ENGLISH
11:44 23.10.2015 • 
В 1279 году до н.э. неподалеку от современного города Хомс в кровопролитной битве за контроль над землями, которые теперь называются Сирией, сошлись две сильнейшие армии того времени – Египта и Хеттского царства. Сражение победителя не выявило, и через какое-то время две державы заключили договор, разграничивший их сферы влияния. Это был первый раздел Сирии.
Много веков Сирия, с ее цветущими оазисами, морскими портами и караванными маршрутами оставалась «яблоком раздора» в отношениях между сменявшими друг друга региональными державами. В 1922 году эти области стали подмандатной территорией Франции, однако, последняя установила прямой контроль только над районами между горами к западу от Дамаска и побережьем. Французы не без цинизма называли эти земли «Полезной Сирией», т.к. остальная территория (сегодня в основном подконтрольная «Исламскому государству») представляла собой малонаселенную пустыню и не слишком интересовала Париж. В наши дни в «Полезной Сирии», которая составляет всего около 15% площади страны, сосредоточено более половины всего населения, что во многом объясняется всплеском внутренней миграции по известным причинам в последние годы. Традиционно эта полоска земли, сегодня удерживаемая войсками сирийского правительства, была и остается районом преимущественного проживания алавитов, христиан и друзов.
Внутрисирийский конфликт, начавшийся под социальными лозунгами, сегодня приобрел межконфессиональный характер (курды на севере страны решают свои задачи и стоят вне этой схватки). Во многом опирающемуся на поддержку алавитов и других религиозных меньшинств режиму Башара Асада противостоят вместе и порознь суннитские страны и группировки. А поддерживает его, соответственно, шиитский Иран и подконтрольная Тегерану ливанская «Хезболла». Как дружественный нейтралитет можно определить позицию официального Багдада, тоже шиитского - после свержения Саддама Хусейна.
Последней из мировых держав, за исключением разве что Китая, непосредственно в боевые действия против ИГ по просьбе сирийского правительства вступила Россия, поддержав официальный Дамаск как сторону, противостоящую джихадистам и символизирующую суверенитет и целостность страны как субъекта международного права. «Сегодня Москва пытается вернуть на прежние позиции свое представление о суверенитете, которое было общераспространенным всего несколько десятков лет назад», – считает, например, политолог Владислав Иноземцев. (http://www.independent.co. uk/voices/putin-s-aim-is-clear-to-restore-the-principle-of-sovereignty-to-international-affairs-a6698221.html )
Это очень важный постулат. Но давайте рассмотрим составляющие силы этого, по сути, суннитско-шиитского конфликта, не затухающий уже более тысячи лет. Россия в нем, «встала на сторону» меньшинства в этом регионе. Сегодня шииты составляют 98% населения в Иране, 75% — в Бахрейне, 54% — в Ираке, 30% — в Ливане, 27% в ОАЭ, 25% — в Кувейте, 20% — в Катаре и 10% — в Саудовской Аравии. (http:// www.slate.fr/story/100265/sunnites-chiites-guerre-fratricide-millenaire). Хотя они проживают и в странах Центральной Азии, и в Магрибе, и в Афганистане, и в Пакистане, и в Турции, а второй «шиитской» страной, помимо Ирана, можно считать Азербайджан.
С другой стороны, США давно и прочно сделали ставку на «суннитский мир», прежде всего – на монархии Персидского залива, снабжающие американскую экономику энергоресурсами и предоставляющие американскому командованию военные базы в стратегически важном регионе. Причем, принадлежность к суннизму «Аль-Каиды» и «Исламского государства», отличающихся ярко выраженным антиамериканизмом и к тому же находящихся под патронажем все тех же монархий, дела не меняет: в прагматичную и циничную эпоху постмодернизма: идеологии – для масс, а для королей и эмиров, обитателей Белого дома и насельников Уолл-стрит - важнее экономические и политические дивиденды.
Но понимание реалий, судя по всему, существует. «Содействие суннитскому исламу - не панацея, а скорее, замена отдаленных угроз - на ближайшие», - предупреждает политолог Барри Рубин, рассуждая о противостоянии США с «агрессивным» и «ядерным» Ираном. (http://pjmedia.com/ barryrubin/2013/05/17/whos-more-dangerous-sunni-or-shia-islamists/)
При этом вполне логичным представляется негативное отношение американцев к большинству поступающих от российской стороны предложений по налаживанию взаимодействия при проведении боевых операций в Сирии. А также – жесткое предупреждение главы Объединенного комитета начальников штабов армии США Джозефа Данфорда в адрес официального Багдада, склоняющегося к привлечению российской авиации к борьбе с ИГ на территории Ирака: «Я сказал (иракскому руководству – А.И.), что нам будет очень трудно обеспечить необходимую поддержку, если русские будут проводить тут свою операцию. Мы не сможем проводить свои операции, если русские начнут действовать в Ираке». (http://www.newsru.com/world/21oct2015/ iraqrussia.html )
И снова о «Полезной Сирии». Древние порты и караванные пути остались на своем месте, разве что подверглись модернизации. Постоянный рост спроса на энергоносители в Европе обусловливает расширение сети трубопроводов из Ирана и Ирака на средиземноморское побережье. Танкерные перевозки были, есть и, вероятно, всегда будут экономически менее привлекательными. А в случае Ирана – и более рискованными в постоянно меняющейся геополитической конъюнктуре: тот, кто контролирует Ормузский пролив, контролирует иранский экспорт. Рабочими в этих условиях в перспективе могут стать только терминалы на сирийском побережье: Ливан политически нестабилен, Израиль на протяжении всей своей современной истории находится или на пороге или в состоянии войны с соседями, египетское побережье «отрезано» от иранских и иракских углеводородов все тем же Израилем. В частности, этим объясняется, с одной стороны, заинтересованность Тегерана в стабильности алавитского (т.е. «почти шиитского») режима Асада, а с другой, - незаинтересованность в этом «нефтяных» и «газовых» монархий Аравийского полуострова. Так что дело далеко не только в суннитско-шиитских трениях: «терпели» же в аравийских столицах много лет алавита Башара Асада, а до него – алавита Хафеза Асада. А теперь даже Катар устами своего министра иностранных дел грозит Дамаску войной. Правда не один, а якобы, вместе с «саудовскими братьями и Турцией». (http://ria.ru/syria_chronicle/20151021/ 1305881082.html)
Такое развитие событий представляется маловероятным, но то, что сирийский режим очень не нравится Анкаре, - это факт. Турция, один из главных игроков в регионе, обделенная запасами углеводородов, стремится контролировать все потоки энергоносителей в рамках «Южного коридора» в Европу, а значит, и сирийское побережье. Посчитав, что режим в Дамаске рухнет очень быстро, турецкий лидер Реджеп Эрдоган объявил Асада, который до этого числился среди его лучших друзьей, тираном и врагом и превратился в наиболее рьяного поборника силового вмешательства в ход гражданской войны в соседней стране. Далее: уже вообразив себя транспортником-монополистом, Анкара стала требовать от Москвы права распоряжаться транзитным природным газом, который должен придти по «Турецкому потоку», т.е. права реэкспортировать его по своему усмотрению. Тут и в Тегеране поняли, что Ирану могут быть предъявлены те же требования. В результате, застопорились российско-турецкие переговоры по газу и так и не начались турецко-иранские – по нефти.
В целом, сирийский конфликт привел к ощутимому охлаждению отношений между Россией и Турцией, постепенно переставших называть (и, похоже, считать) друг друга «стратегическими партнерами». Переход российских войск к борьбе с исламскими террористами на дальних подступах к своей территории – в Сирии – еще больше накалил обстановку. Эрдоган стал даже угрожать снижением закупок российского газа и намекнул на окончательное блокирование реализации многомиллиардного и объективно очень выгодного для турецкой стороны проекта «Росатома» по строительству АЭС в Аккую, близ Мерсина. Примечательно, что на оба выпада турецкого лидера Кремль отреагировал на редкость спокойно. В Москве понимают: в преддверии досрочных выборов, намеченных на 1 ноября, Эрдоган просто обязан демонстрировать столь ценимые турецким электоратом качества жесткого и независимого политика, пусть и посредством одной только риторики.
Между тем Россия, верная избранной стратегии, весьма разумно укрепляет отношения со всеми силами, реально противостоящими террористам ИГ, «Ан-Нусры» и проч. А помимо сирийской армии, это курдское ополчение в Ираке и Сирии. На днях Сергей Лавров объявил о намерении Москвы оказать военную помощь иракским курдам, подчеркнув, что этот вопрос согласовывается с Багдадом. (http://www.newsru. com/russia/21oct2015/erd.html ) Турция, ревниво следящая за всеми процессами, протекающими в Курдистане, уже смирилась с фактически независимым статусом иракских курдов. Другое дело администрация освобожденных районов Сирийского Курдистана, в которой главную скрипку играет Партия Демократический Союз (ПДС), объявленная Анкарой «сирийским филиалом» Рабочей партии Курдистана, чьи отряды с 1984 года ведут вооруженную борьбу с правительственными войсками на территории самой Турции.
Поэтому столь широкий резонанс в стране вызвала информация о возможном открытии в Москве официального представительства администрации Рожавы (Сирийского Курдистана).
Через неделю после этого делегация ПДС во главе с сопредседателем партии Асией Абдуллах прибыла в Москву для консультаций с МИД РФ. Между тем турецкий дипломатический источник газеты «Коммерсант» предупредил: у Анкары такое развитие событий вызовет «жесткую реакцию». (http://www.kommersant.ru/ doc/2835990)
Сколь бы жесткой эта реакция ни была, скорее всего, она останется вербальной - до парламентских выборов 1 ноября официальная Анкара не будет предпринимать резких действий. А какой будет страна в ноябре, пока неясно. Согласно опросам общественного мнения, партия власти после июньских, в целом неудачных, для нее выборов, продолжает терять сторонников.
Вот такой сложный узел противоречий приходится учитывать России, старающейся стабилизировать обстановку в регионе. И эти усилия, хотя и редко, начинают оценивать даже на Западе.
Обозреватель The Washington Post Дэвид Игнатиус полагает, что «покойный арабист, политик и дипломат Евгений Примаков одобрил бы решительность Путина в Сирии, но, возможно, счел бы ее рискованной. Путин "начал возрождать мечту Примакова о российском влиянии в арабском мире, но ценой того, что взвалил на себя бремя борьбы с мусульманским экстремизмом - усилий, которые так сильно истощают Соединенные Штаты", говорится в статье.
Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.
Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs
