В конце августа текущего года окружным судом города Фукуока был приговорён к смертной казни 74-летний Сатору Номура - главарь гангстерского синдиката «Кудокай». Данная группировка якудза до своего разгрома полицией в 2014 г. имела официальный статус особо опасной и действовала преимущественно в северной части острова Кюсю. Ещё один её влиятельный участник был приговорён этим же судом к пожизненному заключению. Было установлено, что фигуранты причастны к организации четырёх убийств, в том числе, сотрудника полиции[1].
Среди стран Группы семи смертная казнь применяется, кроме Японии, лишь в США. Приговор приводится в исполнение через повешение по распоряжению министра юстиции без предварительного извещения, в ряде случаев, до рассмотрения вопроса о помиловании. Международные правозащитные структуры подвергают Японию критике как за применение смертной казни, так и за жёсткие порядки в пенитенциарной системе в целом (бывший менеджер Рено-Ниссан Карлос Гон спал в японской тюрьме на подушке, набитой соломой). Особой критике подвергалась политика в сфере юстиции второго и последующего кабинетов Синдзо Абэ, когда отмечался заметный рост случаев применения высшей меры наказания
Что касается деятельности якудза в Японии, то наиболее влиятельной и известной её группировкой является «Ямагути Гуми». В конце 2018 г. в Осаке был казнён один из участников данного преступного синдиката и его сообщник, бывший топ-менеджер одной из инвестиционных компаний (казнённым было 60 и 67 лет соответственно), которые были признаны виновными в состоявшемся в 1988 году похищении и последующем убийстве президента и сотрудника одной из компаний, работавших на фондовом рынке[2].
При более подробном знакомстве с историческими деталями появления и существования этих преступных группировок, тем не менее, можно усмотреть некий флер не чуждых благородства и понятий о чести у этих японских гангстеров. Действительно, японские якудза уходят своими корнями в XVII и участие в них «ронинов», самураев, потерявших «сюзерена», определённым образом повлияло на их традиции. «Золотые времена» якудза пришлись на период послевоенной разрухи и сменившего её «экономического чуда».
У якудза действительно существуют свои понятия о чести, в чём-то сходные с традициями итальянской мафии. При этом порой якудза берут на себя даже «социальные функции», например, распределение гуманитарной помощи для пострадавших от стихийных бедствий. Считается, что при ликвидации последствий природно-техногенной катастрофы 11 марта 2011 г. они действовали здесь более оперативно, чем местные власти. Однако, по сравнению с итальянскими гангстерами, в истории якудза неоднократно наблюдалась беспрецедентная коллаборация с полицией, имевшая иногда ситуативный, а иногда и системный характер. Например, члены якудза привлекались в 1946 для борьбы с протестами этнических корейцев и китайцев, в том числе, для охраны полицейских участков от погромов, позже, как известно, они поучаствовали и в подавлении антиамериканских выступлений японских левых сил.
В настоящее время численность организованных преступных группировок Японии составляет порядка 26 тысяч человек и демонстрирует тенденцию к снижению[3]. Этому способствуют усилия полиции, а также более широкие меры системного характера, предпринимаемые на правительственном уровне, например, по повышению прозрачности фондового рынка и защите бизнеса от недружественного поглощения. Перемены в общем экономическом укладе также не способствуют росту доходов японской мафии, например, переход секс-индустрии в онлайн. Хотя мелкий и средний бизнес Японии, особенно в сфере торговли, не очень охотно использует возможности онлайн-площадок, здесь также виден постепенный прогресс освобождения от криминального влияния. Важными сферами деятельности якудза, осуществляемой практически легально, является организация фестивалей и других массовых мероприятий, а также бизнес, связанный с игральными автоматами «патинко». Правда, как и везде, на всё это сильно повлияла пандемия.
Вместе с тем, уменьшение численности якудза, возможно, связано и с некоторыми успехами политики правительства по искоренению одной из социальных проблем Японии - дискриминацией «буракумин», особой социальной группы, к которой остальные японцы относятся как к париям. Именно общины буракумин до последнего времени являлись поставщиками «кадров» для якудза (более половины от общей численности). Ещё одним источником пополнения до сих пор являются так называемыми «дзайнити», этнические корейцы, связанные с пропхеньянской Чонгрён (Ассоциация корейских граждан в Японии). Именно группы якудза, состоявшие из корейцев, в 1960-х гг. действовали особенно дерзко.
История возникновения проблемы «буракумин» также, как и история якудза, тесно связана с временами позднего японского средневековья. Японцы, занимавшиеся некоторыми видами ремесёл, связанными, например, с забоем скота, скорняжными работами, рытьём могил, а также палачи, считались, в соответствии с религиозными взглядами и эстетическими предпочтениями японцев, «людьми, осквернёнными смертью» (хотя японцы почти не употребляли мясо, кожа была необходима для изготовления самурайских доспехов). Эти люди, по мнению остальных японцев, были даже не просто париями, они находились вне кастовой системы (самураи, крестьяне, горожане) Любые отношения с ними считались позорными, они проживали в изолированных общинах «бураку» (буракумин - житель общин). Вместе с тем, существовавшая монополия на их труд давала буракумин возможности стабильного заработка, среди них имелись и зажиточные семьи. После восстановления власти императора и наступления эпохи Мэйдзи (в 19 веке) кастовая система была упразднена, но отношение «обычных» японцев к буракумин не изменилось. Тогда Япония открылась миру и стала участвовать в мировой торговле, с началом колониальных захватов стала появляться и иностранная рабочая сила. Всё это ухудшило условия жизни буракумин. И в послевоенной Японии эта социальная группа продолжила подвергаться различным видам дискриминации. Для них был значительно затруднён доступ к образованию, практически закрыты возможности для трудоустройства за пределами своих гетто. Хотя буракумин пытались идти на различные уловки, кадровые службы японских компаний легко «вычисляли» их по различным признакам. Кроме того, составление черных списков являлось хорошим бизнесом для японских детективных агентств. Как не удивительно, но получение буракумин высшего образования, либо вступление в брак вне общины всё еще считается чем-то из ряда вон выходящим. Однако, в банды якудза буракумин охотно принимали. Впрочем, гангстерами становились не все из них. Значительная часть буракумин продолжала активно бороться за свои права, правда, подобная борьба также иногда сопровождалась насилием. В 1955 г была создана «Лига защиты буракумин», ставшая одним из стержневых элементов правозащитного движения внутри Японии, которое, впрочем, не отличается особой активностью в целом. При этом некоторые из буракумин все же сделали успешную карьеру в современной политике. Хирому Нонака (скончался в 2018 г.) занимал должность генерального секретаря кабинета министров Японии и обладал большим весом в правящей Либерально-Демократической партии Японии.
Японские власти не раз подвергались критике со стороны Запада за ситуацию вокруг буракумин. В этих условиях японское правительство осознало опасность привлечения внимания внешних структур к решению данной проблемы, что привело бы к её политизации. Так, в Токио весьма болезненно отреагировали на критику спецдокладчика ООН по современным формам расизма, расовой дискриминации, ксенофобии и нетерпимости, посещавшего Японию в середине 2000-х г.
Что касается собственных усилий Токио, то, начиная с 1969 г. осуществляется комплекс мер юридического характера, направленных на борьбу с дискриминацией буракумин, выделяются значительные суммы на улучшение жизни в их общинах, реализуются соответствующие образовательные проекты. По данным японского правительства, сейчас в Японии насчитывается порядка 900 000 буракумин, но по информации «Лиги защиты буракумин» их число достигает трёх миллионов, сохраняется порядка 6000 общин-поселений (при этом недвижимость в них неликвидна). В настоящее время уровень толерантности японского общества к ситуации вокруг буракумин несколько вырос, особенно в крупных городах и среди молодёжи. По результатам опроса, проведённого муниципальными властями Токио в 2014 г., лишь 26,6 процентов токийцев возражали бы против вступления их детей в брак с буракумин[4]. Однако, для них и сейчас закрыт путь в «олдскульные» японские компании, использующие систему пожизненного найма. Но, при этом, в мелком и среднем бизнесе, где кадровая волатильность является более высокой, потомкам японских париев уже находится место. Показательным является следующий случай. Во времена, когда в США находилось на пике движение «Black Lives Matter» молодая работница одного из японских кафе решилась сообщить своему напарнику, что она является выходцем из буракумин. Её коллега вначале даже не понял, о чём идёт речь, посчитав, что девушка пытается сообщить о своих афроамериканских предках (в японском языке нет звука «л», произнесение «бураку» и «black» является очень похожим). Разобравшись, коллеги дали понять, что для них всё это не имеет никакого значения.
Надо признать, намерение Токио сделать ставку исключительно на собственные усилия в противодействии дискриминации буракумин и избегать международного внимания к этой проблеме приносит определенные результаты. Однако говорить о повышении общего уровня терпимости в обществе пока рано, на стенах их домов регулярно появляются оскорбительные граффити, имеет место их «травля» с соцсетях. Также сохраняется высокий уровень враждебности японцев к проживающим в их стране этническим корейцам.
Вот так технологический и социальный прогресс уживается с историческими предрассудками и средневековым криминалитетом в одной из самых развитых стран мира.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.
Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs