Это не притча, это быль. Один богач построил храм. В тот храм он не ходил ни молиться, ни каяться, ни причащаться. Можно быть мало верующим и даже совсем неверующим, но уважать веру других, близких, родных, друзей, соседей, наконец. Дескать, пусть народ утешается, если верит. Если не любовь к Богу, то сочувствие к людям уже почтенно и, как правило, находит в их сердцах благодарный отклик, а там, как говорится, - "Бог и намерение целует".
Но тут случай совсем особый, можно сказать уникальный, прямых аналогов ему нет даже в евангельских притчах. Завершив строительство храма, наш богач сказал: "Теперь я с Богом в расчете!"
Конечно, в эпоху язычества и Ветхого Завета идея даров и жертв Богу в "умилостивление" всегда присутствовала, но носила характер, так сказать, перманентный, исключающий возможность рассчитаться с Богом однократно, раз и навсегда. В средние века индульгенция и расчеты за грехи грешников из фонда неких "сверхдолжных заслуг святых", пожалуй, в наибольшей степени перекликаются с мироощущением нашего богача. Однако в первом случае между грешником и Богом стояла католическая церковь, здесь же расчеты с небом осуществляются, так сказать, напрямую - online.
В Евангелии, правда, повествуется, что "некий фарисей, войдя в храм помолиться, сам себе говорил так: "Боже! Благодарю тебя, что я не таков, как прочие люди: грабители, обидчики, прелюбодеи… пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю".
"Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: "Боже! Будь милостив ко мне, грешнику". Но и здесь параллель с фарисеем хромает. Ведь он пришел в храм молиться, старался соблюдать заповеди, данные Моисею, а стало быть, в личном плане был "благочестив". Это означало для фарисея воздержание от многих распространенных удовольствий того времени в частной и общественной жизни.
Несомненно, уникальность нашего богача продиктована всепронизывающим духом экономизма, который формирует сегодняшнее отношение человека не только к миру видимому, но и к миру невидимому.
Уже в первой половине ХХ века Сергей Булгаков обратил внимание на то, что "вопросы экономического бытия властно заняли в мысли и чувстве одно из первых мест".
Впрочем, экономизм экономизму рознь. Наш российский бизнес и предпринимательство в 1990-х годах умудрились на самой ранней стадии накопления выработать новую социокультурную ментальность, которая не имела прецедента в эпоху первоначального буржуазного накопления.
Как подметил немецкий социолог, историк и экономист Макс Вебер, в основе начального капитализма лежит своего рода аскеза - "жертва человеческого духа, сознательный отказ от "праздника жизни".
"Согласно Веберу, - пишет российский философ Александр Панарин, - речь идет не об уподоблении человека машине, а о религиозной методичности, связанной с укрощением страстей и греховных порывов. Вебер корректирует Маркса, когда говорит, что жертвой этой методичности выступает не пролетарий, а в первую очередь сам буржуа, и величие подобной жертвенности состоит в том, что она не вынужденная, как у пролетария, а добровольная…
… Что такое процесс капиталистического накопления? По Веберу, это "мотивированная жертвенность буржуазного предпринимателя, который вместо того, чтобы отдаться естественному процессу проедания своей прибыли по образцу традиционного гедонизма всех предшествующих господствующих классов, накапливает и инвестирует".
"Сегодня, - заключает Панарин, - индивидуалистический эгоизм спонтанно склоняется к гедонистическому потреблению, а не к накоплению и инвестированию".
Есть о чем задуматься ведущим многочисленных телешоу с набившим оскомину вопросом: "Почему в России не любят богатых?" Нет чтобы спросить, а за что их собственно любить, ведь какой мерой меряешь…
www.rian.ru ОТ АВТОРА: Армен Оганесян
Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.
Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs