Станислав Куняев, главный редактор журнала «Наш современник»

Оганесян: Гость нашей программы - Станислав Юрьевич Куняев, известный поэт, публицист и главный редактор журнала "Наш современник".

Я сразу хочу поздравить вас с 80-летием, недавно прошел этот юбилей, я так понимаю, что и литературная Москва, и читатели, подписчики журнала "Наш современник", одного из старейших российских журналов, отметили это событие особым вниманием к вам. Как, кстати, прошел ваш юбилей, что было значимого и интересного?

Куняев: Я отметил уже много юбилеев. Отмечал и 50, и 60, и 70 лет, и как-то легко они проходили. А когда подошел к этому, стал волноваться, будто я впервые подхожу к юбилейному рубежу. Может быть, годы имеют значение, может быть, время на дворе сложное. Во всяком случае, волнений было много, даже неожиданных для меня самого. 4 декабря проходит вечер в моем любимом Доме литераторов, где в Большом зале проходили все прежние юбилеи, придут друзья. Думаю, они помогут мне продержаться два с половиной часа перед публикой, которая придет, перед нашими читателями.

Оганесян: Станислав Юрьевич, вы не выглядите так, чтобы вам было сложно продержаться это время.

Куняев: Ну, я притворяюсь, что я моложе своих лет, но на самом деле они существуют, это не выдумка. У вас был вопрос: что вы написали к юбилею, какое-нибудь стихотворение. Мне написаны многие стихи, я получил их к юбилею, но сам я ничего не написал.

Так случилось, что мое творчество разделилось на три русла. Первые мои стихи были опубликованы, наверное, в 1956 году, но с тех пор прошло 50 с лишним лет. Я-то думал, что всю жизнь буду поэтом, а не получается. Как писал Александр Сергеевич Пушкин (он писал это в 36 лет): "Лета к суровой прозе клонят, лета шалунью рифму гонят, и я со вздохом признаюсь, за ней ленивей волочусь". Если уж великий Александр Сергеевич чувствовал, что с поэзией придется рано или поздно расстаться, то нам грешным сам Бог велел.

Оганесян: Недавно в одной из программ был поэт Сорокин, вам, конечно, хорошо известный. Валентин Васильевич тоже сказал, что для поэзии нужны молодые, средние годы, а потом как-то сложнее. Вы вместе с Александром Сергеевичем это подтверждаете?

Куняев: Да. Более того, я даже объяснил себе, почему. Я вдруг почувствовал, что начинаю повторяться. Пошли какие-то клише, ремейки. Чувства, страсти, мысли те же самые, но в каком-то ослабленном варианте. А зачем плодить копии, когда у меня есть оригиналы? Заняться есть чем. Есть публицистика, история, мемуары. Второе русло спасло меня от осознания своего бесплодия. Я быстро переключился на другие жанры и тем самым спас себя как творческого человека.

Оганесян: А давайте такое попробуем: пророчество постфактум. Александр Сергеевич безвременно ушел в зрелые годы - нельзя сказать, чтобы совсем молодым. Если бы онпожил еще, как вы думаете, удельный вес в его творчестве больше бы занимала проза или, может быть, публицистика? У него же есть и публицистические вещи, хотя и немного.

Куняев: Я крайне ценю его как историка. У меня есть его десятитомное собрание сочинений, с которым я езжу всю жизнь, я его возил в Сибирь, когда работал там три года, потом вернулся с ним обратно. Это моя главная книжная полка, куда чаще всего тянется рука.

Видно, что Пушкин не кокетничал. Он почувствовал, что поэтическое вдохновение приходит к нему все реже и реже. Более того, он становился христианином. А христианское ощущение мира во многом аскетическое и во многом отодвигает соблазны молодой жизни, которыми очень увлекался Пушкин.

Масса прекрасных стихотворений была написана благодаря именно этому импульсу. Христианское чувство предполагает смирение, полное отсутствие личной гордыни. Ну а как молодые поэты могут жить без гордыни? Они самоутверждаются, и без гордыни нельзя...

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs