divinum (божественное право) и для всего христианского мира совпадают с библейскими заветами.

ООН исходила и исходит из значимости сохранения цивилизационного многообразия. "Различия внутри обществ и между ними не должны ни вызывать опасений, ни подавляться, они должны оберегаться как ценный вклад в человеческую цивилизацию, - подчеркивается в Декларации тысячелетия Организации. - Культуру мира и диалог между всеми цивилизациями следует активно поддерживать". Есть глубокий смысл, что только в минувшем году одна за другой прошли несколько международных встреч, посвященных диалогу цивилизаций, далеко не последняя роль в котором принадлежит религии. Открывая состоявшийся в Астане II съезд мировых и традиционных религий, Президент Казахстана Н.Назарбаев процитировал Махатму Ганди: "Те, кто думает, будто религия не связана с политикой, ничего не смыслят в политике". Казахстанский лидер выразил уверенность, что подавляющее количество вызовов и угроз, встающих перед человечеством сегодня, могут быть решены средствами и способами, имеющимися в арсенале религиозных традиций.

Там же, в Астане, спустя месяц состоялась международная конференция "Культура, духовность против терроризма и экстремизма". Ее участники, видные деятели науки, культуры и искусства России и Казахстана, выступили с призывом учредить Всемирный форум духовной культуры - постоянно действующий орган, призванный утверждать примат духовности и культуры над всеми другими ценностями человеческой цивилизации, воплощать в жизнь идеалы согласия, благожелательного добрососедства, ненасилия и веры в торжество сил разума. Сближению народов способствовал, наконец, и проходивший в то же время на греческом острове Родосе ставший традиционным форум "Диалог цивилизаций", объединивший на несколько дней около 600 представителей различных взглядов, убеждений и верований из 62 стран мира.

Все это - зримые свидетельства того, что человечество стремится восстановить разрушенную чередой прокатившихся по планете революционных потрясений связь времен, гармонию между духовностью, нравственностью и правом, делая, быть может, пока робкие, но очень важные шаги на этом пути. Все в большей степени осознается тот факт, что в основе международного договора должны лежать не только логическая неизбежность, обусловленная национальными интересами, но и нравственный императив, являющийся условием гуманистической ориентации, развития и совершенствования любого соглашения. Вместе с тем "нравственное измерение" международного права имеет и свои параметры, определяемые, с одной стороны, объективными социально-экономическими, культурными и иными факторами, а с другой - уровнем мировосприятия и правосознания, доминирующими на данный момент в международном сообществе.

Сказанное особенно заметно, пожалуй, в подходе к правам и свободам человека, осознание которых в полном объеме и стремление к максимальной реализации, несомненно, становятся вершинным явлением цивилизации. Однако, отдавая себе отчет в этом, нельзя не признать одновременно не только отсутствие реального универсализма в понимании прав, но и саму возможность его достижения в обозримый период. Конечно, объем прав и свобод не может произвольно сужаться или расширяться от границы к границе, но и однозначность и прямолинейность здесь явно неуместны. К тому же вряд ли возможно создание целостной, реально действующей системы международного контроля в области прав человека, пока не достигнута цель универсального участия государств в соответствующих международных соглашениях.

Состоявшийся в Москве Всемирный русский народный собор предложил видение концепции прав человека, основанное на российской духовной традиции, предполагающей соединение свободы с ответственностью и не допускающей вседозволенности. Принятая на соборе Декларация о правах и достоинстве человека при этом не противоречит ни Всеобщей декларации прав человека 1948 года, ни Международным пактам 1966 года, ни Заключительному акту СБСЕ. И если принять во внимание содержащиеся в этих и других международно-правовых документах положения об ограничениях прав во имя общественного порядка, государственной безопасности и т.д., то развязанная на Западе шумная кампания против решений собора выглядела явно лицемерной.

Моральное измерение, нравственные ориентиры представляют собой, по образному выражению Митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла, "стыковочные узлы между различными моделями устроения мира", основу многоукладной и жизнеспособной человеческой цивилизации в условиях процесса глобализации. Такая, например, этическая категория, как справедливость, является стержневой основой Устава ООН. В согласии со справедливостью необходимо разрешать угрожающие миру ситуации (ст. 1), ставить условия для участия государств, не являющихся членами Совета Безопасности, в его заседаниях (ст. 32), обеспечивать обращение с народами несамоуправляющихся территорий (ст. 73). В соответствии со ст. 38 Статута Международного суда он может при определенных условиях разрешать дела ex aequo et bono (по справедливости и доброй совести).

Многие нравственные ориентиры легли в основу формировавшихся на протяжении длительного времени базовых принципов международного права - императивных норм. Нельзя исключить в этой связи, на наш взгляд, и применения упомянутых выше "стыковочных узлов", этих, может быть, самых надежных критериев для разрешения реально существующих противоречий современного международного права, в том числе и между особенно обострившимися в последнее время его основными принципами.

Азбучным, к примеру, является положение о том, что принцип самоопределения народов не должен восприниматься как санкционирующий или поощряющий расчленение, нарушение территориальной целостности или политического единства государств. Более того, для пресечения подобных угроз, предотвращения сепаратизма могут и должны приниматься соответствующие меры. Такая трактовка представляется вполне логичной и последовательной, так как исходит из общепризнанных норм, согласно которым основные принципы международного права "являются взаимосвязанными и каждый принцип должен рассматриваться в контексте всех других принципов" (Декларация о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН от 24 октября 1970 г.); "имеют первостепенную важность, и, следовательно, они будут одинаково и неукоснительно применяться при интерпретации каждого из них с учетом других" (Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе от 1 августа 1975 г.). Применительно к принципу равноправия и самоопределения народов оба документа предельно четко ориентируют на недопустимость в процессе его реализации частичного или полного нарушения территориальной целостности государства.

Вместе с тем возникает закономерный вопрос: обречены ли навсегда народы, компактно проживающие на территории того или иного государства и фактически утратившие связь с ним, создавшие собственные органы власти, ощущать себя "скованными одной цепью" с ним? Международному праву предстоит, очевидно, выработать критерии, которым должен соответствовать народ, претендующий на реализацию своего права на самоопределение именно путем отделения и образования самостоятельного государства. В основе критериев, думается, должна лежать такая морально-этическая категория, как справедливость. Кое-что уже сделано в соответствующем направлении. Не вызывает сомнений, в частности, рассматриваемое право применительно к народам, находящимся в колониальной зависимости (историей этот вопрос решен) или под иностранной оккупацией.

Что же касается других ситуаций, то в процессе работы над Декларацией 1970 года особое внимание было обращено на "действительность" субъекта права на самоопределение, под которой понимались, во-первых, народ, живущий на общей территории и объединенный целью самоопределения; во-вторых, подлинная
(не фиктивная) представительность органов, выступающих от имени народа. В принятом же тексте декларации совершенно оправданно (справедливо!), на наш взгляд, речь идет о сохранении территориальной целостности государств, "действующих с соблюдением принципа равноправия и самоопределения народов… и вследствие этого имеющих правительства, представляющие весь народ, принадлежащий к данной территории…" (выделено нами. - Э.К.). Логично предположить, что народ, лишенный соответствующего представительства, явно ущемленный в своем положении по сравнению с предыдущими периодами развития, имеет полное право на свободное определение политического статуса, осуществление своего экономического, социального и культурного развития. Это и справедливо, и во многом вписывается в контекст современного международного права.

Философское осмысление явления глобализации, взаимодействия позитивных и негативных факторов, которые она несет с собой, позволит определить конкретные пути развития международного права на новом цивилизационном витке, с неизбежностью предполагающем глубокие преобразования в структуре мировых связей, корректировки во внешнеполитических установках, в деятельности межгосударственных объединений и союзов. Нет сомнения, что XXI век внесет существенные коррективы и в содержание многих основных принципов, видоизменив некоторые из них и дополнив на каком-то этапе сложившуюся традиционную "обойму" возможными новыми общеобязательными установлениями - защитой окружающей среды, соблюдением демократических ценностей и стандартов, свободой освоения богатств, составляющих общее наследие человечества, и т.д. И все они, с тем чтобы получить "путевку в жизнь", реализоваться в полном объеме, должны будут учитывать морально-этические аспекты, состояние миропонимания и правосознания, существующие в международном сообществе.

Панацея или жупел?

ПРИНЦИП государственного суверенитета, вот уже несколько веков являющийся краеугольным камнем миропорядка и международного права, подвергается в наши дни глубокой эрозии, нередко становится яблоком раздора, из-за которого льется кровь, сеются смерть и разрушения, приносится горе миллионам людей. Растет и число ученых, преследующих цель под предлогом "столкновения цивилизаций", "усмирения государств-изгоев" и т.д. видоизменить понятие суверенитета, а то и полностью отказаться от него. Среди ниспровергателей и такие мэтры, как Х.Кельзен. Дж.Брайерли, Х.Лаутерпахт, К.Райт, У.Фридмэн, и менее известные авторы. "Оковы" и "смирительная рубашка" для  прогресса человечества в условиях глобализации, "организованное лицемерие" и другие нелестные определения избираются подчас для характеристики суверенитета.

Американский профессор З.Бжезинский считает, что в наше время понятие суверенитета в значительной степени "размыто" из-за постоянно растущей взаимозависимости государств и для большинства из них является "юридической фикцией". Лишь США, обладая-де "абсолютным суверенитетом", выступают "последним подлинно суверенным государством в мире". Для защиты же своих национальных интересов они должны иметь свободу действий: "могущественному Гулливеру негоже быть связанным по рукам и ногам слабыми лилипутами"5. Надо ли говорить об очевидной служебно-инструменталистской роли подобных политологических изысканий, призванных обосновать в столь образной форме имперские амбиции Соединенных Штатов в условиях однополярного мира? Один из наиболее ревностных сторонников глобализации финансист и филантроп с мировым именем Дж.Сорос явно сожалеет, что в то время, когда рынки становятся глобальными, политика по-прежнему опирается на идею суверенного национального государства.

Элитарно-снобистские рассуждения о народах, "способных" и "не способных" к демократии, о "сильных" и "слабых" нациях, "несостоявшихся" и "падающих" государствах и т.д., так или иначе связанные с проблемой суверенитета, в последнее время все чаще начинают из западных изданий проникать в отечественную литературу. Что можно сказать по поводу подобных рассуждений? Во-первых, трудно представить себе, что отнесение отдельных государств к категории "изгоев" международного сообщества (в отличие от "цивилизованных народов") имеет место спустя всего лишь полвека после принятия Декларации ООН 1960 года о предоставлении независимости колониальным странам и народам, в корне изменившей политическую карту мира. Во-вторых, в наши дни - как никогда раньше - необходимо решительно противостоять любым попыткам ограничения суверенитета без согласования с международным сообществом.
В-третьих, такого рода вмешательства могут осуществляться только с санкции Совета Безопасности ООН, причем критерии возможного применения силы (а они, увы, до сих пор даже не разработаны международным сообществом) являлись бы, по нашему убеждению, для СБ не более чем ориентиром, и в каждом конкретном случае потребовалось бы его специальное решение.

Идея суверенитета прошла долгий и сложный путь развития, включающий в себя и обоснование в рамках естественно-правовых взглядов народного суверенитета (Г.Гроций, Ж.Ж.Руссо), и доктрину всемогущества парламента (Г.Блекстон, А.Дайси), и гегелевский суверенитет-абсолют. В современную эпоху наряду с государственным суверенитетом, рассматриваемым как один из ключевых институтов международного правопорядка, принято выделять народный суверенитет (право народа самостоятельно решать свою судьбу, определять основные направления политики, контролировать деятельность государственных органов) и национальный суверенитет (свободное выражение волеизъявления нации в процессе реализации права на самоопределение). Материальной основой государственного суверенитета является обладание территорией, собственностью, определенным культурным достоянием. Политико-правовые начала состоят в стабильности государственности, развитости (в частности, конституционном оформлении) структуры власти, в признании суверенитета Уставом ООН и другими основополагающими документами международного права.

Суверенитет является, таким образом, сущностной характеристикой государственной власти, показателем ее полнокровности и могущества. Это не некое мистическое свойство, но вполне осязаемое качество, реально проявляющее себя в наборе прав, возможностей и гарантий, обеспечивающих в обществе именно государству особый, уникальный статус по сравнению с другими политическими институтами (верховенство), равно как и в международном сообществе (независимость). Естественно, от объема компетенции, определяемой, к примеру, в сложных (федеративных) государствах конституциями, федеративными договорами и иными соглашениями, зависит и степень суверенитета, характер обладания международной правосубъектностью.

Заключение договоров, объединение в союзы и организации, взаимные уступки в процессе общения всегда предполагают переуступку государствами части своих прав, как бы их взаимоучет, во имя в конечном счете более успешного решения тех или иных задач. Без разумного ограничения прав, а тем самым суверенитета сегодня немыслимы процессы экономической интеграции, решение стоящих перед человечеством глобальных задач, а во многом и  само существование цивилизации. Показательна в этом отношении, в частности, ст. 2 п. 7 Устава ООН. Провозглашая принцип невмешательства во внутренние дела государства, эта же статья содержит и оговорку, дающую возможность Совету Безопасности ООН в порядке главы VII Устава осуществлять принудительные меры, неизбежно предполагающие серьезные ограничения суверенитета того или иного государства при наличии с его стороны "любой угрозы, любого нарушения мира или акта агрессии".

Диалектика, думается, в том и состоит, что, ставя во главу угла согласование воль государств (одно из наиболее весомых проявлений суверенитета), международное право одновременно достаточно четко определяет разумные ограничители для тех из них, которые своими произвольными действиями создают угрозу миру и понимаемой весьма широко в современных условиях международной безопасности.

Все более явственно проявляющая себя глобализация применительно к суверенитету лишь высвечивает старые подходы новыми гранями, не меняя существа проблемы. При всех обстоятельствах соответствующие процессы, отражая усиление взаимозависимости в сферах экономики, экологии, образования и т.д., не должны "стирать" национально-государственные различия, нести в себе угрозу отказа от суверенитета, от необходимости тесной "увязки" внутригосударственного и международного права. Не способствует, на наш взгляд, прояснению истины такая трактовка суверенитета, при которой он рассматривается как способность "проводить какую угодно внутреннюю политику независимо от внешних сил" (выделено нами. - Э.К.).

С другой стороны, вряд ли можно в полной мере согласиться с некоторыми авторами, которые в сферу "совместного регулирования" включают и такие в высшей степени чувствительные для каждого государства вопросы, как "признание и установление содержания некоторых правовых концепций (правовое государство, демократическое общество и др.)". В свете изложенного представляется весьма продуктивной прошедшая на страницах "Российской газеты" дискуссия вокруг статьи В.Д.Зорькина "Апология Вестфальской системы" и понятия "суверенной демократии".

Несомненный интерес вызывает интерпретация В.Д.Зорькиным суверенитета России, равно как и других европейских государств, только "в контексте демократии и господства права", недопустимости использования суверенитета вопреки этим принципам. Смущает, однако, очевидная географическая зауженность вопроса и, конечно же, столь непростая в современном мире трактовка самого понятия упомянутых демократических ценностей. Пока международное сообщество не смогло выработать бесспорных универсальных критериев на этот счет и уйти тем самым от извечного и вполне естественного в подобных условиях вопроса "а судьи кто?"6.

Разумеется, нельзя отрицать объективно обусловленных оснований ограничения суверенитета, проявляющихся в элементах наднациональности Европейского союза; "взвешенном голосовании" в ряде международных финансово-экономических организаций; праве мирного прохода через территориальное море; Кодексе либерализации движения капиталов ОЭСР и других положениях и институтах современного международного права. Вместе с тем подобные "вторжения" в государственную юрисдикцию и суверенные права не влекут за собой угрозы суверенности как имманентному качеству государства, одному из его признаков, до тех пор, пока эти ограничения осуществляются добровольно, не приобретают характера насильственных действий. Характерна позиция на этот счет М.Тэтчер, не согласной с утверждениями о том, что "глобализация означает конец государства в том виде, в каком мы его знали на протяжении веков". "В действительности глобализация лишь в какой-то степени ограничивает власть государства, не позволяя ему делать то, чего оно не должно делать вообще, - подчеркивает бывшая премьер-министр Великобритании. - А это нечто иное"7.

Еще более определенно высказываются известные специалисты в области международного экономического права из Сорбонны Д.Карро и П.Жюйяр, рассматривая случаи ограничений суверенитета применительно к иностранным инвестициям и даже частичного отказа от него - требование свободной циркуляции инвестиций. "Отправная точка юридического анализа не подлежит сомнению. Изначально все определяется именно принципом суверенитета, - четко выражают свою позицию упомянутые авторы. - Каждое государство суверенно и по этой причине самостоятельно определяет свою экономическую политику и свое экономическое пространство"8. Сказанное, как представляется, в еще большей степени можно отнести к определению каждым государством внешней политики и своего политического пространства.

Национальные государства в интересах мира и международной безопасности, экономического, социального, культурного и гуманитарного развития, поддержания экологического равновесия вынуждены ограничивать себя, как бы делясь своей независимостью. Именно такой процесс добровольной уступки суверенных прав, а тем самым и части суверенитета мировому сообществу представляет собой в современных условиях наиболее совершенную, цивилизованную форму реализации этого прошедшего сквозь века основополагающего принципа международного права.

Освобождение от мертвого груза устаревших истин, всегда само по себе мучительно трудное дело, осложняется в подходе к суверенитету опаснейшей инерцией национализма (в его как узконационалистическом, так и великодержавном проявлениях), срывающегося чаще всего в штопор политического экстремизма. И есть, думается, лишь единственный способ избежать своего рода демонизации суверенитета - решительно отойти от изначальной, рожденной в "вестфальскую эру" абсолютизации этого явления, перестать смотреть на него как на неотъемлемый признак государств-левиафанов, действующих в условиях "войны всех против всех" по принципу "кто сильный, тот и прав". В противовес этому предстоит выстроить систему разумных, четко определенных критериев поведения национальных властей на международной арене, а затем постепенно, шаг за шагом ограничивать верховенство на своих территориях, не допуская грубых нарушений цивилизованных, основанных на международном праве, этических нормах и здравом смысле устоев человеческого общежития.

Таким образом, суверенитет - не панацея и не жупел. Это объективная реальность, по-прежнему предопределяющая ход событий на мировой арене, прогрессивное развитие международного права. Образно говоря, суверенитет является "геном" государственности и в этом смысле несет в себе некую заданность, объективную обусловленность права как результата, конечного продукта согласования суверенных воль государств.

Международное право: парадигма развития

СОВРЕМЕННОЕ МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО переживает, надо признать, серьезные кризисные явления, обусловленные фундаментальными изменениями в мировых делах, распадом биполярной системы, нарастанием процессов глобализации. Нередко оно ощущает себя как бы загнанным в тупик мощным давлением подхода, согласно которому в мире есть одна по-настоящему суверенная держава - США ("последний суверен", по З.Бжезинскому).

Об этих процессах с большой тревогой говорил на проходившей в Мюнхене конференции "Глобальные кризисы - глобальная ответственность" Президент России В.В.Путин: "Мы видим все большее пренебрежение основополагающими принципами международного права. Больше того - отдельные нормы, да, по сути дела, чуть ли не вся система права одного государства, прежде всего, конечно, Соединенных Штатов, перешагнула свои национальные границы во всех сферах: и в экономике, и в политике, и в гуманитарной сфере, и навязывается другим государствам".

С другой стороны, международное право испытывает ветры перемен, возникающих под воздействием разрастающихся трещин в евроатлантической солидарности, экономического подъема в таких государствах, как Бразилия, Россия, Индия, Китай и другие, постепенно реанимирующегося в качестве полюса силы Движения неприсоединения, наконец, все более широкого распространения общечеловеческих идей, оказывающих заметное влияние на международное общественное сознание. Сохранится ли международное публичное право в традиционном, складывавшемся веками понимании или его вытеснят иные правила и нормы, в качестве субъектов которых на первый план будут выдвигаться не государства, а физические и юридические лица, транснациональные корпорации и неправительственные организации? Как суждено уживаться международному праву с виртуальным миром, выражаемым средствами современных информационных технологий, в том числе Интернетом и его аналогами. Сегодня это, увы, далеко не праздные вопросы.

Все более явно обнаруживающий себя в среде западных ученых пессимизм в отношении международного права зиждется, с одной стороны, на провозглашении "конца истории" Ф.Фукуямой, знаменующем торжество идей либерализма и потребительской культуры; с другой же - на доктринальной подмене вначале А.Тойнби, а затем С.Хантингтоном реальных конфликтов между нациями-государствами грядущими, на их взгляд, "столкновениями цивилизаций".

Вторая мировая война, угроза ядерной катастрофы, нависавшая долгие годы над планетой, нарастающие прогнозы экологического апокалипсиса подвели человечество к постепенному осознанию как общих возможностей развития, так и общей уязвимости, необходимости преодоления сложнейших межгосударственных противоречий, поисков выходов из тупиков мирового развития на путях рационального использования растущей взаимозависимости, с неизбежностью предполагающей своего рода "усмирение" национально-государственных амбиций. Показательно, что сами лексические формулы "народы Объединенных наций", "международное сообщество", непривычные, прямо скажем, для первой половины XX века, теперь прочно входят в ткань международного права, а "поощрять признание взаимозависимости народов мира" прямо определено в качестве одной из задач ООН в ее Уставе (ст. 76, п. с).

Возросшая целостность мира задает новые параметры политическому и экономическому развитию; правительствам все больше приходится действовать с оглядкой на реакцию не только внутри страны, но и за рубежом. В этих условиях международное сообщество как бы берет "под крышу" и те пространства, которые находятся за пределами суверенитета государств и вне их юрисдикции. Появился адекватный, вполне соответствующий принципиально новому статусу таких пространств термин "общее наследие (достояние) человечества". Речь идет о дне морей и океанов и его недрах (ст. 29 Хартии экономических прав и обязанностей государств 1974 г., ст. 136 Конвенции ООН по морскому праву 1982 г.); обследовании и использовании Луны и других небесных тел (ст. 4 Соглашения о деятельности государств на Луне и других небесных телах 1979 г.); Антарктиде как природном заповеднике, предназначенном для мира и науки (Протокол об охране окружающей среды к Договору об Антарктике 1959 г.). Обогащение международного права концептуальным понятием "общего достояния человечества" отвечает нынешнему уровню международного правосознания и учитывает интересы государств и народов, являющихся на сегодня экономическими и финансовыми аутсайдерами, сохраняя для них в перспективе возможность подключения к освоению природных ресурсов планеты. А трактовка понятия космонавтов как "посланцев человечества" (ст.5 Договора по космосу 1967 г.) с определением соответствующих обязанностей государств открывает совершенно новые, невиданные доселе горизонты перед международным правом. Почему бы, заметим попутно, не рассматривать сегодня международных террористов в качестве "врагов человечества" со всеми вытекающими из этого последствиями как для них, так и для заинтересованных государств?

У рассматриваемой здесь и, несомненно, имеющей перспективу концепции есть, правда, на сегодня пределы, одним из которых является полный суверенитет государств над своими природными ресурсами (как это понимается той же упомянутой выше Хартией 1974 г.). И если рассмотрение в качестве общего наследия частей морских (глубоководное дно) и космических пространств считается делом естественным и получает закрепление в конкретных международно-правовых документах, то попытки приравнять к таковым, например, нефтяные поля и другие природные, в том числе морские, ресурсы встречали и будут встречать решительное противодействие со стороны обладающих ими государств, какими бы внешне благородными мотивами и рассуждениями ни прикрывались подобные намерения.

Грядущий прогресс науки и техники, проблемы, порождаемые экономическим межгосударственным и межрегиональным неравенством, демографические изломы, экологические катаклизмы и другие все более четко обозначающиеся тенденции мирового развития будут и впредь выдвигать перед международным правом новые теоретические и практические задачи, требовать философского осмысления стратегических путей дальнейшего развития человеческой цивилизации, углубления прогностического начала международно-правовой науки. Приведению его в действие призваны служить изучение и обобщение уже накопленного опыта, научные гипотезы и связанные с ними возможные эксперименты, экстраполяции в будущее (своего рода его зондирование) наблюдаемых тенденций и закономерностей развития, выращивание на этой основе своеобразного "древа познания" - перспективных проблем, которые предстоит решать в обозримом будущем науке и практике. Среди них: ответы на угрозы терроризма, глобальные и региональные конфликты нового поколения (например, применительно к спорам, сторонами которого являются государство и этническая группа, борющаяся за реализацию права на самоопределение); средства предотвращения вооруженной фазы конфликтов (принуждение к миру); право международного сообщества на "гуманитарное вмешательство"; легитимизация участия СБ ООН в урегулировании внутренних конфликтов; "самоисполнимость" международных договоров, в том числе повышение действенности правотворческого процесса и многие другие проблемы.

Вместе с тем при всех происходящих в настоящее время процессах прогрессивного развития и кодификации международного публичного права речь, как представляется, не должна идти об отрицании или отходе от наработанного потенциала, разрушении оправданных жизнью конструкций (принцип единогласия постоянных членов СБ ООН и т.д.). Только на путях постепенного выравнивания интересов государств и взаимного ограничения их свободы можно, как представляется, выстроить модель миропорядка со своей эффективной системой, отвечающую реалиям XXI века. Разумеется, это не только не исключает, но, напротив, предполагает обновление, обогащение и конкретизацию традиционных правовых ценностей, их последовательное возвышение в свете нынешних исторических реалий, новых противоречий и возможностей их разрешения. Известная формула Гегеля "будь лицом и уважай других в качестве лиц", думается, в полной мере применима и к государству как главному действующему лицу на международной арене, надежному гаранту (во взаимодействии с международным и внутренним правом) национальных интересов.

 

1 Гегель Г. Философия права. М., 1990, с. 59.

2 Цит. по: Тункин Г.И. Право и сила в международной системе. М., 1983, с. 106.

3 Чичерин Б.Н. Философия права. СПб, 1998, с. 254.

4 Гердер И.Г. Идеи к философии человечества. М., 1977, с. 644.

5 Бжезинский З. Последний суверен на распутье.//Независимая газета, 17 февраля 2006, с. 10.

6 Зорькин В. Текст и реальность.//Российская газета, 12 декабря 2006.

7 Тэтчер М. Искусство управления государством. Стратегии для меняющегося мира. М., 2003, с. 16.

8 Карро Д., Жюйяр П. Международное экономическое право. М., 2002, с. 349-350.