Пушкин и Крым на фоне геополитических преобразований Петра I

В ночь с 18 на 19 августа (30–31 по н. ст.) 1820 года во время морского перехода на корвете «Або» из Феодосии в Гурзуф у Пушкина на палубе корабля рождается замысел его первого крымского стихотворения – элегии «Погасло днéвное светило…».

 Исследователи рассматривают эту элегию как результат влияния на поэта творчества его старшего современника Байрона. Сам факт воздействия на Пушкина законодателя европейского романтизма очевиден. Но Пушкин не был бы Пушкиным, если бы его творчество целиком укладывалось в общепринятые параллели и стереотипы.

 Считается, что Крым наш поэт воспринимал исключительно как северную Элладу и искал здесь только античные и (благодаря крымским татарам) восточные реминисценции.

Это слишком упрощенный взгляд. Об этом говорят уже крымские письма Пушкина 1820 года, в которых он рассуждает о геополитической и исторической значимости полуострова («стороне важной и запущеной» (XIII, 19) [1]), что в полной мере не было в тот период осознано современниками поэта.

К совсем иным (не античным и не ориенталистским) реминисценциям молодого гения подталкивало уже название корабля, на котором он плыл, – корвет «Або». Это шведское название финского города (сегодня – Турку). Там располагались в то время русские судостроительные верфи. У Пушкина была личная причина остро реагировать на шведское имя этого города. Именно в Або в случае успешного движения войск Наполеона на Петербург планировалось эвакуировать воспитанников Лицея.

Всё это – имя города, русские верфи, планы эвакуации – являлось зримым проявлением итогов длительного противостояния России и Швеции, закончившегося в эпоху Петра I полной победой молодой империи над некогда могущественным соперником в сражении под Полтавой.     

О Петре Великом напоминал и сам Крым, завоевание которого, состоявшееся в эпоху Екатерины II, было подготовлено деятельностью ее предшественника, сначала построившего верфи в Воронеже, потом завоевавшего Азов и, наконец, впервые лично ступившего на землю Тавриды, когда русская эскадра подошла к Керчи и потребовала от турецкого адмирала Гассана-паши, чтобы он пропустил русский корабль «Крепость» с послом Емельяном Украинцевым в Стамбул. До этого все послы добирались ко двору султана только сушей. Черное море имело статус внутреннего моря Оттоманской империи, и плавание по нему кораблей любых других государств было запрещено.

Во время переговоров, которые закончились успешно (их фоном был большой русский флот, стоявший в Керченском проливе), в составе свиты адмирала Ф. А. Головина 31 августа 1699 года на крымский берег выходил в одежде саардамского плотника и сам Петр [2, с. 326].

Пушкин на протяжении всего своего творческого пути снова и снова возвращался к личности великого реформатора. С 1831 года и до кончины в 1837-м поэт напряженно работает над исполинским замыслом «Истории Петра» (осталась незаконченной).

Точно так же над личностью создателя новой России всю жизнь размышлял и русский научный и поэтический гений – Михаил Ломоносов. Он посвятил своему кумиру героическую поэму «Петр Великий», над которой работал последние десять лет (также осталась незаконченной). Пушкин не только хорошо знал и высоко ценил эту поэму, он к ней неоднократно обращался как к источнику идей и художественных образов.

Так, несомненно, М. В. Ломоносовым навеяно знаменитое пушкинское определение личности Петра I в «Стансах» 1826 года:

То академик, то герой,

То мореплаватель, то плотник,

Он всеобъемлющей душой

На троне вечный был работник

(III, 40).

Во-первых, М. В. Ломоносов в известном смысле задал формат понимания Петра I как исторической личности. Выдающийся предшественник Пушкина был автором нескольких надписей к памятникам императора. В качестве примера приведем одну из них, являющуюся весьма характерной. Это надпись к конной статуе Петра Великого, отлитой по проекту Карло Растрелли (1843-1846):

Се образ изваян премудрого Героя,

Что, ради подданных лишив себя покоя,

Последний принял чин и царствуя служил,

Свои законы сам примером утвердил,

Рожденны к скипетру, простер в работу руки,

Монаршу власть скрывал, чтоб нам открыть науки.

Когда он строил град, сносил труды в войнах,

В землях далеких был и странствовал в морях,

Художников сбирал и обучал солдатов,

Домашних побеждал и внешних супостатов;

И, словом, се есть Петр, отечества отец;

Земное божество Россия почитает,

И столько олтарей пред зраком сим пылает,

Коль много есть ему обязанных сердец

[3, т. 8, с. 284].

В этой надписи отчетливо сформулирована главная идея М. В. Ломоносова: Петр I личным примером и неутомимыми трудами обнимал все сферы деятельности современного государства. Эта мысль была близка Пушкину, который в поэме «Петр Великий» нашел ее в наиболее близкой ему лапидарной формулировке. М. В. Ломоносов, говоря о том, что Петр I «понес труды для нас, неслыханны от века», охарактеризовал своего кумира почти теми же словами, что и автор «Стансов»:

Строитель, плаватель, в полях, в морях Герой

[4, с. 299].

Героическая поэма М. В. Ломоносова близка Пушкину и по взгляду на историческое прошлое России, и по художественному осмыслению окружающего лирического героя пространства. Отсюда многочисленные – явные и скрытые – цитаты, полуцитаты и параллели из неё в крымских стихах поэта. «Грозная прихоть обманчивых морей» (II, 146) из первой крымской элегии Пушкина напоминает «грозный стон стихий» [4, с. 301] в описании бури, обрушившейся на корабль Петра I в поэме М. В. Ломоносова. «Пловец» из «керченского» стихотворного фрагмента молодого поэта, который «зрит» гору Митридат, озаренную «сиянием заката» (II, 190), стилистически несомненно вырастает из картины застывшего над морем северного солнца, «сверкающего в очи» «пловцам» корабля [4, с. 303], на котором по Белому морю путешествует царь. «Бездонный Океан» [4, с. 303] М. В. Ломоносова вполне уживается с фигурирующим три раза «угрюмым океаном» (II, 146-147) Пушкина. Эти примеры можно продолжить.

Дело, конечно же, не в параллелях самих по себе. Дело в том, что героическая поэма М. В. Ломоносова давала пушкинскому плаванию по Черному морю помимо традиционной романтической параллели – «паломничество» Чайльд-Гарольда – еще и национально-государственную, национально-патриотическую параллель – «паломничество» летом 1694 года по русскому Северу Петра I, которое положило начало всему: войне с могущественной Швецией, завоеванию Балтики и основанию Петербурга, строительству армии и флота, Полтавской победе и началу движения на юг, завершившегося, в конце концов, присоединением к России Крыма. Того самого Крыма, который гостеприимно и мирно принимал поэта вместе с семьей генерала Н. Н. Раевского в августе-сентябре 1820 года. При этом надо помнить, что позади у поэта был Кавказ, кровавое и тяжелое завоевание которого только-только набирало обороты, чему Пушкин был свидетелем.   

В известном смысле, элегию «Погасло днéвное светило…» и крымское путешествие, обогатившее поэта новыми встречами, впечатлениями и идеями, можно считать колыбелью замысла поэмы «Полтава».

Именно поэтому пушкинская элегия не только содержит архаическую «ломоносовскую» лексику («ветрило» вместо паруса, «океан» вместо моря и др.), но и начинается стихом, который является прямой цитатой из поэмы «Петр Великий»:

Погасло днéвное светило

        (II, 146).

У М. В. Ломоносова, к которому открыто обратился Пушкин, эта формула выглядит так:

Достигло днéвное до полночи светило

[4, с. 303; 7].

Современникам Пушкина, которые в лицеях, пансионах и университетах месяцами в обязательном порядке штудировали оды, стихи и трагедии Михаила Ломоносова, факт цитирования, конечно же, бросался в глаза. Они понимали, что поэт видит Крым в контексте гигантской преобразовательной деятельности Петра I, создавшего новую Россию. Только эта Россия смогла к концу XVIII века расширить пределы государства от Белого до Черного моря и от Балтики до Тихого океана. Только она смогла в XIХ веке сокрушить военный гений Наполеона и надолго стать властелином Европы. Только она – для того, чтобы выразить себя миру, – могла родить на протяжении одного столетия этих двух гениев – Михаила Ломоносова и Александра Пушкина.

Не будет преувеличением сказать, что в первой крымской элегии Пушкина продолжается процесс формирования идеи, реализации которой позднее поэт отдаст столько сил и таланта. Существо идеи состоит в том, чтобы, перенимая опыт М. В. Ломоносова, стать истолкователем царевых дел, а шире – его советодателем и в этом смысле соратником. Пушкин, только что переживший первый тяжелый кризис своих взаимоотношений с самодержцем, ищет новую систему взаимоотношений с властью.

Во втором стихе первой крымской элегии А. С. Пушкина «петровский текст» обозначен еще одной реминисценцией: этот стих практически является цитатой из первой строки известной песни «Уж как пал туман на сине море». Уже в XVIII столетии эта любовная песня, отразившая фольклорную линию в формировании русской светской лирики, воспринималась как народная. Как таковая она и вошла впоследствии во многие сборники. Однако песня эта имела автора, а история ее создания оказалась непосредственно связанной с грандиозными начинаниями Петра Великого, закладывавшего основы могучей России, начинавшей все больше удивлять Европу.  

По свидетельству Николая Александровича Львова (1751-1803) [5, с. 422], художника, архитектора, поэта, эта песня была написана его дедом  Петром Семеновичем Львовым во время Персидского похода Петра I (1722-1723), в котором он принимал участие в звании капитана. Итогом этой войны стало подписание 12 сентября 1723 г. в Петербурге мирного договора с Персией, по которому к России отошли Дербент, Баку, Решт, провинции Ширван, Гилян, Мазендеран и Астрабад. Правда, эти завоевания были вскоре утрачены.

Внук Петра Семеновича Львова – Николай – организовал знаменитый «львовский кружок», новаторский дух которого сформировал своеобычную поэзию Г. Р. Державина, благословившего потом юного лицеиста Пушкина. Николай Львов опубликовал песню своего деда, защищая его авторство. Для нашего анализа важны первые четыре стиха этого популярного в народе и обществе (в частности, у декабристов) произведения: 

            Уж как пал туман на сине море,

            А злодей-тоска в ретиво сердце;

            Не сходить туману с синя моря,

             Уж не выйти кручине из сердца вон

                                                 [5, с. 23].

Первая строка песни П. С. Львова, несомненно, дала рождение второму стиху пушкинской элегии:

На море синее вечерний пал туман

          (II, 146).

Но если героическая поэма М. В. Ломоносова «Петр Великий» обозначала государственное начало в судьбах послепетровской России, то «народная» песня П. С. Львова – современника и рядового сподвижника великого реформатора – давала развитие лирической теме. Исторические события «службы царския» [5, с. 24] в песне осмыслены через судьбу простого человека, который стал одной из многочисленных жертв, заплаченных за победы и завоевания полководцев. Вполне очевидно, что эта тема – утрат и разочарований отдельного человека, ставшего жертвой столкновения с властью и ее целями, – занимает в первой крымской элегии Пушкина весьма значительное место.

В пользу тех геополитических и исторических ассоциаций, которые мы считаем неотъемлемой частью пушкинского текста, говорит и последующая история публикации элегии.

В 1820 г. она печатается в 46-м номере «Сына Отечества» под названием «Элегия» с пометой «Черное море. 1820. Сентябрь» (II,  628).

В 1825 г., подготавливая собрание своих стихотворений, Пушкин уже намеревается назвать саму элегию «Черное море»,  сохраняя в публикации указание года – «1820» (II,  628).

Таким образом, первые пять лет творческой истории элегии поэт всячески подчеркивал понятный для русского читателя геополитический контекст, связанный с образами Крыма и Черного моря. Это контекст созидательной деятельности России на протяжении более 100 лет, в известном смысле оправдывавший те большие жертвы, которые были ради этого принесены подданными самодержцев.

Но постепенно Пушкин начинает разочаровываться в своей идее особых отношений между императором и поэтом. Это ведет к тому, что он начинает демонстративно заключать элегию исключительно в байронический контекст, для него самого уже совсем не актуальный.

В 1825 г. появляется идея снабдить элегию эпиграфом из Байрона «Прощай, родная земля», который, правда, тут же зачеркнут карандашом (II,  628). Характерно, что название элегии «Черное море», которое тоже первоначально было вычеркнуто, позднее восстанавливается поэтом. «Паломничество» Чайльд-Гарольда начинает зримо теснить «паломничество» Петра I, которое в новых условиях лишается прежнего остросовременного идеологического сверхсмысла.

Наконец, в изданиях «Стихотворений Александра Пушкина» 1826 и 1829 гг. элегия таки получает в оглавлении после современного названия «Погасло дневное светило» подзаголовок «Подражание Байрону» (в издании 1826 г. пока еще с указанием года – «1820» (II,  628)).

Пушкин, разумеется, оставляет не петровскую тему, а романтически-дидактическое ее понимание. Покидая узкие для него пределы романтической эстетики параллелей и намеков, поэт обращается к постижению истории во всей ее полноте.

Литература:

1. Здесь и далее все ссылки на сочинения Пушкина даются в круглых скобках с указанием римской цифрой тома, арабской – страницы по Большому Академическому Полному собранию сочинений поэта: Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. В 16 т. –  [Москва; Ленинград]: Издательство АН СССР, 1937-1949; Т. 17 (Справочный). – АН СССР, 1959.

2. Брикнер А. Г. Иллюстрированная история Петра Великого. – Москва: ЭКСМО, 2007.

3. Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений. В 11 т. – Москва; Ленинград: Издательство АН СССР, 1950-1983.

4. Ломоносов М. В. Избранные произведения. – Изд. 2-е. – Москва; Ленинград: Советский писатель, 1965. – (Большая серия «Библиотеки поэта»).

5. Русская литература XVIII века. 1700-1775. Хрестоматия / Составитель В. А. Западов. – Москва: Просвещение, 1979.

6. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. В 10 т. –  Изд. 2-е. –Москва: Издательство АН СССР, 1957-1958.

7. Эта параллель между стихами М. В. Ломоносова и А. С. Пушкина впервые была отмечена писателем В. В. Конецким в 2001 году в статье «Лети, корабль», опубликованной в 8 (дополнительном) томе Собрания сочинений автора в 7 томах. 

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs