Заместитель Министра иностранных дел РФ Сергей Рябков

Оганесян: Добрый день! Предстоящий саммит Россия - Соединенные Штаты, встреча президентов Медведева и Обамы в конце июня в Вашингтоне, начало обсуждения в сенате и первые отклики и реакции на ратификацию Договора по СНВ, пока только слушания, и, наконец, недавнее выступление министра иностранных дел в правительственном часе в Государственной Думе и весь цикл и блок вопросов о наших отношениях с США и не только, весьма актуален, поэтому у нас в гостях сегодня заместитель министра иностранных дел России Сергей Алексеевич Рябков. Спасибо, что выбрали время в эту пору активных российско-американских отношений, за которые вы в МИДе и отвечаете. Вот скажите, пожалуйста, ваше ощущение от динамики этих отношений, - пока только о динамике, потому что о содержании у нас есть вопрос, - вы удовлетворены этой динамикой?

Рябков: Добрый день, Армен Гарникович! Спасибо за приглашение, во-первых. Что касается вашего вопроса, ответ - положительный. Наверное, дипломату положено как-то уклончиво отвечать, в данном случае я говорю «да». Я удовлетворен динамикой этих отношений. Мы продвигаемся неплохо, по нескольким направлениям уже достигнуты результаты, которые впечатляют, о них можно поподробнее поговорить. Кое-что есть в заделе, не буду предварять, конечно, то, что мы все узнаем, когда президенты встретятся, и оценим итоги визита в Соединенные Штаты Америки. Но все идет, в принципе, нормально, хотя и не без трудностей. Ну, как же без них?

Оганесян: Вот как раз о трудностях и о каких-то успехах, может быть, прорывах, у нас вопрос из Санкт-Петербурга: «Сергей Алексеевич, скажите, пожалуйста, как вы оцениваете российско-американские отношения на современном этапе? Можно ли сказать, что произошли существенные перемены к лучшему?».

Рябков: Термин «перезагрузка» был придуман американцами. Мы его не очень стараемся пропагандировать, но для удобства изложения, для краткости изложения скажу два слова: перезагрузка удалась. Мы имеем общий настрой продолжать эту работу. Мы имеем твердую политическую волю высшего руководства наших стран расширять области взаимопонимания. Но история, специфика наших отношений, определенный балласт, который тоже тянет вниз, - из стереотипов балласт, из представлений, в том числе о России, которые распространены в США, - это мешает. Но это тоже поддается определенной корректировке, отработке. Это часть задач, которыми мы занимаемся.

Оганесян: Сергей Алексеевич, недавно газета «Вашингтон пост» писала или даже, так скажем, вопрошала своих читателей: вот что достигли Обама и Медведев, что не было достигнуто, когда администрацию возглавлял Буш? Вот что такого произошло? «Да, ничего», - по утверждению газеты «Вашингтон пост». Могли бы вы эти точки продвижения, если посмотреть как на график, точки роста во взаимоотношениях США - Россия отметить и выделить?

Рябков: Мы имеем несколько существенных практических результатов совместной работы. Договор о дальнейшем сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений - это то, что напрашивается в качестве примера в этой связи. Надо вспомнить, что в прошлом году мы заключили важное соглашение о транзите военных грузов США в Афганистан. Оно не бесспорное, с точки зрения восприятия широкой общественностью у нас, в частности, но я как человек, сопричастный к этой работе, готов защищать целесообразность его заключения и объяснять, почему оно выгодно и нам тоже, и зачем мы это сделали. Администрация Обамы внесла на ратификацию в сенат соглашение о сотрудничестве с Россией в области мирного использования атомной энергии, которое при прежней администрации было демонстративно отозвано оттуда. Контраст здесь просто разительный и очень такой явный.

У нас есть такие решения, как отмена санкций американских, под которыми на протяжении очень многих лет, - еще до администрации Буша эти санкции были введены, - и на протяжении всего этого периода под ними находились важные структуры, занимающиеся военно-технической деятельностью, наши учебные заведения. Сейчас это тоже отменено. Список можно продолжать. Он реальный, а не декларативный, речь не идет только о том, что стороны встретились, заявили о каких-то намерениях, и больше ничего. В этом я вижу очень существенные отличия от периода президентства Буша.

Оганесян: Коль скоро мы коснулись темы Афганистана, - ваша оценка, кстати, совершенно совпадает с недавним выступлением одного из заместителей государственного секретаря США, где он выделил сотрудничество вокруг Афганистана как очень знаковое, очень важное и очень существенное для улучшения отношений двух стран, - вот эту мысль, может быть, продолжить? Вы сказали, что вы готовы объяснить, почему это нужно, целесообразно, важно, такое сотрудничество. Идут грузы военные, и даже военнослужащие, и мы открыли свое пространство - где-то порядка 200 полетов было осуществлено.

Рябков: Больше.

Оганесян: Даже больше уже.

Рябков: Сейчас два полета в день в среднем.

Оганесян: Я привожу в пример цифру, которая некоторое время тому назад была озвучена. Видите, у нас уже рост и динамика этого сотрудничества. Конечно, вы совершенно правы, если рядовой россиянин прочитает об этом в газетах, он задаст себе вопрос: а нам зачем это, для чего это летают на нашу территорию? Вы сказали, что есть объяснение этому факту и положительное истолкование. Вот какое оно, на ваш взгляд, если можно?

Рябков: Объяснение, в принципе, довольно простое. Мы заинтересованы в том, чтобы международные силы содействия безопасности в Афганистане - МССБ (ISAF - английская аббревиатура), - которые там находятся по мандату ООН, по решению Совета Безопасности ООН, чтобы они эффективно решали свои задачи. Во главе международной коалиции, которая также имеет свои структуры в Афганистане, это не секрет, находятся США.

У них наибольший объем задач, максимальная численность контингентов, и в целом именно они несут основное бремя той трудной очень деятельности, которую осуществляют эти контингенты в Афганистане, с точки зрения борьбы с терроризмом, стабилизации обстановки в стране, поддержки правительства Карзая и превращения Афганистана, в общем-то, в территорию, откуда не может исходить террористическая и другая угроза. Нам очаг напряженности вблизи южных границ в виде нестабильного и подконтрольного террористам Афганистана совершенно ни к чему. В силу исторических причин мы имеем определенные ограничители в том, как мы сами можем вложиться в решение этих задач в Афганистане. Войска мы туда послать не можем.

Трудности, с которыми было связано советское военное присутствие, потери, трагические страницы, - эта история всем нам тоже понятна и жива в памяти, повторять это мы не будем. Но у России - определенная ниша, определенная роль, она существенна, и география здесь работает нам на пользу, поскольку она позволяет предоставить не только, кстати, США, но и некоторым другим союзникам Соединенных Штатов Америки по НАТО эффективные пути транзита, безопасные пути транзита, и возможность пользоваться этим надежным нашим каналом для доставки соответствующих грузов и персонала и, соответственно, облегчать тем самым себе задачи в сфере логистики и планирования. Это нормально, это хорошо. Я не хочу тем самым сказать, что у нас полная идиллия, что называется, по афганскому вопросу с американцами, совсем нет. У нас есть и расхождения, расстыковки.

Мы, например, считаем, что и американцы, и другие натовцы, и МССБ должны делать гораздо больше в плане реального противодействия афганской наркоугрозе, заниматься уничтожением наркопосевов. Афганская наркоагрессия в Россию - это огромная проблема, и здесь мы будем продолжать работать с американцами. Кстати, Федеральная служба по контролю за наркотиками и соответствующая структура администрации США наладили такой контакт. Идет работа в рамках соответствующей группы в составе президентской комиссии. То есть, здесь тоже позитив продолжается и после подписания того самого транзитного соглашения, с которого мы начали наш разговор.

Оганесян: Спасибо, Сергей Алексеевич. Вопрос слушательницы. Пожалуйста.

«Уважаемый Сергей Алексеевич, - Татьяна Александровна, журналист из Москвы. В российской прессе, и не только в нашей, появились сообщения о том, что в России разработана новая внешнеполитическая доктрина, которая, в первую очередь, нацелена на развитие отношений с Евросоюзом и США. Что здесь нового, и как воспринята эта инициатива на Западе? Благодарю за ответ».

Рябков: Спасибо, Татьяна Александровна. Я бы не стал предаваться сенсационности, которая свойственна появлению подобных материалов. В принципе, Министерство иностранных дел проводит на постоянной основе ряд аналитических таких глубоких работ по оценке ситуации в мире, возможностей, которые открываются перед Российской Федерацией, и такой сценарной проработке наших дальнейших шагов. Мы не склонны в принципе предавать огласке детали такой работы. Есть ряд базовых документов, они известны, и внешнеполитическая деятельность обобщается в ежегодных обзорах. Есть и доктрины, есть и концепции, есть стратегии - все это в открытом доступе находится. Никакой переориентации или перестановки смысловых акцентов во внешней или внешнеэкономической политике Российской Федерации не происходит.

Многовекторность, сетевая дипломатия, многополярный мир, равноправие, ответственность, взаимный учет интересов, равная безопасность - вот кодовые слова, которые можно завести в программу - поисковик, и, включив, увидеть все документы внешнеполитического свойства, автором или соавтором которых на протяжении последнего времени выступал МИД. Так что это очень последовательный такой, твердый и многоплановый курс, в котором бывают разные дополнительные как бы грани, элементы. Но в главном, в стержневом, ничего не происходит такого, о чем можно было бы говорить как о смене - смене парадигмы или смене направления нашего движения.

Оганесян: Вот один такой уточняющий вопрос, если уж тут упоминался треугольник Россия-США-Евросоюз. Понятно сохранение многовекторного характера нашей внешней политики. Ричард Хаас - президент Совета по международным отношениям - недавно опубликовал статью, кстати, в европейской, в английской, газете «Прощай, сильная Европа!», где он говорит, что Европа становится намного слабее, и в принципе Америка должна искать себе даже союзников так, по случаю, когда будет выбирать отдельные европейские страны и создавать на определенные темы определенные временные союзы. Это перед нами может открыть новую реальность, с которой российская дипломатия будет иметь дело. Как вы относитесь к таким постулатам, и как России тогда себя позиционировать в этих отношениях - США, Европа и Россия? Укрепить Европу, может?

Рябков: Я к таким постулатам отношусь нейтрально по нескольким причинам. Прежде всего, политологи, особенно политологи такого уровня и известности, как господин Хаас, они склонны зачастую вбрасывать идеи, которые не бесспорны по своему содержанию, но привлекают внимание и заставляют о себе говорить. Это такой самопиар, абсолютно легитимный, свойственный очень многим людям. А с другой стороны, я не вижу сейчас, в действительности, никаких признаков того, что Европа (хотя этот термин тоже не совсем точный, потому что Россия - это тоже Европа), Европа - как Евросоюз и тяготеющие к нему страны, что эта общность как-то слабеет. Наоборот, мы видим определенную консолидацию интеграционных процессов, и временные трудности (я думаю, они временные) в единой валютной политике, монетарной, фискальной сфере - они преодолимы. Потенциал Европы в этой области достаточно велик.

Европа тоже ищет партнеров себе, и партнеров по интересам. Россия ей крайне интересна. С учетом взаимодополняемости не только наших экономик, но наших ментальностей, наших масштабов, я думаю, этот тандем может и должен получиться очень сильным. Кстати, в понедельник в Ростове-на-Дону будет очередной саммит Россия-ЕС, по итогам которого мы, наверное, сможем судить, как и в этом плане развиваются дела.

Коалиции по интересам - это традиционный американский подход, утилитарный. США всегда позиционировали себя как лидера, к которому могут, если хотят, или не могут присоединиться другие в решении тех или иных задач. Особенно при администрации Буша такая тактика создания коалиций заинтересованных стран, заинтересованных структур была очень распространена. Но при этом трансатлантическая сцепка и все, что с ней связано - НАТО, трансатлантический диалог с Евросоюзом, - это тоже никуда не уходит, это обновляется и составляет важные инструменты американского влияния в Европе, но и европейского влияния на США. Так что здесь все сложнее.

Оганесян: Спасибо. По сети Интернет вопрос из Белоруссии:

«Почему в США ратификация Договора СНВ в сенате вызвала полемику между республиканцами и демократами? Неужели США менее заинтересованы в этом договоре, чем Россия? И почему работа над этим договором шла так долго и трудно?»

Рябков: Два момента по первой части этого вопроса. Мы оказались в ситуации, когда внесение на ратификацию в сенат Договора об СНВ совпало с резким обострением межпартийной борьбы в США. Администрация Обамы после периода определенных пробуксовок, как на внешнеполитическом фронте, так и на внутренней арене, смогла реализовать целый ряд важных для себя приоритетных установок, то есть, получила серьезные успехи. Оппозиционная партия реагирует соответственно, то есть, использует свои ресурсы для того, чтобы оспаривать достижение этих успехов, ставить под сомнение их оправданность. Хотя есть среди республиканцев и такие, кто просто по смыслу договора между нами и США об СНВ имеет целую серию возражений, и они составят, конечно, ядро вот этой серьезной глубокой оппозиции договору в дальнейшем.

Что касается второй части вопроса - почему так долго шли переговоры и трудно? - то совершенно не так: переговоры шли очень интенсивно. Они шли трудно, но динамично, с постоянной нацеленностью на результат. И никогда в истории отношений Москвы с Вашингтоном такой документ не был, не готовился в течение периода менее года. Мы сумели разработать текст, который по объему, по содержанию вполне сопоставим с лучшими образцами дипломатического искусства прежних лет.

Оганесян: В конгрессе, наверное, будет действительно, учитывая расклад политических сил, все не так просто, дебаты будут горячими. А у нас в Государственной Думе - каков ваш прогноз? Понятно, что наверняка большинство проголосует, но все-таки заявления Жириновского, коммунистов... Наверное, ожидается тоже дискуссия достаточно острая? Или вы исключаете такую возможность?

Рябков: Совершенно нет. Я, наоборот, исхожу из того, что разговор будет трудным, мы к нему готовимся. Надо дождаться внесения документа президентом Российской Федерации на ратификацию в Государственную Думу. Уже определенная подготовительная работа, такая пристрелочная, она ведется по линии Совета Федерации. Я, кстати, к вам приехал с заседания под председательством Михаила Витальевича Маргелова, где была и американская делегация, представители Пентагона, наши военные участвовали, и там прозвучали интересные оценки. Сенаторы наши, члены Верхней палаты, они отнюдь не склонны смотреть на этот договор как на объект анализа исключительно под углом, там, стратегической стабильности, военно-технических вопросов, положения России в мире.

Есть подходы и другого свойства. Например, вот господин Лисовский - наш известный сенатор - он склонен сюда добавлять и вопросы визового режима с Соединенными Штатами Америки, да и такие темы, как торговля мясом птицы, что ему особенно близко, с учетом его роли в производстве соответствующей продукции у нас, то есть, много чего. Это очень напоминает, кстати, американские реалии, где часто дискуссии тоже так, знаете, - все «в одном флаконе». Но мы готовимся к этому, это не упрощает задачу. Будем работать.

Оганесян: Скажите, пожалуйста, в американской прессе, в последнее время это оживленно дебатируется, якобы возможны различные толкования, различные понимания относительно уже высказанных заявлений, в том числе, например, министром иностранных дел Сергеем Викторовичем Лавровым, что, в принципе, если конфигурация системы ПРО в Соединенных Штатах примет такой глобальный характер, который будет снижать эффективность российских стратегических наступательных вооружений, то Россия может выйти из этого договора. Это положение остается, или оно еще будет предметом дополнительных договоров? Потому что американская сторона говорит, что якобы такого вроде бы и нет.

Рябков: Это положение зафиксировано непосредственно в тексте договора. Просто стандартный договорный язык предполагает, что соответствующая статья формулируется, я не дословно цитирую, передаю смысл: каждая сторона имеет право выйти из договора при возникновении исключительных обстоятельств, непосредственно влияющих на ее безопасность.

Оганесян: Форс-мажор такой, политический, я имею в виду.

Рябков: Да, обстоятельства, которые неподвластны ее политической воле. То есть, если, переходя на следующий уровень понимания этого дела, если, несмотря на все наши усилия, произойдет в сфере противоракетной обороны количественное и качественное наращивание возможностей США в степени, которая поставит под угрозу интересы нашей безопасности, то тогда естественным образом возникнет вопрос о выходе из нового Договора по СНВ. Но взаимосвязь стратегических наступательных и стратегических оборонительных вооружений отражена не только через эту возможность выхода. В договоре эта взаимосвязь зафиксирована прямым текстом, и есть еще целый ряд положений, которые существенны в этой связи и существенно добавляют нам уверенности, что все-таки удастся удерживать стратегическую стабильность и через этот документ тоже.

В том числе есть положения, запрещающие переоборудовать пусковые установки ракет-перехватчиков, пусковые установки ПРО, под пусковые установки ракет для нападения, межконтинентальных баллистических ракет. И, наоборот, пусковые установки МБР запрещено переоборудовать в пусковые установки под противоракеты. Это одно. Стороны договорились обсуждать после уже того, как договор вступит в силу, особые отличительные признаки противоракет. Это важно для дистанционного отслеживания и понимания того, что реально происходит. То есть определенные меры доверия рассматриваются и здесь. Можно об этом много говорить.

Так что, несмотря на то, что договор имеет своим предметом ограничение и сокращение стратегических наступательных вооружений, некоторые элементы, не ограничивающие, я подчеркиваю, развитие американской системы ПРО. В этом американцы правы, когда они говорят, что ограничений на развитие систем ПРО в этом договоре не заложено. Но в нем заложено признание о взаимосвязи - это фундаментальная вещь - между двумя сторонами этой стратегической стабильности. И есть целый ряд других моментов, о которых я сказал, которые тоже идут в плюс и подкрепляют эту самую стратегическую стабильность.

Оганесян: Спасибо. Вопрос из Калининграда:

«Недавно совсем рядом с границей России на территории Польши были размещены американские ракеты Patriot. Прокомментируйте, пожалуйста, это событие. Что это - очередной вызов России?»

Рябков: Мы не понимаем, в связи, с чем нужно было принимать решение о размещении батареи зенитно-ракетных комплексов Patriot для проведения соответствующих учений столь близко от российско-польской границы, в районе Калининградской области. Американские и польские коллеги, с которыми мы эту тему, разумеется, обсуждали, говорят нам, что это обычный тренинг. Учения - это отработка возможностей сторон взаимодействовать конкретно в данной области - в области ПВО. Говорят, это не система ПРО, я подчеркиваю, это система ПВО. Она обладает определенными возможностями перехвата баллистических целей, но оперативно-тактической дальности. Изначально это комплексы противовоздушной обороны. Нам непонятно, зачем они размещаются здесь? Почему нельзя тренироваться где-то в другом месте? Вот на этот вопрос ответа мы не получили.

Оганесян: Как по Грибоедову: «Нельзя ли для прогулок подальше выбрать закоулок?».

Рябков: Вот именно.

Оганесян: Пожалуйста, у нас есть звуковое письмо.

«Добрый день, уважаемый Сергей Алексеевич. Я, Батюк Владимир Игоревич, директор Центра региональных аспектов военной политики США Института США и Канады. Вот какой вопрос я хотел бы вам задать. Представляется самоочевидным, что один лишь малый и средний бизнес не сможет сдвинуть российско-американские торгово-экономические связи с «точки замерзания», то есть где они сейчас, собственно, и находятся. Ибо те объемы российско-американской двусторонней торговли совершенно неадекватны реальным экономическим возможностям двух наших стран.

Мне кажется, что нужны масштабные проекты, такие как в свое время был КамАЗ, «Сахалин-1», «Морской запуск» и тому подобное. Но, конечно же, без политических гарантий крупный частный бизнес не отважится на инвестиции в совместные российско-американские проекты. Все масштабные успешные двусторонние начинания - и советско-американские, и российско-американские - в экономической сфере осуществлялись и осуществляются под честное слово первых лиц России и Америки, что, в общем-то, вполне понятно.

И в этой связи вопрос. В чем причина снижения общего количества таких масштабных экономических проектов в настоящее время в сравнении, скажем, с 90-ми годами, когда экономическое положение Российской Федерации было куда хуже, чем, например, сейчас? И нет ли здесь каких-то политических препятствий как с той, так и с другой стороны? И что нужно сделать Москве и Вашингтону, чтобы снять эти препятствия? Спасибо».

Рябков: Спасибо, Владимир Игоревич. Несколько мыслей, может быть, разрозненных и не совсем приведенных в систему. Мы над этими вопросами думаем, ответы находим с трудом. Действительно, у нас получилось так, что российско-американская повестка дня в последнее время еще больше, чем раньше, замкнулась на вопросы безопасности, на работу по определенным региональным конфликтным ситуациям или потенциально конфликтным ситуациям, а экономика в широком смысле - торговля, взаимные инвестиции и прочее - оказалась, если не в полном загоне, то достаточно периферийное место она стала занимать в этой шкале контактов и в шкале взаимодействия между Москвой и Вашингтоном. Это нужно выправлять хотя бы потому, что без прочной экономической базы... Экономический базис, как писали классики, определяет надстройку. Действительно, без прочной экономической базы вся конструкция становится шаткой, мы это проходили много раз.

Экономика для нас - это не только крупные проекты или участие мелкого и среднего бизнеса, это решение таких вопросов, как присоединение России к ВТО, сложнейшая вещь, очень многое зависит от США. Будем надеяться, что Саммит здесь даст нужные импульсы. Как отмена пресловутой поправки Джексона-Вэника, ограничение на возможность предоставления нам, России, статуса нормальных торговых отношений по причине действовавших в советский период рестрикций на выезд евреев в Израиль на постоянное жительство. Вы понимаете, сейчас, когда мы уже спорим с Тель-Авивом относительно того, правомерно ли было в условиях безвизового режима взаимных поездок задерживать экипаж самолета, и когда безвизовый режим для туристов и для всех стал обычным делом, сохранение этой поправки и этого положения - это даже не рудимент прежней эпохи, это не лезет ни в какие ворота. То есть, возвращаясь к тому, с чего вы начали, мелкий и средний бизнес нужен тоже.

Только что президент Российской Федерации принимал делегацию американских венчурных фондов. Мы хотим подтянуть американский инновационный потенциал, очень значительный инновационный потенциал экономики США под наши внутренние нужды. Будем здесь работать, и, слава Богу, находим понимание. Крупные проекты тоже нужны. Сопоставимо ли что-то с КамАЗом, я не знаю, но, например, ВСМПО-АВИСМА, крупнейшее совместное предприятие с Boeing, производит высокотехнологичные титановые детали и для российского авиастроения, и для Boeing 787 Dreamliner, и мы будем развивать это производство. Речь уже о тысячах рабочих мест на совместном производстве. Мы имеем некоторые крупные идеи в других областях. В начале 2000-х годов российские экономические конгломераты осуществили инвестиции в США, потом процесс «заморозился». То есть возможности огромные. Неправильно то, что США во внешнеторговом обороте России занимают - подумайте - один процент. Это просто позор и стыд! Но мы будем этим заниматься дальше. То есть с вашей постановкой вопроса я полностью согласен.

Оганесян: Спасибо. Пожалуйста, еще вопрос слушателя.

«Добрый день, Сергей Алексеевич. Меня зовут Дмитрий, я живу в Москве. Совсем недавно стало известно, что американская администрация отменила односторонние санкции в отношении нескольких крупных российских компаний, в том числе «Рособоронэкспорт», Московский авиационный институт, которые были в 2008 году введены. Это, безусловно, большой успех российской дипломатии. Скажите, пожалуйста, связано ли это с изменением позиции России по Ирану, или есть какие-то другие причины»?

Рябков: Добрый день, Дмитрий. Действительно, то, что Администрация США пошла на отмену санкций против перечисленных вами и некоторых других российских структур и одного физического лица - это хороший знак и важный признак продолжающегося прогресса в наших отношениях. Я бы не стал это связывать с позицией России по Ирану, по работе над иранской резолюцией или другими аспектами иранского «ядерного досье» по двум причинам. Во-первых, наша позиция по этим вопросам не претерпела изменений. Мы всегда были привержены так называемому «двухкомпонентному подходу» - диалог и санкции, если они становятся неизбежными.

Во-вторых, мы в данной ситуации имеем просто восстановление нормальности в наших отношениях. Санкции - это ненормально. Мы имеем большие проблемы с американским законодательством, предусматривающим применение экстерриториальных санкций, так называемый закон Хелмса-Бертона. Многие страны, в том числе и Евросоюз, тоже испытывают трудности в связи с этим. Эта проблема системная. И то, что мы начали ее решать с отмены санкций, которые действовали долго, дольше, кстати, чем вы говорите, что с 2008 года, - это хороший шаг, но это только начало.

Оганесян: Пожалуйста, еще вопрос.

«Сергей Алексеевич, здравствуйте. Я - Ирина Викторовна, преподаватель русского языка из Москвы. Можем ли вы говорить о том, что Латинская Америка становится одним из главных направлений сферы интересов России? Почему этот регион важен для нашей страны? И мой второй вопрос. Почему, на ваш взгляд, некоторые страны достаточно легко пошли на отказ от визового режима с Россией, а Европа до сих пор не может или не хочет этого сделать»?

Рябков: Добрый день, Ирина Викторовна. Действительно, на латиноамериканском направлении мы имеем ряд серьезных новаций и в плане интенсивности контактов, и с точки зрения создания условий для реализации значимых проектов, и с точки зрения подготовки почвы под дальнейшие совместные шаги в различных областях с латиноамериканскими странами. За последнее время кое-что сделать удалось. Не сказал бы, что это направление среди главных для нас. Все-таки это было бы преувеличением. Но то, что вес и значение Латинской Америки в общей системе внешнеполитических координат России повышается, - это тоже непреложный факт. Причин несколько.

Мы и страны Латинской Америки интересны друг другу, у нас взаимные симпатии, у нас нет каких-то исторических ограничителей или каких-то фантомов, «скелетов в шкафах», на которые приходится оглядываться, что присутствует в отношениях с некоторыми другими нашими партнерами. Есть, наконец, определенный исторический опыт, есть люди, многочисленные диаспоры наших соотечественников и тех, кто учился в России, получал образование в России и в Советском Союзе, - это все актив наших отношений. У нас безвизовые режимы с целым рядом латиноамериканских стран уже введены. Новые договоренности такого рода находятся в проработке, и тоже не заставят себя ждать. Это естественное воплощение именно этой силы взаимного притяжения политического, культурного, просто чисто человеческого, о которой я говорил.

Не буду сравнивать эту ситуацию с нашими отношениями с Евросоюзом, потому что, в конце концов, там тоже есть прогресс - и есть визовые упрощения, и процесс пойдет дальше. Темпы разные, но это зависит в меньшей мере от нас, в большей степени от механизмов принятия решений. Опять-таки хотел бы призвать проследить за тем, как пройдет под этим углом саммит в Ростове-на-Дону Россия-ЕС и какие сигналы оттуда прозвучат.

Оганесян: Сергей Алексеевич, финансово-экономический кризис выявил новую роль Китая и какие-то новые интонации, и некоторые взаимные опасения и взаимное притяжение между Соединенными Штатами и Китаем. Оказалось, что роль Китая в поддержке экономик других стран и тех же Соединенных Штатов не так мала. И возник этот термин «чайнамерика». Как вы оцениваете в данном случае, насколько это возможно - тесное сближение США и Китая настолько, что они станут такими глобальными партнерами, которые получат колоссальный удельный вес и влияние в мире, может быть, даже доминирующее?

Рябков: Глобализация - процесс объективный. Взаимозависимость растет. И в условиях глобального характера финансовых рынков, валютных потоков я просто не ожидаю ничего другого в этой сфере, как нарастание вот этой тенденции к все более тесному, неизбежно тесному диалогу, и насколько возможно взаимодействие ведущих экономик мира в решении общих задач. Создание «Группы двадцати» - это индикатор того, что в этих процессах участвует все больше стран. То есть движение, на мой взгляд, противоположно тому, что некоторые аналитики усматривают или преподносят через аббревиатуры, через новояз, подобный тому, о котором вы сказали.

У нас очень глубокие и углубляющиеся отношения стратегического партнерства с Китаем, а об отношениях с США мы сегодня говорили много. Это не противоречивые вещи, здесь нет конкуренции и нет игры с «нулевой суммой». Во всяком случае, мы это так понимаем. И мы уверены в том, что партнеры и в Пекине, и в Вашингтоне достаточно глубокие, серьезные и фундаментальные люди, чтобы ни перед собой, и, главное, ни перед кем другим не ставить этого ложного выбора - «вы с кем - с нами или с ними?». Такая постановка вопроса в современных условиях контрпродуктивна. Поэтому, я думаю, что путь вперед лежит в прагматичной отработке национальных интересов на базе поиска балансов, на базе выработки компромиссов, так как, в общем-то, сейчас это и идет в рамках той же самой «двадцатки» или в формате БРИК, о котором я не могу не сказать. Тоже влияет на объединение...

Оганесян: Кстати, мы входим и в «двадцатку», и в БРИК.

Рябков: Да. Так что «чайнамерика», БРИК - называйте, как хотите, это все любопытно. Посмотрим, что из этого получится.

Оганесян: Спасибо. Заместитель министра иностранных дел Сергей Алексеевич Рябков отвечал на мои и ваши вопросы. Спасибо большое и успехов вам.

Рябков: Спасибо вам. Спасибо за приглашение.

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs