ГЛАВНАЯ > Из дневника редактора

«Ялтинская весна» оказалась холодной

00:00 11.02.2010 • Армен Оганесян, главный редактор журнала «Международная жизнь»

Знакомясь с документами Ялтинской конференции «Большой тройки» 1945 года, невольно удивляешься - ведь это какой великолепный материал для театра! На фоне все еще грандиозной и грозной картины войны, при участии столь ярких и непохожих характеров, скрытой, но постоянно вырывающейся наружу борьбы интересов - здесь даже курьезы и юмор наэлектризованы особым драматизмом. Чего стоит сталинское представление Берии своим англо-американским коллегам: «Это же наш Гиммлер!» Или, например, реакция Сталина на то, что в своей переписке Черчилль и Рузвельт называли его «дядюшкой Джо», о чем во всеуслышание поведал Рузвельт, подначенный накануне Черчиллем. Сталин тут же сказал: «Когда я могу встать из-за стола и уйти?», и тогда кто-то из членов американской делегации, разряжая ситуацию, ответил: «Называете же вы Америку «дядюшкой Сэмом». Сталин успокоился. 

Гром орудий, казалось, доносился из Европы в не такую уж далекую Ялту. Черчилль и Рузвельт, каждый по-своему, сознавали уязвимость своих позиций. Рузвельту во что бы то ни стало нужно было добиться вступления Советского Союза в войну против Японии в максимально сжатые сроки после капитуляции Германии. Черчилль хотел развязать себе руки для действий в Греции и в целом в Средиземноморье. 

Накануне британский премьер ошеломил Москву, когда во время своего визита 9 октября 1943 года предложил Сталину раздел ряда государств Центральной и Юго-Восточной Европы: «России - 90% в Румынии, 75% - в Болгарии, по 50% - в Югославии и Венгрии, 10% - в Греции». Никто из собеседников Черчилля так и не понял, по каким критериям могли быть реализованы подобные предложения. Наконец, оба высокопоставленных гостя Ялты не могли не быть признательны Сталину за спасение англо-американского экспедиционного корпуса под Арденами. Удар немцев обрушился с такой силой, что оба западных лидера просили дядюшку Джо как можно скорее предпринять контрнаступление на Восточном фронте. Еще не завершив подготовку к операции, советские войска приступили к форсированию Вислы и Одера. Это не только спасло англо-американцев, но и позволило им перейти в наступление. И все же уступчивость Рузвельта и Черчилля имела свои границы, в некоторых вопросах очерченные крайне жестко. Это касалось политического будущего Польши и ее западных границ и, как ни удивительно, вопроса репараций. Трудно назвать иначе как жалкими те 10 млрд долларов компенсации ущерба, которые требовал СССР от Германии, если учесть, что, по независимым оценкам, этот самый ущерб составлял 2600 млрд долларов. Если по польскому вопросу компромисс был все же найден, то по вопросу репараций, столь оправданных с моральной точки зрения в глазах всех участников конференции, решение не было найдено ни в Ялте, ни позднее в Потсдаме. 

Однако главным достижением Ялтинской конференции было решение об Организации Объединенных Наций (ООН). Был возведен мост, выдержавший тяжесть «холодной» войны и не позволивший миру скатиться к войне «горячей». Право вето любого члена Совета Безопасности уравнивало великие державы в их правах решения важнейших вопросов мировой политики. Трудно сказать, от скольких бед сохранил человечество этот простой принцип единогласия. 

И все же, как в любом крупном историческом событии, Ялтинская конференция не лишена своих загадок, своей тайны. 

Ясные дни, начинающее припекать солнце создавали весеннее настроение, и даже изможденный недугом Рузвельт позволил себе прогулку в автомобиле по Ливадийскому парку. Он мог быть доволен. Его отношения со Сталиным складывались как нельзя лучше, во всяком случае, намного доверительнее и теплее, чем у Сталина с Черчиллем. И все-таки главное было в другом - Рузвельт и его окружение переживали «весну» в советско-американских отношениях с верой в их будущее. Советник Рузвельта Гопкинс говорил: «Русские доказали, что они могут быть разумными и дальновидными, и ни у президента, ни у кого-либо из нас не было ни малейшего сомнения в том, что мы можем жить в мире с ними и сотрудничать так долго, как только можно себе представить». Самнер Уэллес, заместитель госсекретаря США, свидетельствует, что Рузвельт «считал необходимым, чтобы оба правительства [США и СССР] осознали, что в области международных отношений взятые ими курсы могут всегда быть параллельными, а не антагонистическими». Рузвельт требовал от своих сотрудников понимания того, что «без советско-американского сотрудничества сохранить мир было бы невозможно». 

Произнося тост на обеде в Юсуповском дворце, Черчилль, похоже, не отставал от Рузвельта в своих надеждах: «В прошлом народы, товарищи по оружию, лет через 5-10 после войны расходились в разные стороны. Миллионы тружеников двигались, таким образом, по замкнутому кругу... Теперь мы имеем возможность избежать ошибок прежних поколений и обеспечить прочный мир. Люди жаждут мира и радости. Я возлагаю на это надежды и от имени Англии заявляю, что мы не отстанем в наших усилиях… Я провозглашаю тост за яркий, солнечный свет победившего мира». Отметив откровенность Черчилля, Сталин отвечал: «Я провозглашаю тост за прочность союза наших трех держав. Да будет он сильным и устойчивым; да будем мы как можно более откровенны». 

Какие, однако, бывают ассоциации! Ялта. Чехов. «Вишневый сад»… который все-таки был срублен. Такая же участь ожидала эти несбывшиеся надежды. 

Вот я и говорю: странно - ни одной пьесы при такой богатой драматургии с почти трагическим оттенком. Впрочем, если поразмыслить, взявшийся за такую задачу подверг бы себя немалому риску. Как бы ни пытался он быть объективным и беспристрастным, на Западе подобная пьеса была бы расценена как превозношение роли СССР, Сталина, коммунизма и умаление роли союзников. Говорил же Буш-младший, что это, оказывается, Америка освободила Европу. У нас бы картина была похожей, с той лишь разницей, что почитатели принципа «Лес рубят - щепки летят» никогда бы не оценили «по заслугам» решение Ялтинской конференции о безоговорочной депортации советских граждан в СССР с последующей трагедией в Лиенце, массовыми самоубийствами, фильтрационными лагерями… Ну а либеральное крыло сочло бы пьесу чуть ли не гимном Иосифу Виссарионовичу. 

Да, пока мы находимся в плену «черно-белых» представлений об истории, пьесе, пожалуй, не бывать. С другой стороны - есть дела и поважнее. Ответ на вопрос: «Почему так быстро рухнули надежды Ялты?», - по сути, ответ на вопрос о том, как родилась холодная война и была ли она неизбежной. Все это - белые пятна истории, при наличии огромного количества фактов, документов, свидетельств. Сегодня на Западе по-новому ставится вопрос о том, кто победил в холодной войне и делаются выводы о том, что в ней победителей не было. Слышны даже голоса о том, что все произошедшие на рубеже 1980-1990-х годов изменения в нашей стране в гораздо большей степени плоды нашего внутреннего развития, а не внешнего давления. Вскрыть шаг за шагом механизм сползания к холодной войне - задача актуальная и по сей день. Один из видных отечественных дипломатов справедливо замечает: «Без правильных и честных ответов на вопросы, как и почему началась холодная война… невозможно… расчистить путь для новых международных отношений». «Без понимания всеми участниками причин и обстоятельств начала и течения этой войны невозможно устранение самих причин, а, следовательно, нет гарантий, что она не возобновится». Похоже, столь беспощадно развеянный «дух Ялты» требует исторической правды как отмщения…

www.rian.ru ОТ АВТОРА: Армен Оганесян

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs

Версия для печати