Геополитические попутчики

Не будет преувеличением сказать, что взаимоотношения России и Турции предопределяют политическую ситуацию в Черноморском регионе. Анкара  исключила Россию из списка государств, представляющих угрозу национальной безопасности Турции, идёт процесс поиска оптимальной схемы взаимодействия двух государств на глобальном уровне и уже сейчас можно говорить, что турецко-российские отношения вышли на качественно иной уровень. Наиболее прозорливые турецкие политики понимали  геополитическую важность оси Москва – Анкара. Кемаль Ататюрк одним из первых признал Советскую Россию. Исмаил Гаспринский, известный крымско-татарский просветитель и политик конца  XIX  - начала XX вв. с сильными протурецкими взглядами, тоже отстаивал идею русско-турецкого союза в противовес европейскому влиянию (1). Его «протурецкость» не противоречила его «пророссийскости». Напротив, органичное наложение двух образов – христианско-мусульманской России и мусульманско-христианской Турции давали в итоге полнокровный геополитический макет славяно-тюркского геополитического союза.

Сегодня Турция находится в процессе поиска оптимального внешнеполитического курса. Для Анкары это – непростая задача, так как, во-первых, политическая зависимость Турции от США ещё достаточно высока, и, во-вторых, убеждения самой турецкой элиты варьируются от теории национального прагматизма до идеологии неоосманизма. В 1990-х, в соответствии с неоосманистскими концепциями,  Анкара пыталась закрепиться в среднеазиатских республиках и на тюркоязычных территориях в России (Башкирия, Татарстан, Алтай) и на Украине (Крым), исповедуя идеологию пантюркизма, однако ресурсная база для реализации столь масштабного экспансионистского проекта оказалась чересчур слабой (2).  Дело осложнялось высокой конкурентной способностью нефтеносной Саудовской Аравии, которая присматривалась к тем же географическим широтам, и видела в турках своих соперников. Эр-Рияд, с его идеологией ваххабизма, можно считать одним из силовых центров антитурецкого исламизма (3). Неоосманистский проект так и не был реализован.  В ходе его реализации турецкое влияние  в некоторых тюркских регионах окрепло, но полнокровного интеграционного процесса под эгидой Турции мы не наблюдали. Неоосманийский идеализм вошёл в противоречие с политической реальностью, так и оставшись недопетой песней. Но последующие события показали, что конец  идеологии неоосманизма не означает конца Турции как регионального лидера. Внешнеполитический прагматизм оказался неплохой заменой. Как раз в рамках этого прагматизма Анкара сделала ставку на экономическое проникновение в интересующие регионы, а также на стратегию по принципу «ноль конфликтов с соседями» (последнее, впрочем, не всегда верно в отношении Ирака, где размещаются базы курдских боевиков). Вполне естественно, что даже в этих условиях Россия и Турция оспаривают друг у друга пальму первенства в ряде регионов, прежде всего в Крыму, на Кавказе и в Гагаузии.  Означает ли это невозможность плодотворного сотрудничества двух стран? Отнюдь. После операции по принуждению Грузии к миру в августе 2008 г. Турция поняла, что на данный момент конкурировать с Россией за Кавказ она не в состоянии, и от острого  соперничества Анкара перешла к стратегии сотрудничества.

В то же время силовой вектор турецкой внешней политики всё больше смещается на восток, в сторону Ирана и Ливии. Иран поддержал турецкую «Флотилию свободы», направлявшуюся в сектор Газа с грузом гуманитарной помощи; выступил инициатором реанимации т.н. «Исламской восьмёрки» (Иран, Турция, Бангладеш, Индонезия, Пакистан, Малайзия, Бангладеш, Нигерия), призванной противостоять индустриально развитым  государствам Запада и, совместно с турками, выступил против Курдской рабочей партии.  Геополитическая ось Анкара-Тегеран – головная боль американской политики на Ближнем Востоке. Пока полнокровной оси не получается, и Турция сотрудничает с Ираном не без оглядки на США. Пока американцам удалось частично погасить антиамериканские импульсы, идущие из Турции, и турки вынужденно отказались от сближения с иранцами для совместных решений по более глобальным вопросам, чем координация своей политики на иракском направлении. По всему видно, что Анкара не готова однозначно выразить поддержку Тегерану. Тем не менее, многие эксперты полагают, что пассивность Турции  – временное явление. Изменения баланса сил на Ближнем Востоке могут в скором времени вновь подтолкнуть Анкару к более тесному сотрудничеству с Тегераном. Обе страны стремятся достичь авторитета, достаточного для проведения независимой от Белого дома внешней политики. В этом контексте лучшего союзника, чем Иран, туркам не найти.  

Вовлечённость Турции в ливийские события тоже продиктована стремлением сохранить лидирующие позиции в Северной Африке. Париж, один из главных антагонистов Анкары в ЕС, выступая инициатором военного вмешательства в Ливии, покусился таким образом на «геополитическую вотчину» Анкары. У Турции были неплохие отношения с Ливией, и, вполне объяснимо, что турецкое влияние в регионе крепло с каждым разом. Однако агрессия НАТО против Триполи спутала все карты. Возникли опасения, что если не французы, то  американцы, свергнут Каддафи, и тогда смогут закрепиться в регионе надолго. Следовательно, Турцию «попросили бы» потесниться или выйти вон. Пришло понимание, что, оставшись в стороне, Анкара окажется в роли «без войны проигравшего» и появление нового «Ирака» на месте Ливии, т.е. Ливия проамериканская или профранцузская Турцию не радует. Присоединившись к коалиции НАТО, турки сразу ограничили своё в ней участие только гуманитарными  миссиями, поскольку понимают всю шаткость своего положения. В стране не за горами выборы, и оппозиция уже обвиняет руководство в поддакивании Белому дому. Но у Анкары не было пространства для манёвра. Турция стремится выступить в роли регионального лидера на Ближнем Востоке, и не хочет, чтобы Запад «распоряжался» Ливией без её участия. Быть одним из архитекторов новой Ливии – главная цель Турции.

У Анкары всегда были ровные и благоприятные отношения с Берлином. Для Германии Турция долгое время была ключом к укреплению связей с исламскими государствами. Поэтому немцы поддерживали кандидатуру Турции на вступление в ЕС, надеясь получить ещё большие дивиденды от своей восточной политики. Но с уходом Г. Шрёдера и приходом А. Меркель всё изменилось. Теперь не только Париж, но и Берлин выступил сторонником идеи «привилегированного партнёрства» ЕС и Турции, но не более того.

У России и Турции во многом похожие судьбы. Обе страны представляют собой своеобразный «цивилизационный андрогинат», совмещая географический и культурный европеизм с существенными, а в случае Турции, превалирующими азиатскими элементами. Обе имеют неудачный опыт приобщения к западной цивилизационной модели. Ни Россию, ни Турцию в Европе не ждут. В Турции, которая  впервые «постучала в европейские двери» ещё в 1959 г., разочарование Европой  достигло исторического максимума. С отказом Парижа и Берлина от своей протурецкой политики Анкара оказалась в затруднительном положении. И это открывает новые возможности для развития российско-турецких отношений. Во-первых, с учётом того, что американский план Большого Ближнего Востока отводит Турции роль более жертвы, чем партнёра, именно Анкара способна выступить союзником России в этом регионе, что немаловажно, поскольку в случае реализации этого плана российские интересы в Центральной Азии и на Ближнем Востоке тоже пострадают.  Во-вторых, если правительство Ангелы Меркель не смотрит на Турцию как на посредника между Германией и, шире, Европой и исламскими странами, такого взгляда на Турцию может придерживаться Россия.  В-третьих, Чёрное море – единственное, где не базируются корабли ВМС США на постоянной основе. Анкара отказалась от концепции Чёрного моря как «внутреннего моря тюрок» (название достаточно условное, поскольку выходом к черноморскому побережью обладают Украина, Румыния и ещё ряд нетюркских государств), в то время как Вашингтон вовсе не прочь превратить Чёрное море во внутреннее море НАТО. Кажущийся откат администрации Обамы от прежней напористости в этом вопросе – это не отказ, а отсрочка на пути реализации данной концепции. Совместно с Турцией оппонировать Соединённым Штатам России было бы легче. В-четвёртых, из-за традиционной антитурецкости проамериканских саудовских режимов Москва может выступить союзником Анкары в её оппозиции к Эр-Рияду, частично ответственному за радикализацию российских мусульман.

В срыве планов Вашингтона по переформатированию Ближнего Востока заинтересован и Иран, и Турция, и Россия. Трёхсоставная ось Тегеран – Анкара – Москва послужила бы здесь превосходным инструментарием, но все три столицы не обладают пока достаточным внешнеполитическим суверенитетом для построения подобных геополитических конструкций.

1)Исмаил Гаспринский «Русско-восточное соглашение. Мысли, заметки и пожелания»

2) Александр Игнатенко «Молоко и мясо. Национальный прагматизм и имперский романтизм во внешней политике Турции» («Россия в глобальной политике» 7.08.2010)

3)Там же

Ключевые слова Key words: неоосманизм, Турция, Россия, США, Иранneoosmanism, Turkey, Russia, USA, Iran

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs