ENGLISHСмотрите статьи автора на ту же тему в газете "Московские новости", 2007, №№20, 23, 36.
С чего началось и почему продолжается взаимное раздражение правящих кругов и "общественного мнения" России и США? Когда и как создались условия для соперничества и вражды двух некогда столь близких друг другу стран?
Кто виноват?
ФУЛТОНСКАЯ РЕЧЬ ЧЕРЧИЛЛЯ (хоть и англосакса, но совсем не американца), по общему мнению, положившая начало холодной фазе всемирного соперничества, не обязательно обещала 40-летнее противостояние ядерных держав.
5 марта 1946 года в Фултоне (штат Миссури) отставник Черчилль говорил, между прочим, не только о "безопасности и благосостоянии, свободе и успехах во всех домах и семьях", но и о своем стремлении к "взаимной помощи и сотрудничеству" с СССР. Даже жалуясь аудитории на непредсказуемость советской внешней политики, исполненной коммунистического прозелитизма и экспансии, он посчитал необходимым заявить следующее1:
"Я испытываю искреннее восхищение и уважение по отношению к русскому народу и моему военному товарищу маршалу Сталину. Глубокое сочувствие и расположение существует в Британии - и, без сомнения, в Америке - по отношению к народам всей России и решимость преодолеть все различия и препятствия для установления прочной дружбы. <...> Мы приветствуем Россию на ее законном месте - среди ведущих государств мира. Мы приветствуем ее флаг на морях. Прежде всего, мы приветствуем постоянные, оживленные и растущие контакты между русским народом и нашим собственным народом по обе стороны Атлантики. <...>
Я не верю, что Советская Россия хочет войны. Чего они хотят, так это трофеев войны и бесконечного распространения их власти и доктрин. Но мы-то должны обдумать здесь сегодня, пока есть время, возможность постоянного предотвращения войны и как можно более быстрое установление условий для свободы и демократии во всех странах".
Фултонский мечтатель не скрывал от своих слушателей того, что заявляемые им цели англосаксонского мира "могут быть достигнуты только путем установления теперь, в 1946 году, хорошего взаимопонимания с Россией под общим руководством Организации Объединенных Наций и сохранения этого хорошего взаимопонимания в течение многих мирных лет". С этой целью срок действия советско-британского договора 1942 года "О сотрудничестве и взаимной помощи" он был готов продлить с 20 до 50 (!) лет. А сама ООН, по его мнению, должна была немедленно получить в свое распоряжение "международные вооруженные силы".
Ясно, что Черчилль предполагал для Москвы, имевшей в ООН право вето, весьма существенную роль в мировом спектакле. Собственно, на что еще, кроме сохранения места арбитра внутри "Большой тройки" (теперь в виде Совета Безопасности ООН), мог тогда рассчитывать Лондон? После своей пирровой победы над Германией и в преддверии развала Британской империи: до провозглашения независимости Индии оставалось всего три года!
Известные слова о железном занавесе, протянувшемся от балтийского Штеттина (Щецина) до адриатического Триеста, можно оценить более или менее правильно, только если учитывать все содержание этой знаменитой, но малоизвестной речи.
И в частности, отношение Черчилля к перспективе хотя бы частичного восстановления какой бы то ни было геополитической роли Германии - в случае "односторонних действий советского правительства по созданию в своей зоне прокоммунистического немецкого государства". По его мнению, "это приведет к серьезным трудностям в британской и американской зонах и даст разгромленным немцам возможность участвовать в торге между Советами и западными демократиями".
Конечно, столь изящную, выверенную речь мог произнести только блестящий английский стилист Черчилль: и Трумэн, и Сталин могли прочесть ее так, как им было угодно. В сравнении с красноречием соперничающих сторон времен Второй мировой это - достаточно аккуратный текст, совсем не предполагающий немедленного замораживания отношений.
Прогрессисты - с обеих сторон
Похоже, что настоящая пропасть разверзлась между Союзом и Штатами, когда стало очевидным - гораздо позже Фултона - более чем серьезное отношение руководства обеих сверхдержав к собственному революционному мессианизму.
И до этого представление американцев о "явном предопределении" их страны к особой роли в мире, этакого "полюса свободы", к которому должны стремиться все другие "свободолюбивые народы", во многом определяло их отношения с внешним миром. Но никого в мире это особенно не беспокоило, пока представление о политической "богоизбранности" американского народа не выходило за рамки обычной протестантской ветхозаветной идеологемы, унаследованной бывшими колонистами от ненавистных им британцев2.
Но когда до цинизма реалистичному прагматику Рузвельту в качестве Президента США наследовал идеологически вполне замшелый Трумэн, стало ясно даже и сторонним наблюдателям, что Белый дом готов на все, дабы соответствовать "явному предопределению". На все, вплоть до применения ядерного оружия. Это ведь не генералы-ястребы, а президент-ястреб принял решение сбросить атомную бомбу на мирное население вражеской страны! (Неизвестно, сожалел ли когда-либо Трумэн о разрушении хотя бы Нагасаки - католического центра Японии: среди погибших там японские христиане составляли 40%3, а кафедральный собор Ураками оказался в эпицентре ядерного взрыва.)
Именно в это время и именно эти очень важные люди в США стали вновь необычайно серьезно воспринимать советскую мифологему "мирового коммунизма". Хотя в связи с учреждением в 1942 году Всеславянского комитета СССР (очевидно, нацеленного на получение сталинской Москвой в опеку геополитического наследства Габсбургов) впору было говорить о попытках восстановления московско-петербургских "панславистских тенденций", но никак не о "мировой революции" в ленинско-троцкистском духе. А уж после появления на плечах советских военных золотых погон и после явно выраженного намерения кремлевского руководства продолжить геополитику Российской империи, в том числе и в Восточном вопросе, завершение кремлевским руководством всемирно-коммунистического проекта стало очевидным.
Несмотря на то что бесконечные послевоенные шпионские скандалы в США явно подливали масла в огонь американского мессианизма, циничное использование советской разведкой различных американских симпатизантов идеи "мирового коммунизма" само по себе вовсе не является доказательством наличия у Сталина каких-то планов строительства этого самого "мирового коммунизма".
А вот когда через несколько лет после Хиросимы и Фултона цинично-реалистичному прагматику Сталину в качестве верховного правителя СССР наследовал коммунистический и атеистический фанатик Хрущев, все ночные кошмары тогда еще вполне богобоязненного американского обывателя получили шанс стать реальностью.
Беспорядочная активность Хрущева в мире - от Индонезии до Кубы - кого хочешь могла убедить в реальности проекта советизации едва ли не всего мира, а особенно тех, кто был "обманываться рад". Хотя в действительности советские вожди (и Хрущев, и Брежнев) никогда сознательно не переходили границу дозволенного там, где международные соглашения эту границу ясно устанавливали. Поэтому СССР не особенно колебался с применением силы в Венгрии или Чехословакии - в своей зоне ответственности, но демонстративно ничем не поддерживал коммунистов во время гражданской войны в Греции в 1944-1945 и 1946-1949 годах.
Антикоммунистическая риторика 1950-1960-х годов не столько отражала, сколько камуфлировала реальность. Да, наряду с инвесторами и просто сторонниками "коммунистического эксперимента", вроде Якоба Шиффа и Джона Рида, в США существовали и настоящие идейные противники этого эксперимента. Среди американских чиновников и военных достаточно было людей старой закалки: именно они в 1939 году не допустили, например, покупки Советами американской военно-морской и авиационной техники, хотя тогдашний Президент Рузвельт "считал своим долгом сделать все возможное для облегчения прохождения предлагавшихся сделок"4.
Но Сталин во время войны неслучайно признавался американскому послу (и предпринимателю) Авереллу Гарриману, что две трети советской промышленности того времени было построено с технологическим и финансовым участием американцев5. Ибо даже в годы русской Гражданской войны, в пору жесткого противостояния Государственного департамента США коммунистическому режиму в Москве, среди американских финансово-промышленных кругов легко было найти людей, готовых, по завету отцов-основателей, делать деньги с кем угодно и на чем угодно.
Если бы успехи СССР в военно-промышленной сфере были не столь значительными, если бы Москва в 1950-х годах продолжала бы технологически полностью зависеть от США, как это было в 1930-х годах, то никакой холодной войны могло бы и не случиться. Ибо сами по себе притязания советских коммунистов на статус "надежды всего прогрессивного человечества" вряд ли могли серьезно беспокоить американских претендентов на тот же статус. Но вот в сочетании с военно-технологической независимостью, достигнутой к началу 1950-х годов Союзом ССР, коммунистический мессианизм мог стать и стал серьезным геополитическим раздражителем для американских прогрессистов.
(Нельзя, впрочем, сбрасывать со счетов и тот факт, что никто на Потомаке не пытается сегодня читать мораль китайским коммунистическим вождям, ни в чем не раскаявшимся и ни о чем не сожалеющим. Что служит лучшим доказательством того, что холодная война велась вовсе не против коммунизма и не за свободу и демократию.)
Черчилль в Фултоне был по-своему прав: у Москвы и Вашингтона в XX веке было более чем достаточно поводов для "сотрудничества и взаимной помощи". Хотя не только против Германии или Японии, но и против самой Великобритании.
Сегодня мало кто помнит о том, что в борьбе против старого европейского колониализма после Второй мировой войны СССР и США были явными и неявными тактическими союзниками - по разным идеологическим и экономическим причинам. Во время и после Второй мировой войны и лично Рузвельт, и вообще США делали все возможное для разрушения Британской империи. (Не стоило бы, право, забывать об этом при виде приторной до неискренности готовности Тони Блэра то ли следовать в фарватере вашингтонской политики, то ли этот фарватер прокладывать.)
В фултонские годы, в пору выдавливания англичан из Палестины и создания Государства Израиль, СССР и США соревновались за право контролировать левый сионистский режим, но они были едины в восприятии созданных британцами арабских королевств как враждебной социалистическо-капиталистическому "прогрессу" архаики. Революционно-прогрессистские же силы вполне могли рассчитывать на явную и неявную поддержку обеих соперничающих сверхдержав. Например, в 1956 году во время Суэцкого кризиса египетского диктатора Насера, национализировавшего Суэцкий канал, именно действия СССР и США спасли от англо-франко-израильской интервенции.
Когда же американцы победили в дипломатической "битве за Израиль", а разнообразные арабские прогрессисты и националисты продемонстрировали свои возможности, для СССР наступило время выбирать между идеологическими установками и Realpolitik - и арабских коммунистов принесли в жертву геополитической целесообразности сотрудничества с панарабской националистической партией Баас.
От войны за независимость Алжира и до борьбы с апартеидом в Южной Африке тактические союзники (и стратегические соперники) содействовали победе местных революционеров, соревнуясь лишь в объемах помощи и в конечных целях этой антиколониальной борьбы. Алжирский Фронт национального освобождения, например, получал действительно разностороннюю поддержку против Де Голля (со стороны как американцев, так и Советов, и антикоммунистически настроенных европейцев). А что касается Южной Африки, то советская военная и иная помощь Африканскому национальному конгрессу (боевая организация, куда входили явные и неявные коммунисты, возглавлялась наследным вождем племени коса Нельсоном Манделой) сочеталась с финансовой и дипломатической помощью противникам апартеида со стороны США и политической активностью местных и транснациональных корпораций.
Мутация Америки
В ХХ ВЕКЕ внешняя политика Соединенных Штатов окончательно отошла от заветов отцов-основателей Североамериканской республики. Каковые в многочисленных речах своих по разным поводам - более чем ясно - убеждали своих соотечественников держаться подальше от политических и особенно военных противостояний на других континентах.
Но с тех пор как порожденный Французской революцией этнический национализм начал захватывать все более расхристанные умы европейских либералов и революционеров, над американским изоляционизмом нависла серьезная опасность. Америка, классическая страна иммигрантов, не могла избежать влияния наиболее мощного, по выражению Константина Леонтьева, орудия всемирной революции - этнического (племенного) национализма6 - на свою внешнюю политику. Растущая экономическая и военная мощь США вызывала у европейских иммигрантов понятное желание добиваться американской "помощи" в решении своих старых европейских проблем.
Американский "плавильный котел" уже к концу XIX - началу XX века перестал справляться с потоком все новых иммигрантов из стран Западной, Средней и Южной Европы, что привело к появлению многочисленных этнических лобби. И чем более многочисленной и сплоченной могла стать та или иная диаспора, тем успешней становилось ее влияние на внешнюю политику Вашингтона.
Изоляционизм сменился интервенционизмом не вдруг, не в одну минуту. Понадобилось, например, целых три года, чтобы Вудро Вильсон втянулся в Первую мировую войну. Но на протяжении всего ХХ века это влияние всевозможных этнических и религиозных лобби становилось все более серьезным и остается сегодня невероятно сильным. Уже во время Второй мировой войны Рузвельт, например, был вынужден просить Сталина и Черчилля скрывать планы антигитлеровской коалиции относительно послевоенного положения Польши из-за необходимости учитывать голоса польских избирателей на американских президентских выборах 1944 года.
Еврейские организации давно уже оказывают решающее влияние на ближневосточную политику Вашингтона, а в свое время определяли даже его отношения с советской Москвой. Те же ирландцы самым прямым образом влияют сегодня на отношение американских администраций к проблеме Северной Ирландии. (И особые отношения Ирландской Республики с гитлеровской Германией вплоть до мая 1945-го не стали поводом для послевоенных выяснений отношений со Штатами, не в последнюю очередь благодаря весьма многочисленной и влиятельной ирландской диаспоре.) Албанцы и хорваты имеют свои собственные лоббистские структуры в США, а поляки и украинцы - свои.
Ничем, кроме влияния разнообразных лоббистов, нельзя объяснить появление в разгар холодной войны печально знаменитой совместной резолюции №86-90 Сената и Конгресса США от 17 июля 1959 года (так называемого "Закона о порабощенных нациях"). В каковом тексте ставился знак равенства между идеологией коммунизма и Россией как таковой, а отделение от Союза ССР нерусских народов объявлялось одной из целей американской внешней политики. Хотя американская дипломатия с самого начала русской Гражданской войны весьма четко отделяла революционный большевизм от дореволюционной исторической России, территориальную целостность которой Государственный департамент под сомнение не ставил. И ни одному американскому историку или дипломату не пришло бы в голову в 1959 году числить среди порабощенных коммунизмом наций такие экзотические образования, как "Дальневосточная республика", "Казакия" или "Идель-Урал": только в головах разнообразных "национально свидомых" лоббистов могла родиться столь вольная, столь далекая от реальности мысль.
Занятие в середине 1970-х годов Збигневом Бжезинским должности помощника Президента Картера по национальной безопасности означало, что лед тронулся: на ключевые внешнеполитические посты в американских администрациях получили возможность попадать не столько американцы того или иного происхождения, сколько представители тех или иных диаспор. Так, например, в нынешнем Государственном департаменте США за "поддержку демократии и прав человека в мире" отвечает не кто иной, как Пола (Павла) Добрянская, дочь известного деятеля американского "украинского движения" Льва Добрянского, давняя участница оного движения* (*Организация Добрянского-отца "Ukrainian Congress of America", а с дочерью его давно работала небезызвестная Екатерина Чумаченко, "первая леди" (вторая жена) Виктора Ющенко.).
Все эти многочисленные бжезинские, похоже, больше думали и думают о своей "малой родине" (настоящей или придуманной), нежели о государственных интересах Америки. И если недавний директор ЦРУ Джордж Тенет, будучи по происхождению православным албанцем, умел быть американцем (отчего и пережил и демократическую, и республиканскую администрации), то в будущем нельзя исключать появления примеров прямо противоположных.
Вполне естественный для США этнический лоббизм начал приобретать гипертрофированные формы одновременно с размыванием американского "молчаливого большинства". Ведь создание после Второй мировой войны в США общества потребления, где "Я хочу!" имеет гораздо большую значимость, нежели "Я должен!", уже поставило на грань вымирания тех, кто имеет право сказать о себе: "Мы создали Америку!" Хотя в мире американских корпораций, в мире большого бизнеса потомки первых колонистов и старых эмигрантов XIX столетия по-прежнему занимают командные высоты, но от суровой трудовой этики и морали разнообразных американских протестантов мало что осталось7. Само слово WASP (белый англосаксонский протестант) приобрело вдруг в политическом лексиконе США почти уничижительное значение.
Вопрос не исчерпывается лишь попытками различных лоббистских групп повлиять на решение каких-то более или менее важных вопросов в пользу страны происхождения той или иной диаспоры или даже в пользу лобби как такового.
Хвост действительно пытается вертеть собакой, при традиционно низком интересе собственно американцев к остальному миру у этнических лоббистов появляется соблазн определения погоды во внешней политике единственной сверхдержавы.
Дело дошло в 2004 году до громкого скандала с официальным обвинением Американо-израильского комитета публичных действий (AIPAC) в шпионаже. В книге, посвященной кризису израильского лобби в Америке, неоконсерватор-интервенционист Стивен Шварц утверждал, что в ходе скандала "израильское лобби проявило свою некомпетентность больше, нежели малодушие и тяжесть своих политических обязательств"8, показав свою ненужность в измененном "неоконами" мире.
Содержанием новой, противоречащей всем американским традициям политики "экспорта демократии" (второе издание "экспорта революции") стала, по определению Гора Видала, "вечная война ради вечного мира". Подобная мутация американской политической культуры вызывает раздражение не только у политически автаркичных иностранцев, но и у самих американцев - тех, кому все еще искренне дороги как политические идеалы американской республики, так и культурные традиции этого великого народа. Ведь после того как Буш-младший предпочел скучные, но реалистичные нотации Буша-старшего смертельно увлекательным мифам "неоконов", положение Америки в мире не стало более устойчивым.
Иллюзии и действительность
50 ЛЕТ пропагандистской промывки мозгов на Западе и на Востоке относительно необходимости и благодетельности строительства демократии, а также последовавшие за прекращением существования восточного блока полтора десятилетия и самого этого вольного строительства вполне ясно продемонстрировали одну простую истину: демократия есть лишь метод функционирования человеческого общества, но никак не цель его. И уж тем более - не панацея от всех возможных социальных недугов.
Когда в 1992 году на вполне свободных выборах в Алжире законно победили радикальные исламисты, местные алжирские националисты силой не допустили их к власти, развязав многолетний и кровавый гражданский конфликт. Разумеется, демократический Запад во главе с США немедленно забыл о свободе, законности и демократии и приветствовал государственный переворот.
Но пример этот ничему не научил маниакальных демократизаторов всего и вся. Они настояли на проведении в 2006 году свободных выборов в палестинской автономии, а когда радикальные исламисты набрали большинство голосов, демократический Запад во главе с США немедленно осудил итоги эксперимента. Местные палестинские националисты решили померяться с исламистами силой, но проиграли (по крайней мере, Газу).
Отдельная история - война романтических англосаксов за "свободу Ирака", то есть против своего собственного долголетнего союзника и клиента, против самого мощного светского режима на всем Ближнем Востоке. Война эта, по сути, уничтожила совместное творение Британской короны и Саддама Хусейна - иракскую нацию - и вновь вернула арабское и курдское население Месопотамии во времена вполне свободной племенной и конфессиональной вражды - всех со всеми. Да еще и поставила под вполне обоснованное сомнение мировую гегемонию Соединенных Штатов, в 1990-х годах казавшуюся многим безусловной. Не самая полезная вещь, если иметь в виду китайский фактор!
В 1960-1990-х годах разнообразные элитарные форумы, клубы и комиссии явно не предполагали, что реформы Дэн Сяопина приведут к появлению такого нового Китая, который в любой момент может сказать: "Нет!" Но уже в 1997 году, в пору так называемого азиатского кризиса, Китай достаточно ясно продемонстрировал западному миру, что вполне способен играть по правилам, писавшимся не им и не для него.
В начале XXI века не Россия вовсе, а именно Китай представляет для США и Запада в целом очевидную будущую угрозу. Не военную пока, но - экономическую. Ибо промышленный экспорт из Китая имеет не только хозяйственное, но и огромное геополитическое значение. "Китайская цена" квалифицированного труда - вкупе с государственным протекционизмом - делает так называемую глобальную конкуренцию попросту невозможной для стран, нежелающих понижать уровень жизни своих рабочих.
То есть китайское массовое производство уничтожает саму возможность существования других индустриальных экономик: глобальная передислокация рабочих мест - по своим хозяйственным и политическим последствиям - будет посерьезнее танковых клиньев Второй мировой, считает, например, Джулио Тремонти (бывший министр финансов и вице-премьер правительства Берлускони).
Разумеется, экономическая мощь Китая имеет и оборотную сторону, но наличие у этого гиганта внутренних проблем не может кого-либо радовать, ибо чревато потрясениями для всего мира. В книге американского автора Питера Наварро "Грядущие Китайские войны. (Где они будут вестись и как их можно выиграть?)" впечатляет уже само перечисление тяжелейших угроз и опасностей, скрывающихся за фасадом "китайского экономического чуда".
Невероятные объемы потребления Китаем нефти, газа и металлов не только обеспечивают взрывной рост мировых цен на энергоносители, но и усиливают мировое соперничество за доступ к сырью. (Китайские компании уже занимают место европейских и американских в богатых минеральным и энергетическим сырьем странах Африки.)
Стремление обеспечить растущие потребности в электроэнергии приводит к широкомасштабному и слабо контролируемому с экологической точки зрения строительству гигантских плотин и ГЭС, причем китайская гидроэнергетическая гигантомания превосходит советскую.
Запредельный уровень загрязнения среды в стране ныне напрямую угрожает не только непосредственным соседям Китая, в том числе и старому сопернику Вьетнаму, но даже его заокеанским партнерам. (Если с 1950-х до 1970-х годов в пустыню превратились 1,5 тыс. кв. км лесных и сельскохозяйственных угодий, то теперь страна ежегодно теряет 4 тыс. кв. км.)
Китайское население не только потребляет загрязненные сверх всякой меры продукты питания, но и страдает от нехватки питьевой воды. Некогда вполне приличное государственное здравоохранение разрушено, и чрезвычайно возрастает опасность эпидемий.
К тому же это население стремительно стареет - в отсутствие сколько-нибудь действенной пенсионной системы. А прирост рабочей силы закончится уже через несколько лет - в связи с последствиями "политики одного ребенка".
Центральная власть в Пекине пока вполне способна обеспечивать общественный порядок в стране. Но и только! Об очевидном невсесилии ее свидетельствует многое.
Всем, например, известно, что производство подделок и интеллектуальное пиратство переходят в Китае все мыслимые пределы. И время от времени мы узнаем об очередных попытках центральной власти ужесточить и усилить борьбу с пиратством, но никто при этом не говорит нам о том, что власть местная просто не может себе позволить закрывать пиратские производства, от которых кормится и население, и сама власть.
Страхи американцев и европейцев растут, а Пекин не особенно стремится к устранению противоречий с западными "партнерами": в конце 2006 года уговорить китайцев не занижать искусственно курс юаня пытались целых шесть членов американского кабинета и председатель Федеральной резервной системы, но переговоры ни к чему не привели.
С такими угрозами ни Белый дом, ни Уолл-стрит еще не сталкивались...
Нетрудно понять, что любые попытки идеологического, экономического или военного противостояния России и США в присутствии Китая перед лицом новой грозной действительности - зрелище смешное и грустное одновременно. Других чувств такая политическая архаика не вызывает - в отличие от архаики архитектурной или живописной.
Не менее смешно и грустно наблюдать за тем, как бывшие сателлиты и окраины великих держав при поддержке разнообразных "евролибералов" и "неоконов" пытаются доиграть старые игры и довоевать старые войны.
В то время как поезд давно ушел, на перроне какие-то странные пассажиры все еще дерутся за места в купе первого класса...
Все это очень напоминает упорное соперничество Англии, Пруссии и Франции на протяжении почти всего XVIII столетия, в то время как просвещенческий революционный монстр уже стоял у ворот монархической христианской Европы.
В начале ХХ века разнообразные европейские политики столь же упорно и дальновидно стремились выиграть в давно, по сути, отыгранных геополитических играх и победить в давно отвоеванных войнах, в то время как очередной, теперь уже марксист-ский революционный монстр уже стоял у ворот либеральной и просвещенной Европы. А экономическая мощь Соединенных Штатов уже обещала многое из того, что стало реальностью к середине ХХ века.
Realpolitik
ПРИТЯЗАНИЯ США на "демократический контроль" всего и вся - этакая Manifest Destiny (теория "Явного предопределения") на новый лад - не могли не прийти в очевидное противоречие с притязанием Китая на статус первой экономической державы, новой "мастерской мира". Всего 50 лет назад такой мастерской были США, а до того - Британия. Теперь же деиндустриализация Европы и тех же США - это уже медицински проверяемый факт.
И в ближайшие годы и России, и Америке придется выстраивать не только свою экономическую деятельность, но и свою внешнюю политику, прежде всего с учетом развития событий в бассейне Тихого океана. На этом фоне становится вполне вероятным и даже возможным некое подобие согласия с Соединенными Штатами - пусть интеллектуального, а не сердечного - перед лицом (но не против!) растущего Китая.
Москве, давно сбросившей с себя бремя столицы мирового коммунизма и не собирающейся притязать на столь же обременительный статус второй сверхдержавы, нечего делить в идеологической сфере ни с Пекином, ни с США.
Русским как членам Шанхайской организации сотрудничества есть где и о чем говорить с Пекином. Одного только вопроса о бесперебойных поставках нефти и газа вполне достаточно Москве, чтобы спокойно заниматься проведением разнообразных русско-китайских культурных мероприятий вроде Года России в Китае или Года Китая в России. А уж допустив в начале эпохи "борьбы с террором" американских военных в Среднюю Азию, мы надолго обеспечили общую для Пекина и Москвы внешнеполитическую повестку дня в Евразии.
Американцам же приходится довольствоваться проведением тяжелых, вязких переговоров с китайцами по всему спектру очевидных нарушений Пекином правил и процедур ВТО. Не забывая при этом о своих гарантиях существования Китайской Республики на Тайване. Им остается незавидная роль мирового полицейского, а значит, и всеобщего мирового раздражителя.
Неудивительно поэтому, что, несмотря на очевидные свидетельства нынешних официальных разногласий между Москвой и Вашингтоном, некоторые весьма влиятельные американские круги продолжают оставлять дверь открытой для такого взаимодействия, в котором заинтересованы на самом деле обе страны. Председатель, например, нью-йоркского Совета по международным отношениям посол Ричард Хаас, выступая в Москве в конце мая 2007 года, много говорил о важности и возможности прагматичного русско-американского партнерства в разных сферах как об альтернативе той модели нашего диалога, которая сложилась в годы холодной войны.
Однако вызывает возражение сама точка, точнее, шкала отсчета, в соответствии с которой и происходит обычно само это привычное сравнение-противопоставление нынешнего состояния наших общих дел с состоянием лишь времен холодной войны.
40 лет жесткого блокового противостояния НАТО и ОВД есть лишь малая часть, эпизод 200-летней истории русско-американских отношений.
Ведь Россия и США пребывали в состоянии не просто "мирного сосуществования", но настоящего стратегического партнерства, взаимодействуя по всем основным вопросам мировой политики, более столетия - от начала Войны за независимость североамериканских колоний против Великобритании и до окончания русской Гражданской войны - с последней четверти XVIII века по первую четверть века XX.
В XIX веке, например, мало у кого возникали сомнения в схожести имперского и полиэтнического характеров этих двух государств - русского и американского, - созданных православными русскими и протестантами англосаксами и немцами* (*Первоначальный текст Декларации независимости 1776 года был издан на двух языках - английском и немецком, а Конституционный конвент проголосовал за английский в качестве государственного языка большинством в один (!) голос.).
Это после захвата власти в России большевиками, презиравшими любые правила политического приличия (чего стоит такое их юридическое новшество, как "административный расстрел"!), понятно было настороженное отношение американских дипломатов к перспективам легализации деловой активности тех симпатизантов СССР, которых предостаточно было в финансово-промышленной элите США.
Государственный секретарь Ч.Хьюз 19 июля 1923 года объяснял, что помимо тиранического характера советского режима препятствием для признания оного является еще и отказ его от следования правилам, принятым в международных отношениях. Заявляя, что невозможно "политическое содружество с этим режимом до той поры, пока он отрицает самые основания международных отношений и стремится, как к окончательной и определенной цели, к разрушению всех тех свободных институтов, которые мы с таким трудом выстроили и которые содержат в себе необходимые гарантии свободы труда, на которой должно основываться наше благополучие"9.
Но сегодня в России предварительные условия "для обсуждения торговых отношений" наличествуют - так за чем дело стало?
Можно сколько угодно долго спорить о "деле Ходорковского", но ясно, что нынешняя обстановка в России не идет ни в какое сравнение с 1921 годом или с 1931-м (когда демократ Рузвельт решил установить дипломатические отношения и резко укрепить торговые связи с СССР).
При всех полицейских эксцессах во время недавних "маршей несогласных" положение дел с "защитой личности" в России не идет ни в какое сравнение с реальностью "красного" Китая, этого уважаемого члена ВТО. Однако США, этого "всемирного уполномоченного по правам человека", китайские реалии волнуют в гораздо меньшей степени, нежели русские. (Происходит это, по словам известного американского политолога советского происхождения Николаса (Николая) Злобина, только из-за того, что Россия притязает на звание демократической страны, а Китай благоразумно продолжает строить "социализм с китайской спецификой"!)
Знаменательно, что наиболее консервативные (в традиционном смысле этого слова) американские политики и политологи относятся к нашей стране гораздо лучше (то есть разумнее), нежели так называемые неоконсерваторы. После, например, вильнюсской речи Дика Чейни именно Пэт Бьюкенен в Conservative Voice нашел наиболее точные и сильные слова для отповеди этому ястребу так называемого неоконсерватизма: "Россия сегодня не угрожает никаким жизненным интересам Соединенных Штатов. Не естественно ли для нас относиться к России и ее сфере влияния ровно так, как мы бы желали, чтобы Россия и русские относились к нам?"
Простой здравый смысл побуждает задуматься над тем, где ошиблись правые? Как избежать политической и физической смерти Запада вообще и Америки в частности? И надо сказать, что сама постановка таких вопросов в последних книгах П.Бьюкенена в не меньшей степени, нежели его ответы на них, позволяет надеяться на возможное возвращение Америки к ее собственной политической традиции.
Подобного рода здравый смысл раньше был вполне нормален для американской политической традиции: именно так, "Здравый смысл", назывался 50-страничный памфлет одного из отцов американской независимости Томаса Пэйна, вышедший в свет в 1776 году полумиллионным тиражом накануне Декларации независимости.
Но сегодня именно здравого смысла не хватает тем американским политикам и интеллектуалам либерально-фундаменталистского толка, которые все норовят победить в уже сыгранных играх и отвоеванных войнах.
Интеллектуалам этим почему-то все время кажется, что Россия тоже не прочь "порулить" миром.
Хотя все, о чем мечтали и упорно добивались советские вожди в годы изнурительной гонки вооружений, - это военно-технический паритет с "гегемоном", гарантирующий нашей стране суверенное существование. И сегодня власти России по-настоящему волнует лишь собственная "суверенность" по отношению к любым нынешним и будущим "гегемонам" - "демократическим" и не очень.
В чем нет ничего удивительного: еще во времена старца Филофея наш Третий Рим притязал исключительно на роль хранителя неповрежденного православия, но никак не на статус управителя (или соуправителя) мира сего. Ни о какой духовной (религиозно-идеологической) или политической экспансии речь не шла.
А уж с тех пор, как Петр I записался в ученики к Европе (все более перестававшей быть собственно христианским миром), вообще стало нелепо рассуждать о какой бы то ни было идеологической экспансии России. Что же касается военной экспансии, то русские монархи своих "чудо-богатырей" без особых приглашений со стороны законных властей в Европу не отправляли. (Европейцы же к нам - в ту же Крымскую кампанию - и безо всяких приглашений отправлялись.)
Даже маршал Сталин вполне удовлетворен был местом в "Большой тройке" и ни к какой дополнительной заморской экспансии не стремился.
Президенту же Путину и членство его в "Большой восьмерке" вовсе не обидно.
Что делать?
МЕЖДУ ТЕМ краткий период "антитеррористического партнерства" Москвы и Вашингтона, начавшегося 11 сентября 2001 года по почину Президента России Владимира Путина и поддержанного было Президентом США Джорджем Бушем, уже успел стать воспоминанием. От знаменитой вильнюсской речи Дика Чейни с угрозами вмешательства во внутренние дела России до не менее знаменитого доклада Государственного департамента с официальным объявлением о таковом вмешательстве дистанция оказалась невелика.
Хотя в стремительно меняющемся (и, кажется, не в их пользу) мире у России и США по большому счету нет причин для противостояния - есть лишь поводы.
Для Запада вообще и для Америки в частности наступило время сосредоточения сил и обороны, а не экспансии. В условиях кризиса рождаемости в западных странах не просто глупо, но преступно (и даже самоубийственно!) тратить людские и хозяйственные ресурсы развитых государств на заведомо безуспешные попытки переделывания по своему подобию всего остального человечества.
Чем испытывать терпение разнообразных традиционалистских обществ этими попытками либерализации рынков и нравов, лучше озаботиться собственной судьбой. Пора, наконец, всем этим либеральным романтикам признать плюралистичность современного мира, множественность (необязательно равноценность, но обязательно равнодостоинство) различных культурных, политических и экономических практик, существующих в незападных странах.
Ведь что бы ни мнили о себе американские неоконсерваторы из числа бывших троцкистов, и в чем бы ни упрекали Россию и весь остальной мир записные демократы с восточного побережья, но сегодня им впору вести речь о способах сохранения (или возрождения?) западной цивилизации.
Безусловные успехи послевоенных Европы и США в области научно-технической и технологической не принесли тем не менее им счастья. Безбожная цивилизация технического прогресса на собственном опыте убедилась в тупиковости избранного пути: оставаясь в плену либерального догматизма, современный нам Запад физически вымирает. Ведь вожделенное общество потребления не способно даже к простому воспроизводству самого себя: весь положительный прирост населения Штатов обеспечивают сегодня консервативные семьи испаноязычных католиков, а в Европе высокая рождаемость является уделом мусульманских иммигрантов.
Со времен закатных предупреждений Шпенглера, никем не услышанных, прошло много времени, и дело, похоже, близится к полуночи*.
1 Речь цитируется по: http://www.nato.int/docu/speech/1946/s460305a_e.htm
2 См.: Longley Clifford. Chosen People. The big idea that shapes England and America. London, 2003.
3 Time, May 18, 1962.
4 The Papers relating to the foreign relations of the United States, 1939, р. 884.
5 De Villemarest P.F. Les Sources financieres du communisme (Quand l'URSS etait l'alliee des Nazis). Cierrey, 1984.
6 Национальная политика как орудие всемирной революции.//Леонтьев К.Н. Восток, Россия и Славянство: Философская и политическая публицистика. Духовная проза (1872-1891). М., 1996.
7 Robertson Wilmot. The Dispossessed Majority, Cape Canaveral, 1981.
8 Schwartz Stephen. Is It Good for the Jews? The Crisis of America's Israel Lobby. N.-Y., 2006.
9 The Papers relating to the foreign relations of the United States, 1923, V.II, рр.763-764.
* Оригинальное название знаменитой его книги "Untergang des Abendlandes" означает вовсе не "Закат Европы", но "Закат Запада".
