Иран – Турция: Настороженная дружба

Михаил Агаджанян

В экономическом сотрудничестве свои проблемы

С середины нулевых годов стороны начали активизировать экономические связи. По задумке властей Ирана и Турции, это должно было сгладить разногласия по достаточно широкому кругу внешнеполитических вопросов. В тот период между двумя странами действительно появились многообещающие проекты, прежде всего в традиционно продвинутой энергетической сфере. Турция выразила желание принять участие в освоении трёх фаз иранской части газового месторождения «Южный Парс». В 2007 году Иран подписал с Турцией меморандум о намерениях, предусматривающий участие турецких компаний в разработке 22, 23 и 24 фаз месторождения, а также строительство нового газопровода протяжённостью около 2 тыс. км. Но дальнейший ход проекта был заморожен в виду возросшего на Турцию давления со стороны Запада.

Нерасторопность Анкары объяснялась не только настойчивыми сигналами из Вашингтона о нежелательности тесной кооперации страны–члена НАТО с Тегераном в разработке иранского газового месторождения. Обозначенные турецкой стороной капиталовложения в проект оказались для нее непосильными. Как известно, одной из главных экономических проблем Турции на сегодня является её высокая зависимость от внешнего кредитования, получения финансовых заимствований из-за рубежа. В таких условиях изыскание $3,5 млрд. (данная сумма упоминалась в 2007 году) для их вложения в освоение нескольких фаз «Южного Парса» представляется трудноразрешимой для Турции задачей. Интересно отметить, что Анкара испытывает сложности в вопросе привлечения средств в энергетические проекты даже на своей территории, не говоря уже о некой экономической экспансии Турции в проекты соседних государств. К примеру, к строительству нефтеперерабатывающего завода в Измире турецкая сторона намерена привлечь внушительные инвестиции азербайджанской Госнефтекомпании.

Проблемы не обошли стороной и казалось бы отлаженную сферу поставок газа и нефти Ирана на турецкий рынок. Ныне Турция покрывает до 25% своих внутренних потребностей в газе и около 30% в нефти поставками из Ирана. До $8 млрд. из общего ирано-турецкого товарооборота примерно в $14 млрд. приходится на экспорт нефти и газа из Ирана. Турция в одинаковой степени зависима и от внешнего кредитования, и от импорта энергоресурсов на свой рынок. Страна закупает около 90% нефти и 98% газа, потребляемых на внутреннем рынке. Энергетические потребности Турции ежегодно растут на 4-5%. По экспертным оценкам, в предстоящие 15 лет турецкой экономике понадобится более $100 млрд. инвестиций в энергетический сектор (ежегодно от $6 до $8 млрд.).

Устойчивость турецкой внешней торговли, а с ней и всей экономики страны крепко зависит от сальдо платёжного баланса (разность между поступлениями из-за границы и платежами за границу). Именно данный показатель считается аналитиками наиболее уязвимым местом экономики Турции. Основной макроэкономической проблемой страны видится дефицит платёжного баланса. В соответствии с Программой развития экспорта Турции на период до 2023 года (принята в июне 2012 года) предусмотрено вхождение к 2023 году в десятку крупнейших экономик мира, рост экспорта до $500 млрд. и увеличение доли страны в мировом экспорте с нынешних менее 1% до 1,46%. С этой целью планируется ежегодный рост экспорта на 11,7%. При этом в 2012 году было отмечено уменьшение объёма прямых иностранных инвестиций в экономику Турции. Их сумма снизилась на 22,8% по сравнению с 2011 годом, составив $12,4 млрд. Объём инвестиций в Турцию из стран ЕС по итогам 2012 года уменьшился на 37%. За 11 месяцев прошлого года дефицит торгового баланса Турции вырос на 16,8% по сравнению с аналогичным периодом 2012 года и составил $89,8 млрд.

Осенью прошлого года Анкара выразила готовность увеличить объём ежегодно приобретаемого у соседа газа. Указывалось на возможность повышения нынешнего уровня закупки в 10 млрд. кубометров «голубого топлива» до 20 млрд. Но обыгрывание вопроса увеличения объёма импорта иранского газа сопровождалось с турецкой стороны настойчивым предложением иранцам снизить цену на газ. Стоимость одного кубометра иранского газа обходится турецкому покупателю в $490. Анкара считает эту цену несправедливой и не преминула обратиться с соответствующим иском в Международный арбитражный суд в Вене. По итогам недавнего визита премьер-министра Турции в Иран были ожидания, что стороны найдут компромиссные развязки и турецкая сторона снимет свои претензии в судебные инстанции. Однако этого не произошло. Что лишний раз подчёркивает наличие в ирано-турецких отношениях достаточно серьезных противоречий. Глубокие противоречия заложены не только в экономической, но и в политической сфере между двумя региональными державами.

Ирано-турецкий Совет создан, что дальше?

Турция и Иран остаются соседями с разнонаправленными геополитическими интересами. Данная разнонаправленность формируется практически по всему периметру зон соприкосновения интересов Тегерана и Анкары. Можно указать на несколько очевидных точек несовпадения позиций Ирана и Турции на Ближнем Востоке. Разность подходов двух держав в других регионах также ощутима. Например, в отношениях с государствами Южного Кавказа и Центральной Азии. Но на Ближнем Востоке острота противоречий между Анкарой и Тегераном проявилась наиболее ярким образом.

При всех последних заявлениях о попытках Ирана и Турции найти точки сближения позиций вокруг Сирии никакого прогресса в этом вопросе нет. Интересы двух стран схлестнулись и в Ираке. Правда, период противостояния Ирана и Турции вокруг иракских событий конца 2011 года (поддержка Анкарой исключительно суннитских общественно-политических структур в арабской стране с предоставлением убежища её лидеру, бывшему вице-премьеру Ирака Тарику аль-Хашими) был вскоре преодолён. Между тем, линии разделения интересов Турции и Ирана в Ираке все еще сохраняются. Турция делает ставку на сближение с региональным курдским правительством в Эрбиле, имея одной из главных целей «завязать на себя» нефть и газ с североиракских месторождений. Иран же продолжает поддерживать центральное правительство Нури аль-Малики в Багдаде, которое с растущим раздражением относится к прямым контактам Анкары и Эрбиля. Ливан – ещё одна ближневосточная точка, где интересы Ирана и Турции также демонстрируют разнонаправленность. Формирование в Ливане в прошлом месяце так называемого «компромиссного правительства» не снимает принципиальные политические проблемы этноконфессионального характера в этой стране. Иран оказывает поддержку ливанской «Хизбалле», а Турция вместе с Саудовской Аравией – партии «Tayyar Al-Mustaqbal» Саада Харири.

По итогам визита турецкого премьера в Иран (28-29 января сего года) было объявлено о создании Совета сотрудничества высокого уровня (ССВУ). Но, как показал предшествующий опыт создания и деятельности таких межгосударственных форматов, они не являются гарантией эффективных партнёрских отношений на будущее. За примером далеко ходить не надо. Турция и Сирия создали Совет стратегического сотрудничества высокого уровня, первое заседание которого состоялось в Дамаске в декабре 2009 года. Что произошло затем в их отношениях, всем известно.

У Ирана по отношению к Турции сложившийся десятилетиями подход

В политическом сословии Ирана по отношению к Турции сформировано устойчивое мнение. В то время, как иранские политики не обходят вниманием любую возможность извлечь выгоды для своей страны, например, из того факта, что Турция с 1996 года является членом Таможенного союза с ЕС, у военных Исламской республики к соседу выработалось устоявшееся восприятие. Эта страна – член НАТО, крепко зависящая в финансовом и военном плане от Запада. То недоверие иранской стороны к Турции, которое росло параллельно неприкрытому вовлечению Анкары в западные схемы вокруг Сирии, формировалось, прежде всего, в военных кругах Исламской республики. Недоверие Ирана к Турции достигло пика на рубеже 2012-2013 годов. Осенью 2012 года Турция обратилась к НАТО с запросом о размещении на своей границе с Сирией комплексов ПВО∕ПРО Patriot. Запрос был удовлетворён блоком НАТО в кратчайшие сроки. Уже в январе 2013 года батареи Patriot были дислоцированы в южных провинциях Турции (Кахраманмараш, Адана и Газиантеп). А еще ранее, с конца 2011 года, в Турции на боевое дежурство заступил мобильный радар передового базирования США.

Указанные шаги турецкой стороны были расценены Тегераном как проявление однозначно недружественной политики, ставившей под угрозу национальную безопасность и стратегические интересы страны. Общий фон взаимных подозрений Ирана и Турции наиболее отчётливо проявился с нарастанием кризиса в Сирии. В Тегеране рассудили резонно: если в марте 2003 года Турция могла воспротивиться вводу американских войск в Ирак через свою территорию, то почему годы спустя она не заняла схожую позицию в сирийском конфликте. От Турции в Иране ожидали нейтрального отношения к внутрисирийскому конфликту, а получили самый активный курс на грубое и неприкрытое вмешательство в дела соседнего государства.

Для ирано-турецких отношений в частности и для актуальных политических процессов на Ближнем Востоке в целом важно понять, кто сейчас составляет политические элиты в Иране и Турции. У руля власти в Иране находится поколение, пережившее с оружием в руках ирано-иракскую войну. Ветераны войны, армии и Корпуса стражей Исламской революции, духовенство страны знают о данной войне не понаслышке. И многое в текущих развитиях на Ближнем Востоке сопоставляют и соизмеряют с тем, что имело место в годы войны с саддамовским Ирaком. Духовный лидер Ирана аятолла Али Хаменеи в годы войны занимал пост президента, предыдущий президент страны Махмуд Ахмадинежад – ветеран этой войны, нынешний президент Ирана Хасан Роухани находился на ответственных постах в командовании вооружёнными силами Исламской республики. В Турции же у власти пребывает политическая элита, которая знает о войне на примере локальных боевых действий против курдов на собственной территории и в иракском Курдистане. Важно также подчеркнуть, что кто бы ни был за прошедшие с 1980-х годов у власти в Турции, он фактически никогда не ставил под серьёзный вопрос членство страны в НАТО. В Иране же обратная ситуация – ни один ведущий политик страны после Исламской революции 1979 года не ставил под вопрос наличие реальной угрозы национальной безопасности, исходящей от НАТО.

В Иране помнят занятую Турцией в целом нейтральную позицию в ходе ирано-иракской войны, однако с некоторым креном в сторону «доброжелательного нейтралитета» к саддамовскому Ираку. К этому Анкару обязывало членство в НАТО и собственные экономические интересы. Вместе с Западом Турция косвенным образом поддерживала Ирак. Данная поддержка, в первую очередь, проявилась в финансовом плане: Анкара покупала нефть у Багдада, а последний приобретал у турецких партнёров товары, в том числе и с использованием открытой турецкой стороной для иракцев кредитной линии. В 1980-х годах порядка 60% потребляемой в Турции нефти импортировалось из воевавшего с Ираном Ирака. Кроме того, в период ирано-иракской войны и вплоть до свержения саддамовского режима Турция являлась крупнейшим внешнеторговым партнёром Ирака.

Если сравнивать позицию Турции 30-летней давности с тем, какой курс она проводит на нынешнем этапе, то на ум приходят следующие аналогии. Турция в 1980-1988 годах извлекала выгоду из стеснённого положения обоих воюющих государств, пользуясь зонтиком безопасности НАТО. В настоящее время Турция стремится воспользоваться выгодами, вытекающими из стеснённого положения Ирана, продолжающего находиться под санкционным прессом Запада.

На отдельных этапах у Турции были уникальные возможности занять место незаменимого партнёра в урегулировании ядерной программы Ирана. В мае 2010 года было подписано трёхстороннее соглашение между Ираном, Турцией и Бразилией. Соглашение предполагало передачу Ираном Турции на хранение 1200 кг обогащённого до 3,5% урана. Взамен Тегеран получал 120 кг топлива в виде обогащённого до 20% урана. Это был выход из многолетней тупиковой ситуации, и Турция могла вырваться в региональные лидеры, «замкнув на себе» посреднический канал общения Запада с Исламской республикой. Этот уникальный шанс не был реализован по двум причинам: во-первых, США и европейские страны не хотели усиления роли Анкары в регионе и, во-вторых, турецкая дипломатия развернула небывалый политический торг с Западом, в центре которого стояли её собственные интересы в регионе, а не решение ядерной программы Ирана. Никто не хотел выполнять избыточные пожелания Турции, и ход дальнейших событий свёл на нет предоставившийся ей исторический шанс. Более того, очень быстро политика Турции резко изменилась - на её территории появились новые натовские компоненты «сдерживания» Ирана, она стала авангардом жуткой антисирийской военной кампании. 

Перспективы ирано-турецких отношений выглядят вполне предсказуемо. Ни одно из двух государств не настроено на углубление имеющихся противоречий. Попытки выровнять внешнеполитические разногласия укреплением экономических связей, увеличением объёма двустороннего товарооборота будут продолжены. Сфера энергетического сотрудничества в ближайшие годы вновь будет определять погоду в ирано-турецких отношениях. Однако, с одним важным уточнением. Последовательное снятие санкций Запада против Ирана откроет огромный рынок Исламской республики многим зарубежным компаниям. В этой, естественно рыночной ситуации, турецкие бизнес и хозяйствующие субъекты практически не имеют перспектив в конкурентной борьбе за лакомые куски иранской экономики. Ирану нужны современные технологии и зарубежные инвестиции. И в том, и в другом Турция заинтересована сама. Поэтому ждать от ирано-турецких отношений экономических прорывов было бы явным преувеличением.

Период 2007-2012 годов дал Турции шанс стать важнейшим партнёром иранцев на долгие годы вперёд. Но она осталась в плотной орбите евроатлантического влияния. Одним лишь инструментарием расширения энергетических связей сдвинуть ирано-турецкие отношения в сторону качественных прорывов крайне затруднительно, практически невозможно. Главное для Турции и Ирана на сегодня – это исключение взаимной конфронтации в Сирии, Ливане, Ираке. И создание ирано-турецкого ССВУ – это скорее символический жест, не имеющий потенциала для перехода отношений двух держав на новый качественный уровень. Но, при всем том, что Иран и Турция остаются главными политическими оппонентами и экономическими конкурентами в регионе, обе страны совершенно четко понимают важность тесного взаимодействия друг с другом по многим основополагающим вопросам локального и глобального характера.

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs