Нефть в политике США

ОДНИМ ИЗ КЛЮЧЕВЫХ ФАКТОРОВ, содействовавших становлению и расцвету сверхдержавности Соединенных Штатов Америки, было их доминирование на мировых нефтяных рынках. Этот фактор начал формироваться еще с конца XIX века, и его действие нарастало в течение всего ХХ столетия. Поэтому, чтобы правильно оценить складывающуюся сегодня ситуацию и попытаться ответить на вопрос, насколько обоснованы нынешние претензии американской администрации на сохранение их былой сверхдержавности, было бы полезно хотя бы вкратце коснуться предыстории вопроса.

Немного истории

США первыми начали промышленную добычу нефти, после того как псевдополковник Дрейк освоил первую буровую вышку в 1859 году и положил начало "нефтяной лихорадке" в Пенсильвании. Вскоре Джон Дэвисон Рокфеллер положил начало масштабной переработке нефти, открыв ее "керосиновую эру" (бензин тогда считался побочным продуктом и продавался, если это удавалось сделать, по ничтожным ценам). Действуя весьма расчетливо и предельно жестко, Рокфеллер реализовал процесс концентрации и централизации капитала в области нефтепереработки и создал знаменитую монополию "Стандард ойл компани". Хотя у него были хорошие отлаженные связи с железнодорожными компаниями, что давало ему огромные преимущества (особенно по тарифам на перевозку нефти и нефтепродуктов), он сразу же оценил историческое значение трубопроводной транспортировки нефти, что стало для того времени крупным технологическим прорывом. Рокфеллер с откровенным презрением относился к многотысячной анархичной армии нефтедобытчиков и быстро понял необходимость хотя бы частично - для обеспечения стабильности поставок нефти на свои предприятия - вторгнуться в область нефтедобычи (к 1891 г. "Стандард ойл" уже контролировала четверть всей добычи)1. Так "Стандард ойл" превратилась в первую вертикально интегрированную корпорацию. Вряд ли можно сомневаться в том, что возникновение и развитие нефтяной промышленности внесло весьма весомый вклад в процесс превращения США после завершения Гражданской войны (1861-1865 гг.) из аграрной в индустриальную державу.

По мере консолидации на внутреннем нефтяном фронте появилась возможность крупномасштабного экспорта нефти в Европу, где происходила в это время промышленная революция. В 1870 и 1880-х годах больше половины произведенного в США керосина шло на экспорт, в основном на самый крупный в это время европейский рынок, в том числе и в Россию. Впрочем, в России со второй половины 1870-х уже появились свои крупные производители керосина в Баку: сначала "Бр. Нобели", а затем и "Бр. Ротшильды", которые вскоре вытеснили американский керосин с российского рынка. Более того, на какое-то время (в 1898-1902 гг.) Россия даже перегнала Америку по объему добычи нефти. И это положило начало борьбе за мировые нефтяные рынки (что в соответствующей литературе получило название "нефтяных войн").

Доминирующая роль США в мировой энергетике особенно усилилась в ходе Первой мировой войны. Готовясь к будущим схваткам, в стремлении обеспечить себе стабильные поступления нефти, Великобритания, Голландия, Франция, Германия устремились на ее поиски в Юго-Восточную Азию (Бирму, Индонезию), на Ближний Восток (во владения Оттоманской империи, в Иран, Кувейт). Но это были только первые шаги, и к началу войны они не успели добиться поставленной цели. С другой стороны, в России нарастала социально-политическая нестабильность - бездарная и неудачная война с Японией, первая революция 1905-1907 годов и, наконец, свержение монархии и Октябрьский переворот 1917 года. В результате Россия надолго вышла из большой игры на "нефтяном поле". Неудивительно поэтому, что США, на которые приходилось в годы войны 65-67% от мирового производства нефти, обеспечивали в этот период 80% потребностей в ней своих европейских союзников. Война окончательно прояснила: доступ к источникам нефти стал важнейшей составной частью национальных стратегий мировых держав. Вот почему сразу же после ее окончания начался передел нефтяного мира, в который активно начали втягиваться и Соединенные Штаты. При этом правящие круги Америки стали все чаще задумываться над тем, чтобы переключить европейских союзников на поставки нефти из стран Ближнего Востока, а свою нефть приберечь для собственных нужд.

В какой-то мере сходная ситуация сложилась в ходе и после Второй мировой войны. В рамках поставок по ленд-лизу США снабжали союзников (в том числе СССР) также и нефтью, и нефтепродуктами. Несмотря на массовое недовольство, для этого пришлось ввести в Штатах систему рационирования продаж бензина населению. Вместе с тем именно в этот период среди администрации президента стало окончательно крепнуть убеждение в необходимости более последовательного осуществления политики "консервирования" нефтяных ресурсов на случай возникновения третьей мировой войны. Но для реализации этой идеи необходимо было договориться с Великобританией о послевоенном разделе мировых нефтяных рынков. Переговоры на эту тему начались еще в ходе войны, с 1943 года. Великобританию тогда сильно волновало предчувствие, что в результате этого раздела установится абсолютная гегемония США, в том числе за счет самой Англии. Но в феврале 1944 года великий демократ Президент Рузвельт при встрече с английским послом Галифаксом "успокоил" своего союзника, с американской непосредственностью заявив: "Персидская нефть ваша. Нефть Ирака и Кувейта мы поделим. Что касается нефти Саудовской Аравии, то она наша"2. 

Предчувствия не обманули англичан. Великобритания была настолько ослаблена войной, что не смогла единолично справиться с чрезвычайно турбулентной ситуацией в Иране, приведшей к национализации Англо-иранской нефтяной компании (АИНК) правительством экстравагантного Мохаммеда Моссадыка и бегству шаха из страны. А после организованного ЦРУ контрпереворота США приступили к формированию консорциума западных компаний, в который помимо АИНК (ВР) вошли еще "Shell", пять американских компаний и одна французская нефтяная компания. В консорциум были вовлечены также американское и британское правительства. Эти события фактически положили начало эре "англо-саксонского" доминирования в мировой нефтегазовой отрасли, эре без малого 30-летнего господства в ней "семи сестер" - "Exxon Corporation", "Royal Dutch/Shell", "Texaco Incorporated", "Chevron", "Mobil Corporation", "Gulf Oil Corporation" и "British Petroleum". Вместе с тем это был важный шаг, закреплявший окончательный переход власти и влияния в мире капитализма от бывшей мировой империи - Великобритании к новой быстро формирующейся сверхдержаве.

Один из важнейших моментов новой нефтяной эры заключался в том, что в основу так называемой свободной торговли нефтью между странами-экспортерами и странами-потребителями была положена "справочная цена", устанавливавшаяся в соответствии с американскими ценами на нефть, добываемую в районе Мексиканского залива. Таким образом, в конечном счете мировые цены определялись Техасской железнодорожной комиссией, которая на протяжении всех предшествующих десятилетий строго контролировала квоты на добычу и цены на нефть в самих США. Она также следила за тем, чтобы импорт дешевой "иностранной" нефти не нанес ущерба тысячам американских нефтедобытчиков. Вообще, вся история деятельности этой комиссии (а подобные комиссии под другими названиями были созданы и во многих других нефтедобывающих штатах), неизменно поддерживаемой федеральными властями, окончательно развеивает укоренившийся среди наших либералов миф о якобы полностью свободной и либеральной модели нефтепромышленности США. На деле государство с самого начала и до сегодняшнего дня самым настоятельным образом вмешивалось и влияло на все звенья и этапы развития этой стратегической отрасли, преследуя по крайней мере две важные цели: а) поддержание стабильности в отрасли и экономике в целом и б) "консервация" резервов на случай непредвиденных катаклизмов.

Активизация Соединенных Штатов на мировых нефтяных рынках шла рука об руку с зарождением холодной войны. Было очевидно, что США окончательно решили покончить с ролью мирового поставщика нефти и придерживаться политики "консервации" собственных ресурсов на случай будущей войны. В 1948 году импорт сырой нефти и нефтепродуктов в США впервые превысил их экспорт. С тех пор и до сегодняшнего дня для энергетической политики практически всех американских администраций характерна двойственность и противоречивость: с одной стороны, руководители страны должны были "обосновывать" неуклонно растущий импорт нефти (а теперь и природного газа) истощением ее внутренних резервов (если бы это было так, то нефть в США давно должна бы кончиться), а с другой - время от времени обещать электорату (особенно в случае очередного взлета нефтяных цен и в периоды предвыборных кампаний) покончить с зависимостью от "иностранных" углеводородов (которая все же пока более выгодна для США по сравнению с освоением новых и альтернативных собственных ресурсов).

Еще один аспект двойственности  энергетической политики в общем контексте внешнеполитического курса США после Второй мировой войны заключался в двойных стандартах, применявшихся американской администрацией к той или иной стране в зависимости от наличия у нее значительных нефтяных резервов. Проблемы демократии и прав человека неизменно отходили на задний план, уступая первенство прагматичным нефтяным интересам. Наиболее ярким примером в этом отношении была "дружба" США со средневековой Саудовской Аравией. Так, в октябре 1950 года Президент Гарри Трумэн в письме королю ибн Сауду, в частности, писал: "Я хочу напомнить Вашему Величеству те заверения, которые неоднократно давались ранее, в том, что Соединенные Штаты заинтересованы в сохранении независимости и территориальной целостности Саудовской Аравии. Любая угроза Вашему королевству будет немедленно воспринята как угроза Соединенным Штатам"3. Здесь, как говорится, комментарии излишни.

Стоит, однако, заметить, что по мере роста национально-освободительных движений в странах Азии, Африки и Латинской Америки монопольная система "семи сестер" медленно, но неуклонно подвергалась эрозии. Решительный удар был нанесен ей в 1973 году, когда, воспользовавшись очередной арабо-израильской войной, арабские страны (и примкнувшая к ним Венесуэла) решили объявить нефтяное эмбарго против США и Нидерландов за их одностороннюю поддержку Израиля. В результате цены на нефть выросли в четыре раза. Главное, однако, заключалось в том, что была порушена система "справочных цен", что цены теперь устанавливались странами ОПЕК, которая обрела "второе дыхание", что события эти стимулировали новую волну национализаций и положили начало новому этапу борьбы образовавшихся национальных нефтяных компаний развивающихся стран против западных majors и supermajors.

Любопытно, что Саудовская Аравия приняла активное участие в организации эмбарго, руководствуясь весьма прагматичной установкой: "дружба - дружбой, а табачок - врозь". Но в условиях холодной войны между двумя лагерями и растущим Движением неприсоединения США не могли себе позволить серьезной ссоры с каким-либо из двух "столпов" своей ближневосточной политики - Саудовской Аравией или Ираном (который, правда, не присоединился к эмбарго, но активно настаивал на повышении цен). В свою очередь, нефтедобывающие страны и их молодые нефтяные компании еще не обладали необходимым опытом и знаниями в области современных технологий добычи, переработки, транспортировки и сбыта нефти. Все это им еще предстояло освоить в последующие 2-2,5 десятилетия. Поэтому исторический прорыв, который совершили нефтедобывающие страны, завершился историческим компромиссом с правительствами и международными корпорациями Запада. Тем не менее в ходе последующего процесса сотрудничества и борьбы между национальными и иностранными нефтяными корпорациями соотношение сил постепенно менялось в пользу первых. Мировой нефтяной рынок прошел в начале 1980-х годов еще через промежуточный кризис, связанный с "зеленой революцией" в Иране и последовавшей Восьмилетней ирано-иракской войной, в ходе которого цены на нефть достигли своего максимума (в постоянных ценах) за весь послевоенный период (до октября 2007 г.).

В настоящий момент мы являемся свидетелями завершающего этапа тех тектонических сдвигов в мировой энергетике, начало которым положили события 1973-1974 годов. Этап этот также характеризуется значительным повышением цен на нефть и, соответственно, привязанных к ним цен на природный газ. Но на этом сходство и кончается. Нынешний кризис носит более длительный и устойчивый характер, и в основе его лежат фундаментальные причины, а именно:

1. Это, прежде всего, принципиальное изменение соотношения сил игроков на мировом нефтегазовом поле, которое нарастало в течение 90-х годов ХХ - начале ХХI века. Национальные нефтяные компании добывающих стран стали более зрелыми и все больше вторгаются в сферы, в которых прежде доминировали западные majors. Ослабла (хотя и не исчезла вовсе) их технологическая зависимость от последних, так как глобализация породила феномен аутсорсинга, а последний, в свою очередь, стимулировал отпочкование сервиса от крупных нефтяных корпораций в самостоятельную, очень быстро развивающуюся и наиболее прибыльную отрасль в нефтегазовом бизнесе. Самостоятельным сервисным компаниям теперь все равно кого обслуживать, и это значительно усилило позиции национальных нефтегазовых компаний визави majors. Более того, некоторые национальные компании стали даже конкурировать с majors по части инвестирования в третьих странах (например, малайзийская "Petronas" или все четыре китайские нефтяные корпорации и т.д.). Все это ведет к ослаблению позиций западных нефтяных корпораций. Ныне они контролируют лишь 10% мировых углеводородных резервов, и это является одним из главных факторов, тормозящих рост их капитализации. (Неслучайно последние годы отмечены скандалами вокруг некоторых всемирно известных корпораций, связанных с фальсификацией данных о размерах их капитализации.) Ряд supermajors стали вкладывать существенные средства в разработку альтернативных источников энергии. Другие ищут выход в синергетическом эффекте от совмещения в сфере downstream энергетических поставок (газ, электричество) с рядом других коммунальных услуг населению.

2. Изменилась структура потребительского нефтегазового рынка. Раньше главными потребителями нефти и газа были три высокоразвитых региона - Северная Америка (прежде всего США), Европейский союз (прежде всего крупные страны - Германия, Великобритания, Франция, Италия) и Северо-Восточная Азия (Япония, Южная Корея, Тайвань). Теперь в связи с ускорением экономического роста в таких крупных и средних развивающихся странах, как Китай, Индия, Бразилия, Таиланд и ряде других государств, число серьезных потребителей углеводородных ресурсов значительно расширилось. Китай обогнал по потреблению нефти Японию и вышел на второе место после США, Индия и Бразилия обогнали или стали вровень со многими крупными потребителями Европы. К этому следует добавить и то обстоятельство, что некоторые добывающие страны стали теперь по-другому тратить свои петродоллары. Если после "революции цен" начала 1970-х львиная их доля тратилась на предметы роскоши, дорогостоящую недвижимость в развитых капиталистических странах и т.д., то теперь значительная часть экспортных доходов инвестируется в национальную экономику. (Наиболее ярким примером этого является Саудовская Аравия, которая весь добываемый природный газ использует для крупномасштабного развития нефтехимии.) Отмеченные выше изменения в географической и страновой структуре потребителей углеводородного сырья избавили добывающие страны от односторонней зависимости от высокоразвитых стран, обеспечили им большую свободу маневра и вообще принципиально изменили в некоторых случаях характер взаимосвязей между партнерами по рынку. Теперь Саудовская Аравия и Иран являются главными поставщиками нефти Китаю, а Китай важным поставщиком оружия. И все это происходит на фоне коррозии некогда прочных позиций США на Ближнем Востоке. Причем новые потребители конкурируют с традиционными не только в сфере торговли углеводородными ресурсами, но и энергично вторгаются в область прямых и портфельных инвестиций в развивающихся странах и по всему миру.

Вот на таком историческом фоне администрации США приходится решать современные энергетические проблемы своей страны.

Влияние структурного мирового нефтяного кризиса на энергетическую ситуацию в США

ПРИНЯТО СЧИТАТЬ, что в результате принципиальных изменений, произошедших за последние 20 лет как в мировых масштабах, так и на страновом уровне, энергетическая безопасность высокоразвитых капиталистических государств в целом находится сегодня под серьезной угрозой. И действительно, у многих из них вовсе нет углеводородных ресурсов (Япония, Южная Корея, Тайвань, ряд европейских государств), у других - старые месторождения стремительно истощаются (Великобритания, Норвегия, Нидерланды). Если судить по имеющейся официальной статистике, касающейся резервов, производства нефти и газа в США, то на первый взгляд может создаться впечатление, что ситуация и в этой стране не является особым исключением из общей картины этих высокоразвитых стран. Так это выглядит, по крайнем мере, при знакомстве с данными ежегодных обзоров по мировой энергетике, публикуемых статистической службой нефтяной корпорации ВР.

Таблица 1

Изменение производства и потребления нефти
в Северной Америке за 20 лет (в млн. т)

Источник: BP Statistical Review of World Energy, London, June 2007, pp. 9, 12.

Из таблицы 1 следует, что, добывая всего 8% от мирового производства нефти, США прочно удерживают первое место в потреблении более 24% (причем с огромным отрывом от Китая - 9% и Японии - 6%). За прошедшие 20 лет разрыв между потреблением и производством увеличился с 454,4 млн. тонн в 1996 году до 627 млн. тонн в 2006 году. И хотя входящие в экономическое сообщество НАФТА два главных поставщика нефти в США за два десятилетия нарастили свою добычу - Канада на 35,8 млн. тонн и Мексика на 20,3 млн. тонн, - но их совокупный прирост в 2006 году (56,1 млн. т) не смог перекрыть образовавшийся разрыв в уровнях производства и потребления нефти в США за тот же период (70,3 млн. т). Сделать это не позволил рост внутреннего потребления нефти в Канаде (на 16,7 млн. т) и в Мексике (на 11,3 млн. т). Скорее всего, такая тенденция сохранится и в дальнейшем.

Значительное сокращение добычи нефти в США имело для этой страны по крайней мере два существенных последствия: во-первых, они оказались отброшены на третье место по добыче в мире. С 2002 года Россия  начала уверенно обходить Штаты по этому показателю, и в 2006 году ее добыча составила 480,5 млн. тонн, или 12,3% от общемировой добычи. Во-вторых, произошло резкое увеличение удельного веса импорта нефти в общем ее потреблении США. Если в 1996 году Соединенные Штаты импортировали 9,4 млн. баррелей в день, то в 2006 году - уже более 13,6 млн. баррелей (т.е. прирост импорта в течение 2006 г. превысил 200 млн. т). В итоге в 2006 году США импортировали 671 млн. тонн нефти и нефтепродуктов (из них 502,7 млн. т  сырой нефти), а вывезли 63,1 млн. тонн (из них 60,4 млн. т нефтепродуктов). Чистый импорт нефти и нефтепродуктов составил, таким образом, 608 млн. тонн, или более 64,75% от внутреннего потребления.

Однако для оценки глубины проблемы энергетической безопасности США еще большее значение имеет состояние ее резервов. Статистика доказанных резервов нефти Северной Америки вряд ли может внушить большой оптимизм.

Таблица 2

Доказанные резервы нефти в регионе НАФТА
(в млрд. барр.)

Источник: BP Statistical Review of World Energy, London, June 2007, pp. 6-7.

Впрочем, следует помнить, что в таблице 2 речь идет о доказанных резервах, то есть о количестве нефтяных ресурсов, которое с достаточной уверенностью может быть извлечено из недр в дальнейшем при данных экономических условиях и при современном уровне технологии, и что, например, при росте цен на сырье и/или применении продвинутой инновационной технологии размеры доказанных резервов могут быть существенно увеличены за счет - считающихся пока возможными и предполагаемыми - ресурсов. Примером тому может служить одна из стран Северной Америки - Канада, в которой включение в резервный актив месторождений нефтяных песков способствует увеличению показателя доказанных резервов. Причем потенциал подобных нетрадиционных (не путать с альтернативными!) источников нефти огромен. Так, в той же Канаде на конец 2006 года резервы битуминозного песка достигали 163,5 млрд. баррелей (без учета уже активно разрабатываемых месторождений в провинции Альберта). Это пока меньше доказанных резервов нефти Саудовской Аравии, но значительно больше иранских и иракских нефтяных резервов. поэтому, очевидно, не следует слишком буквально воспринимать приводимые в справочниках и научных изданиях и часто цитируемые в СМИ сроки истощения резервов в США или каких-либо других странах (так называемый показатель R/P, то есть соотношения доказанных резервов и уровня добычи на текущий год). Показатель этот весьма условный, ведь обе составляющие его компоненты могут изменяться в зависимости от увеличения объема резервов и/или того или иного изменения уровня мировых цен на нефть. Неудивительно поэтому, что в Канаде этот показатель возрос с девяти лет в 2002 году до почти 15 лет к концу 2006 года. (Ведь разработка битумных песков стала рентабельной уже при мировых ценах в 30-40 долл.) В США же он колебался за тот же период в пределах от 10,8 до 11,9 лет, что, как мы покажем ниже, объяснялось не столько отсутствием достаточных ресурсов нетрадиционных источников нефти, сколько "вялой" политикой администрации США.

В целом, однако, снижение удельного веса доказанных североамериканских ресурсов нефти в общемировых с 11,6% до 5% за 20 последних лет произошло, как это видно из таблицы 2, за счет Мексики, в то время как тенденция к сокращению нефтяных ресурсов в США, наблюдавшаяся между 1986-м и 1996 годами, сменилась в следующем десятилетии на более стабильную, что в определенной степени можно объяснить "компенсаторской" активностью мелкого и среднего американского бизнеса по освоению нетрадиционных источников нефти (сланцы, тяжелая нефть), а также освоением majors нетрадиционных месторождений глубоководного шельфа (по существу, ставших уже традиционным). Кроме того, общее снижение удельного веса североамериканских резервов произошло не только вследствие истощения собственных доказанных резервов, но и за счет расширения круга стран, добывающих нефть. Об этом наглядно свидетельствует рост общемировых доказанных резервов за последние 30 лет: в 1986 году - 877,4 млрд. баррелей, в 1996 году - 1049 миллиардов и в 2006 году - 1208,2 млрд. баррелей.

Является ли рост импорта нефти неизбежной альтернативой освоению нетрадиционных ресурсов США?

ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ энергетическая ситуация в США сегодня является кризисной? Думается, что речь, скорее всего, должна идти о структурном кризисе сложившейся за последние десятилетия модели индустриального развития и так называемого американского образа жизни, основывавшихся, во-первых, на собственных значительных углеводородных ресурсах и, во-вторых, на легкодоступном импорте дешевой традиционной нефти, которую к тому же легче было перерабатывать в светлые нефтепродукты. Ведь благодаря мощному развитию автомобильной индустрии в США 2/3 потребления нефти (2003 г.) приходилось на транспортный сектор (самый высокий показатель в мире). Все разговоры об истощении нефти, конце нефтяной эры и т.д. весьма далеки от реального положения дел. Истощаются не нефтяные ресурсы, а легко добываемая и поэтому дешевая нефть, и чтобы решить эту проблему, необходимы значительные финансовые вливания, политическая воля и соответствующие действия государственной власти. Если бы администрация США тратила на решение этой проблемы хотя бы только те суммы, которые она расходует на ведение военных действий в Ираке, Афганистане и т.д., то проблемы нехватки нефти давно не существовало бы. Вот несколько аргументов в обоснование этого мнения.

1.   Чаще всего, говоря об истощении нефти, ссылаются на статистику по доказанным резервам, оставляя при этом за скобками, что наличные ресурсы даже на эксплуатируемых месторождениях значительно больше. Так, благодаря технологическим достижениям средняя извлекаемость нефти из скважин достигла 35%. Но 65%-то остаются в недрах! Повышение извлекаемости, как об этом свидетельствует исторический опыт, зависит от технологических инноваций. Ведь еще 30 лет назад извлекали только 20%, а 60 лет назад - меньше 15% нефти.

2.   От внимательного наблюдателя вряд ли ускользнет тот факт, что, несмотря на периодически вбрасываемые алармистские высказывания об усилении зависимости США от иностранной нефти, в целом и администрация, и Конгресс довольно спокойно относятся к росту дороговизны импортируемой нефти. Возможно, "секрет" этого спокойствия заключается в том, что на самом деле, оставаясь главным потребителем нефти в мире, экономика США, однако, менее зависима сегодня от нее, то есть менее интенсивно потребляет нефть на создание единицы своего ВВП, чем в 70-х годах прошлого века. С того времени экономика США выросла на  150%, а потребление нефти - на 25%. С другой стороны, средняя стоимость затрат на один баррель в 2006 году (включая изыскание, освоение месторождения и доставку продукта в хранилище) составляла 24,73 доллара и была существенно ниже дохода, получаемого с этого барреля, - 43,62 доллара. Короче говоря, в отличие от большинства высокоразвитых союзников США в Западной Европе и Северо-Восточной Азии (не говоря уже о развивающихся странах), действительно зависимых от нефти, высокоразвитой экономике США нынешний рост нефтяных цен не наносит слишком ощутимого ущерба.

3.   Концепция истощения нефтяных ресурсов основана на игнорировании нетрадиционных источников нефти. Выше уже отмечалось, что в соседней с США Канаде (одна из немногих добывающих стран, куда majors имеют свободный доступ) в последние годы активизировались разработки нетрадиционных месторождений нефти (нефтяных песков, ультратяжелой нефти). Согласно прогнозам, к 2030 году в стране будет добываться по 3,5 млн. баррелей в день синтетической нефти на основе переработки нефтяных песков и еще 1,5 млн. баррелей в день из ультратяжелой нефти. Но ведь и сами США богаты нетрадиционными источниками нефти. Согласно докладу, подготовленному специальной Рабочей группой, созданной в марте 2006 года министром энергетики С.Бодменом (S.W.Bodman), если бы правительство устранило все препятствия на пути к освоению нетрадиционных источников нефти и перестало создавать атмосферу неопределенности, препятствующую необходимым инвестициям, то к 2035 году можно было бы выйти на уровень производства нескольких миллионов баррелей нетрадиционной нефти в день. В докладе отмечалось, что США располагают потенциалом ресурсов нефтяных сланцев более чем в 2 трлн. баррелей в нефтяном эквиваленте в основном в Колорадо, Юта, Вайоминг и некоторых других штатах с перспективой извлечения даже при современном технологическом уровне более 2,5 млн. баррелей в день нефти в течение 30 лет. Кроме того, из 54 млрд. баррелей битуминозных песчаников, расположенных в Юте, Аляске, а также ряде других штатов, возможно было бы извлечь около 11 млрд. баррелей нефти. Можно было бы, наконец, поддержать усилия некоторых нефтегазовых компаний по разработке новых месторождений газовых сланцев в Западном Техасе, Алабаме, Аппалачах и в районе Скалистых гор, а также по возобновлению освоения обнаруженных в предшествующие годы месторождений газоносных песков. Тем более что производство нетрадиционного газа в США в 2006 году составило 8,6 трлн. куб. футов (против пяти в 1996 г.), или 43% от общей добычи природного газа. Именно этот рост добычи компенсировал катастрофическое падение добычи из традиционных источников природного газа. Вместо этого исследования и разработки в области нетрадиционных источников и инвестирование в развитие новых технологий были сокращены. Институт газовых исследований прекратил свое существование, в самом Министерстве энергетики США исследования и технологические программы пришли в упадок. Все это привело к торможению технологического прогресса в данной сфере.

Но все это уже бывало и раньше. Так, Д.Ергин в одной из своих последних публикаций вспоминал, как после очередного нефтяного шока в 1980 году правительство США ассигновало 17 млрд. долларов централизованной государственной компании "Synthetic Fuels Corp." для разработки проектов освоения нефтяных сланцев и для конверсии угля в жидкое топливо. Было запланировано выделение в дальнейшем еще 68 млрд. долларов. Как отмечает Ергин, это было грандиозное начинание в духе "трех М" - Манхэттенского проекта, плана Маршалла и Человека в Космосе (Man in Space). Однако стоило ценам на нефть стабилизироваться, и к 1986 году от грандиозных замыслов остались одни воспоминания. И вот теперь Президент Буш в своем ежегодном обращении о положении в стране (State of Union Address) 2006 года снова жалуется на то, что "страна оказалась на нефтяной "игле", которая импортируется из нестабильных районов мира". Буш сформулировал затем задачу - к 2017 году завершить программу сокращения потребления бензина на 20%. В том числе - на 15% за счет замены бензина биотопливом и на 5% за счет ежегодного увеличения (на 4%) продаж новых легких транспортных средств.

Многочисленные американские эксперты уже подвергли эти планы скрупулезному анализу и пришли к выводам, что, во-первых, предложения эти нереалистичны и не решат поставленную задачу, что, во-вторых, бензин еще долге время (не одно десятилетие) будет незаменимым топливом для американского транспортного сектора, что, в-третьих, обновление парка машин (в случае, если альтернативные виды топлива докажут свою экономичность и массовую применимость) потребует значительно большего времени (переоборудование самих автозаводов, продажные циклы и т.д.) и что, в-четвертых, масштабный переход на производство биотоплива, решая одну проблему, создает новые (напряженность в сельскохозяйственном секторе, противоречие продовольствие vrs. биотопливо, рост цен на продовольствие и проблема его импорта и т.д.). При этом практически все эксперты единодушны в том, что для решения проблем нехватки жидкого топлива в США необходимы активное государственное участие и солидные инвестиции.

Однако вместо того, чтобы серьезно заняться стратегией масштабных технологических инноваций в рамках самого нефтегазового сектора, администрация предлагает некие паллиативные и отвлекающие внимание от сути проблемы "решения". Более того, подобные инициативы администрации Буша вносят сумятицу и дезориентируют нефтегазовый бизнес, создают дополнительные проблемы и вызывают сомнения в целесообразности столь необходимых новых инвестиций в нефтеперерабатывающую отрасль, ставшую уже узким звеном в системе нефтяного сектора. Трудно представить себе, что в американской администрации нет серьезных специалистов, понимающих экономическую и энергетическую неадекватность создавшейся ситуации. А это может означать только одно: над подобными решениями и действиями администрации довлеют политические соображения. Видимо, и нынешняя администрация придерживается старой концепции консервирования нефтегазовых ресурсов на случай возникновения международных катаклизмов. Тем более что сама эта администрация в погоне за "журавлем сверхдержавности" усиленно провоцирует всевозможные конфликтные ситуации по всему свету. Ведь говоря о нефтяной "игле", администрация США и не помышляет об "избавлении" своей страны от богатейших нефтегазовых ресурсов Ближнего Востока и Каспийского региона.

Борьба США за контроль над маршрутами транспортировки углеводородных ресурсов

ПРИСТАЛЬНЫЙ ИНТЕРЕС администрации США к добыче и транспортировке зарубежного углеводородного сырья продолжает оставаться одной из самых главных составляющих американской внешней политики. Он объясняется не только заинтересованностью Америки в получении этого стратегического сырья для собственных внутренних потребностей. Администрация США, претендующая на "единоличную сверхдержавность", просто не может оставить без собственного "присмотра" обширные энергетические ресурсы стран Ближнего Востока и Каспийского региона. Главная цель, конечно, Ближний Восток, где сконцентрировано около 62% всех доказанных мировых резервов нефти и 40,5% запасов природного газа и где добывается сегодня (2006 г.) более 31% мировой нефти и 11,7% природного газа. Проблема, однако, в том, что былое американское доминирование в этом регионе в последние годы таяло на глазах. Даже Саудовская Аравия уже не рассматривается как надежный партнер. Поэтому-то США и решились на "крестовый демократический поход" в рамках проекта Большого Ближнего Востока. Оккупация Ирака под надуманным предлогом (ведь США не впервой развязывать войны под надуманными предлогами в тысячах миль от своих границ - вспомним Вьетнам) должна была послужить первой ступенью в реализации этого проекта. Расчет, однако, не оправдался не только в плане химерической затеи экспорта демократии в совершенно не готовую для этого страну, но и в смысле полноценного восстановления одного из крупнейших источников ближневосточной нефти. Более того, военное вмешательство США усилило историческую нестабильность, характерную для всего этого региона, а сам Ирак превратило в еще один крупный очаг международного терроризма. Но вот что любопытно: судя по всему, не собираясь на деле отказываться от наращивания импорта нефти, администрация США тем не менее заранее озаботилась по части серьезной диверсификации географии этого импорта, исподволь готовясь к варианту затяжного развития процесса "демократизации Большого Ближнего Востока". Об этом наглядно свидетельствуют данные, приведенные в таблице 3.

Таблица 3

Источники импорта нефти в США
(в среднем, в млн. б/д)

* В 2007 г. Ангола вступила в ОПЕК, и ее данные за этот год включены в суммарную графу "Всего ОПЕК".

Источники: Oil and Gas Journal, Dec. 27, 1993, p. 116 and Oct.22, 2007, p. 86.

Из приведенной выше таблицы очевидно, что при неуклонном и масштабном росте общего американского импорта нефти за прошедшие 15 лет в географической структуре этого импорта произошли следующие весьма серьезные изменения:

1. Если в 1992 году поставки нефти из стран ОПЕК превалировали над импортом из стран, не являющихся членами этой организации, то сегодня преобладающее место заняли эти последние, которые обеспечили львиную долю прироста импорта - около 3,8 млн. баррелей в день. При этом более половины этого прироста - свыше 2,1 млн. баррелей в день - обеспечили две соседние с США страны, входящие вместе с ними в Североамериканскую ассоциацию свободной торговли (НАФТА), - это Канада, которая значительно более чем вдвое увеличила свои поставки, и Мексика, чей экспорт стал больше почти в два раза.

2. Что касается стран ОПЕК, то хотя абсолютные физические объемы нефти из этой группы в США выросли, но произошло это за счет неарабских государств (Нигерия, Ангола, Венесуэла), в то время как из ближневосточных стран импорт в США уменьшился.

Все это весьма выгодно отличает ситуацию в США от положения дел с импортом нефти в странах - союзницах Соединенных Штатов, не обладающих собственными углеводородными ресурсами (особенно в Северо-Восточной Азии и некоторых странах ЕС), которые все еще сильно зависят от поставок с Ближнего Востока. Иными словами, затевая свой сомнительный и опасный эксперимент "демократизации Большого Ближнего Востока", американская администрация заботилась лишь о реализации своих сверхдержавных устремлений, меньше всего заботясь о тех трудностях, перед которыми оказались (и еще будут оказываться) их наиболее верные союзники. Мы уже не говорим о том, что если бы США, опираясь на свое постиндустриальное технологическое превосходство, занялись разработкой своих огромных потенциальных ресурсов нетрадиционной нефти, природного газа и угля и тем самым сильно понизили уровень конкуренции на мировых энергетических ранках, то этим они в гораздо большей степени поспособствовали бы обеспечению энергетической безопасности дружественных им стран.

Другим направлением бурной активности администрации США на мировых энергетических рынках является Россия и СНГ. Во времена ельцинского правления, когда Россия была крайне ослаблена и пребывала в трясине экономического кризиса, всеобщей коррупции и беспредела, со всех этажей политического истеблишмента Америки делались лицемерные заявления о желании США иметь в лице сильной, экономически развитой и демократической России стратегического партнера. Но вот теперь, когда Россия начала действительно консолидироваться, ее экономика расти, а в сфере энергетики стал наводиться элементарный порядок, причем более либеральный, чем во многих других странах, и во всяком случае не выходящий за рамки общепринятых правил и практики мирового энергетического рынка, администрация США, напрочь забыв о своих прежних лицемерных заверениях, заняла жесткую критическую позицию. В значительной мере это была реакция на утрату "ельцинской России" тех времен, когда непрофессиональные и коррумпированные российские чиновники позволяли и самой Америке, и крупным западным корпорациям навязывать нам чрезвычайно выгодные для них условия.

Теперь главной доминантой энергетической стратегии США в отношении России стала установка на поощрение и навязывание третьим странам проектов нефте- и газопроводов в обход России. При этом преследовались две главные цели: во-первых, ослабление России, изоляция ее от других стран СНГ и, во-вторых, ослабление и понижение уровня энергетического сотрудничества со странами ЕС. Американская администрация и некоторые политические деятели аргументировали эту позицию в том духе, что, мол, широкое энергетическое сотрудничество ЕС с Россией будет способствовать укреплению ее экономики и усилению авторитаризма и политического режима. К тому же такое сотрудничество приведет якобы к росту "зависимости" ЕС от России. Разумеется, что при этом США игнорируют тот очевидный факт, что в данном случае ни о какой односторонней зависимости не может быть и речи. Ведь налицо взаимовыгодная взаимозависимость, которая могла бы стать значительным шагом к созданию Единого экономического пространства между ЕС и Россией, о желательности которого обе стороны говорят уже  не один год. Но именно это-то и не устраивает США. Ведь ЕС является одним из их самых главных конкурентов на мировых рынках, а стабильное и тесное энергетическое сотрудничество с Россией могло бы, безусловно, содействовать повышению конкурентоспособности ЕС. Раздражает американскую администрацию и тот факт, что в рамках непосредственного энергетического сотрудничества ЕС - России нет места для США и их вездесущего контроля. Каждая крупная акция, связанная с подобным сотрудничеством, вызывает нервную реакцию Вашингтона, подчас выдвигающего просто абсурдные "доводы" против.

Так, например, случилось при заключении соглашения между "Газпромом" и немецкими компаниями BASF и E.ON о строительстве трубопровода "Северный поток" по дну Балтийского моря, исключающего транзит через ряд стран, именуемых администрацией США "новой Европой". В конце октября 2006 года помощник госсекретаря Соединенных Штатов по делам Кавказа и Южной Европы Мэттью Брайза в интервью газете "Financial Times Deutschland" заявил, что газопровод "Северный поток" (ранее именовавшийся Северо-Европейским газопроводом) усилит зависимость Германии от российского газа, что может привести к повторению на немецкой земле ситуации с Украиной. Трудно сказать, чего больше в этом откровенном вмешательстве в дела других стран - невежества или злонамеренности. Ведь строительство  "Северного потока" как раз и направлено на то, чтобы ситуация с Украиной (или с Белоруссией) больше не повторялась и не создавала энергетическую угрозу для Германии и других стран ЕС. Неудивительно поэтому, что у российского МИД были все основания заявить по этому поводу следующее: "К сожалению, создается впечатление, что за противодействием США сначала "Голубому потоку", а теперь Северо-Европейскому газопроводу стоит не забота об энергетической безопасности Европы, а исповедуемый некоторыми американскими официальными лицами принцип, что хорошие газопроводы - это те, которые идут в обход России"4.

Только воспаленное воображение может воспринимать усилия России "развязать" некоторые "транзитные узлы", сооружая совместно со странами-потребителями газопроводы, напрямую соединяющие поставщиков и  потребителей, угрозой этим потребителям. Если бы Россия вынашивала подобные планы, то зачем же ей было ввязываться в крупномасштабные инвестиции, да еще допускать компании стран-потребителей к совместной разработке новых месторождений у себя дома?

Впрочем, это не единственный рецидив из арсенала американской политики времен холодной войны. Ведь еще в давние советские времена США пытались помешать заключению взаимовыгодного соглашения между ФРГ и СССР по проекту "Газ в обмен на трубы".

Что касается стран СНГ, то администрация США стремится предотвратить формирование Единого экономического пространства ряда бывших советских республик с Россией и "замкнуть" энергетические маршруты из Азербайджана и Центральной Азии непосредственно на ЕС, минуя Россию. Ведь именно США были инициатором первого крупного энергетического проекта Баку - Тбилиси - Джейхан (БТД). Тем самым именно США положили начало политизации энергетических проблем в этом регионе и обострению на этой почве отношений с Россией. Надо сказать, что на первом этапе реализации стратегии "Большого Каспия" усилия США увенчались успехом. Несмотря на многочисленные проблемы и трудности, нефтепровод был завершен в июле 2006 года. Был построен также Южно-Кавказский газопровод Баку - Тбилиси - Эрзерум. Но БТД до сих пор не может быть заполнен до проектной мощности, так как администрации США и Еврокомиссии не удалось пока продавить решение второй задачи проекта "Большого Каспия", а именно - добиться от Казахстана согласия на сооружение Транскаспийского нефтепровода. На руководство этой республики оказывается беспрецедентное давление, сопровождаемое всяческими посулами. Но пока удалось получить согласие на поставку в будущем некоторого количества нефти в Баку, но не по трубопроводу, а танкерами с Кашаганского шельфового месторождения, освоение которого должно было начаться с 2005 года, но перенесено на 2008 год, а теперь консорциум во главе с итальянской Eni ставит вопрос о переносе на 2011 год или более поздний срок с увеличением стоимости проекта с 57 до 136 млрд. долларов. Теперь правительство Казахстана требует от консорциума 10 млрд. долларов штрафа за задержку и угрожает лишить Eni статуса оператора. Так что БТД, скорее всего, еще несколько лет не сможет работать на свою полную мощность (50 млн. т в год).

В настоящее время Вашингтон вкупе с ЕС усиленно обрабатывает нового Президента Туркмении Г.Бердымухаммедова, добиваясь согласия на строительство Транскаспийского газопровода. Проблема, однако, в том, что никто не знает, сможет ли Туркмения обеспечить своим газом еще и ЕС. Ведь она в 2007 году подписала соглашение с Россией и Китаем, и никому ничего не известно о реальных размерах потенциальных запасов газа в этой республике. Между тем газ нужен Еврокомиссии для всемерно поддерживаемого Соединенными Штатами проекта "Набукко". Это еще один крайне политизированный проект газопровода, планируемого в пику "Газпрому", а не по соображениям экономической целесообразности. Судя по всему, однако, среди некоторых членов Еврокомиссии зреет более реалистическая оценка ситуации на европейских энергетических рынках. Во всяком случае, приветствуя новый проект "Газпрома", получивший название "Южный поток", Еврокомиссия, в частности, заявила: "Безопасность поставок состоит не только в получении новых поставщиков. Она также заключается в создании новых маршрутов поставок"5. Впрочем, вскоре после этого заявления Турция вознамерилась подхватить "знамя" проекта "Набукко" из ослабевших рук Еврокомиссии и 13 июля 2007 года подписала совместно с Ираном Меморандум о взаимопонимании по вопросам энергосотрудничества. Этот документ предполагает освоение турецкими компаниями двух блоков  иранского газового месторождения Южный Парс. Добытый газ предназначен для наполнения проектируемого газопровода "Набукко", а дополнительные его объемы, по замыслу Турции, должна поставить Туркмения. По этому поводу Турция начала переговоры с Ашхабадом.  Судя по всему, в своем рвении понравиться ЕС Турция переоценила глубину своих союзнических отношений с США. И напрасно. Реакция администрации США не заставила себя долго ждать. Она тут же выступила против планов Анкары и напомнила, что США разорвали дипломатические отношения с Ираном, а Конгресс готовит поправку, по которой Президент Буш сможет вводить санкции против компаний, которые инвестировали более 20 млн. долларов в нефтегазовую отрасль Ирака.

Аналогичную позицию занимает администрация США и по отношению к другим странам и энергетическим проектам, не укладывающимся в ее сверхдержавное видение мира. Так, когда между Ираном, Пакистаном и Индией в прошлом году начались переговоры по крупному взаимовыгодному проекту строительства газопровода, а Россия вызвалась содействовать его сооружению, администрация США, крайне негативно воспринявшая этот проект, пошла на беспрецедентные шаги. Во время визита Президента Буша в Индию в этом году было заключено соглашение о сотрудничестве с США в области мирного атома. (И это несмотря на то, что Индия, не присоединившаяся к Договору о нераспространении, де-факто стала обладательницей ядерного оружия.) После этого переговоры о строительстве газопровода Иран - Пакистан - Индия фактически застопорились. Еще пример: США оказывают постоянное давление на ряд стран (Таиланд, Индия), азиатских и западных компаний (например, французскую "Тоталь"), участвующих в разработке месторождений природного газа в Мьянме, встречая, впрочем, упорное сопротивление. Одним словом, Соединенные Штаты откровенно, можно сказать агрессивно, стремятся навязать по всему земному шару свой контроль над мировыми энергетическими рынками, используя для этого все средства - дипломатические, военно-политические и торгово-экономические. Это навязчивая демонстрация своего сверхдержавного поведения не имеет ничего общего с декларируемой заботой о национальной и энергетической безопасности, а для многих союзников США оборачивается даже усугублением реальной угрозы энергетической безопасности. Такая однобокая нацеленность внешней политики США, несмотря на частичные и временные успехи, в целом в формирующемся многополярном мире не имеет долгосрочную перспективу, так как идет вразрез с интересами национальных государств, национального бизнеса во многих союзнически настроенных по отношению к США странах и даже целого ряда нефтегазовых majors и supermajors, более прагматически оценивающих современные реалии.*

* Статья выполнена при финансовой поддержке РГНФ в рамках проекта № 06-02-02040а.

1 Ергин Д. Добыча. Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть. М., 2001, с. 56.

2 Там же, с. 404.

3 Там же, с. 430.

4 Время новостей, 3 ноября 2006.

5 Ведомости, 16 июля 2007.