ENGLISHОкончанием десятилетней смуты «культурной революции» в Китае принят 1976 год. В начале сентября умер Мао Цзэдун, инспиратор и главный режиссер этого массового действа, глубоко травмировавшего все китайское общество. Через месяц была арестована «банда четырех» наиболее рьяных проводников ультралевацкой идеологии практики. Страна начала успокаиваться и задумываться, каким путем идти дальше, как с выгодой позиционировать себя на международной арене.
Советско-китайские отношения тогда выглядели настолько промерзшими, что их простая разморозка казалась очень многим скорее умозрительной если не иллюзорной вещью. Но, как мудро подсказывает китайская пословица, «двое дерутся, оба остаются в накладе; двое сотрудничают, оба оказываются в выигрыше». Действительные жизненные потребности обеих стран, подпитываемые фактором их смежества, направили ход событий в оптимистическом направлении. Прошедшая в мае 1989 года в Пекине встреча М.С.Горбачева и Дэн Сяопина рельефно обозначила завершение периода нормализации отношений и перевод их на траекторию уверенно-поступательного движения вперед, из прошлого в будущее. Причем столь прочно, что непредвиденный уход Советского Союза с исторической сцены в декабре 1991 года не затормозил динамику этого процесса. Можно сказать, что образование нового самостоятельного Российского государства прибавило ему новых красок и звучания.
В апреле 1996 года Б.Н.Ельцин, летевший в КНР с визитом, посчитал своевременным по-особенному оттенить характеристику достигнутого уровня и качества российско-китайских отношений. Так родилась формула - доверительное стратегическое партнерство, обращенное в XXI век. Спешно переданная с борта президентского самолета через Москву в Пекин, она сразу нашла поддержку у китайского руководства. Впервые введенная в политический лексикон обеих стран, эта формула вот уже в течение 20 лет точно и взвешенно определяет не союзнический, но диалектически подвижный формат двусторонних отношений. Договор о дружбе, сотрудничестве и добрососедстве, подписанный в 2001 году при Президенте В.В.Путине, закрепил логику взаимодействия и раздвинул горизонты сотрудничества, сделав его всеобъемлющим и заложив ориентиры его конструктивного развития на самую длительную перспективу. «Всегда друзья, никогда враги» - афористично и весомо определяют свою позицию пекинские лидеры.
Поистине симфонический размах и богатое инструментальное многообразие современных российско-китайских отношений - это впечатляющее воплощение цепи встречных целенаправленных усилий. Осторожное прощупывание намерений и зондаж возможностей хотя бы небольших подвижек, присущие началу 1980-х годов, постепенно получали резонансный характер отклика. Взаимные ответные реакции сперва сковывались токсичностью идеологоподобных примесей, сказывалась зашоренность засевшими в умах во многом надуманными стереотипами и опасениями, давал о себе знать груз навешанных друг на друга ярлыков и персональных кличек, в чем обе стороны соревновательно преуспели в предшествовавшие годы. По мере количественного накопления «малых шагов», стимулировавших ростки взаимного доверия, они качественно перерастали в созидательные альтернативы, обретали черты очагов налаживания взаимополезного сотрудничества и коридоров наращивания связей в различных сферах. В том числе и внешнеполитической, где уже с 1984 года стали практиковаться регулярные продуктивные встречи министров иностранных дел «на полях» заседаний Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке.
Углубленное понимание того, как шло преодоление отчуждения, предвзятости и скепсиса, каким образом создавался каркас российско-китайских отношений нового типа, как конструировались и упрочивались его реперные точки, можно почерпнуть из книги дипломата-китаиста Г.В.Киреева «Россия - Китай. Неизвестные страницы пограничных переговоров»* (*Киреев Г.В. Россия - Китай. Неизвестные страницы пограничных переговоров. М.: Российская политическая энциклопедия, 2006. 416 с.). Небольшая по объему и тиражу (700 экз.), она появилась десять лет назад, летом 2006 года, и быстро стала предметом исследовательского интереса, которым по праву остается и по сей день, что неудивительно. Ее автор, придя в практическое китаеведение еще в 1950-х годах, оставался верен своей стезе до конца жизни, оказавшись не просто свидетелем, а буквально пропустив через себя все «приливы» и «отливы» двусторонних отношений. Активную и заметную роль он сыграл в период их нормализации, в деле закладки краеугольных камней стратегического партнерства, выполняя возлагавшиеся на него правительственные поручения по решению с КНР целого ряда щепетильных вопросов, как доставшихся в наследство от прошлого, так и обращенных в будущее.
Обзор фактологической канвы событий подается автором под углом аналитического разбора «внутренней кухни» происходивших событий, что особенно ценно и привлекательно. Высвечиваются узловые моменты формирования и оформления переговорных позиций, а это подчас не проще, чем ведение комбинационных диалогов за столом переговоров. Обозначаются тонкости поисков стилистики их убедительного донесения до партнера с терпеливым прицелом на достижение приемлемых для всех итогов, сколько бы напряжения сил и времени для этого ни потребовалось. Отдельные суждения автора, в том числе касающиеся пограничной тематики, интригующе близко подходят к серьезному переосмыслению некоторых привязчивых клишированных взглядов.
Год 20-летия стратегического партнерства России и КНР - это дата, которая не только помогает лучше увидеть значимость того, что было сделано, но и создает повод протянуть связующие нити к нынешнему дню российско-китайских отношений.
Неизменность геометрии границы
На решение вопросов границы в ее российской части, остро вставших в повестку дня двусторонних отношений еще в начале 1960-х годов, ушло 40 лет (1964-2004 гг.). По историческим меркам - не столь уж долго, учитывая ее протяженность в 4300 км, сложность рельефа, по которым она проходит, и особенно амплитуду колебаний в атмосфере и характере межгосударственных отношений в тот период, а граница - всегда их чуткий барометр.
Заключенные в 1991, 1994 и 2004 годах три ратификационных соглашения, то есть имеющие высшую юридическую силу для договорных документов, полностью закрывают все вопросы, вызывавшие взаимные распри, упреки и столкновения и служившие сюжетом кропотливых долголетних переговоров, подчас тяжелых и тягучих.
Российско-китайская граница, юридически-формально предназначенная для того, чтобы четко отделять территории двух государств, теперь служит символом добрососедства, все явственнее преображается в полосу, связывающую две крупнейшие мировые державы и их народы. Сегодня можно уверенно констатировать, что отношения стратегического партнерства в качестве одной из главных опор имеют урегулированные пограничные вопросы и совместно демаркированную (обозначенную на местности) границу по всей ее длине.
Иногда из поля зрения ускользает принципиальной важности факт - геометрия нынешней российско-китайской границы сохраняет неизменными те очертания, которые она получила 150 лет назад, а именно по Пекинскому договору 1860 года.
В новых соглашениях для граничной линии на судоходных реках согласована еще в 1964 году середина главного фарватера взамен неудобного принципа отсчета территории от коренных берегов, содержавшегося в Пекинском договоре, следуя которому принадлежность островов на таких реках, включая расположенные у Хабаровска, оставалась неопределенной в двустороннем порядке. Но все главные ориентиры и топографические привязки, обозначенные в 1860 году, остаются абсолютно теми же самыми. Это означает, что ни о каких территориальных спорах и уступках в ходе последних переговоров речи не шло. Договаривались по вопросам, которые выявились на уже существовавшей и никем не оспариваемой линии границы.
Подобно Нерчинскому договору 1689 года, первому правовому акту в истории двусторонних отношений, посвященному в том числе территориальному размежеванию, Пекинский договор исходил из приоритетности разделения и распределения подвластных земель, а уже исходя из этого - установления границы. В этом смысле он в значительной части упразднял соответствующие положения Нерчинского договора, хотя об этом прямо не говорится.
Действительно, к Российской империи в 1860 году отошло свыше 1 млн. кв. км земель, включая всю северную часть бассейна реки Амур и Приморский край, принадлежавших, согласно нерчинским предписаниям, Китайской империи. Пекинский договор был в полном объеме санкционирован китайским императором. Юридическая непреложность данного документа всегда официально признавалась правительством КНР независимо от того, какие морально-политические эпитеты ему адресуют в Китае.
Другое дело, что в Китае принято вспоминать и напоминать о многочисленных «утерянных территориях» в XIX веке. В том числе под внешнеполитическим давлением царской России, ведшей среди прочих западных стран свою игру на Дальнем Востоке с использованием «слабостей» тогдашнего Китая и поведения императорского двора. Издаются и выставляются нередко носящие предположительный характер карты имперских владений и их пределов при различных династиях. Есть карты-схемы, отображающие «утраченные» Китаем территории в пользу России. Эти материалы призваны отражать и наглядно иллюстрировать очень давно сложившиеся и укорененные в Китае представления об особенностях его территориального формирования и интегрирования различных национальностей в его государственный массив с древнейших времен. Игнорировать или отбрасывать такие взгляды было бы неразумно и бесполезно, иначе оказывается затуманенным уяснение логики китайских ментальных построений, будь то в научно-академическом или в практическо-деловом ключе. Это вовсе не исключает сторонних критических подходов к их отдельным аспектам.
Коль скоро после образования КНР для официальных властей подобные карты не служили доводом для оглашения требования возвратить такие земли, то отождествлять их существование с реальным предъявлением территориальных претензий, называть «картографической агрессией» было бы по меньшей мере некорректным. Тем более после того, как в договоре 2001 года в форме взаимных обязательств стороны зафиксировали отсутствие территориальных претензий друг к другу.
Никуда не уйти от того, что каждая страна слагает и трактует национальную историю по-своему, выпускает соответственно составленные исторические карты (достаточно посмотреть на большинство государств постсоветского пространства). Подчас это выглядит конъюнктурно-эпатирующе, но главная забота видится в том, чтобы не допускать втягивания подобных вещей в политический дискурс отношений с другими странами, соскальзывания в броские, но тупиковые пропагандистские выверты в угоду сиюминутным интересам.
Уместно заметить, что в советский период предметом скрупулезного рассмотрения на переговорах с КНР был и среднеазиатский отрезок границы от Монголии до Афганистана. В годы ее становления во второй половине XIX века имели место случаи категорического неприятия китайским императорским двором уже подписанных чиновниками договорных текстов. Царское правительство шло на их серьезный пересмотр компромиссного характера (это к тому, что тогдашний Пекин не был таким уж безвольным и безропотно подчинявшимся чужому давлению в том, что касается прокладки границы).
Из-за преобладания высокогорного труднодоступного рельефа в ряде мест граница оказалась делимитированной «на глазок», посредством «догадочной географии». Получились замысловатые несообразности, как, например, «два» пика Хан-Тенгри. Памирский участок вообще «завис» недооформленным в международно-правовом отношении. Значительную группу вопросов на тогдашних переговорах удалось урегулировать, но все же оставалось немало так называемых «окошек», или «дырок».
Надо сказать, что действовавшие в советский период порядки не предусматривали участия местных, даже республиканских властей в решении пограничных дел. Все и на всех этапах определялось сугубо централизованно в Москве. Последнее слово, как было принято, принадлежало высшей партийной инстанции. В этом контексте сегодня буквально провидческими смотрятся, во-первых, признание тогда неподходящими некоторых предложений пытаться договариваться по отдельным сложным участкам границы, расположенным в разных союзных республиках, «в одном пакете» и, во-вторых, инициатива советской делегации на рубеже 1990-х годов знакомить партийно-государственное руководство среднеазиатских республик с полученными результатами и загвоздками, в том числе с целью возможного пополнения багажа делегации вариантами поисков компромиссов.
Как представляется, эти шаги сыграли свою роль в том, что после распада СССР новообразовавшиеся государства - Казахстан, Киргизия и Таджикистан положительно восприняли идею объединиться с Российской Федерацией в одну совместную делегацию по пограничным делам и согласились с предварительными договоренностями, достигнутыми на советско-китайских переговорах, касательно среднеазиатского отрезка границы. Последний момент продержал в некотором напряжении Москву и Пекин, поскольку в каждом из среднеазиатских государств тогда были влиятельны крикливые силы, толковавшие неожиданно свалившуюся независимость как повод демонстративно отмежеваться от любого советского наследия. Эти дальновидные решения, безусловно, помогли среднеазиатским соседям Китая, исходя из их потребностей и задач развития, в течение 1990-х годов, выйти на оптимальные, подчас весьма оригинальные развязки, включая памирский узел.
Такой новаторский межгосударственный механизм, как совместная делегация, в рамках которой никто ни на кого не наседал, никто не разбрасывался упреками, а, наоборот, культивировалась концептуальная общность при уважительном отношении к индивидуальности в конкретных подходах, показал себя эффективным инструментом не только в решении пограничных дел. Он поощрял дух и атмосферу сотворчества, заточенность обсуждений на достижение ощутимого результата, способствовал развитию культуры консенсуса, что имело высокую объединительную ценность в те годы и впоследствии положительно сказалось в широком политическом измерении, в том числе стимулировало появление Шанхайской организации сотрудничества, которой в июне текущего года исполняется 15 лет.
Наполнение резервуара доверия
Столь быстрого продвижения двусторонних отношений по траектории из прошлого в будущее, обретения ими черт и характеристик стратегического всеобъемлющего партнерства не могло состояться без непрерывного расширения пространства взаимопонимания, создания атмосферы дружественного взаиморасположения в формальных контактах на всех уровнях и в общественных связях.
Сегодня не вызывает сомнения, что прогресс в урегулировании пограничных проблем был не только знаком растущего доверия сам по себе. Он являлся мощным катализатором его усиления и укрепления применительно ко всем сферам российско-китайского сотрудничества.
Чтобы энергетическое поле доверия могло стать целостным и устойчивым, по всей логике вещей необходимо было включение военной сферы в общий поток. И там в первопроходческой роли выступили пограничные переговоры. Под их эгидой с китайской подачи в конце 1980-х годов была организована совместная аэрофотосъемка значительных по протяженности отрезков границы специально оборудованными военными самолетами двух стран с залетами на определенную дистанцию в глубь территории сопредельного государства. Казалось бы, не столь выдающееся, чисто рабочее событие, но в той обстановке это была беспрецедентная акция. Во-первых, потому что на нее стороны смело пошли, еще не имея четкой перспективы конечных результатов переговоров. Во-вторых, впервые за десятилетия взаимодействовали подразделения вооруженных сил, доселе приученных «смотреть» друг на друга только через ружейные и артиллерийские прицелы. Эксперимент прошел без каких-либо запинок. Политически стало понятно, что распространение доверия и на оборонную сферу вполне возможно и осуществимо.
Вскоре из переговоров по урегулированию пограничных вопросов «вышли» и на рубеже 1990-х годов отпочковались в самостоятельное направление переговоры о военной разрядке вдоль границы, тогда советско-китайской. Они привели к широко известным двум соглашениям - о мерах укрепления доверия в военной области 1996 года и о сокращении вооруженных сил и вооружений в районах, прилегающих к границе с Китаем 1997 года, которые были подписаны уже пятью государствами - Россией, Казахстаном, Кыргызстаном, Таджикистаном и Китаем (над проектами в постсоветский период работала отдельная совместная делегация).
Поначалу нахождение понимания между военными экспертами с непривычки шло туго, особенно в части, касающейся сопоставления конкретных сведений и цифр по наличию тех или иных типов боевой техники и оснащения армейских частей. Однако общая политическая обстановка, в том числе успешное и быстрое налаживание военно-технического сотрудничества с Китаем, поездки высокопоставленных лиц и первые закупки Китаем военной техники самых современных образцов, естественным образом рассеивали тень подозрительности и настраивали ход переговоров на сугубо рациональный лад. Все это теперь уже с военного угла добавляло новые крепкие кирпичи в фундамент доверия.
Насколько трудно изживаемыми оказались реликты подозрительности и как долго их пытались делать спекулятивными темами, показал процесс ратификации в российском парламенте многостороннего соглашения 1997 года. Так, известный в те времена своими неординарными громогласными заявлениями депутат, генерал-полковник А.Макашов, мнивший себя знатоком китайского военного потенциала, запутывая других своих коллег, много рассуждал о серьезных скоплениях китайских войск вблизи границы, чего в действительности никогда не было и нет. Как раз именно со стороны России основной массив воинского контингента на Дальнем Востоке вынужден прижиматься к границе в силу естественных физико-природных обстоятельств.
Хотя в названии соглашения 1997 года использован термин «сокращение», зафиксированные в нем пределы и лимиты были таковы, что в реальности ничего подобного не требовалось в 100-километровых зонах его действия, протянувшихся по обе стороны от границы. Равным образом не содержалось в нем требований отвода войск от нее, так сказать ее «оголения» в оборонном отношении.
Договоренности, зафиксированные в 1997 году, скорее, продолжают линию соглашения 1996 года о мерах доверия. Их новаторство в том, что они предусматривают ежегодный обмен сводной информацией о текущем наличии вооружений и численности вооруженных сил, а также создание механизма регулярных взаимных инспекций на паритетной основе, формирование в этих целях надзорного органа - совместной контрольной группы дипломатических и военных экспертов. За прошедшие годы все пункты обоих соглашений выполнялись неукоснительно и без сбоев. Впервые примененная в Азии на границе Китая с Россией и среднеазиатскими государствами практика мер доверия в военной области стала своего рода образцом и примером для подражания, в частности, на ее основе заработали меры доверия между Китаем и Индией, хотя вопрос о границе между ними еще далек от урегулирования.
Резервуар взаимопонимания и доверия между Россией и Китаем пополнялся, разумеется, и за счет других крупных и не очень мер и договоренностей, в том числе в военном сотрудничестве, которое продвинулось до отработки оперативного взаимодействия. Тем не менее краеугольными первоначальными элементами были и остаются решения, достигнутые в крайне чувствительных и эмоционально инерционных сферах, - снятие пограничных вопросов и военная разрядка вдоль границы. Именно отсюда пошли главные побеги установления стратегического партнерства, ставшего со временем как в России, так и Китае одной из базовых составляющих их внешней политики, эталоном качества двусторонних отношений с другими странами.
Добрые отношения между государствами, а по складу они, согласно Ф.Энгельсу, должны напоминать в идеале семейные, конечно, не следует приравнивать к идиллии, заталкивать их в такое прокрустово ложе, что было бы опрометчиво и безрезультатно. В жизни всякое случается, тем более когда российско-китайское сотрудничество набрало широчайший размах и взаимодействие осуществляется буквально в каждодневном режиме, подчас попадая в тенета рутины и обыденности.
Даже самые близкие и глубокие отношения отнюдь не предполагают полного единомыслия, не отменяют собственных интересов, намерений и взглядов. У крупных стран, мировых держав, коими являются Россия и Китай, по-другому просто быть не может. Постоянный поиск их гармонизации, вычисление общих знаменателей на основе равенства и уважения к иному мнению, видение рисков и нахождение шансов, поддержание ровного взаимоблагоприятного настроя в общественной среде, а главное, непрерывное движение вперед - таковой представляется матрица стратегического партнерства, которая призвана определять действия сторон в сутолоке разного рода обстоятельств и событий глобализирующегося мира, при возникновении перепадов во внешней и внутренней температуре.
