Дипломатические миссии в Туркестане в 1918-19 гг.

После Октябрьской революции дипломатическая служба России оказалась в сложном положении. Будучи привилегированным учреждением, МИД, как правило, комплектовался из представителей высших сословий; разумеется, мало кто из них захотел пойти на службу к новой власти. В результате возникла парадоксальная ситуация: с одной стороны, еще долгое время продолжали работу старые российские диппредставительства, многие из которых находились в постоянном поиске той власти (естественно, антибольшевистской), чьи интересы они могли бы представлять и которая бы им за это платила; с другой – Советская Россия остро нуждалась в собственной дипломатической службе, причем специфика времени зачастую заставляла первых дипломатов молодой республики работать также и разведчиками, и партийными агитаторами, и связными Коминтерна.

Дополнительную путаницу в и без того сложную ситуацию вносила Гражданская война. Каждое из новообразованных белых правительств отправляло за границу своих эмиссаров, наделенных широким спектром полномочий. В силу большей монолитности советской территории у красных дело обстояло иначе, хотя бывали и исключения. Одним из них является существование внешнеполитических органов Советского Туркестана. Она  действовала по сути автономно от Центра. Происходило это в силу ряда причин, главными из которых были блокада Туркестана и несовершенство радиосвязи, что не позволяло осуществлять непрерывную координацию действий Москвы и Ташкента.

Временами решения, которые принимались в Туркестане, в том числе и по вопросам внешней политики, существенно отличались от тех, что принимались в Москве. Так, к примеру, отправленная Центром военная помощь Афганистану была задержана по прибытии в Туркестан, поскольку в Ташкенте совсем иначе смотрели на политику южного соседа, подозревали его в агрессивных намерениях и вовсе не собирались снабжать его оружием, особенно в условиях нехватки его в собственных частях[1].

Уникальная позиция Туркестана – изолированность его от центральных регионов, наличие богатых запасов хлопка, которые из-за блокады так и не были вывезены, факт существования среди туземного большинства русской общины, состоявшей из трех крупных групп – железнодорожных рабочих, военных и крестьян-колонистов, наконец, наличие собственного правительства, действовавшего зачастую независимо, - вынуждала Антанту и Центральные державы рассматривать Туркестанскую республику как особый субъект международных отношений. В этой связи обе враждующие стороны направляли в Туркестан дипломатические миссии, пытаясь одержать верх в «борьбе за умы и сердца» руководства республики и различных социальных и национальных групп. Деятельности двух из них – так называемой миссии Бейли, представлявшей Антанту, и миссии Баракатуллы, представлявшей Центральные державы, и мы и коснемся в этой статье.

Ситуация в Туркестане оказалась в центре внимания правительства Британской Индии почти сразу же после Октябрьской революции, а к весне 1918 года стала объектом оживленной переписки между Дели и Лондоном. Англичан пугала неопределенная политическая обстановка в регионе: турецкие эмиссары вели активную панисламистскую агитацию среди туркестанских мусульман, в соседнем Афганистане действовала германо-турецкая миссия, и главное – в Туркестане находились десятки тысяч бывших военнопленных Центральных держав, до революции содержавшиеся в лагерях. Вывезти их на Родину было невозможно: в начале апреля атаман Дутов захватил Оренбург, перерезав единственную железную дорогу, которая вела из Ташкента в центр России. «Оренбургская пробка» стала настоящим проклятием для Советского Туркестана: там не хватало продовольствия и боеприпасов, зато в избытке было хлопка, от отсутствия которого, в свою очередь, страдала лёгкая промышленность Центральной России. Хлопок к тому же являлся ценным стратегическим сырьём, необходимым для производства взрывчатых веществ.

Весной 1918 года турецкие и германские войска начали наступление в Закавказье. Грузия заключила мир с Турцией и договор с Германией, согласившись на покровительство Берлина. Армии Центральных держав все ближе подходили в Баку. В этих условиях в британских правящих кругах возникли вполне закономерные опасения: с падением Баку турецкая армия могла переправиться через Каспийское море, высадиться в Красноводске и по Закаспийской железной дороге достичь границ Афганистана. В этих условиях, как представлялось стратегам в Лондоне, бывшие военнопленные присоединятся к наступающим частям Центральных держав, в Туркестане вспыхнет общемусульманское восстание, а Афганистан, племена которого и так были настроены к англичанам враждебно, вступит в войну на стороне Германии и Турции, после чего неприятель вторгнется в почти беззащитную Индию.

В этой ситуации особую важность приобретала позиция Ташкентского Совета. Намерен ли он сражаться с интервентами или находится под влиянием прогерманских элементов? Какими силами располагает? Насколько тесно контактирует с Москвой?

Чтобы получить ответ на эти вопросы, в Ташкент направилась специальная миссия из Кашгара. В состав ее входили майор Бейли, капитан Блэкер и консул Маккартни. Они должны были разузнать планы Ташкентского Совета, если получится – склонить его к сотрудничеству с британцами, в противном случае наладить отношения с элементами, лояльными союзникам.

Миссия выехала из Кашгара 24 июля, 7 августа прибыла в Ош и 14 августа – в Ташкент. Через три дня британские посланцы впервые посетили туркестанское внешнеполитическое ведомство, а 19 августа встретились с его главой – левым эсером Домогацким. 23 августа в Ташкент прибыл экс-консул Маккартни. Вскоре англичане обнаружили, что оказалась в сложном положении: другая британская миссия, действовавшая в Северной Персии, которой руководил генерал Уилфред Маллесон, открыто поддержала антисоветский мятеж в Закаспии, а индийские солдаты из состава 19-го Пенджабского полка вошли на территорию Советского Туркестана и вскоре приняли непосредственное участие в боях с красноармейцами.

Вскоре Маккартни вместе с заболевшим капитаном Блэкером вернулся обратно в Кашгар. Капитан Бейли остался в Ташкенте, где ситуация ухудшалась с каждым часом. Параллельно с дипломатической он вел и шпионскую работу, установив контакты с местным монархическим подпольем. Когда ситуация стала критической, Бейли исчез. Помог ему в этом сотрудник органов Военного контроля (военная разведка и контрразведка) бывший военнопленный серб Константин Ильич Мандич. По сути, он спас Бейли, устроив его на работу в Военконтроль под вымышленным именем, и позже использовал его, чтобы бежать за границу[2].

В целом уже к середине осени 1918 года Советский Туркестан де-факто оказался в состоянии необъявленной войны с англичанами. В этих условиях значительно возросла активность германо-турецких эмиссаров, в том числе индийцев по происхождению, выступавших за независимость Индии от Великобритании. Несмотря на перемирие, они продолжали антибританскую деятельность. Ключевую роль в германо-турецких планах на Востоке на тот момент играла миссия, находившаяся в Кабуле. Именно она вскоре появилась в Ташкенте. Возглавлял ее германский агент профессор Баракатулла.

Первым делом миссия направилась в Бухару, где разделилась: основная часть выехала в Ташкент, а один из ее членов – Исмаил-бек-заде (возможно, в сопровождении нескольких попутчиков) – явился в Чарджуй (Чарджоу) – тыловую базу советского Закаспийского фронта. По случаю прибытия делегации немедленно было собрано экстренное заседание штаба фронта, на котором был заслушан доклад резидента при Бухарском правительстве Печатникова.

Общий тон доклада, судя по записям журналов заседаний, был достаточно скептическим. Как отметил Печатников, «цель приезда [миссии] в действительности не уяснена и не внушает доверия их заверением дружбы и проч.»[3] Особое опасение вызывали контакты членов миссии с Азиз-ханом и Джунаид-ханом, антисоветская позиция которых была хорошо известна; помимо всего прочего, не прошло и полугода с того момента, как Азиз-хан вырезал русское население Теджена. В связи с этим было решено разрешить миссии вести с Джунаид-ханом только письменные переговоры под контролем коллегии штаба фронта. Кроме того, было решено «просить центральную власть отнестись осторожно к миссии и не допускать ее в широкие круги мусульманства Ташкента и Ферганы»[4].

Исмаил-бек-заде почти сразу же вызвал у советских властей подозрения: он неосторожно выбрал себе собеседников, перед которыми попытался выступить с агитационной речью, выдержанной в панисламистском духе. По иронии судьбы, нечаянными слушателями оказались младохивинцы, ожидающие отряда, который сопроводил бы их к Порт-Александровску. Исмаил-бек-заде был немедленно арестован.  Обращались с ним, однако, с максимальной тактичностью, какая только была возможна в тех условиях: «Предоставлен особый служебный вагон, вещи, белье, одежда отобраны, тщательно исследуются. Выдано обмундирование»[5].

Согласно отложившимся в российских архивах документам, миссия Баракатуллы прибыла в Ташкент в марте. Всего в ее составе было 8 человек. Вот какие сведения сообщала туркестанская контрразведка Комиссару внутренних и иностранных дел и Разведывательному отделу Главного оперативного штаба Туркреспублики:

«Германо-турецкая миссия прибыла в Ташкент из Афганистана через Бухару в составе 8 человек, во главе коей стоят:

1/ Германско-подданный профессор Баракатулла из г. Дар-ес-Салаама /германская Восточная Африка/, личность которого удостоверена паспортом, выданным германским консульством в Женеве от 3 января 1915 года за №1370 и 2/ бывший преподаватель 2-го Константинопольского военного училища капитан турецкой службы Мухамед Казим Бек, подтвердивший свою личность удостоверением Начальника Константинопольского военного округа.

Имена и фамилии остальных членов миссии следующие: 1/ Хаджи-Сулейман, 2/ Магомет Кулиев, 3/ Магомед Вефси, 4/ Рахматулла, 5/ Магомед-Али Исмаилов и 6/ Ибрагим.

В настоящее время профессор Баракатулла отправляется вместе с Ибрагимом в Москву к Центральному правительству во исполнение своей миссии, а Капитан Казим Бек с остальными членами – в Хиву в составе Чрезвычайной миссии Республики, возглавляемой членом Турцика тов. Христофоровым.

Помещение для этой миссии отведено в бывших номерах «Туркестана», угол Алексеевского пер. и Ура-Тюбинской ул.»[6]

Судя по архивным документам, руководство республики относилось к целям миссии с изрядным скепсисом: «Главой военной миссии, предложившей свои услуги нам, является Мухамед Казим Бек, который вместе с остальными своими членами утверждает, что вся операция задуманная ими по вытеснению англичан из Закаспийской области и далее.

Удастся им вполне и теперешние главари повстанческого движения Азис-хан, Джанаут-хан и другие, по его утверждению, изменят свою позицию и примут самое активное участие в этом предприятии.

При объяснении мотивов, кои заставляют их теперь разрешать этот вопрос совместно с нашей армией, были: 1) Турция благодаря главным образом Англии потеряла свою самостоятельность, 2) Англия своей агрессивной политикой является безусловной угрозой всему востоку, 3) Английскими войсками заняты священные места мусульман, не исключая Мешеда, 4) Действуя совместно с нашей армией, теперь они преследуют свою цель, что и не скрывают, это освобождение из-под ига англичан и восстановление самостоятельности, в чем на предстоящем мировом конгрессе должна оказать им содействие Россия.

План действий, вероятно, вам уже приблизительно изложен, причем им было указано, что до тех пор, пока они не докажут на деле того, что обещают близость их войск к нашим недопустима. Выставить бойцов должны они не менее 25 тысяч. Отношение к ним Бухары неопределенное, Правительственных сфер Афганистана также.

Будучи ответственным членом правительства, отношусь ко всему этому весьма скептически. Полагаю, если они отправятся от вас по назначению далее – необходимо установить за ними негласный, бдительный надзор. Если у Вас по этому поводу есть какие-либо особые соображения, непредусмотренные, быть, может, здесь, прошу в срочном порядке сообщить об этом шифром в главный штаб на предмет доклада Правительству».[7]

Ташкентские власти, обеспокоенные присутствием миссии, отправили следующую телеграмму на имя Чичерина:

«Москва Наркоминдел Чичерину, Копия председателю ВЦИК Свердлову.

В Ташкент через Бухару прибыла Германо-турецкая миссия, состоящая из профессора Барракат Уллы и капитана турецкой службы Кази-бека. До сего времени миссия находлась в Афганистане. Являясь представителями первый Германии,в торой Турции, они агитировали с целью поднять против Англии восстание в Афганистане и в Индии. Ранее деятельностью ее руководил известный индийский раджа Пратап, выехавший из Ташкента с Кобозевым в прошлом году в Мосву. Ныне миссия, по ее заявлению, желая продолжать ее деятельность на пользу человечества путем уничтожения империалистического строя в Афганистане, [Англии], Индии, просит поддержки правительства Республики. Миссии пока ничего сказать нельзя. Путем наблюдения за миссией и ознакомления с планами проектами ее в ближайших днях сможем дать более подробные разъяснения. Прошу дать Ваши указания. На днях ожидает приезда товарища Кобозева, совместно с которым полагаю установить по отношению к миссии тот или иной образ действий»[8].

Вскоре Баракатулла отправился в Москву («Оренбургская пробка» была временно выбита, железная дорога разблокирована), а Казим-бек вместе с членами Чрезвычайной миссии ЦК республики (Луценко, Христофоровым и Голубем) прибыл 25 марта на станцию Чарджуй. На совещании в штабе фронта члены миссии объяснили свою цель:  «при посредстве последнего (Казим-бека) завязать связь с Хивой в лице Джанаут-Хана и другими восточными народами и при поддержке Советской власти выступить против Англии как мировой угнетательницы народов».  Казим-бек, как предполагалось, должен был «повлиять на религиозный фанатизм Джунаид-хана и побудить его к заключению мирного договора»[9]. Учитывались и связи турецкого офицера с младохивинцами.

В итоге была принята резолюция, предложенная Луценко:

« 1/Назначить завтра в 5 часов вечера заседание Оперативного Отдела совместно с Членами миссии для разработки планов похода Хивы против асхабадцев, 2/ На послезавтра к утру подготовить пароход, продукты, 1500 пудов нефти и конвой в 100 человек для отправления миссии и делегации в сторону Петро-Александровска, 3/ Выделить от Штаба одного представителя в качестве члена этой миссии для совместной работы.»[10]

Миссии, однако, пришлось задержаться на некоторое время: в Туркестан пришли сведения об убийстве афганского эмира Хабибуллы. Казим-бек, как человек осведомленный в афганских делах, немедленно включился в разработку дальнейших планов Туркестана в отношении Афганистана: он предложил сделать ставку на брата Хабибуллы, Насруллу, немедленно выслав туркестанского представителя в Термез с заверительной грамотой для Насруллы, причем доктор Баракатулла должен был отправиться вместе с ним. Вместе с миссией предлагалось послать и «человека Казимбека» - афганца Хаджи-Сулеймана, которого Казим-бек отрекомендовал «другом Насруллы»[11].

В принципе, расчет Казим-бека был оправдан: хотя наследником Хабибуллы был объявлен его старший сын Инаятулла, за Насруллой стояло духовенство, его партия была достаточно сильна для того, чтобы претендовать на власть, и главное, в отличие от Инаятуллы, имевшего репутацию англофила, Насрулла был настроен резко антианглийски. Но ситуация начала развиваться в неожиданном направлении: к власти пришел второй сын покойного эмира Аманулла, который на момент смерти отца контролировал Кабул – это и решило судьбу дворцовой неразберихи. Насрулла вскоре умер (или был убит) в тюрьме, а Инаятулла отказался ото всех прав на престол. Судя по всему, миссия к Насрулле так и не успела отправиться, и Казим-бек переключился на хивинский план.

В итоге «поход Хивы против асхабадцев» окончился, так и не начавшись. Несмотря на относительный успех миссии (удалось подписать соглашение о перемирии с Джунаид-ханом), участвовать в Гражданской войне на стороне большевиков хивинцы отказались наотрез.  Сама деятельность Казим-бека оценивалась позднейшими авторами весьма неоднозначно. Так, в ряде работ он обвиняется чуть ли не в прямой измене: «...турецкий офицер Мухаммед Казим-Бек, который весною 1919 года появился во дворце хивинского хана в качестве "посредника" для заключения мирного договора РСФСР с диктатором Хивы - Джунаид-ханом. Полномочный представитель РСФСР в Хиве Христофоров быстро разоблачил подлинное лицо этого "посредника", который сумел толкнуть Джунаид-хана на еще более враждебное отношение к советским властям Туркестана, чем это было раньше».[12]

Казим-бек, однако, остался при штабе фронта. Статус его достаточно трудно определить. Судя по всему, занимался он преимущественно международными делами: так, одно из писем за его подписью («турецкий капитан Казимбей»)[13] было направлено в адрес одного из афганских генералов и содержало просьбу сообщить о текущей ситуации на фронте (в это время шла третья Англо-афганская война). Его имя встречается также под одной из докладных записок, направленных летом 1919 года в Реввоенсовет Закаспийского фронта после того, как красные части снова вышли к границе Персии. В ней предлагается проект по нейтрализации и полной ликвидации английского влияния в Персии с опорой на местные демократические и революционные организации путем отправки туда специально подготовленных агитаторов и снабжения антианглийской партии агитационной литературой[14]. Разумеется, в тех условиях, в которых находилась тогда Туркестанская республика, подобные прожекты не могли быть осуществлены.

  Иногда в связи с прибытием турецко-германской миссии возникали любопытные коллизии. Так, член военно-дипломатической миссии Бравина и начальник Главного штаба ТСР Б.Н. Иванов выдал трем иностранным подданным – Роману Шварцу, Иосифу Лямирету (Лампректу) и Альфреду Шепелю – письмо, подтверждающее, что они являются членами турецко-германской миссии;  однако по прибытии их в Туркестан выяснилось, что никакого отношения к миссии они не имели, а являлись бывшими военнопленными, бежали в Афганистан в 1915-17 гг., а позже решили вернуться в уже советский Туркестан, чтобы, как они объяснили, «поработать на благо народа». Что заставило Иванова выдать упомянутое выше письмо, так и осталось неизвестным[15].

Миссия Баракатуллы увенчалась полным успехом: по прибытии в Москву его принимали Ленин и Троцкий. Как полагает Тихонов, именно Баракатулла внушил Л.Д. Троцкому мысль о том, что «путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии».[16]

Вскоре по следам германо-турецкой миссии в Ташкент прибыла первая официальная афганская делегация. Возглавлял ее Мухаммед Вали-хан. Организации была организована торжественная встреча, и вскоре она отправилась в Москву. Там афганских дипломатов принял Ленин. Переговоры окончились успешно, и вскоре делегация выехала обратно в Кабул.

Таким образом, в силу ряда причин Туркестан в 1918-19 гг. оказался в центре внимания враждующих держав, которые пытались добиться своих целей как при помощи отправки миссий, так и при помощи прямой военной интервенции. Туркестанская республика, хотя определяла по большей части самостоятельно свою внутреннюю и внешнюю политику в конкретных вопросах, руководствуясь лишь общими указаниями центральных властей, не являлась в классическом смысле субъектом международных отношений. Непонимание этого факта и несогласованность действий привели к провалу британской дипломатической миссии; напротив, осознание того, что большая политика вершится в Москве, помогло германо-турецким и афганским эмиссарам правильно оценить обстановку и добиться поставленных целей. В свою очередь, и туркестанские власти стремились извлечь пользу из пребывания на своей территории дипломатических миссий, что хорошо иллюстрирует привлечение Казим-бека к переговорам с Хивой.

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs