Россия и евразийская идентичность

Идентичности в социально-политическом процессе вообще и структурировании геополитического пространства в частности инкорпорировались в отечественный академический дискурс недавно. Поэтому авторы монографии «Политическая идентичность и политика идентичности» дали понятийно-категориальный аппарат данной тематики, указав, что изменения общей структуры идентификационных ориентиров современных макросообществ воздействуют как на конфигурацию коммуникаций, так и на устойчивость ключевых институциональных основ современного миропорядка.

И далее. Современные социально-политические тренды диссонируют с тезисом о том, что глобальная «модернизация… становится универсальным императивом… обращенным ко всякому сообществу нашего сегодняшнего мира и предполагающим одновременную универсализацию идентификационных моделей и интенсивное расширение спектра составляющих идентичностей»¹.

Наблюдаемый тренд эволюции идентичностей значительно отклоняется от универсальности и все ближе наполняется контентом, определяемым национально-культурной повесткой. Относительно релевантной можно считать оценку идентификационных трансформаций, ориентированных на универсальность, только в отношении западных сообществ исключительно в рамках трансатлантизма, проявляющегося в военно-политическом единстве или стремлении к онтологической безопасности.

Наполнение идентичностей национально-культурным контентом происходит особенно активно в эпоху глобальной турбулентности, характеризующейся углубляющимся разломом между консолидированным Западом и не-Западом, у которого мотивом становится стратегия развития, ориентированная на самобытность и суверенитет.

На фоне происходящих глобальных перемен евразийская идентичность как идейное течение обретает очертание реальных общественно-политических практик.

Евразийство зародилось во взглядах русских эмигрантов в начале 20-х годов XX века.

Российское самопостижение проявлялось и в общественных настроениях, разделившихся по рубикону Восток - Запад, в периоды:

- монголо-татарского нашествия;

- внешнеполитических исканий Ивана IV;

- церковного раскола XVII века;

- петровской европеизации XVIII века;

- дискуссий западников и славянофилов XIX века;

- борьбы за продвижение парламентаризма и советизации России в период русских революций начала XX века.

Из-за особенности исторического пути, амбивалентности общественных и культурных практик только Россия могла стать колыбелью евразийства: и не только потому, что вбирала в себя сердцевину Евразии, хартленд, и составляла территорию, которую невозможно исключить, обойти, обнулить в любом контексте; и не только потому, что Российское государство на протяжении длительного исторического периода включало в свое политико-правовое пространство значительную часть населения Евразии, но и потому, что евразийство имеет более глубокое основание, несводимое к набору факторов. Характеризуя более узкую, национальную идентичность, Э.Д.Смит в качестве признаков выделял общность не только территории, но и историческую память, мифологию, общую культуру².

Актуализация евразийства в теоретическом дискурсе и уж тем более геополитике стала возможной после постепенного преодоления глобального евроцентризма. Вопреки политической, экономической, культурной целесообразности Европа лишь в ограниченном конъюнктурой формате легитимировала российский европеизм. Старый Свет не желал признавать, что помимо Запада в его «организме» присутствует неотъемлемая компонента - Восток.

В ответ на европейский изоляционизм первая волна евразийцев заявляла об «исходе на Восток». В сакрализации Европы, отвергаемой евразийцами, приняли участие и отечественные ученые.

Н.Я.Данилевский писал: «Запад и Восток, Европа и Азия представляются нашему уму какими-то противоположностями, полярностями. Запад, Европа составляют полюс прогресса… Восток, Азия - полюс застоя и коснения... Это историко-географические аксиомы… и всякого русского правоверного последователя современной науки дрожь пробирает при мысли о возможности быть причисленным к сфере застоя и коснения. Ибо, если не Запад, так Восток; не Европа, так Азия - середины тут нет; нет Европо-Азии, Западо-Востока, и если бы они и были, то среднее между-умочное положение также невыносимо»³.

Принцип «познай себя и будь самим собой» предполагает дуализм социальной рефлексии российской идентичности - разрыв между духовной жизнью высших классов и духовной жизнью широких народных масс.

С эпохи Петра I первые жили духовными интересами западноевропейского культурного мира, не только подражая Западу, но и своеобразно претворяя западные начала в русской стихии. Русские же народные массы в это время жили своей собственной, во многих отношениях еще и теперь не опознанной жизнью, чуждой западным влияниям.

Таким образом, фундаментальный потенциал русской духовности формировался в культурной среде широких народных масс, имманентной мультикультурности и адекватной межэтнической аккультурации в большей степени, чем заимствованные элитой европейские культурные нарративы. Именно этим обусловлена органичность русской духовности внутри процесса генезиса и развития евразийской идентичности.

Чутко воспринимая ментальную инаковость и несовпадение с привычными ценностными ориентирами аксиологии «новой Родины», оплодотворенная православием интеллектуальная мысль евразийцев предпочла изменить евроцентризму и начала обосновывать «туранские» корни российского этоса.

Н.С.Трубецкой так писал об азиатской доминанте России: «Славяне заселяли первоначально только небольшую западную часть территории [современной России], речные бассейны, связующие Балтийское море с Черным… бо́льшая часть территории современной России была заселена преимущественно теми племенами, которые принято объединять под именем «туранских» или «урало-алтайских»… Само объединение почти всей территории современной России под властью одного государства было впервые осуществлено не русскими славянами, а туранцами-монголами»⁴.

По мнению Ф.А.Степуна, «туранство» евразийцев «было взращено ненавистью к тем силам, что привели Россию на край гибели, и к тем другим, что цинично надеялись нажиться на ее несчастье, то есть к порожденной Петром Великим западнической интеллигенции и к принявшимся расхищать ее западным странам»⁵. Он отрицал «антиевропейскую идеологию евразийцев», полагая нераздельность сложившейся идентичности, в которой центральное место принадлежало России.

Так как Европа отказывает России в духовном и социально-политическом родстве, стремясь к выстраиванию барьеров, «европейскость» евразийского единства обеспечивалась трансляцией Россией западных паттернов, длительное время окормлявших исключительно отечественное элитное сообщество, в азиатское социокультурное пространство. Потенциал европейской культуры все же стал неотъемлемой частью национального духовного пространства.

Дуалистичность культурного процесса России с точки зрения инициации евразийской идентичности, безусловно, играла конструктивную роль. Центральное место России в евразийской идентичности определяется ее многосоставностью, объединяющей европейскую и азиатскую, также неоднородные, идентичности (например, субидентичности: ближневосточную, центральноазиатскую, восточноазиатскую). Поэтому именно Россия является агрегирующим центром, удаление от которого сопровождается нарастанием в первом случае «европейскости», а во-втором - «азиатскости».

Н.А.Бердяев писал, что Россия не Запад, но и не Восток. Она есть великий Востоко-Запад, встреча и взаимодействие восточных и западных начал. 

Не всегда территориальные локации, разделяющие общие географические и естественные условия, становятся основанием региональных идентичностей, так как политические, исторические и даже естественные факторы могут являться препятствием интеграции идентификационных скрепов. Тем более необязательно результативной может быть политика конструирования идентичности, хотя исключать это вряд ли оправданно. Малопродуктивна и попытка отыскать доминанты, сыгравшие абсолютную роль в складывании идентификационных кодов.

О некорректности попыток политического, культурного конструирования идентичностей только на основе географических или других естественных критериев говорил Н.Я.Данилевский, который считал, что   делить их на части света - это искусственный процесс, не отражающий сути явлений. 

Еще большим заблуждением является стратегия политики идентичности, выстраиваемой на противопоставлении другим сообществам, по образцу «Россия - антиЕвропа». Не только евразийская, но идентичность вообще предполагает свободный культурный обмен, не ограниченный идеологическими или политическими паттернами.

Идентичность не формируется через политическую интеграцию: мирную или насильственную, в результате завоевания или навязывания воли. Об этом говорят многочисленные уроки истории (Александр Македонский и др.).

Евразийская идентичность - это сложный многоуровневый феномен, являющийся продуктом не только аккультурации или универсализации культур, евразийская идентичность не описывается политической интеграцией, а охватывает весь комплекс факторов, наполняющих экзистенцию и составляющих общий социальный потенциал народов, наций и государств, участвующих в ее генезисе и развитии. Итак, идентичность вообще и евразийская в частности есть порождение общности особого социального качества, возникающего в процессе исторически протяженного сосуществования, сопровождаемого взаимным культурным обменом.

Необходимо отметить, что важным шагом в складывании евразийской идентичности в VII - начале XI века на территории Восточно-Европейской равнины стали трансъевропейские торговые пути, связывающие Европу и Восточный халифат.

Дискуссии норманистов (говоривших об особой их роли в становлении древнерусской государственности) и антинорманистов (утверждавших, что происхождение государства Киевская Русь - результат внутренних социальных процессов у славян) не заслуживают серьезного внимания. И варяги, и восточноевропейские племена находились в VIII–IX веках приблизительно на одном уровне социального развития. Поэтому норманны не могли принести славянам ни более высокой культуры, ни государственности. Но примерно один уровень развития способствовал взаимному сближению славян и финно-угров.

Неразрывная связь культурно-хозяйственных типов земледельческих поселений восточных славян и военно-торговых факторий на пути «из варяг в греки» была предопределена общностью естественно-физического источника их генерации - речной системой, одновременно являвшейся необходимым природным условием землепашества и важной транспортной коммуникацией, обеспечивающей успешную торговлю с внешним миром и транзит товаров с территорий, отстоящих друг от друга на значительном расстоянии.

На этой же системе образовались главные центры консолидации восточнославянских земель - Киев и Новгород.

Сложившаяся на пути торгового транзита система городов-эмпориев предполагала стройную организацию, характеризующуюся наличием княжеской власти, объединявшей равных в социальном статусе дружинников, единого центра - ее модератора, в качестве которого в силу своего центрального положения выступил Киев.

Еще до образования государства Киевская Русь на севере Восточно-Европейской равнины благодаря торговому пути, связывавшего Европу с волжско-окским речным путем, формировалась социально-экономическая система, представлявшая собой зачатки ранней государственности.

Мотивами, питающими заинтересованность и добровольную интеграцию славянских и финно-угорских племен в военно-торговую организацию Киевской Руси, являлись потребность в сбыте и обмене излишков от хозяйственной деятельности и участие в широкомасштабных военных кампаниях, приносящих трофеи.

В остальном Древнерусское государство представляло собой конгломерат княжеско-дружинных сообществ, с одной стороны, и общностей аборигенов (славян и финно-угров) - с другой, сохранявших культурную автономию и имевших собственных предводителей.

Благодаря функционированию трансъевропейских торговых путей Древняя Русь формировалась как мультикультурное образование, связанное с основными центрами евразийской цивилизации (Восточным халифатом, Северной Европой, Византией).

Свою лепту в формирование евразийской интеграции внесло объединение огромной территории в Монгольскую империю.

В.О.Ключевский не без основания считал, что если бы не монголо-татарское нашествие, то удельная система на северо-востоке России неизбежно привела бы к становлению политического порядка враждующих и все более обособляющихся друг от друга «лоскутных территорий».

Не умаляя трагизма, связанного с монголо-татарским нашествием на Северо-
Восточную Русь, все же следует отметить и его положительные стороны. Существование русских земель в составе огромной империи значительно расширило их экономическое и «информационное» пространства за счет связей с территориями древних цивилизаций Китая, Персии и исторической областью Мавераннахра.

Новейшие исследования показывают, что ведущей отраслью экономики и основным источником благосостояния Орды был не выход с подвластных территорий, а организация международной торговли, участником которой стал, естественно, и «русский улус».

Присутствие постоянного оккупационного контингента на территориях, где происходило зарождение «новой московской государственности», создавало более благоприятные условия для населения Северо-Восточной Руси и являлось важным фактором культурной интеграции, в том числе с тюркскими и монгольскими народами.

Восточную ориентацию нового Московского государства В.В.Путин охарактеризовал «цивилизационным выбором». Говоря о политике Александра Невского, Президент России заметил: «Это был цивилизационный выбор. По какому пути развития идти стране - западноевропейскому или евразийскому (на то время монгольскому)? Вопрос сложнейший, а решать надо было быстро. Александр Ярославич выбрал восточный путь и выступил против Ливонского ордена, который в то время представлял Запад».

И далее о судьбоносном выборе Александра Невского: «Давайте вспомним то, что происходило во времена, скажем, Александра Невского. Ведь он ездил в Орду, кланялся ордынским ханам, получал ярлык на княжение, в том числе и прежде всего для того, чтобы эффективно противостоять нашествию Запада. Почему? Потому что ордынцы вели себя нагло, жестоко, но они не затрагивали главного - нашего языка, традиций, культуры, на что претендовали западные завоеватели. И это - самое главное, потому что если разрушается культура, традиции и история народа, то народ постепенно начинает исчезать как этнос, растворяться, как снег поздней весной.

Почему мы так почитаем Александра Невского как святого? Именно за этот выбор. Он думал о том, чтобы сохранить русский народ, а затем и все народы, проживающие на территории нашей огромной страны»⁶.

Таким образом, с момента своего зарождения российская государственность становилась многокультурной, многосоставной и комплементарной к восприятию внешних культурных влияний.

Подписание в 1689 году русско-китайского Нерчинского договора способствовало углублению культурного обмена евразийских стран в рамках Великого чайного пути, соединившего Москву и Пекин.

В рамки формировавшейся евразийской идентичности органично вписывались социокультурные основания, сближающие Россию и Китай. Российско-китайская культурная общность обусловлена основополагающей чертой исторического процесса, проецирующейся на весь спектр социальных отношений, а именно продолжительностью развития в лоне традиционного общества (традиции, обычаи, нравственные нормы)⁷. Даже став индустриальными, и Россия, и Китай остались обществами, основанными на опыте, традиции, ритуале, воспроизводстве устойчивых форм мышления, поведения и восприятия, то есть на национально-культурных ценностях.

Отмеченная особенность культурного развития, способствовавшая сближению народов азиатской части света, присуща большинству народов, находящихся на этом пространстве. В рамках традиционного общества у азиатов сложилось особое мироощущение, в котором человек является частью природы, космоса, абсолютной истины, неземного происхождения.

Напротив, на Западе стремление к освобождению созидательного потенциала личности как необходимого социального основания нарождающегося капитализма привело к революционному изменению мировоззрения.

Утрата христианских смыслов имела множество социальных последствий для Запада, одним из которых стало доминантное положение в общественной иерархии «смысл - форма» формальных институтов и процедур. Приоритетное положение в социальных ценностях заняли рукотворные установления, а не идеи и смыслы, стоящие за формальной процедурой.

В представлении известного социолога Й.Шумпетера, демократия как главное достояние западной цивилизации есть метод принятия политических решений, а не ценность: власть политиков, а не власть народа, роль которого в процедуре ограничивается участием в выборах⁸.

Надо ли специально останавливаться на доказательстве того, что в таком формате демократия не имеет ничего общего с народовластием. Этот факт очевиден и для западных политологов.

Несовершенство западной процедурной демократии отмечал Ф.И.Тютчев: «Западная демократия, превратив себя в предмет собственного культа... слепо следовала инстинктам, которые развивались в ней благодаря собственным доктринам более чем кому бы то ни было».

Россия, являясь по своему происхождению и социальным основаниям страной мультикультурной, с самых ранних этапов своего исторического пути, естественно, становилась центром евразийской идентичности. В этом смысле государства с моноэтническим, монолингвистическим населением, объединяющие родственные или близкие по культурному коду народы, обладали значительно меньшим потенциалом евразийской аккультурации.

Один из основателей евразийского движения, П.Н.Савицкий, называя Россию «срединным миром», писал: «Здесь важно указать на те соответствия, которые являет этому стремлению область геополитики. Россия-Евразия есть центр Старого Света. Устраните этот центр - и все остальные его части, вся эта система материковых окраин (Европа, Передняя Азия, Иран, Индия, Индокитай, Китай, Япония) превращается как бы в «рассыпанную храмину». Этот мир, лежащий к востоку от границ Европы и к северу от «классической» Азии, есть то звено, которое спаивает в единство их все. Это очевидно в современности, это станет еще явственней в будущем»⁹.

Современная доминанта «европейскости» в интеграционном объединении Европейского союза, предполагающая культурную ассимиляцию неевропейцев (исходным посылом которой является раздел мира на «европейский райский сад» и окружающие его «джунгли»), может служить инструментом культурной экспансии, явно не ориентированной на генерацию идентичности, выходящей за пределы Европы.

Малоуспешными являются «Восточное партнерство» и проект «Междуморье», а также доктрина пантюркизма, на самом деле ориентированная на обеспечение лидерства Турции в Центральной Азии, а по большому счету - в Евразии.

Замыкание политики идентичности на национальной или партикулярной повестке, исключающей инклюзию интересов всех участников интеграционного процесса, если и может привести к успеху, то только временному.

Так, стратегия формирования европейской идентичности в рамках ЕС очевидно дает сбои всякий раз, когда решения Брюсселя не учитывают национальных интересов объединенных народов.

Следует заметить, что, например, национальная политика российского царизма строилась на основе учета культурных, языковых, хозяйственных особенностей народов, входящих в состав империи. В этом отношении не будет преувеличением сказать, что «колониальная» политика русского царизма качественно отличалась от европейской, а тем более североамериканской. Немаловажным основанием позиционирования России как центра евразийской интеграции стало генерирование целеполагания общественного развития, привлекательного и доступного для большинства народов, не только объединяемых в одном государстве, но и за его пределами. Вечные искания правды реализовывались в том числе в народной «вольнице», толкавшей россиян на освоение бескрайних просторов. Осваивая Сибирь, Степь и Причерноморье, они несли туда «вечную правду», доступную и понятную другим народам.

Колониальная политика Европы имела абсолютно рациональное целеполагание: поиск новых рынков сырья и сбыта, в то время как освоение окраин русскими осуществлялось прежде всего как стремление к свободе, так же как ограниченность европейского пространства во избежание «борьбы каждого против всех» обусловливала рационализацию социального порядка, при этом соборность русских имела в основании стремление к равенству во Христе и мирской справедливости.

Идеи социализма потому и легли (по марксистским представлениям) на самую неблагоприятную российскую социальную почву, что таковая уже была напитана извечной народной мечтой о правде, воплощенной в государстве - общине равных землепашцев.

Народная правда, декларируемая российскими революционерами, была близка и народам, объединенным в империю. Никакая военная сила (на первых этапах революции весьма ограниченная) не могла бы удержать их единство. О силе народной правды, исходившей от центра евразийства, свидетельствовало поистине огромное влияние русской революции на всю планетарную цивилизацию.

Воплощение вселенской идеи правды, даже в искаженной общественной практике реального социализма, результировалось в том числе в новом качестве евразийской идентичности. Новая историческая общность «советский народ», сформировавшаяся в СССР, хотя и не получила логического завершения, но все же обрела вполне осязаемые очертания.

Следует заметить, что важную миссию в сохранении и развитии евразийской идентичности вносит современная политика России, направленная на поддержку неотъемлемого права каждого народа и государства на суверенное развитие и сохранение своих историко-культурных корней.

Только в равноправном диалоге культур, ценностей и социальных ориентиров может продуцироваться органичная ткань мультикультурности, скрепляющей развивающиеся идентичности.

¹Политическая идентичность и политика идентичности. Т. I. Идентичность как категория политической науки. Словарь терминов и понятий. М.: РОССПЭН, 2011. С. 208.

²Смит Э. Национализм и модернизм. Критический обзор современных теорий нации и национализма. М.: Праксис, 2004. 466 с.

³Данилевский Н.Я. Цивилизация европейская тождественна ли с общечеловеческой? // Русская историософия. Антология. М.: РОССПЭН, 2006. С. 199.

⁴Трубецкой Н. О туранском элементе в русской культуре // Русский мир. М.: Эксмо, 2003. С. 738 -765.

⁵Степун Ф.А. Сочинения. М.: РОССПЭН, 2000. С. 568.

⁶Благоверный князь Александр оказался провидцем - Путин об Александре Невском и цивилизационном выборе России // URL: https://ruskline.ru/news_rl/2023/11/06/putin_ob_aleksandre_nevskom_i_civilizacionnom_vybore_rossii

⁷Егоров В.Г., Штоль В.В. Историко-культурные основания российско-китайского сотрудничества // Международная жизнь. 2019. №12. С. 118–129.

⁸Шумпетер Й. Капитализм, социализм, демократия. М.: Экономика, 1995. С. 242, 269, 284.

⁹Русский мир. Сб. М.: Эксмо; СПб.: Terra Fantastica, 2003. С. 801.

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs