ГЛАВНАЯ > Из дневника редактора

Дефицит «великодержавности»

15:34 16.03.2012 • Армен Оганесян, главный редактор журнала «Международная жизнь»

"Сегодня самый верный признак могущества – не способность начинать войны, а способность предотвращать их". Это голос из века ХХ, обремененного кровавыми конфликтами и войнами. Принадлежит он американской писательнице Энн О'Хэр Маккормик, которая, пережив две мировые войны, умерла в 1954 году.

Увы, очень скоро могущество стало измеряться количеством региональных войн, которые государство было способно вести в разных частях света одновременно, помимо устрашающего потенциала гарантированного взаимного уничтожения. Подобные сентенции кочевали из одной военной доктрины в другую. Этот критерий сохранился и после завершения холодной войны, вплоть до наших дней.

Да, собственно, работал ли критерий г-жи Маккормик когда-нибудь в истории человечества, ну, скажем, на протяжении последних двух столетий? Работал. Сразу после наполеоновских войн мир воцарился в Европе, в которой Россия играла важную роль. В дипломатических кругах в ходу было высказывание, что ни одна пушка в Европе не может "заговорить" без воли Санкт-Петербурга.

Крымская война положила конец тишине и благоденствию, и истощившие себя в ней Франция и Англия проглядели усиление Пруссии. В результате те же военные вожди, которые сражались под стенами русской Трои, потерпели сокрушительное поражение от "бошей". "У Франции остались только глаза, чтобы плакать", – скажет позже о франко-прусской войне де Голль. Усиление России в царствование Александра III вернуло мир и спокойствие Европе – факт, который признавался, хоть и без энтузиазма, во всех европейских столицах.

Сегодня великие державы Запада демонстрируют гиперактивное участие в региональных конфликтах и, едва покончив с одним, развязывают другой, за которым легко прослеживается следующий…Что это – новый передел мира? В конфиденциальной беседе видный арабский нефтяной магнат недавно заметил: они хотят вернуться под видом протектората туда, где раньше были их колонии. Так просто? А может, это у нас вошло в привычку все усложнять и обманываться кружевом политических словес и благородных поз?

В памяти многих еще сохранился "социализм с человеческим лицом", теперь миру проповедуют "войну с человеческим лицом", называя ее "гуманитарной интервенцией". При этом Россия и Китай выступают в роли пожарного и умиротворителя конфликтующих сторон; страны НАТО – в роли военного и политического навигатора для одной из сторон с использованием открытой и скрытой форм поддержки. Ставка в последнем случае делается на оппозицию, оспаривающую легитимность власти способами гражданского протеста и вооруженного восстания. Для Запада вопрос вопросов сегодня: насколько будут благодарны пассионарии своим покровителям? Пока однозначного ответа на этот вопрос нет.

В обозримом будущем изменения ролевых предпочтений вряд ли возможны. Но перед Россией, как и перед Китаем, встает вопрос: что дальше? Ведь, уходя с пожарища, спонтанного или кем-то спровоцированного, не уносишь ничего, кроме ожогов и не всегда благодарных откликов местных жителей.

При несомненном приоритете миротворчества и разрешения конфликтов через диалог нельзя же исключить, что в мире могут возникнуть ситуации, когда будет необходимо применение силы. Устав ООН не исключает вовсе силовые подходы, но при этом предлагает такой высокий порог их применения, что он не отражает в полной мере накопившийся "грозовой" потенциал современной природы конфликтов. К тому же исторически непротивление злу силой никогда не было постулатом российской внешней политики. В конце концов, разве не "гуманитарной интервенцией" были, по сути, русско-турецкие войны в защиту балканских народов?

Вместе с тем для мирового сообщества неприемлемо, когда кто-то осуществляет единоличное право начать операцию против суверенного государства, провозгласив ее в одностороннем порядке "гуманитарной". Выход из этой ситуации лишь один: разработать и утвердить в качестве международной правовой нормы определение понятия "гуманитарная интервенция" (или любого другого), исключив возможность его волюнтаристкого применения и интерпретаций. Иными словами, нужно обозначить для всех очевидные границы термина "гуманитарная интервенция" (до сих пор весьма размытые), с четко прочерченными красными линиями.

И все же, даже если консенсус будет найден, он не заменит того дефицита "великодержавности", при котором пушки молчат.

 

ria.ru

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs

Версия для печати