ENGLISH
16:40 28.02.2012 • Оганесян: С удовольствием представляю гостью нашей программы - Елену Александровну Щербакову, директора и художественного руководителя Ансамбля народного танца имени Моисеева. Спасибо, что пришли. Наверное, у вас жаркая пора, много выступлений?
Щербакова: У нас только что прошел юбилей. Сейчас начинаются юбилейные гастроли. Государственному академическому ансамблю народного танца имени Игоря Моисеева - 75 лет.
Оганесян: У меня такое ощущение, что мы всегда жили с этим ансамблем. Поколения людей жили с ним до нас, это стало неотъемлемой частью культуры нашей страны самых разных периодов, и, кажется, что такой ансамбль должен был существовать всегда. Но мне немного странно. Какой юбилей Моисеева вы справляли до его кончины? 90 лет?
Щербакова: Мы справляли 90 и 95. И 85 лет творческой деятельности. У Игоря Александровича был уникальный юбилей - сто лет.
Оганесян: В России были такие традиции до Моисеева, когда существовали такие ансамбли народного танца, причем не русского народного, а, скорее, народов мира?
Щербакова: Вообще-то, Игорь Александрович был первым, кто вообще придумал модель ансамбля. Он произвел огромную реформу в мировой хореографии. Традиции народного танца в России были всегда. Но Игорь Александрович сделал его профессиональным жанром хореографического искусства. Он создал народно-сценическую хореографию, создал мобильную модель ансамбля. У нас нет декораций, в отличие от театра. Но, по сути, начав, создав ансамбль народного танца, он привел его к театру народного танца. Все, что происходит на сцене, все, что делает ансамбль Моисеева, - это настоящий театр авторского народного танца Игоря Моисеева.
Оганесян: Действительно, большинство исполнительных номеров (хотя это даже номером не назовешь) - это какая-то небольшая театральная постановка, этнографическая, традиционная, с ярким изображением народного характера.
Щербакова: На самом деле, в истории танца были те, кто танцевал и любительские, и профессиональные танцы, русский народный танец. До моисеевского ансамбля не было таких ансамблей.
Оганесян: Были. Они участвовали в постановках Мамонтова.
Щербакова: Но они не были профессиональными. Это были творческие союзы.
Оганесян: Как вы считаете, крепостной театр был профессиональным или нет?
Щербакова: Я считаю, что не совсем.
Оганесян: Ну, как же? Он был отчужден от крестьянского труда.
Щербакова: Причем тут это? Во-первых, они занимались в основном классическим балетом, и там были определенные классические постановки.
Оганесян: Были и народные постановки в крепостных театрах.
Щербакова: Да, конечно.
Оганесян: Конечно, трудно определить, какие они - любительские или профессиональные. Но они этому уделяли много времени и нанимались для них.
Щербакова: Естественно.
Оганесян: Моисеев сделал абсолютно уникальный, ни с чем не сопоставимый вклад. Тем более он собрал танцевальные культуры практически со всего мира.
Щербакова: Вообще, начинал он с русской культуры. Ансамбль был образован после того, как Моисеев проехал все 15 республик Советского Союза и привез оттуда самородков. Это были люди, которые нигде профессионально не занимались. Они просто любители, которые танцевали от души. Он выбрал лучших и привез их в Москву.
Тогда впервые в Москве проходил фестиваль народного творчества. Игорь Александрович отвечал за хореографическую секцию. Он показал блестящий концерт, очень богатый по колориту, по народным традициям, очень темпераментный. После этого он обратился с предложением к правительству создать профессиональный ансамбль народного танца. Наш ансамбль был первым в мире.
После ансамбля Моисеева такие ансамбли были созданы в каждой республике Советского Союза. После гастролей ансамбля в 1946 году, после войны ансамбль первым поехал по Восточной Европе, где не было ни сцен, ни домов. Моисеевцы выступали на сколоченных площадках, даже на грузовиках. Было очень много народу, все, кто хотели, могли увидеть это искусство.
Людям это было необходимо, потому что искусство Моисеева несет только добро и позитив. Какую бы постановку он ни ставил, все равно в результате добро побеждает зло. Это была его позиция как гражданина. После этого были созданы ансамбли с помощью Игоря Александровича Моисеева, в общем-то, лучшие ансамбли, например, польский "Мазовши", венгерский, сербский, болгарский ансамбли. Кстати, в этом году они приезжали на наше 75-летие, поздравляли нас, у нас был совместный концерт, очень интересный, как творческая перекличка. Для актеров это всегда очень любопытно и интересно. А этих коллективов, к сожалению, в нашей стране не было уже более двадцати лет.
Оганесян: Но все-таки в своих странах они сохранились?
Щербакова: Они существуют, они сохранились.
Оганесян: Даже после распада социалистической системы?
Щербакова: Да, конечно. И они все государственные, кстати.
Оганесян: А в мире загнивающего капитализма как было?
Щербакова: Там тоже были. И во Франции были созданы ансамбли. Мы являемся лабораторией мирового народного танца. Такого нигде нет. Они танцуют только свои танцы. Можно сравнить с профессиональным русским ансамблем "Березка".
Оганесян: А за рубежом есть такие коллективы, которые бы танцевали мировой фольклор?
Щербакова: Я не знаю таких ансамблей. После ухода из жизни Игоря Александровича все стали учить танцы народов мира. Это как раз его бренд, который он начал после первых гастролей в 1945 году в Финляндии. У нас есть традиция, которая передается. Если коллектив приезжает в новую для себя страну, то потом мы в конце обязательно показываем кусочек этой страны как подарок - в нашей культуре, в моисеевской пластике, в моисеевской школе танца. Она очень отличается от всего остального. Благодаря этому Игорь Александрович и создал цикл танцев - танцы народов мира. Сейчас очень многие коллективы почему-то стали тоже создавать подобные танцы.
Оганесян: Глобализация.
Щербакова: Да, но все равно он первый. Наверное, если вы сначала прочтете "Войну и мир" Толстого, то вы не будете ее читать потом в чьей-то перепечатке, обработке, редакции. Пушкин остается Пушкиным. Как поэт, как композитор, так и балетмейстер - с этим даром можно только родиться. Этому нельзя научить. Можно закончить сколько угодно академий, а толку может и не быть. Можно ничего не заканчивать, как Игорь Александрович. Он закончил только балетный техникум. Ныне это Академия хореографии при Большом театре. У него был дар, наверное, от Господа.
Оганесян: Мы гордимся тем, что Игорь Александрович бывал в нашей программе. На ваши плечи легла очень большая ответственность. Я понимаю, как это непросто, каково это - взять на себя руководство коллективом такого яркого человека. Как вы видите свою задачу? Насколько вы сохраняете традицию, насколько разрешаете себе творческий поиск?
Щербакова: Я воспитанница, ученица Игоря Александровича Моисеева. Я пришла в ансамбль, когда мне было 16 лет. После окончания хореографического училища при Большом театре я протанцевала в ансамбле без двух месяцев 23 года. Ушла на творческую пенсию. Игорь Александрович пригласил меня в нашу школу стать педагогом. Всегда, когда он выбирал себе помощников, сначала он отправлял их в школу, как у них получится работать с детьми.
Я проработала два года в школе. Я ушла на творческую пенсию в 1992 году. В 1994 году я получила от него очень странное, неожиданное предложение - стать директором ансамбля. Я являюсь директором ансамбля уже 17 лет. Я сначала не соглашалась, потому что я актриса. Для меня это совершенно другая тема. Но он сказал, что предыдущий директор (кстати, он тоже был артистом балета - Игорь Филатов, он прослужил директором 20 лет) убедил Моисеева в том, что ему нужен единомышленник, который является творческим человеком, который знает каждого артиста вдоль и поперек, а все административные вещи можно выучить.
Собственно, так и получилось. Я начала с нуля как администратор, как директор. Но я была уже зрелой актрисой и педагогом. Игорь Александрович разрешил мне быть педагогом-репетитором, потому что я ему объяснила, что для меня самое главное призвание - творчество, результат. Педагогические навыки у меня были. Ему нравилось, как я преподаю в нашей школе. Я стала репетировать те номера в ансамбле, которые я танцевала. Те номера, которые он у меня возобновил, а раньше долго не шли - не было исполнительницы.
Это не так просто. Весь репертуар не может идти сразу, потому что он огромный. Моисеев поставил около трехсот произведений. Они разные по масштабу. Есть маленькие миниатюры, есть танцы, есть хореографические картины и одноактные балеты. Когда Игорь Александрович болел, последние три года он практически постоянно находился в больнице. На мои плечи легла задача…
Оганесян: Вы все время ссылаетесь на Игоря Александровича. Ясно, что вы очень преданная ученица, которая впитывала его стиль годами. Как вам сейчас?
Щербакова: Во-первых, у ансамбля огромный репертуар. Каждые пять лет мы принимаем молодых выпускников нашей школы в ансамбль. Школа была создана в 1943 году во время войны, и это единственная первая профессиональная школа народного танца при ансамбле.
Оганесян: А Локтев не тем же занимался?
Щербакова: Нет, вы путаете. "Школьные годы" - это Константиновский. А локтевский ансамбль песни и пляски - во Дворце пионеров. Это самодеятельный коллектив. Я сама там занималась, до того как поступила в училище Большого театра. Там детей готовят не профессионально, а любительски. Оттуда детишки приходят в нашу школу, лучших мы принимаем. Это как подготовительные этапы. Это совсем другое. У Моисеева своя система.
Оганесян: Там профессиональная, здесь любительская?
Щербакова: Конечно. Ансамбль Локтева был прекрасным. Владимир Викторович Васильев с Катей Максимовой занимались там. Практически все прошли через локтевский ансамбль. Там была чудесный педагог Елена Романовна Россе, которая нас воспитывала. Потом мы поступали в училище Большого театра или в моисеевскую школу. У нас профессиональная школа, которая учит детей именно для ансамбля. Но мы берем не всех, а только лучших. Остальных с большим удовольствием приглашают в различные коллективы, причем даже за рубеж.
Что касается меня, я не балетмейстер и никогда на себя эту роль не возьму. Я педагог-репетитор, я творческий человек. Художественный руководитель не обязательно балетмейстер. Он может приглашать балетмейстеров. Но самая сложная задача сегодня у ансамбля - это найти балетмейстера, который приблизительно на одном уровне с Моисеевым мог бы что-либо поставить. Я скажу честно, что в русском танце я такого балетмейстера не вижу, к сожалению, потому что у нас определенный стиль. Это не удивительно. Это очень редкая профессия.
Оганесян: Россия такая большая, и нет балетмейстера русского танца?
Щербакова: Мы не танцуем топотушки, мы танцуем народно-сценическую хореографию.
Оганесян: Вы думаете, в России - только для топотушек?
Щербакова: Я не думаю, я знаю. Мне очень много приходится ездить по России и с гастролями, и в жюри в конкурсах. То, что я говорю, я вам рассказываю как профессиональный человек.
Оганесян: Вас не удивляет то, что балетмейстера русского танца трудно найти?
Щербакова: Например, в классическом балете - Юрий Николаевич Григорович. Это тот уровень, что Игорь Александрович Моисеев - в народном танце. Это великий пласт российской культуры.
Оганесян: Вам не кажется, что к русской народной культуре снижается интерес, особенно сильно он снизился в 1990-е годы?
Щербакова: То, что у нас есть, русский репертуар, например, русский танец "Лето", лучше никто пока что ничего не поставил. Есть Сюита из старинных русских танцев. Это первый номер, который поставил Игорь Александрович Моисеев. Все вроде бы просто. Но по технике ансамбль сейчас недосягаем. У нас век техники. Но помимо этого у Моисеева очень важны актерские данные. У него каждый танец что-то выражает. Очень часто я сейчас вижу, что люди просто выходят на сцену, делают набор движений, потом на бис повторяют эти движения по несколько раз.
Народ танцует и что-то выражает в своем танце. Я вам задам встречный вопрос. Как вы думаете, если сейчас молодого человека, которому 16-17 лет, попросят станцевать русский танец, каждый сможет?
Оганесян: Хороший вопрос. Я думаю, что нет. Может, поэтому и балетмейстера трудно найти?
Щербакова: Нет. Мне кажется, что очень важно, что раньше в Советском Союзе просто нельзя было зачеркивать то, что было положительно. Каждый ребенок, независимо от того, сколько денег получали его родители, мог бесплатно заниматься в хореографическом кружке. Лучшим был ансамбль имени Локтева, ансамбль "Школьные годы". Сейчас за все это нужно платить. Многие дети слоняются по улицам, потому что у родителей не хватает денег отдать их в какую-то хореографическую студию. Везде, прежде всего, деньги.
Оганесян: Вы говорите очень созвучно другой нашей гостье - певице Надежде Бабкиной. Она говорила о том, что интерес к народной песне резко снижается, что люди стали меньше петь, когда они собираются вместе.
Щербакова: И меньше танцевать. Мы часто ездим на гастроли. Могу взять Грецию, могу взять все кавказские регионы. Как они берегут традиции! У них пятилетние дети танцуют все национальные танцы. Греческая молодежь поет все национальные песни. Мне кажется, во многом виноваты средства массовой информации. Есть канал "Культура", но есть люди, которые даже не знают, что он существует. Они его не включают. Они включают совсем другие каналы.
Мы ничего не видим. Никаких концертов. Прекрасно, что показали три наших разных юбилейных концерта. Люди для себя открывают ансамбль Моисеева. Сегодня очень много молодежи на наших концертах. Приходят молодые пары, приводят детей. Эти дети начинают во время концерта танцевать. Это замечательно. Потом уже видишь этих людей в зале, они становятся постоянными поклонниками ансамбля Моисеева. Это очень красиво.
Оганесян: Вопрос из Ярославля: "Как бы вы определили свою аудиторию? Кто ваши поклонники?".
Щербакова: Наша аудитория - это весь мир от мала до велика. На последних гастролях во Франции мы очень волновались. Мы 18 лет не были во Франции. У нас было 12 спектаклей в самом большом зале Palais de Congres, четыре с половиной тысячи человек. Зал был 12 дней набит битком. Это было Рождество, хотя немногие ходят на концерты за рубежом в это время. Это было удивительно. Мы думали о том, что придет та публика, которая нас помнит. 18 лет прошло - выросло новое поколение. Были также совсем старые люди.
Был один дневной концерт. Туда пришла та аудитория, которая нас помнила, потому что это были пожилые люди. Потом приходили люди все моложе и моложе. После этих гастролей мы на следующий год опять получили приглашение приехать в эту страну и дать по всей Франции несколько концертов, в том числе в Париже.
Оганесян: Вопрос из Санкт-Петербурга: "Сколько концертов вам приходиться давать в год? В былые времена ваш ансамбль проще было увидеть в Париже или Нью-Йорке, чем в Москве. А как сейчас?"
Щербакова: Мы только что вернулись из Петербурга. Был фантастический прием. В Петербург мы ездим 6 лет подряд. Мы возобновили традицию. Ежегодно у нас два концерта в Октябрьском зале - в самом большом зале Петербурга. Прием все лучше и лучше. Количество концертов бывает разным. Бывает 90 концертов, бывает 120. Это зависит от гастрольного тура.
Что касается Москвы, то у нас обязательно каждый месяц четыре концерта в Концертном зале Чайковского. Они проходят обычно в начале месяца и ближе к концу. Это площадка, на которой мы работаем с 1940 года. На ней Моисеев поставил все свои шедевры. Это наш родной дом. В филармонии мы работаем, как работали.
Оганесян: Это юбилейный год. Куда вы планируете поехать в России помимо Питера и Москвы?
Щербакова: Мы его уже начали. Мы были в Саратове, Самаре, Тольятти, Санкт-Петербурге. Скоро мы уезжаем в Казань. Затем у нас гастроли в Венгрию. Венгерская публика очень любит ансамбль Моисеева, хорошо его знает. У нас довольно часто туда гастроли. После Венгрии мы планируем гастроли впервые в Иорданию. Затем мы будем открывать саммит АТЭС.
Оганесян: Во Владивостоке?
Щербакова: Надеемся, что после этого у нас будет тур по Дальнему Востоку. Нерентабельно еще раз везти коллектив с таким багажом, с такими костюмами. Вообще, в ансамбле 160 человек. У нас есть свой симфонический оркестр. На музыку, которую подбирал Игорь Александрович, мы сделали несколько новых номеров, она есть в специальной обработке, делается для нашего симфонического оркестра. Он состоит из 32 человек. В ансамбле идут и "Половецкие пляски" на музыку Бородина, и "Ночь на Лысой горе" на музыку Мусоргского, и "На катке" на музыку Штрауса и Петрова. Классики - Римский-Корсаков, Глинка. Есть народные инструменты. Этому, кстати, обучают в обязательном порядке детей, которые учатся в нашей школе.
Оганесян: Скажите, пожалуйста, есть ли у вас любимый зал?
Щербакова: Это зал Чайковского, это родной дом.
Оганесян: В каком зале вас встречают наиболее радушно?
Щербакова: Везде.
Оганесян: Всюду одинаково?
Щербакова: В зал Чайковского ходят люди, которые обожают ансамбль. Я вижу некоторые лица на каждом концерте. Есть детишки, которые приносят по три цветочка. Это так трогательно. Это не какие-то заказные букеты или специальная публика, которая кричит "Браво!". У нас этого никогда не было - ни при Игоре Александровиче, ни без него. Видишь, как маленькая девочка дарит цветочек именно тому, кто ей нравится. Это происходит из концерта в концерт. Детей, естественно, приводят родители, воспитывают на ансамбле Моисеева. Это очень здорово. Я вам скажу, что 10 лет назад этого не было.
Оганесян: Мы уже немножко коснулись вопроса социального и общественного признания народного, интереса в обществе к народной музыке. Но ведь это не в последнюю очередь зависит от того, насколько государство участвует в поддержке таких коллективов, как ваш.
У нас есть вопрос из Севастополя: "Что было бы, если бы вы начинали с нуля?". Вопрос очень хороший. Попробуйте ответить на него и с точки зрения персоналий. Если бы не было Игоря Александровича Моисеева, родился бы такой коллектив?
Щербакова: Нет.
Оганесян: С другой стороны, отношение к такого рода творчеству в обществе, отношение государства. Выжили бы вы сейчас или нет?
Щербакова: Во-первых, я думаю, что это невозможно было бы сделать. Моисеев - это личность, это культура, это ровесник ХХ века, это человек большого образования, великого таланта, интеллигентный человек. Он вобрал в себя культуру всего века. Мне довелось общаться с ним в разных ипостасях начиная с 16 лет - сначала как актрисе, как ученице, потом уже как директору и дома, и на работе. Это был совершенно разный человек. Он очень интересный. Он всю жизнь не боялся чему-то учиться и занимался самообразованием.
Когда появились компьютеры, он не понимал, что это. Когда он понял, сначала он очень этого испугался. Моисеев считал, что когда экономика и техника "забивает" культуру, это плохо для духовности народа. Все-таки культура, тем более очень богатая российская многонациональная культура, - это духовность нации.
Хотелось бы, чтобы средства массовой информации оказывали ей больше внимания, потому что она уникальная. Мы все видим западную, причем низкосортную, попсовую, культуру. На этом воспитывается сегодняшняя молодежь. Мне кажется, что это недопустимо. Мы ничего не знаем про свою страну, обычаи, народные танцы, песни и музыку. Сегодня в глубинке есть люди, которые собирают это, которые, не имея вообще никаких средств, этим занимаются из последних сил. Сейчас везде нужны спонсоры. Для того чтобы детям танцевать, нужно помещение…
Оганесян: И желательно давать какие-то костюмы.
Щербакова: Обязательно. Мы, например, свои еще нормальные костюмы, в которых можно танцевать, передаем нашей школе, детским кружкам. Обувь у нас, правда, вся выходит из строя, и сегодня очень сложно пошить хорошую театральную обувь для нас. Все шьется под конвейер и не так, как раньше.
Оганесян: Давайте теперь ответим на вопрос, выжил ли бы ваш замечательный ансамбль без государственной поддержки? Вы говорите, что вы много путешествуете, как вас блестяще принимают, в том числе в Париже. Но ведь это определенный доход.
Щербакова: Ансамбль не выжил бы.
Оганесян: Почему?
Щербакова: Мы 6 лет получаем грант президента. Если бы мы его не получали, то у нас бы была государственная зарплата.
Оганесян: И люди бы разбежались?
Щербакова: Да. Мы потеряли 20 артистов во время перестройки.
Оганесян: Когда вас пытались перевести на самоокупаемость?
Щербакова: Никто не пытался, просто появилось такое шоу - Riverdance. Игорь Александрович Моисеев там поставил русский кусок, что они к нему обратились, и он отпустил туда наших 6 солистов на два месяца, чтобы они заработали денег, а потом вернулись. Потом он хотел отправить туда следующих, чтобы постепенно люди хоть немножко поправили свое материальное положение.
Игорь Александрович был человеком исключительно творческим. И когда я говорила ему о том, что ансамблю нужно заключить контракт с Riverdance, он не принял это во внимание, доверяя своим артистам. В результате артисты уволились из ансамбля и перешли в Riverdance, потому что там им платили заработную плату на несколько порядков выше. Но сейчас уже нет Riverdance.
Оганесян: Ваших доходов не хватило от гастрольной деятельности?
Щербакова: Конечно, нет. Во-первых, мы четко платим все налоги, поэтому доходов бы не хватило. Ансамбль не может гастролировать с утра до вечера. Это будет уже ремесло. Там, где начинается коммерция, заканчивается творчество. Это понятия не очень совместимые. Люди пытаются их совместить, но по результатам видно, что это переходит в ремесло. Это нереально. Обязательно в ансамбле должен быть репетиционный период, как это существует в любом театре. Если мы будем производить сериалы, как сегодня по телевидению, то ничего не останется от того, что сделал Моисеев.
Оганесян: Интересный вопрос из Санкт-Петербурга: "Вы - народная артистка России..."
Щербакова: Слава Богу, что сейчас приняли во внимание то, что к артистам балета нельзя относиться точно так же, как, например, к оперным певцам, к музыкантам. Век артиста балета очень короткий - 20 лет, и потом творческая пенсия. Это не значит, что мы в ансамбле после 20 лет всех выводим четко на пенсию. У нас есть и долгожители, которые остаются, если они еще в форме и если они в репертуаре. У нас обычно пополняется ансамбль раз в 5 лет.
Значит, люди за первые 5-6 лет уже очень набирают. Если они набрали, то им нужно давать звание в самом расцвете сил. Слава Богу, что сейчас есть закон для артистов балета, что через 10 лет можно получить звание заслуженного артиста. Но мы к этому относимся очень жестко, у нас планка очень высокая. Мы совершенно не хотим, чтобы в ансамбле обязательно были звания. Моисеев всегда очень жестко к этому относился: человек должен отвечать всем требованиям, чтобы получить звание. Я скажу, что у нас в ансамбле 16 заслуженных артистов, включая еще оркестр. Сейчас к юбилею ансамбля 5 человек получили звание заслуженных, и трое из них - из балета. Они проработали в ансамбле по 10 лет. Они действительно этого достойны. То есть это самый пик.
Есть четыре народных артиста. Один - это народный артист Советского Союза Лев Голованов, которому сейчас уже 86 лет, и он педагог-репетитор до сих пор. Он очень много дает ансамблю, потому что на него Моисеев ставил практически весь сольный мужской репертуар. Это был очень красивый танцовщик, он танцевал до 60 лет и одновременно уже был педагогом-репетитором. Игорь Александрович весь репертуар поделил, и ему помогали 4 или 5 ассистентов. Все осталось точно так же.
Я считаю, что лучшее - враг хорошего. Ансамбль сохранился именно потому, что мы соблюдаем преемственность поколений. Мы сохраняем традиции, передаем их из поколения в поколение. У нас единый творческий процесс между школой и ансамблем. Они в 12 лет уже все на репетициях ансамбля и на концертах ансамбля. Когда они выпускаются, в последний год они все проходят практику, независимо от того, возьмем ли мы в ансамбль человека или не возьмем. Лучшие из них уже заняты в наших спектаклях.
Оганесян: Кто такой педагог-репетитор? Понятно, кто такой репетитор, когда его нанимают для изучения языка, математики. А репетитор в танцах? Он занимается на репетициях педагогической деятельностью? В чем его миссия?
Щербакова: Каждая репетиция - это такой же урок, как и в школе, только урок у артистов. Начинается наш день с урока классического танца. Есть педагог-репетитор по классике, по балету. Это профессиональный педагог, который каждый день дает различный класс - классический станок, середину, прыжки. Все то же самое, что в классическом балете. Вообще, в основе моисеевской школы народного танца лежит классика - позиции рук, ног, головы, положение тела. Есть мужской класс и женский.
Школьники занимаются каждый день по полтора часа. Это делается для того, чтобы все мышцы привести в движение, чтобы был полный разогрев. Тренировка необходима. Потом идут репетиции - в зависимости от того, какие репетиции выписаны на каждый день. С 12:00 до 15:00 у нас репетиции. Педагоги-репетиторы в ансамбле тоже бывшие солисты ансамбля, заслуженные, народные. Они остались, как и было при Игоре Александровиче, никто никого не менял. Есть более старое и более молодое поколение. Они обязательно ведут свои репетиции каждый день. Выходной день - всего один, потому что у артистов балета не может быть два выходных, это очень много. И потом вечерние репетиции, с 19:00 до 21:00.
Оганесян: Это уже другая группа или та же самая, что занимается с 12:00 до 15:00?
Щербакова: По-разному бывает. Бывает, что дневная и вечерняя смена у одних и тех же артистов, получается семичасовой рабочий день. Этот коллектив всегда был государственным - таким он и останется. Невозможно, чтобы мы были частными и принадлежали какому-то олигарху.
Оганесян: Вопрос из Эстонии: "Какова динамика изменения репертуара?" Что у вас составляет основу, хорошо известно - ее ставил еще Игорь Александрович, но вы движетесь вперед. Какова динамика изменения репертуара сейчас, в постмоисеевский период?
Щербакова: После ухода из жизни Игоря Александровича мы сделали уже три новых номера. Это много. Сделал это болгарский хореограф Живко Иванов. Наша задача - продолжить цикл танцев народов мира. Есть такие танцы, которых еще нет в ансамбле.
Оганесян: Опишите три новых номера.
Щербакова: Мы сейчас возобновили программу к 75-летию - танцы славянских народов. Она состоит из моисеевских номеров, но там не было болгарского, сербского, македонского. Был когда-то, очень давно, югославский, когда его ставил Моисеев, где-то в конце 1940-х годов. Но он себя изжил. Это говорил Игорь Александрович. Он был медленный. Сегодня он был бы, наверное, неинтересным. Поэтому он уже давно не шел, а шел только маленький кусочек болгарского танца в программе "Дорога к танцу", упражнения на болгарскую тему. Это моисеевская постановка.
Будучи в Болгарии, я встретилась с интересным хореографом. Я была на концерте, и мне очень понравились два номера. У меня с собой была кассета с болгарским кусочком нашего танца, я ему передала ее и спросила, может ли он поставить начало и конец, не трогая моисеевскую постановку. Он сразу сказал, что сможет. Оказывается, его педагог был солистом из ансамбля Павла Вирского с Украины. Вирский работал в Большом театре, был прекрасным классическим хореографом, можно сказать, учеником Моисеева.
Он учился на наших подпольных кассетах. Вообще, вживую он никогда не видел ансамбля Моисеева, мы очень долго не были в Болгарии на гастролях, был какой-то перерыв. Он с удовольствием взялся за это дело. Но мы все равно танцуем болгарский номер со своей школой, по нашей методике. Сейчас, когда приезжали болгары, мы танцевали один болгарский танец, а они - другой. Художественный руководитель Елена Кутева была в восторге от болгарского танца.
Что касается сербского, его не было никогда. Когда-то, очень давно, был югославский танец. В основном все танцы у сербов построены на рисунке "улитка", "коло" (круг). У них даже лучший ансамбль называется "Коло". Этот болгарин поставил для нас и сербский танец, понимая нашу специфику. Нам сложно, потому что не все балетмейстеры понимают моисеевскую школу. Это театр танца, это не может быть просто набором движений, там должно быть действо.
Мы стараемся воспитывать танцовщиков-актеров, не просто технических танцовщиков-виртуозов, этого очень мало. Живко это понял. Мы с ним все-таки переделали номера под нашу исполнительскую школу. Получилось очень красиво.
Есть еще македонский танец. Македонские танцы в основном воинственные. Он уже более драматический, менее техничный, нежели сербский. Они все совершенно разные, хотя все это - славянские народы. Мы пополнили этим программу. Это можно сделать, но это очень кропотливый и долгий процесс, потому что мы себе поставили задачу не опустить планку.
Оганесян: Еще один вопрос из Санкт-Петербурга: "Великий Юрий Григорович ставил такие балеты, что о них говорили: "В каждом жесте - слово". Были столь выразительны пластика и движения, что, казалось, танцоры разговаривали. Даже в либретто заглядывать не надо было, чтобы понять содержание его балетов. Этому кто-то может научить, или это только талант?". Может ли Григорович научить еще одного Григоровича?
Щербакова: Я думаю, что нет. Это тот вопрос, о котором мы говорили: может ли ансамбль Моисеева сегодня быть таким же. Юрий Николаевич – такой же пласт нашей классической культуры, как и Игорь Александрович Моисеев.
Я думаю, что это талант, с ним нужно родиться, а развить его могут очень хорошие педагоги. И Григоровича, и Моисеева учили великолепные педагоги и балетмейстеры. Например, кумиром и учителем Моисеева был балетмейстер Касьян Голейзовский. Учился он в балетном техникуме у Горского, а это реформатор балета. Любимый балетмейстер самого Моисеева - это Михаил Фокин.
Оганесян: Наш слушатель не говорит о клонировании Григоровича, а он намекает на то, что эта театральная составляющая, когда говорит жест... Мы привыкли к классическому балету. Этот полет почти не переводится на язык конкретной драматургии, многое из того, что представляет чистую танцевальную эстетику.
Щербакова: Нет. Народный танец обязательно что-то выражает.
Оганесян: Я к этому и веду. У Григоровича стиль более словесный. Он читабельный. Сравнение очень точное. Не надо заглядывать, чтобы понять, что это Спартак.
Щербакова: Меня интересует, был ли товарищ, который задал вопрос, на нашем спектакле?
Оганесян: Наверняка был.
Щербакова: Если он был, значит, ему все понятно. Это то же самое - только в народном танце. Я бы сказала, Моисеев - это Станиславский в балете, в народном танце. В Питере мы показывали миниатюру "Кавалеры". Это Островский, начало века, актерские работы, которые выполнены очень хорошо. Это молодые ребята, которым по 20 лет. Воскресение, горничная, кухарка, приказчик. Между ними мизансцена. Там технически особо ничего не надо делать. Но как это поставлено! Каждый жест, каждый взгляд что-то выражает. Все это очень музыкально, при этом на прекрасную русскую музыку.
Оганесян: Станиславский прошел красной нитью через творчество русских артистов. Станиславский пытался не пропустить ни одного из выступлений Шаляпина, особенно любил "Бориса Годунова". "Шаляпина было слышно в каждом углу. Он играл великолепно. Глаза выразительны. Жесты, бас только усиливают впечатление. Народ приподнимался, чтобы видеть, как это все происходит".
Щербакова: Моисеев репетировал гениально. Он мог показать женскую партию и мужскую. Мне повезло. На меня он возобновил молдавский танец "Табакеряска" - это "Прачка". Извечная литературная тема. Молодая девушка и старики, которые начинают за ней ухаживать. Она стирает белье в речке. Как он это показывал, как должны двигаться бедра - это фантастика! Также он показывал "Половецкие пляски", как нужно делать эту "восьмерку" бедрами. Этого нельзя повторить. Этот человек четко знал, что он хочет от каждого артиста, и четко ставил задачу, которую нужно было выполнить.
Сегодня именно педагоги-репетиторы должны очень большое внимание уделять эмоциональности, выразительности каждого жеста. Мы всегда учим детей еще со школы, делая то или иное движение, подумать, что им можно выразить. Есть текст, он не прописан.
В чем индивидуальность? Как рождаются солисты? Игорь Александрович никогда не убивал эту индивидуальность. Если ты видишь в человеке выразительность и индивидуальность, он сделает это по-своему. Он даже менял хореографию специально на солистов, на артистов, которых он видел в той или иной роли.
Я не знала, как до меня танцевали "Табакеряску". Он возобновил этот номер на меня. Я очень много с ним репетировала чисто технически, а эмоционально я делала свое. Если его устраивало то, что я делаю, если это было правдой на сцене, значит, это было хорошо.
Оганесян: У вас этот год юбилейный?
Щербакова: Да. Этот юбилей будет длиться весь год. Все концерты мы посвящаем этому событию. Все наши гастроли юбилейные. Надеюсь, что осенью у нас сложатся гастроли в странах, в которых мы давно не были. Как я говорила, я очень хочу, чтобы прошли гастроли по Дальнему Востоку. Самое ужасное - это когда ты приезжаешь в какой-то город в России, а это новый для тебя город. В России люди не видели живого ансамбля Моисеева.
Это страшно. Люди даже не верят, что приехал настоящий ансамбль. Очень часто, когда мы приезжаем в глубинку, нам задают вопрос: "Это второй состав или третий?". В ансамбле Моисеева единственный состав. 8 месяцев мы были за рубежом, а после Парижа приезжали в Магадан, в Комсомольск-на-Амуре. Люди думали, что это второй или вспомогательный состав. У нас один состав, который занят полностью в концерте.
Ансамбль Моисеева был первым, который открывал все культурные связи нашей страны на всех континентах земного шара. Мы были первые в Китае в 1954 году. Тогда на концерте присутствовал Мао Цзэдун. Он был очень недоволен, так как Моисеев туда привез "Китайский танец". Он сказал, что русские танцуют лучше, чем китайцы, а это безобразие.
Оганесян: Это привело к расцвету современного китайского народного танца?
Щербакова: Был большой перерыв.
Оганесян: Мао Цзэдун должен был принять какие-то административные решения.
Щербакова: Он был просто недоволен. Это было пятилетие Китайской Народной Республики. Моисеев ставил совместно с китайскими артистами огромную хореографическую картину. Били в барабаны, делали что-то массовое.
Оганесян: Сейчас это не сохранилось?
Щербакова: Записей этих нет. Моисеев начинал с физкультурных парадов в 1930-е годы, поэтому массовые зрелища он всегда делал очень здорово. Об Игоре Александровиче есть его же великолепная книжка "Гастроль длиною в жизнь". Кроме того, много написано о нем в Интернете: с кем он общался, с Маяковским играл в бильярд, был на четвергах у Луначарского, когда его выгнали из Большого театра. Игоря Александровича отчислили на год. В это время он собирал весь материал по республикам Советского Союза. Это был человек, который всю жизнь шел на полшага впереди того, что происходило в стране.
Оганесян: Вы высказались за правду на сцене, за традиции русской культуры. Ансамбль танцует номера из культур самых разных стран, и это еще раз говорит о том, что русская культура очень созвучна мировой. Прямо Федор Михайлович Достоевский. Я думаю, не случайно, что именно в России родился этот ансамбль.
Щербакова: Все неслучайно. Случайного не бывает в жизни.
Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.
Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs
