НА ФОНЕ нынешнего сложного развития международных отношений последних лет и неприятного для многих возвращения России в ряд великих мировых держав выступление Президента Российской Федерации В.В.Путина на 43-й Мюнхенской международной конференции по вопросам политики безопасности 10 февраля представляется событием фундаментального значения, по сути открывающим новую главу в истории международных отношений.

Как известно, речь У.Черчилля в Фултоне в 1946 году положила начало холодной войне между трансатлантическим сообществом и европейской социалистической системой. Рассматривая события тех лет объективно, следует признать, что политика холодной войны с Востоком при всех ее издержках имела и такие позитивные элементы, как консолидация трансатлантического сообщества с интенсификацией всестороннего сотрудничества входивших в него стран и отказ, пусть небезусловный, от эскалации военного противостояния с Советским Союзом.

Речь В.В.Путина в Мюнхене иные неквалифицированные или недобросовестные комментаторы поспешили назвать началом "второй холодной войны". Однако она не содержит ни указания на объект конфронтации, ни призывов к кому бы то ни было объединяться или действовать против конкретного государства или группы стран.

Правильнее было бы охарактеризовать это выступление как манифест "холодного мира", суть которого заключается в консолидации ведущих "игроков" современных международных отношений на противодействии общим вызовам безопасности и стабильности при сохранении элементов конкуренции в рациональных пределах.

Предельно четко и недвусмысленно, вполне конкретно показывается бесперспективность гонки вооружений с Россией в плане достижения военно-политического превосходства над ней. Если принять во внимание, сколько людей в мире каждый год умирают от разного рода заболеваний, если не закрывать глаза на трагедию бедности, это вопиющее попрание фундаментальных прав и свобод человека, то рост военных расходов в масштабах международного сообщества следует считать действиями, лишенными всякой конструктивной морали, которые, самое позднее, наши потомки квалифицируют как преступление против человечности. Поистине то обстоятельство, что в мире больше средств тратится на производство оружия, чем на создание лекарств, не оставляет сомнений в иррациональности всей современной цивилизации.

Хорошо известно, что военное превосходство может достигаться как на вооруженческом треке, так и на треке разоружения, как наращиванием наступательных вооружений, так и совершенствованием оборонительного потенциала. Ограничение гонки вооружений с выходом на сокращение военных расходов может быть только многосторонним процессом, который осуществляется единственно на условиях упрочения безопасности всех его участников и баланса их сил. Таким же непреложным условием ограничения гонки вооружений является отказ от использования военной силы, кроме как действительно исключительной меры, применяемой только в соответствии с решениями, принимаемыми на основе и в рамках ООН, что в конечном счете станет важнейшей преградой расползанию оружия массового уничтожения.

Отказ от достижения военного превосходства, отказ от использования военной силы, отказ от наращивания военных потенциалов и переход к сокращению инструментария сдерживания при упрочении баланса сил с использованием высвобождающихся средств на цели развития - тот путь, на котором человечество сумеет преодолеть переломный этап своей истории.

Разумеется, "холодный мир" - лишь субоптимальное состояние международных отношений, однако, похоже, необходимое для перевода их в конструктивное русло.

Вся предшествующая история цивилизации - история войн и силового разрешения конфликтов, но с развитием современных технологий, ведущих к появлению оружия, гарантированно наносящего другой стороне неприемлемый ущерб, этот насильственный цивилизационный тип себя исчерпал. Политика "холодного мира", в сухом остатке, фокусируется на рационализации военного строительства и применения военной силы в международных отношениях. Другими ее компонентами являются добросовестная конкуренция государств и их солидарное взаимодействие при решении общих проблем, в первую очередь защиты окружающей среды и здравоохранения.

Потребуется длительное время и колоссальные усилия, с тем чтобы сущностно изменить веками формировавшийся индустриальный тип цивилизации, вследствие которого человечество стало наиболее деструктивным фактором, воздействующим на биосферу Земли.

Единственным реалистическим и щадящим экологию способом преодоления проблемы энергетической бедности, ключевой для ликвидации бедности как социального бедствия, является развитие ядерной энергетики, и не случайно именно на этой проблеме сделан акцент в мюнхенской речи В.В.Путина. В более широком плане необходимо ставить вопрос о прекращении экологической агрессии ряда государств против международного сообщества, заключающейся в разрушении озонного слоя, загрязнении воздуха и воды, уничтожении лесов, возможно, в развитии генномодифицированных сельскохозяйственных культур.

Аналогичным образом обстоит дело и с экономической агрессией одних государств и регионов против других - навязыванием экономически мощными государствами менее развитым странам невыигрышных для них функций и в целом неравно-правного участия в международном разделении труда. Задача обеспечения экономически справедливого миропорядка как позитивной материальной основы ненасильственного мира, носит, разумеется, комплексный характер и никак не предполагает, например, отказа от конкуренции, с которой, однако, не так легко совместить установки на выравнивание уровней развития.

БЛАЖЕН, кто посетил сей мир в его минуты роковые - формулировка более чем спорная, однако то, что скрытую в ней мысль о возможности участия в событиях исторического масштаба как одном из критериев удачливости следует отнести к категории концептуально богатых, сомнений не вызывает.

Помнится, еще Наполеон с успехом применил ее для подъема боевого духа своих солдат знаменитым обращением: "Сорок веков смотрят на вас с высоты этих пирамид!". Перспектива сказать потомкам: "Я и был там", конечно, является мощным фактором мотивации. Кстати, в мотивационном отношении российское общество нуждается сегодня не столько в национальной идее системно-мессианского свойства, сколько в по-умному оптимистической простой и понятной концепции, обеспечивающей целостное и внутренне непротиворечивое восприятие прошлого, настоящего и будущего нашей страны, включая ее роль и место в международном сообществе.

Очевидно, в военно-политическом и экономическом плане России после коллапса европейской социалистической системы и развала СССР во всей обозримой исторической перспективе уже не стать сверхдержавой. Не менее явен и факт принципиальных отличий крупного капитала в России и в таких странах, как, например, США или Германии: там богатевшие ростом своего состояния обогащали и страну в целом, а в России в 1990-х годах богатели на обнищании страны.

Если в странах, пришедших к рыночной системе эволюционным путем, крупный капитал выступал локомотивом экономического роста, то в России первоначальное накопление капитала в 1990-х годах осуществлялось через хищнический передел и захват собственности, разбазаривание национальной экономики. Во втором десятилетии новой России разрыв в доходах между богатыми и бедными продолжает углубляться, хотя достаточно отчетливо обозначилась тенденция к консолидации национальной экономики, то есть к постепенному переходу крупного капитала на конструктивный образ действий в стране своего происхождения.

Таким образом, ожидания исторических свершений мирового масштаба кажутся иллюзией. Для них отсутствуют политические и экономические условия. Концептуальная и реально-политическая задача-максимум для России начала XXI века заключается в позиционировании страны как внутренне и внешне стабильной ведущей региональной державы со средними показателями качества жизни населения. Вместе с тем именно такой стиль мышления органически чужд российской ментальности, в которой, естественно, как-то само собой складывается ориентация на стратегическое партнерство с новой старой великой державой Германией, но, несмотря на превосходное качество отношений, не прорисовывается, например, альтернативная опция курса на столь же тесное сотрудничество с нейтральной Австрией. Хотя переход такой крупной страны, как Россия, на позиции нейтралитета придал бы качественно новую динамику этому исключительно позитивному феномену в мировой политике.

Пусть марксизм-ленинизм с его конструкцией "базис-надстройка" уже давно не является определяющей политической доктриной в России, однако состояние общественного сознания, также в международном масштабе, по-прежнему находится вне фокуса концептуального внимания практической политики, которой все еще чуждо восприятие психической реальности как особого измерения бытия. Разумеется, речь идет не об эмпирическом уровне, будь то активное задействование всего инструментария агитации и пропаганды в сфере СМИ или переговорные процессы в рамках межгосударственных отношений.

Проблема стоит острее и объемней. Например, какие есть механизмы и фильтры предупреждения и смягчения последствий ошибок при принятии политических решений и их имплементации? Каково влияние иррациональных факторов на общественное сознание в конкретных социальных организмах, именуемых государствами, нациями, регионами, и различных их совокупностях, вплоть до человечества в целом? Какова вероятность коллективного суицида homo sapiens? Если война есть продолжение политики иными методами, а право - возведенная в закон воля господствующего класса, то какие методы продвижения интересов и какие интересы в международном общении и сознании аналогичны патологическим явлениям в индивидуальной психике? Нуждается ли современная политика в таких дисциплинах, как коллективная психопатология и политическая психопатология?

Еще Будда говаривал: "Остерегайся общения с безумцами, ибо оно, подобно врагу, приносит беды на каждом шагу". Но не может ли быть так, что сама по себе враждебность к себе подобным и к сфере своего обитания есть форма безумия? Как быть с носителями такого коллективного безумия, поддаются ли корректировке деформации общественного сознания, в какие сроки, в каком объеме, какими методами? Возможно ли совершенствование коллективного сознания, в том числе форсированное, регулируемое или целенаправленное? Реалистична ли вообще постановка вопроса о рационализации мировой политики, об усилении элементов рациональности в международных отношениях вплоть до придания им рационального характера?

Как оценивать степень адекватности психической реальности того или иного социального организма объективным условиям его существования? Отдельных элементов социального организма его интересам в целом? Конкретный случай: военная операция США в Ираке - отвечает ли она интересам американской нации в той же степени, как интересам администрации США?

Следует задаться и таким вопросом: насколько возможно взаимопонимание между носителями различных типов коллективного сознания? Например, шиитами из Ирана и христианами из США?

Вернемся к "скромной" установке на движение к статусу России как ведущей региональной державы. С учетом географических размеров России под ее регионом следует понимать значительную часть всего евразийского континента, как известно, крупнейшего на планете. Таким образом, для российских условий адекватной является только великодержавная ментальность, а, например, попытки навязать России карликовую мудрость европейских лилипутов следует признать психической агрессией.

Интересно, что еще более интенсивно ментальная экспансия "маленьких Бонапартов" происходит в рамках Евросоюза, в результате чего этот великий проект европейской интеграции вырождается и структуры ЕС из аккумуляторов коллективной мудрости Европы превращаются в средоточие коллективной глупости Старого Света. Разве не очевидно, что масштаб управленческих проблем, стоящих перед государственным руководством Германии или Франции, на порядок превышает объем задач лидеров, например, Люксембурга или Португалии?

Разумеется, политические и экономические лидеры международного класса могут делегироваться и в средних, и в малых странах, но этот класс они могут обрести лишь после выхода за пределы своих государств, после соответствующей "обкатки" в наднациональных органах или, может быть, в госструктурах евросоюзных "тяжеловесов". В ЕС, однако, "кухаркам" дают власть сразу, без должной селекции и подготовки - вследствие несовершенства институциональных механизмов.

ЕС институционально не готов к расширению, его структуры не способны обеспечить при новом составе Союза оптимальное качество процесса принятия решений, который сейчас постоянно дает сбои вследствие перегруженности мелкотравчатыми амбициями евросоюзных "ньюкамеров" из разряда политических комаров. Более того, эти комары, паразитируя на мощи ЕС, разрастаются в гигантских упырей, создающих уже не неудобства, а острые проблемы.

В стратегическом отношении не вызывает сомнения, что ЕС следовало сначала принять новую Конституцию или провести институциональную реформу на иной правовой основе, а затем, причем поэтапно, в несколько "волн", осуществить свое расширение, каждый раз обеспечивая перед его новым этапом полную интеграцию своих новых членов в функционирование евросоюзных механизмов и их адаптацию к работе в расширенном составе.

До тех пор пока ЕС не модернизируется, Россия будет находиться в отношениях со своим крупнейшим западным соседом в крайне неблагоприятной ситуации: формат отношений Россия - ЕС будет тянуть назад развитие двустороннего сотрудничества России с евросоюзными "грандами", которые являются естественными партнерами нашей страны и для которых Россия, в свою очередь, также является естественным партнером.

Если посмотреть на другую составляющую трансатлантического тандема, то США переживают сейчас глубочайший за всю свою историю кризис внешнеполитической идентичности. Во внешней политике США можно условно выделить следующие этапы: обретение самостоятельности и эмансипация от Британской империи; выход на позиции регионального лидера Америки; позиционирование в качестве мировой державы; позиционирование в качестве сверхдержавы в биполярном мире; современный период. Американцы не знают, какую роль они на самом деле играют в нынешнем мире. И никто не знает.

Соблазн занять место единоличного лидера и мирового гегемона очевиден. Как очевиден и провал всех акций, предпринимавшихся под стать этому статусу. Исчерпывающая характеристика силовым действиям США периода квазиоднополярного мира дана еще Филиппом Македонским: "Афиняне умеют побеждать, но не умеют выигрывать". Американцы победили Саддама в Ираке, но в результате этой победы агрессивный исламский фундаментализм только выиграл и усилился на порядок. Американцы победили талибов в Афганистане, но в результате этой победы один из важнейших источников финансирования агрессивного исламского фундаментализма - нелегальная торговля наркотиками - вырос на порядок.

Демократии нет и в помине - ни в Ираке, ни в Афганистане, ни в Косове. По той простой причине, что у американцев нет рецептов ее формирования в "горячих" точках и депрессивных регионах. И не только в них. Реабилитация в некоторых странах Прибалтики откровенно неонацистских организаций - это позор и вызов не только Европейскому союзу, но и демократической субстанции внешней политики США.

Как Россия в виде Советского Союза упустила уникальные возможности, которые давал ей статус сверхдержавы, так и США уже в значительной степени не только растратили преимущества, которые давал им однополярный мир, но, совсем как СССР в свое время, хоть и на других треках, обратили это свое лидирующее положение себе же во вред. Конец квазиоднополярного мира уже виден - близко время, когда Китай и Индия встанут во весь рост, конвертируя свои экономические потенциалы в политическое влияние и военную мощь.

Собственно, однополярного мира как такового и не было, поскольку он невозможен в принципе - как в доглобализационный период, так и в условиях глобализации. Тем не менее иллюзия мирового господства и вседозволенности имела крайне негативное фактическое воздействие на международные отношения, приводя к их масштабной дестабилизации и эскалации насилия.

Парадокс: стремясь заполнить вакуум силы, НАТО из регионального военно-политического блока со стабилизирующими функциями превратилось в глобального экспортера нестабильности.

С другой стороны, в свете вышеприведенного институционального анализа не вызывает удивления и фактическое единоначалие США при решении субстантивных вопросов в рамках блока, равно как обретение им "модульного" характера, обеспечивающего гибкость задействования возможностей альянса именно при проведении наступательных операций.

В складывающуюся мозаику "большой войны" входит и тот печальный парадокс, что при беспрецедентном взлете военно-политической мощи, включая рой разномастных сателлитов и отсутствие противовесов, США утратили роль одного из концептуальных лидеров мира и воспринимаются на международной арене как воплощение тупой и агрессивной мощи, этакий королевский тиранозавр, которого можно использовать главным образом для запугивания и уничтожения врагов. Следует напомнить, однако, что в разряд планетарных лидеров США вышли не просто победоносным участием в Первой мировой войне, но и выдвижением самой прогрессивной в рамках капиталистической системы программы обустройства международных отношений - знаменитых 14 пунктов В.Вильсона, изложенных им в январе 1918 года. Среди этих пунктов были в том числе учреждение Лиги наций, политический плюрализм, причем применительно к России (ну как не процитировать: "самое полное и свободное содействие со стороны других наций в деле получения полной и беспрепятственной возможности принять независимое решение относительно ее собственного политического развития и ее национальной политики и обеспечение ей радушного приема в сообществе свободных наций при том образе правления, который она сама для себя изберет"), справедливые гарантии того, что национальные вооружения будут сокращены до предельного минимума, совместимого с государственной безопасностью и т.д. Правда, очень скоро США вместе с другими странами Антанты, тогдашнего crеme de la crеme международного сообщества, приняли участие в вооруженной интервенции в России...

В январе следующего года будет отмечаться 90-летие внешнеполитической инициативы В.Вильсона, но с каким концептуальным багажом и какими практическими результатами придут на этот юбилей сами американцы? Какую роль в мировой политике они для себя изберут, пока еще менее других членов международного сообщества стеснены в выборе?

Пока же приходится с прискорбием констатировать, что за время квазиоднополярного мира, в котором реально доминировали США, международное положение ухудшилось по многим векторам, новый мировой порядок оказался отнюдь не мирным, далеко не порядочным и совсем не прочным. Не может не вызывать озабоченности и такая характерная для американского политического мышления черта, как "островной" менталитет, уверенность, что при любых пертурбациях сами США "отсидятся" за океаном. Это просто надо признать как факт, что США со второй половины ХХ века в большей степени, чем любая из значимых политических культур Евразии, склонны к авантюрным и силовым действиям на международной арене. Тем самым нельзя исключить "снежного кома" усугубляющих друг друга ошибочных реакций в том вероятном случае, если ситуация в невралгических регионах продолжит развиваться не по американским сценариям.

Итак, за последние 25 лет международные отношения не стали ни рациональнее, ни стабильнее, ни безопаснее - и в них не произошло ни одного исторического события, участием в котором можно было бы безоговорочно гордиться. Скорее наоборот: при рассмотрении мирового развития даже в масштабе последних нескольких десятилетий отчетливо видны длинные вереницы неспроста упущенных возможностей и тенденции сползания человеческой цивилизации в хаос.

ВПОЛНЕ ОЧЕВИДНО ТО, что программы помощи в развитии не должны вести к образованию своего рода паразитов и специфической эксплуатации отсталыми странами международного сообщества.

Преференцирование неконкурентоспособных по соотношению цены и качества товаров из слаборазвитых стран ставит в неравное положение производителей из развитых стран и невыгодно потребителям, но повышение конкурентоспособности производителей из развивающихся стран также не отвечает интересам производителей из развитых стран, которые не заинтересованы в осложнении для себя конкурентной среды, что, однако, небесполезно для потребителей, могущих в этом случае рассчитывать на улучшение предложения.

Таким образом, в стратегическом отношении гармонизация уровней развития отвечает интересам всего мирового сообщества, однако на первом этапе предполагает добровольный отказ экономических субъектов развитых стран от закрепления своего монопольного положения и извлечения максимальной прибыли.

Поскольку бизнес по своей природе малоспособен к социальной ответственности и солидарности по отношению к конкурентам, эту задачу содействия выравниванию уровней развития могут выполнить только государства и международные организации.

Ясно, например, что одним образованием Палестинского государства мира на Ближнем Востоке не достичь, более того, оно только обострит палестино-израильский конфликт. Основой ближневосточного урегулирования может быть только второе издание плана Маршалла - на этот раз для Палестины, причем с координирующими функциями Израиля в соответствующих механизмах его реализации, по аналогии с тем, как американцы в свое время восстанавливали экономику Западной Германии.
И далее, по опыту сближения между вековыми заклятыми врагами - Францией и Германией, тандем которых стал локомотивом западноевропейской интеграции на основе ЕС, следовало бы по опыту Европейского союза создать ближневосточное экономическое сообщество.

Опыт показывает, что, как нельзя быть наполовину беременным, так же невозможно частично погасить очаг конфликта, развязать узлы антагонистических противоречий половинчатыми методами. Как базовый алгоритм решений сложных проблем следует постулировать фазированный процесс, в начале которого чаще всего будет находиться охлаждение страстей и амбиций сторон, формирование у них готовности к отказу от максималистских односторонних подходов и гармонизации взаимных интересов.

Именно гармонизация международных отношений является сутью современного этапа развития человечества. Эпоха самодостаточных национальных государств завершилась, началась эра глобализации, квинтэссенцию которой составляет интерференция государств и экономических процессов. Усиление взаимозависимости, однако, само по себе не означает стабилизации международного сообщества - оно точно так же может вести и к масштабной дестабилизации всей человеческой цивилизации по модели "эффекта домино" или лавинообразных обвалов.

То же относится и к многополярному миру. Не следует забывать, что многополярный мир - это истоковая модель человеческой цивилизации, начиная с древнейших культур, зародившихся в долинах рек: Тигра и Евфрата, Нила, Инда и Ганга, Хуанхэ. Обе мировые войны тоже были генерированы многополярным миропорядком, его антагонистическими противоречиями. Далее наступил период биполярного миропорядка, который обеспечил стабильность, однако ценой исключительных затрат. Сменивший его квазиоднополярный мир характеризовался масштабной потерей управляемости в развитии международных отношений. Возникающий новый многополярный мир будет еще менее управляемым, если развитие международных отношений продолжится по старой модели.

США не в состоянии обеспечить себе в одиночку мировую гегемонию. Трансатлантическое сообщество - тоже нет. Как указано в мюнхенской речи, суммарный ВВП Индии и Китая по паритетной покупательной способности уже больше, чем у США, а рассчитанный по тому же принципу ВВП государств группы БРИК - Бразилия, Россия, Индия и Китай - превосходит суммарный ВВП Евросоюза, причем в обозримой исторической перспективе этот разрыв будет только возрастать с его неизбежной конвертацией в политическое влияние.

Треугольник Россия - Индия - Китай все более явственно вырисовывается в формате ШОС. Тем не менее заря евразийского культурного сообщества совсем не обязательно погружает в тень и Старый, и Новый Свет. Нет фатальной неизбежности в противостоянии центров силы в виде трансатлантического и евразийского сообществ, дополненных мусульманским миром, опирающимся на исторический фундамент древнейших великих цивилизаций Египта, Вавилона, Персии.

Пожалуй, коренное отличие международных отношений в эру глобализации от предыдущих эпох заключается в том, что в условиях интерференции политических, экономических и культурных процессов влияние в мире уже необязательно распределяется по модели песочных часов, когда рост одного из элементов системы неизбежно сопровождается уменьшением другого. Из-за непонимания нового качественного состояния международных отношений трансатлантическое сообщество совершает одну за другой фундаментальные ошибки, как, например, контрпродуктивное "взрывное" расширение ЕС вместо стимулирования процессов региональной интеграции в Восточной Европе и на Балканах.

Конечно, мы еще очень далеко отстоим от неантагонистической модели международных отношений, функционирующей по закону сообщающихся сосудов, когда усиление одного из элементов системы неизбежно ведет к усилению и всех других. Особенно "вестлерам" еще только предстоит мучительная операция по удалению из своего политического мышления "зуба мудрости" аристотелевской логики, основанной на антагонистическом противопоставлении "да - нет". В классической же индийской, в отличие от двумерной - и очень плоской - греческой логики, выделяется четыре варианта: "да", "нет", "и да, и нет", "ни да, ни нет". Нетрудно заметить, что по сравнению с ментальностью западников, воспринимающих мир только по линии "победа - поражение", то есть "своя победа - чужое поражение" и "чужая победа - свое поражение", основанная на азиатской логике культура мышления охватывает и очень часто встречающиеся на практике ситуации "свое поражение - чужое поражение" и "чужая победа - своя победа".

Разумеется, было бы неверно впадать в "азиатоцентристскую" крайность и толковать о некоем имманентно присущем азиатским культурам системном превосходстве в технике мышления, которое после усвоения ими экономических, включая военно-технические, достижений западных цивилизаций (фактически уже осуществленном) приведет к новой, "цветной" колониальной эпохе, когда древние цивилизации Индии и Китая колонизируют населенные белыми варварами территории Европы и Северной Америки. Правда, механизмы такой неоколонизации уже действуют. Например, старение западных обществ в сочетании с демографической экспансией и вытесняющей миграцией из развивающихся стран.

Тем не менее позитивный ресурс трансатлантического сообщества далеко не исчерпан. Более того, преждевременно говорить о том, что трансатлантическое сообщество прошло апогей своей цивилизационной траектории и вступило в полосу упадка. Злорадствовать же по поводу испытываемых этим колоссом трудностей аморально, весь дух новой философии международных отношений состоит в концепции коллективного лидерства, согласно которой страны, способные и готовые взять на себя лидерские функции при решении их или иных структурных, региональных или международных проблем, образуют гибкие коалиции, взаимодействуя в них со своими партнерами с синергическим эффектом.

В этом смысле современные международные отношения поучительно сравнить с оркестром, а международное сообщество с филармонией, что, как известно, переводится с греческого как "друзья гармонии".

Пока, увы, в этом оркестре слишком много фальши и диссонансов, а совокупность издаваемых им звуков трудно назвать иначе, чем какофонией.

Особенно досадно, что дисгармонию мирового сообщества усиливают именно те международные организации, которые призваны способствовать развитию сотрудничества различных государств. Среди них действительно выделяется ОБСЕ, которая превратила хельсинкский процесс из общеевропейского в улицу с односторонним движением в духе известного лозунга "Дранг нах остен", став для трансатлантического сообщества главным инструментом многосторонней дипломатии при давлении на страны Балкан и постсоветского пространства.

Поистине если бы новый великий сатирик надумал писать продолжение "Истории города Глупово" применительно к международной организации, то ОБСЕ была бы неплохим прототипом.

Чего стоит один только электоральный мониторинг! Например, разработанная при содействии ОБСЕ курьезная программа регистрации избирателей на Украине, в рамках которой русские фамилии были переделаны на украинский лад, в результате чего многие избиратели просто не нашли себя в списках. Что бы сказали в Австрии, если бы вместо Кузнецова появился избиратель по фамилии Шмид?

Но, что особенно поразительно - целый ряд стран ОБСЕ, например Польша, где и расположено Бюро по демократическим институтам и правам человека, по определению закрыты для выборного наблюдения ОБСЕ, поскольку таковое не допускается их национальным законодательством.

Это грубейшее нарушение принципа суверенного равенства государств - участников ОБСЕ, конечно же, в организации выправлять не собираются, по своему усмотрению определяют, куда и в каком формате направлять свои наблюдательные миссии, вердикты которых можно предсказать заранее.

Нельзя не вспомнить и о том, что изначально "третья" корзина ОБСЕ включала в себя в качестве важнейшего элемента содействие развитию культурных связей между государствами-участниками, но впоследствии правозащитная тематика полностью обескультурила "человеческое измерение" Организации. Вполне символично, как и то, что корректировка тематических дисбалансов - даже в рамках гуманитарного измерения - заблокирована "намертво".

При всем том Россия остается одним из главных плательщиков в бюджет ОБСЕ, то есть деньги российских налогоплательщиков щедро тратятся на цели, не отвечающие национальным интересам нашей страны.

Сама организация себя, естественно, славословит, равно как и бенефициарии ее многочисленных дисбалансов поют ОБСЕ дифирамбы. В их устах ООН - так себе, "черная косточка", а представители ОБСЕ - ну прямо высшее сословие многосторонней дипломатии, ни дать ни взять, этакие герцоги мира. Dukes of peace - или как там иначе, на динамичный американский лад…

Чем-то трагическое перерождение ОБСЕ напоминает сюжет шекспировского "Кориолана". Пусть ее и перекосило, но вряд ли стоит ставить на ней крест в соответствии с пословицей "горбатого могила исправит". Хотя, с другой стороны, сама организация фактически стала могильщиком общеевропейского процесса, почти все значимые достижения которого приходятся на период СБСЕ - Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе.

Деградация ОБСЕ не представляется необратимой. Даже в сфере управления, причем российско-американским тандемом при активнейшем участии Секретариата была разработана превосходящая ооновские аналоги интегрированная система управления людскими, финансовыми и материальными ресурсами Организации "ИРМА". Во влачащем Золушкино бытие экономическом измерении во взаимодействии с Евросоюзом был разработан новый базовый документ "Бонн-2", в концептуальном отношении на порядок превосходящий документ Боннской конференции 1990 года и не уступающий ооновским разработкам. Есть полезные заделы на антитеррористическом треке. Этот перечень можно и продолжить, хотя в целом плевел в деятельности ОБСЕ намного больше, чем зерен, а из позитива, выработанного ОБСЕ, нет ничего, что другие международные организации не смогли бы сделать лучше или дешевле для России.

Конечно, все познается в сравнении. Недостатки, свойственные ОБСЕ и собранные в ней в столь концентрированном виде, характерны и для многих других международных организаций. Есть проблемы и в ООН. Возможно, что болезненный и даже негативный опыт реформирования ОБСЕ будет полезен и для совершенствования деятельности многих других международных организаций, а их рецепты, в свою очередь, помогут оздоровлению ОБСЕ.

Как справедливо говорят в Японии, не годится старый календарь в новом году. По сути, весь арсенал многосторонней дипломатии, в значительной степени сформировавшийся в годы холодной войны и под ее воздействием, следует модернизировать и усилить сообразно качественно выросшему объему ее задач в эпоху глобализации.

В современной России - пока во всяком случае - отсутствуют политические и экономические условия для исторических свершений мирового масштаба. Такой практический ресурс для односторонних действий есть на сегодняшний день только у США и Европейского союза, однако они по причине концептуальной отсталости не в состоянии эффективно мобилизовывать и применять его, более того, во многих случаях действуют контрпродуктивно. Объем федерального бюджета, весьма скромный в сопоставлении с массивом задач, которые надлежит решать внутри страны, не позволяет России эффективно выступать в качестве самостоятельно и глобально оперирующей державы.

Это не означает, однако, что Россия не в состоянии вносить весомый конструктивный вклад в коллективные усилия международного сообщества. Напротив, в силу укоренившейся политической ментальности и объективных географических факторов, необходимо диктующих России добрососедские отношения со странами Европы, Азии и Северной Америки, роль катализатора синтеза достижений великих культур Востока и Запада, вектор российской внешней политики естественно нацелен на сбалансированное партнерское сотрудничество с лидерами и активными игроками международного сообщества.

Следует отметить и то, что Россия вполне закономерно и без претензий на роль мирового арбитра способна внести субстанциальный вклад в формирование новой морально-нравственной базы современной цивилизации, адекватной реалиям XXI века. Никакая другая крупная страна в мире не претерпела на рубеже веков таких потрясений и лишений, как Россия, не разваливалась, подобно карточному домику, и не вернулась вновь на верхние места в рейтинге тяжеловесов мировой политики и экономики.

Как сказано в Библии, познания умножают скорбь. Опыт малоприятный, но большой - эту оценку уроков операции в Чечне можно, думается, экстраполировать на все смутное время 1990-х годов в России. Осмысление этого опыта действительно выводит Россию в группу концептуальных лидеров мирового сообщества.

В ТЕЧЕНИЕ 25 ЛЕТ ДИПЛОМАТИЧЕСКОЙ РАБОТЫ я прослушал бессчетное количество разных программных речей и выступлений, более того, многие из них пропустил через себя во всех нюансах при письменном и устном переводе. Данное обстоятельство и позволяет закончить комментарии к мюнхенской речи, которую мне посчастливилось услышать "вживую", словами великого французского поэта Поля Верлена: "Когда сравниваешь, начинаешь гордиться".