Китай: 70-летний юбилей и пятитысячелетняя цивилизация

1 октября 2019 года отмечается 70 лет со дня создания Китайской Народной Республики. Древнейшая китайская цивилизация насчитывает до 5 тысяч лет, тем не менее, выделяет эти семь десятилетий, как отдельный период. По случаю праздника в редакции журнала «Международная жизнь» о некоторых ключевых этапах развития Китая и о намечающихся перспективах рассказывает директор Института Дальнего Востока РАН, доктор исторических наук, профессор Сергей Геннадьевич Лузянин.

Программу ведет обозреватель журнала Сергей Филатов.

Международная жизнь: Мы поздравляем наших китайских друзей с 70-летним юбилеем Китайской Народной Республики. Китайская цивилизация чрезвычайно древняя – около пяти тысяч лет. В эти дни китайцы отмечают 70-летие создания КНР. Почему все-таки такие временные рамки? Сегодня у нас в гостях суперспециалист по Китаю, директор Института Дальнего Востока РАН, доктор исторических наук, профессор Сергей Геннадьевич Лузянин. Почему китайцы решили отпраздновать именно 70-летие образования КНР?

Лузянин Сергей: Во-первых, потому что 70 лет существует новый Китай – КНР, которую председатель Мао и другие китайские лидеры в свое время после 40-летней Гражданской войны и тяжелых испытаний в 1949 году, изгнав Гоминьдана Дальвани, победив классовых врагов, создали этот новый – народный, социалистический Китай. Кстати, по союзническому договору Советского Союза и Китая СССР фактически построил в Китае индустриальную базу. Было построено 100 крупных индустриальных предприятий в 1950-е годы до конфликта и разногласий с Советским Союзом. Эта фаза для Китая, с одной стороны, новая, в том смысле, что социализм адаптировался к китайским реалиям и китайской специфике. Кстати, он так и называется – социализм с китайской спецификой. Это значит, что события 1990-х годов для китайского социализма, то есть распад «классических» версий советских и других вообще мировой системы, сказались в какой-то степени положительно. Китай синтезировал государственно-социалистические основы и западные либеральные принципы экономики, создав такую, условно говоря, конвергенционную модель для своего развития. 

Международная жизнь: Очень интересно. С нашей стороны предлагали конвергенцию двух систем – взять лучшее от капитализма и социализма и строить нечто новое.

Лузянин Сергей: На земле Китая это в какой-то степени получилось, но здесь есть принципиальный момент – на других землях этого не получилось. А на китайской земле получилось, потому что базой для социализма с китайской спецификой является многотысячелетняя китайская цивилизация с такими встроенными канонами и немного непонятными для западного человека вещами, типа соединить несоединимое, например, черное и белое, соль и сахар, капитализм и социализм и т.д. Сработал принцип жесткой иерархичности, подчинение старшим младших. Неважно, какая иерархичная оболочка – император, генеральный секретарь КПК или еще кто-то. Это практически в генах, на подсознании в Китае. В этом смысле этот эксперимент оказался удачным. И сегодня эти 70 лет как бы встраиваются в тысячелетнюю китайскую цивилизацию, не противореча ей. Удивительная вещь, что каждая эпоха династии императоров составляет примерно 300-500 лет, затем эпоха гражданской войны, раздробленности, потом эпоха социализма. Они все плавно, последовательно сменяли друг друга. И самое удивительное для нас, между этими эпохами нет противоречий. Главное противоречие для Китая это эпоха унижений, когда пришли англичане с опиумом, развязали опиумные войны, в середине XIX века навязали Нанкинские и другие неравноправные договоры и поставили Китай на колени. Сегодня Си Цзиньпин, провозгласив главный лозунг – возращение китайской мощи, фактически говорит не только о социализме, но и о китайской цивилизации на современном этапе, в условиях нового противостояния с Западом, которое американцы вбросили Китаю в виде тарифных войн и т.д. За последние годы своего правления Си Цзиньпин, с одной стороны, укрепил роль КПК – это святое, стержень, с этим особо никто и не спорит, кроме отдельных некитайских территорий, но главное, он укрепил вертикаль понимания простых китайцев, как минимум 1,5 миллиарда, о том, что могущество Китая снова должно возродиться.

Международная жизнь: А как они видят это могущество?

Лузянин Сергей: Да, это принципиальный вопрос. Они видят не военное могущество, хотя они укрепляют армию и флот. Этим занимаются все государства. Могущество они видят в трех компонентах. Во-первых, экономический. На этом сконцентрированы основные силы китайского руководства. Надо сказать, что этот синтез, эта модель специфики китайского социализма дала экономическое могущество за 35-40 лет реформ. Если взять начальный старт реформ и сегодняшний, то мы видим, что ВВП Китая по паритету покупательной способности, по западным меркам Всемирного банка, МВФ, это 25,4 триллиона долларов. Это первая позиция, далее идут США, на три триллиона меньше. Если брать китайские данные, то они серьезно занижены, у них своя система оценки и подсчета – это 13,4 триллиона долларов. Это вторая, по китайским меркам, позиция. Я думаю, что это такая китайская хитрость чуть занижать свои возможности, реально они выше. Это означает, что за 40 лет реформ ВВП Китая увеличился в 53 раза.

Международная жизнь: Злые языки говорят, что Китай поднял экономику благодаря западным инвестициям после того, как американцы договорились с китайцами – сначала был знаменитый визит в 1972 году Киссинджера в Китай, а потом Никсона – и тогда они договорились дружить вместе против СССР. И американцы тогда дали много денег китайцам. Это реальная ситуация?

Лузянин Сергей: То, о чем вы говорите, абсолютно справедливо для истории тех трехсторонних отношений – СССР, США и Китай. Тогда главным треком был, конечно, советско-китайский конфликт. Это был скрытый, открытый, даманский конфликт. Тяжелые времена были. Но на фоне противоречий этих двух социалистических гигантов, конечно, фигурировали США. Они очень ловко, вступив в переговоры с Мао Цзедуном, китайским руководством, сначала пошли на челночную дипломатию, а потом подписали договор, который носил, безусловно, антисоветский характер. Это было очевидным для тогдашнего брежневского руководства. Тогда было два фронта противостояния, прежде всего экономического, хорошо, что не военного, то есть западный – американский и китайский - маоистский. В условиях противостояния этих двух тигров Советский Союз истощился. Это было колоссальное истощение, потому что пришлось создавать огромные группировки в Сибири и на Дальнем Востоке на протяжении всей гигантской советско-китайской границы. С другой стороны, мы занимались стратегическими и прочими ракетами в Европе. Там была своя история. Тогда китайско-американский альянс дал свои плоды, но именно на том этапе он был конкретно, исторически привязан к этой биполярной системе – СССР и США. 

Международная жизнь: По нынешним оценкам, американцы не понимали, что они делают, когда поднимали Китай своими инвестициями и технологиями.

Лузянин Сергей: В какой-то мере да, а в 1990-е годы, когда развалился Советский Союз, исчез второй полюс, геополитическая ситуация изменилась. По сути дела, китайцы, притворившись бедными, отсталыми, развивающимися, открыли специальные зоны – Пудун, Шэньчжэнь, Гонконг – для втягивания колоссального количества инвестиций и технологий и начали очень быстро реформировать на основе этой конвергенции свою экономику. Причем, американцы это видели, но они считали, исходя из своих канонов западной либеральной модернизации, что любая экономическая либерализация автоматически приводит к деформации и демонтажу социалистической политической системы, что отчасти происходило в горбачевское время в Советском Союзе, в Восточной Европе и т.д. Они абсолютно были уверены в том, что вирус либерального капитализма заразит этот коммунистический гигант, что он заболеет и умрет.

Международная жизнь: А там оказались национальные корни.

Лузянин Сергей: Оказалось, что этот вирус натолкнулся на пятитысячелетнюю цивилизацию. И социализм, и коммунизм были антуражем, вывесками, не более того. Главная идея – подъем, возрождение могущества. И это возрождение могущества пришло через реформы Дэн Сяопина. Он вбросил много таких золотых принципов или тезисов, на которых отчасти и сейчас строится стратегия модернизации Китая, то есть речь идет о том, чтобы дать возможность заработать средним слоям, крестьянству. Эта знаменитая аренда - семейный подряд, когда она большое количество лет отдавала землю на сугубо льготных условиях, началось производство, заработали заводы. Самое главное, заработал либеральный рынок, пошли инвестиции и технологии. И Китай каждый год стал прирастать ВВП от 10 до 14% в год.

Международная жизнь: Сейчас говорят, что 5-6%, что дает каждый год Китай, этого мало. Это же гигантский рост. Почему этого мало?

Лузянин Сергей: Мы психологически привыкли, что Китай является рекордсменом по ВВП в мире. Он не может быть десятилетиями рекордсменом. Это закон экономики и развития любой системы. Есть сдвиги и спады. Сейчас Китай пошел на некий спад, но спад относительный. В прошлом году было 6,6%, в этом году 6,5%. Даже если будет 6,4%, то это совершенно не разрушит китайскую систему, которая сложилась, там колоссальные стабилизирующие материальные административно-государственные ресурсы. Поэтому причина эта связана с тем, что эпоха максимально экстенсивного развития китайского капитализма закончилась. Сегодня Китай стратегически переходит к новой модели. Назовем ее модель перехода от экстенсивной структуры производства, когда такие факторы, как огромный агрессивный экспорт, дешевая рабочая сила, сегодня уже не так работают. Сейчас не такой агрессивный экспорт, не такая дешевая рабочая сила, другие цены. Китай перестроился на стратегию развития внутреннего рынка и собственных технологий и инноваций абсолютно нового качества. Раньше китайцы покупали новые технологии, импортировали инновации и адаптировали их к китайским нуждам.

Международная жизнь: Наверное, это случилось потому, что Китай посылал своих молодых людей учиться, в том числе и в США, новым технологиям. 

Лузянин Сергей: Совершенно верно. Это поколение отучилось, отобрало все самое лучшее. Как минимум в год у нас обучалось 25 тысяч китайцев, а в США и Европе – до полумиллиона. Это поколение, уже выучившись, вернулось в образе Джека Ма, яркого представителя не только миллиардеров, но и топ-менеджеров, предпринимателей, которые привнесли креативный китайский дух. Не сказать, что они все создают, условно 50 на 50. Если взять компанию Huawei, то мы видим там огромное количество купленных, наведенных, приобретенных знаний, но есть уже большое количество собственных наработок китайского  программирования и других технологий. В этом смысле снижение темпов роста ВВП это переход китайцев на новую стратегию. Причем, американцы были только в начале этой стратегии. Но сейчас США страшно заволновались, потому что они увидели, что Китай не заражается вирусом тотального либерализма и политически не собирается разваливаться. Кроме того, они увидели, что Китай переходит на стратегию технологического развития, что это уже не экстенсивная модель, с чем еще американцы мирились. И самое главное, режим Си Цзиньпина, несмотря на все трудности, полностью управляет Китаем и имеет мощную поддержку, потому что все очень любят КПК. Это все условно. По Дао Дэ-цзин и конфуцианским принципам, это система иерархии, которая дана Небом, есть и будет в Китае, и миллиарды китайцев будут спокойно работать, учиться и жить в этой системе. Систему иерархии менять очень сложно, тем более что Китай прошел эпоху гражданской войны, когда были две версии -гоминьдановская и коммунистическая. Это было очень тяжелое время. И как многие китайские писатели 1950-1960-х годов говорили, что это была эпоха воюющих царств, ссылаясь на средневековый Китай, когда было пять или шесть центров и не было единой династии. Китайцы всегда находят общие черты, это специфика восприятия мира китайцами. Мы воспринимаем мир через сегодняшний мир и завтрашний, китайцы – сегодняшний мир и завтрашний через вчерашний.

Международная жизнь: Для любой страны, тем более, такой огромной, как Китай, полагаю, важны две такие фундаментальные вещи, как безопасность и развитие. Но, когда я знакомлюсь с материалами об истории Китая, мне представляется, что безопасность у них на втором месте, а главное – развитие. И сейчас они подтверждают это тем, что активно продвигают свою международную программу «Один пояс, один путь». Это опять же развитие уже в глобальном масштабе. А вот относительно безопасности трудно сказать, чтобы китайцы были очень ею озабочены. Почему?

Лузянин Сергей: В своем вопросе вы отметили одну особенность – соотношение двух ключевых категорий. Абсолютно верно, развитие – ключевая ценность для китайской цивилизации, потому что, если не будет развития, то цивилизация будет находиться в стагнации и она может исчезнуть. Это в генах. Безопасность для Китая существует. Но она не является для китайцев смертельно необходимой, потому что китайская цивилизация за тысячелетия то сжималась, то расширялась, она переваривала другие народы. Понятие безопасности размыто. Сегодня понятие безопасности дополняется ядерным фактором. Это новая вещь, но она касается не только Китая, а всего человечества. Все равно остаются все традиционные классические моменты, что Китай настолько большой, он переварит любую угрозу, какой угодно вызов: маньчжурский, татаро-монгольский, западный. Для них безопасность в принципе это нормальное состояние жизни, а развитие это важно. Почему Китай отстал на тысячелетие, когда пришли англичане, которые были на целый век впереди, хотя в древности Китай был впереди.

Международная жизнь: Я не поверил, когда много лет назад один человек сказал мне, что ВПП Китая во времена наполеоновских войн был чуть ли не 1/3 от всего мира.

Лузянин Сергей: Совершенно верно. Это была сверхдержава. Ведь в древности все передовые технологии пришли оттуда. Из Китая пришли и порох, и бумага, и компас, и шелк и многое другое. У китайцев вообще всегда была эпоха китаецентризма. По-философски Китай это центр Поднебесной, где производятся материальные блага, ценности, философские идеи и технологии. Вокруг много потенциальных и реальных племен и государств, которые за месяц от Поднебесной привозят дань. Это было тысячелетиями. Этот китаецентризм создал такой феномен, что безопасность для Китая не актуальна, хотя были и нашествия, и англичане, но все равно не было системного разрушения и полного уничтожения, порабощения. В XX- XXI веках появились новые вызовы. Сегодня безопасность Китаем трактуется уже в современном контексте, поэтому понятия развития и безопасности уравнялись. С учетом ядерной угрозы, технологических катастроф, истощения почв и ресурсов, что для Китая очень актуально, эти угрозы приобрели для понятия безопасности такое же значение, как и для развития. Тем более что Китай и в плане углеводородов, энергетики, чистого воздуха и чистой воды сегодня является мегапотребителем. И соответственно природа мстит, поэтому проблема экологического загрязнения стоит очень остро, это тоже часть безопасности, то есть не только военные угрозы. Но, повторяю, развитие остается главным стимулом, потому что китайцы прекрасно понимают, что 6% роста ВВП это нормально. Сейчас структура экономики Китая устроена так, - ее сами китайцы называют новая нормальность, - что она полностью сориентирована на идею 6,6-6,5% роста. Не нормально будет тогда, когда будет 2-3% роста, это будет действительно кризис. Хотя для других экономик такие показатели не являются кризисом.

Международная жизнь: В связи с развитием как китайцы видят свою перспективу на будущее?

Лузянин Сергей: Стратагема Китая выглядит так: двигаться к двум столетним юбилеям. Один уже близок, 100-летний юбилей КПК в этом веке, второй в 2049 году – 100-летний юбилей образования КНР. Вторая цель обозначена в хронологическом плане и под нее подведены смысловые значения. К этому времени, – и это официально записано в документах, – Китай превратится в великую социалистическую державу, сверхдержаву, говоря геополитическим языком. То есть сегодня он находится на начальной стадии формирования большой державы. Второе направление - социальное. Ведь фактически уже сегодня китайцы решили проблему создания среднезажиточного общества. Учитывая 1,5-миллиардное население, мы уже сейчас совершенно точно можем сказать, что за годы реформ 700 миллионов китайцев были вытащены из бедности и нищеты, сегодня это средний класс вполне нормально живет на доходы. 700 миллионов китайцев накормлены, напоены и у них еще есть средства на детей и внуков и своего развития. Социальные задачи это и пенсионные реформы, и очень льготные налоги, бизнес. Самое главное, что они при сниженном ВВП Китай уменьшает оплату налогов на бизнес, налогов на добавленную стоимость, другие налоги для среднего и мелкого бизнеса, а по отдельным категориям и отраслям промышленности фактически идет мощное стимулирование через налоговую систему, поощрение этой активности. Суммируя все это, можно сказать, что внутренней стратегией Китая является создание к 2049 году общества гармонии великого социализма, то есть реализация социальных задач – гигантское население, которое живет благополучно, зажиточно, где сбалансированы все отрасли развития народного хозяйства. А во внешней политике, конечно, великая держава. Сегодня стратегия развития сформулирована так: условно говоря, нейтрализовать Запад, учитывая американский пресс, опереться на Север (Россию) и идти на Юг, в страны, где Китай понимают больше, чем Америку (Африку, Латинскую Америку). Хотя не везде Китай принимают с распростертыми объятиями, особенно азиатские страны, одни побаиваются, где-то конкурируют (Япония), где-то спорные острова в южных морях (Вьетнам, Япония) и т.д. Но все равно надо идти на Юг, эта стратегия идет еще от Мао, когда он провозгласил Китай лидером третьего, афро-азиатского, мира. За этот огромный ареал Китай соперничал с СССР. Теперь мы не имеем возможности вступать в такую конкуренцию, у нас нет таких ресурсов, как у Советского Союза. У нас с Китаем сформировался тандем стратегического партнерства. Нам геополитически Китай очень нужен. И не только потому, что Китай без пяти минут сверхдержава, ведь по многим экономическим показателям он уже сверхдержава, а потому, что у нас одно огромное общее пространство - Евразия. Есть мегапроект «Один пояс, один путь», перспективный проект Евразийский экономический союз, где пятерка стран развивает свое видение о Евразии. Стыковка нужна, она называется сопряжением. Конечно, экономически оно еще не наполнено. Что касается геополитики, то здесь совершенно очевидно, что российско-китайский тандем это центр влияния на международную повестку в плане и глобальной безопасности, и урегулирования региональных конфликтов (Корейский полуостров, Ближний Восток), это, конечно, центр обновления глобальных систем управления каких-то ооновских и финансовых структур. Понятно, у нас есть ШОС, БРИКС, где Россия и Китай – ядро. Причем, ШОС расширили до восьми стран, включая Индию и Пакистан. Треугольник Россия-Индия-Китай достаточно мобилен, несмотря на определенные трения между Индией и Китаем, которые начались еще в 1950-х годах. Российско-китайский тандем не планирует превращаться в союз. Обе стороны не хотят формализации союзнических отношений. Скорее всего, партнерство, основанное на взаимовыгодном политическом консенсусе. Вскоре у нас будет продление договора 2001 года, который Россия подписала с КНР, но тогда еще не было такого санкционного давления США на Россию и Китай. Тогда был совершенно другой мир, не было такой жесткой конфронтации, противостояния. Сегодня этот договор универсифицирован, особенно статья 9, в которой говорится о взаимных шагах в случае агрессии третьей стороны, там предусмотрен режим консультаций. Я думаю, что этот договор будет пролонгирован, в котором более детально будут прописаны возможные действия. Документ это юридический акт, но на самом деле отношения гораздо шире. Мы знаем, насколько глубоки военно-технические и военно-стратегические отношения двух стран. Конечно, есть основания в экономической части. Торговля – 108 миллиардов долларов. Это неплохо, это рост на 27,8%, почти на треть, по сравнению с 2017 годом. Этого мало, есть цель выйти на 200 миллиардов. Притом, что структура самой торговли не очень нас удовлетворяет, но она такая, какая есть. Это не связано с тем, что кто-то плохой или хороший. Это связано со структурой экономик России и Китая. У нас все-таки в большей степени углеродно-сырьевая экспортная ориентация, это наше преимущество надо использовать. Поэтому российско-китайская структура торговли тоже в доминирующей статье это сырьевые минеральные топлива и есть большая часть технологий, атомная энергетика, авиация, но и китайский машино-технический экспорт растет. Это реалии времени. Нужно диверсифицировать российский экспорт, увеличивать кооперацию высоких технологий в производстве с высокой добавленной стоимостью и т.д. Это задача на десятилетия. А самое главное, я думаю, когда некоторые журналисты или эксперты говорят, что Россия превращается в младшего брата Китая, потому что Китай в четыре раза больше, здесь есть принципиальная вещь. Пока никто ни старший, ни младший брат. Это братья равные. Дело в том, что Россия была и есть великая военно-стратегическая держава, член Совета Безопасности. Китай – великая экономическая держава. Вот эти два преимущества могут быть объединены в рамках некого баланса типа конвергенции. Этот баланс двух гигантских потенциалов дает эффект равенства. Он не прописан, не сформулирован, но все понимают, о чем идет речь. Министр иностранных дел С.В.Лавров сказал, что Китай не старший брат. Россия – великая держава в одной сфере, Китай – в другой. В этом смысле он абсолютно прав. Стратегически сегодня Россия и Китай равные партнеры, и само партнерство работает на мир и развитие.

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs