ENGLISH
11:19 19.07.2018 • 
Тема ответственности украинских националистов за массовые убийства польского населения Волыни в 1943 г. остаются болезненной точкой польско-украинских отношений.
Варшава продемонстрировала Киеву достаточное количество знаков, указывающих на готовность польской стороны смириться с идеологией ОУН-УПА при условии, что её острие будет направлено против России, а не против Польши.
Однако с украинской точки зрения лишить национализм полонофобии равносильно обрезанию 50% его содержимого.
Волынь для поляка – это былое свидетельство польского могущества и «золотого века» Речи Посполитой. Для польского сознания понятие «Волынь» несёт не столько географическую, сколько духовно-символическую и цивилизационную смысловую нагрузку. После 1943 г. Волынь стала образом коллективной смерти поляков и символом их уничтожения как представителей латинской цивилизации.
Польские историки акцентируют внимание на случаях нападений украинских националистов на особ духовного звания и прихожан (количество погибших ксендзов оценивается в 95-200 человек). Поскольку эти нападения сопровождались осквернением католических святынь и католических кладбищ, поджогами и разрушением костёлов, польская историография говорит о цивилизационном подтексте трагедии, как попытки очистить «восточные кресы» от физического и духовного польско-католического присутствия.
Поэтому юридически события на Волыни Польша воспринимает не иначе как genocidiumatrox– акт геноцида с целью окончательного уничтожения осколка польской цивилизации, а не просто нанесения человеческих потерь (72,3% поляков считают события на Волыни геноцидом (1). В подтверждение такой трактовки польская историография приводит факты продолжавшихся массовых казней польского населения в 1945 г., когда борьба ОУН-УПА против поляков за «независимую» Украину в условиях победоносного шествия Красной армии потеряла всякий смысл, и единственной целью убийств была лишь полная деполонизация польско-украинского этнического порубежья (2).
С польской точки зрения это было преступлением вдвойне ввиду исконной, как убеждены поляки, польскости «восточных кресов». Хотя ядром зарождения польской государственности были вовсе не «кресы», именно они заняли в иерархии идеологем польского патриотизма одно из ведущих мест.
Чтобы обосновать принадлежность польской Короне этих православных, в большинстве, земель, «кресы» были объявлены концентрированным выражением всего польского, рождавшим лучших представителей польского народа, где творилась польская культура и жили поляки со «знаком качества». В народном сознании «кресы» прошли через процесс идеализации и мифологизации, превратившись в польскую Аркадию, изображаемую преимущественно в жанре идиллической пасторали.
Не-польский и не-католический элемент занимает в этом жанре вспомогательное место. Включённый в лоно польско-католической цивилизации как объект её мессианистических побуждений, он заведомо занимает вторичное место в цивилизационной иерархии.
Объект приложения цивилизаторских порывов всегда стоит ступенью ниже тех, кто эти порывы осуществляет. Даже оценивая «кресовую» шляхту как социальный слой с многочисленной прослойкой сравнительно малообразованных мещан, польское национальное сознание по умолчанию ставит их в социальном отношении всё равно выше не польского населения.
Многократно воспеваемая в польской литературе, драматургии и живописи мещанская усадьба где-то на Волыни или Галиции - это форпост польскости посреди этнически и культурно чуждого моря (3). И своими главными характерными чертами этот форпост польскости обязан как раз этому противостоянию, под воздействием которого формировался его внутренний облик. Нет противостояния, нет и закалённой польскости вышей пробы.
Таким образом, понятие «кресов» напитано конфликтностью как неотъемлемой частью взаимодействия польско-католического населения с окружающими этническими и религиозными группами. Первым понятие «восточных кресов» ввёл писатель Винценты Поль в поэме «Могорт» (1854), навсегда снабдив его немирным духом. Главный герой поэмы - доблестный шляхтич, католик и защитник польскости.
Такой же немирный дух польская восточная политика вкладывала в те деструктивные силы, которые намеревалась использовать на данной территории против Российской империи, Советского Союза, Российской Федерации. Польская политика ставила за цель сохранение и приумножение конфликтного потенциала «восточных кресов», перелицованного под текущую конъюнктуру и вложенного в руки контролируемой поляками политической силы. Такой политической силой был и остаётся украинский национализм.
Однако украинский национализм не забыл, что «восточные кресы» как «Аркадия и пастораль» - только для поляков-католиков. Ресентимент, помноженный на культивируемую напряжённость «кресов» с их конфликтной рубежной энергетикой, завязал польско-украинское противостояние тугим гордиевым узлом.
Мнение автора может не совпадать с позицией Редакции
2) http://www.rp.pl/Historia/307109781-Rzez-wolynska-Od-walk-do-ludobojstwa.html
Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.
Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs
