Международная информационная безопасность: Россия в ООН. Два формата диалога (2018-2021 гг.)

После неудачно завершившейся в 2017 году работы пятой Группы правительственных экспертов ООН по достижениям в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности (далее - ГПЭ) вновь встал вопрос, как организовать профильный диалог на площадке ООН. Сохранение такого диалога и придание ему по-настоящему глобального характера становилось все более актуальным в условиях стремительного развития информационно-коммуникационных технологий (далее - ИКТ) и расширения возможностей их применения в противоправных целях.

Реализовать подобный замысел можно было только при условии вовлечения в дискуссию о нарастающих угрозах международной информационной безопасности и путях противодействия им всех заинтересованных сторон. Такой запрос, исходивший прежде всего от развивающихся государств Азии, Африки и Латинской Америки, практически не имевших шансов войти в ограниченный по численности состав ГПЭ, обусловил необходимость поиска другого, более масштабного и эффективного формата профильного диалога в ООН.

В этой сложной ситуации Россия вновь подтвердила свое лидерство, предложив в октябре 2018 года принять на 73-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН проект резолюции «Достижения в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности», открывшей принципиально новую страницу в истории обсуждения проблематики международной информационной безопасности на ооновской площадке¹. 

Представляя российскую инициативу, директор Департамента по вопросам нераспространения и контроля над вооружениями МИД России В.И.Ермаков отметил, что запущенный по инициативе России в 1998 году в ООН переговорный процесс по международной информационной безопасности предлагается «вывести на новый и еще более высокий уровень. Пришло время сделать этот процесс инклюзивным, открытым и подлинно демократическим. Практика «клубных» договоренностей должна быть отправлена на свалку истории. Все государства, независимо от уровня своего технологического развития, имеют полное право принимать прямое участие в переговорах по международной информационной безопасности в рамках ООН и тем самым оказывать влияние на принятие решений. Каждый голос важен и должен быть учтен. Лишь таким образом можно заложить основы справедливого и равноправного мирового порядка»².

Для этого Российская Федерация предложила создать в 2019 году в рамках ООН профильную рабочую группу открытого состава (далее - РГОС) с возможностью участия в ней всех желающих стран с целью рассмотрения всего спектра вопросов, касающихся обеспечения международной информационной безопасности.

Особое внимание предлагалось уделить выработке норм ответственного поведения в информационном пространстве, применимости международного права, вопросу о наращивании потенциала всех развивающихся стран в этой области. Формат РГОС предоставлял возможность каждой стране внести свой вклад в обсуждение указанных проблем и участвовать в процессе принятия решений.

Как подчеркнул российский дипломат, «альтернативы такому подходу в современном мире нет и быть не может. Любые «зауженные» переговорные форматы, якобы дополненные какими-то параллельными консультациями с государствами, не являющимися участниками (такой формат предлагали США. - Авт.), - это не более чем попытка стран Запада создать иллюзию инклюзивности. На самом же деле это яркое проявление стремления этих стран жестко отфильтровать участников, отобрать наиболее достойных, как они считают, и, конечно же, отсеять все неудобные для них мнения. Такой дискриминационный подход абсолютно неприемлем».

Упомянутый «зауженный» переговорный формат был поспешной инициативой западных стран о продолжении работы ГПЭ, уже шестой по счету. Внесением в этих целях одновременно с российским проектом собственного проекта резолюции³ США и их ближайшие союзники стремились любым способом создать некую альтернативу идее России, нацеленной на придание переговорному процессу в ООН по безопасности в сфере использования ИКТ более демократического, инклюзивного и транспарентного характера, чем прозападный формат ГПЭ.

Давая оценку предложению ряда делегаций о создании традиционной ГПЭ, В.И.Ермаков подчеркнул, что это путь консервации нынешнего переговорного процесса со стороны узкой группы стран, которые не хотят его конструктивного развития и стремятся закрепить право принятия решений за собой, отводя в сторону всех остальных. По мнению российского дипломата, «итоговые документы группы правительственных экспертов при этом получали бы статус экспертных рекомендаций, то есть отражали бы мнение лишь так называемой группы «мудрецов», а не реальную позицию всего международного сообщества».

В целом инициатива западных стран была оценена российской стороной как еще одна попытка отсрочить конкретное решение острейших проблем, связанных с обеспечением международной информационной безопасности. Такого же мнения придерживался и ряд других стран.

В этих условиях, понимая неизбежность поддержки большинством членов мирового сообщества российских предложений о новом формате переговорного процесса в ООН, сторонники США были вынуждены искать «недостатки» инициативы России и одновременно выпячивать «достоинства» ГПЭ.

Так, выступая от имени Евросоюза, представитель Австрии Харват отметил, что в тексте российской резолюции «делается чрезмерный упор на суверенитет государств, что неизбежно влечет за собой риск ослабления защиты свобод в сети Интернет из-за расширения возможностей государств контролировать доступ к использованию Интернета внутри страны и его содержание». При этом, чтобы сохранить «на плаву» инициативу западных стран, австрийский дипломат заявил, что «создание еще одной Группы правительственных экспертов может внести ценный вклад в углубление общего понимания международным сообществом того, как существующее международное право следует применять в киберпространстве».

Аналогичной позиции придерживался и представитель делегации США Дж.Бравако, который, критикуя российскую резолюцию, беспомощно отметил, что «Россия добавляет новые формулировки, адаптирует формулировки, взятые из исходных текстов докладов, разбивает другие формулировки, которые не должны были разделяться, и объединяет их по-своему, а также смешивает формулировки, взятые из разделов, касающихся международного права, с формулировками, касающимися необязывающих норм. Это может лишь запутать государства-члены, а не пролить свет на соответствующие вопросы».

В русле американской позиции выступили делегации Австралии и Канады, посетовавшие на отсутствие консенсусного решения возникшей проблемы одновременного создания и функционирования в ООН двух профильных переговорных механизмов.

Однако в поддержку инициативы России решительно выступили ее партнеры. Так, представитель кубинской делегации Кастро Лоредо в качестве ключевой задачи РГОС обозначила «безотлагательное начало процесса переговоров под эгидой ООН о принятии юридически обязательного международного документа, который позволил бы устранить значительные правовые лазейки, существующие в настоящее время в области кибербезопасности, и эффективно решать растущие проблемы и угрозы в этой области на основе многостороннего сотрудничества».

Иранский дипломат Ганиеи подчеркнул «настоятельную необходимость создания в рамках ООН подлинно инклюзивного многостороннего межправительственного процесса в интересах разработки международных норм и правил, касающихся поведения в киберпространстве, и интегрирования этих норм в корпус международного права».

Давая оценку американской инициативе, иранец сделал вывод о том, что «Соединенные Штаты не стремятся создать или разработать имеющие обязательную юридическую силу нормы и правила в области кибербезопасности. Они хотят лишь воспрепятствовать запуску открытого, многостороннего и межправительственного процесса под эгидой ООН, который мог бы способствовать выработке норм и правил. Мы не доверяем намерениям Соединенных Штатов, став свидетелями того, как эта страна развязала войну против принципов многосторонности, международного права и международных договоров и институтов и систематически манипулирует киберпространством для защиты своих геополитических интересов… Заявления Соединенных Штатов… об их содействии ответственному поведению государств в киберпространстве являются прикрытием для их дальнейшего безответственного поведения в этой среде. Никто не должен им верить».

Также в поддержку формата РГОС высказалась алжирская делегация, заявившая, что «одновременное создание двух различных механизмов для решения одной и той же проблемы является контрпродуктивным… Мы предпочитаем создать механизмы открытого состава, которые позволили бы всем государствам принять участие в переговорах, чтобы все они могли выразить свои опасения по таким важным вопросам».

С критикой американского проекта резолюции, озаглавленного «Поощрение ответственного поведения государств в киберпространстве в контексте международной безопасности», выступила сирийская делегация, подчеркнувшая, что «главная цель проекта резолюции заключается в сохранении статус-кво и ограничении любых возможностей для выработки международных рекомендаций по весьма важному вопросу».

Таким образом, характер дискуссии в Первом комитете Генеральной Ассамблеи ООН красноречиво продемонстрировал сохраняющуюся поляризацию подходов к решению глобальных проблем обеспечения международной информационной безопасности. Однако главным итогом стало очевидное нежелание западных стран во главе с США под любым предлогом менять устраивающий их формат профильного диалога на ооновской площадке и расширять его за счет  привлечения к равноправному обсуждению насущных вопросов обеспечения безопасности в сфере использования ИКТ и самих ИКТ развивающихся государств Азии, Африки и Латинской Америки, что было основной идеей России при внесении резолюции о создании РГОС.

Американский проект для создания видимости масштабности  деятельности ГПЭ и вовлеченности в ее работу других государств демонстрировал готовность сотрудничества Группы с такими региональными организациями, как Африканский союз, Европейский союз, Организация американских государств, ОБСЕ и Региональный форум АСЕАН, в которых США имели сильное влияние, путем заблаговременного проведения до начала заседаний Группы серии консультаций для обмена мнениями по вопросам, относящимся к ее мандату.

Предлагалось привлечение к обмену мнениями и других государств - членов ООН, но только в интерактивном формате в ходе неофициальных консультативных заседаний открытого состава продолжительностью два дня каждое.

Налицо дискриминационный по отношению к государствам мирового сообщества подход к созданию на ооновской площадке дискуссионного формата по наиболее ключевым вопросам обеспечения безопасности в сфере использования ИКТ и самих ИКТ.

По этому поводу наиболее точно высказалась делегация Ирана, отметившая, что (в американской резолюции. - Авт.) «как и 15 лет назад, вновь содержится призыв к созданию новой группы правительственных экспертов, участие в которой будет открыто только для привилегированного круга избранных стран».

Предложенный нашими оппонентами мандат ГПЭ вполне отчетливо подтверждал нацеленность на продолжение дискуссий, создающих видимость «погружения» в упомянутые проблемы, но отнюдь не приближающих выработку эффективных практических механизмов противодействия нарастающим угрозам в информационной сфере.

Такой вывод подтверждался высказанной в Первом комитете Генассамблеи ООН в ходе дискуссии по американскому проекту резолюции достаточно жесткой, но объективной оценкой мандата ГПЭ со стороны иранского дипломата, заявившего, что «мандат этой группы направлен на сохранение статус-кво. За последние 15 лет было создано пять групп правительственных экспертов, наделенных одним и тем же мандатом и сформированных из ограниченного круга избранных членов. По результатам их работы не было достигнуто никакого прогресса в разработке норм ответственного поведения государств в киберпространстве. В результате реализации этого несостоятельного процесса сложилась нынешняя ситуация. Рекомендации Группы правительственных экспертов пользуются поддержкой лишь ограниченной группы экспертов, которые не могут быть выразителями международного права или международно согласованных норм».

Беспочвенность критики со стороны США и их ближайших союзников в адрес российской инициативы подтверждалась предложенным мандатом РГОС, который предполагал не только логическое продолжение ранее проходивших в формате ГПЭ дискуссий по ключевым проблемам и вопросам обеспечения международной информационной безопасности, но и расширял их спектр, а также предусматривал возможность проведения для обмена взглядами по этим вопросам межсессионных консультационных встреч с заинтересованными сторонами, а именно с бизнесом, неправительственными организациями и научным сообществом.

Одним из наиболее принципиальных положений преамбулы российского проекта стало «подтверждение применения суверенитета государств и международных норм и принципов, проистекающих из суверенитета, к осуществлению государствами деятельности, связанной с ИКТ, и к их юрисдикции над ИКТ-инфраструктурой, расположенной на их территории».

Также «вновь подтверждалось право и обязанность государства бороться в рамках своих конституционных полномочий против распространения фальшивых или искаженных сообщений, которые могут рассматриваться как вмешательство во внутренние дела других государств или как наносящие ущерб укреплению мира, сотрудничества и дружественных отношений между государствами и нациями».

Чтобы исключить голословные, ничем не подкрепленные обвинения в совершении противоправных действий в информационном пространстве, в российском проекте подчеркивалась «обязанность государства воздерживаться от любых клеветнических кампаний, оскорбительной или враждебной пропаганды с целью осуществления интервенции или вмешательства во внутренние дела других государств».

Безусловно, данные постулаты инициативы России являлись для стран Запада «раздражителем», поскольку были нацелены на воспрепятствование их дальнейшей гегемонии в сфере использования ИКТ, лишали возможности устанавливать собственные правила и заставлять других по ним жить.

Различия в подходах сторон наглядно демонстрировали внешне схожие положения обоих проектов о применимости международного права, особенно в части развития его норм.

Так, в российском проекте резолюции отмечалось, что «международное право применимо и имеет важное значение для поддержания международного мира и стабильности... а с учетом уникальных особенностей ИКТ могут быть разработаны дополнительные нормы». В то же время в проекте, подготовленном США, подчеркивалось «существенно важное» значение международного права, а возможность разработки дополнительных норм предусматривалась лишь «со временем».

Подобные отличия касались и в целом не конфронтационных по своему содержанию мандатов РГОС и ГПЭ по отдельным вопросам целеполагания их деятельности. В российском проекте мандата РГОС применительно к нормам, правилам и принципам ответственного поведения государств, указывалось на продолжение их дальнейшей выработки, а также путей их реализации в качестве приоритета работы группы. В то время как американская версия мандата ГПЭ ограничивалась лишь исследованием этих норм, правил и принципов, ставя эту часть деятельности Группы в один ряд с ее другими задачами.

Данное обстоятельство вполне отчетливо демонстрировало реальные планы российских оппонентов, пытавшихся «задвинуть» нормотворческую составляющую инициативы России, нацеленной на регулирование деятельности государств в информационном пространстве.

Этой же цели было подчинено ключевое содержание резолютивной части российского проекта резолюции Генеральной Ассамблеи ООН, впервые официально сформулировавшего свод международных правил, норм и принципов ответственного поведения государств, ранее закрепленных в докладах ГПЭ 2013 и 2015 годов.

В документе определялись конкретные обязательства государств:

1) сотрудничать в разработке и осуществлении мер по укреплению стабильности и безопасности в использовании ИКТ и предупреждению совершения действий в сфере ИКТ, признанных вредоносными или способных создать угрозу международному миру и безопасности;

2) рассмотреть вопрос о наилучших путях сотрудничества в целях обмена информацией, оказания взаимопомощи, преследования лиц, виновных в террористическом и преступном использовании ИКТ, осуществлять другие совместные меры по противодействию таким угрозам, при необходимости - рассмотреть вопрос о разработке новых мер;

3) соблюдать положения резолюций Совета по правам человека о поощрении, защите и осуществлении прав человека в Интернете и резолюций Генеральной Ассамблеи ООН о праве на неприкосновенность личной жизни в эпоху цифровых технологий, чтобы обеспечить всестороннее уважение прав человека, включая право свободно выражать свое мнение;

4) принимать надлежащие меры для защиты своей критически важной инфраструктуры от угроз в сфере ИКТ;

5) удовлетворять просьбы других государств, критически важная инфраструктура которых становится объектом злонамеренных действий в сфере ИКТ, об оказании помощи и о смягчении последствий злонамеренных действий в сфере ИКТ, направленных против критически важной инфраструктуры других государств, если такие действия проистекают с их территории, принимая во внимание должным образом концепцию суверенитета;

6) принимать разумные меры для обеспечения целостности каналов поставки, чтобы конечные пользователи могли быть уверены в безопасности продуктов ИКТ;

7) стремиться предупреждать распространение злонамеренных программных и технических средств в сфере ИКТ и использование скрытых вредоносных функций;

8) способствовать ответственному предоставлению информации о факторах уязвимости в сфере ИКТ и делиться соответствующей информацией о существующих методах борьбы с такими факторами уязвимости, чтобы ограничить, а по возможности и устранить, возможные угрозы для ИКТ и зависящей от ИКТ инфраструктуры;

9) содействовать тому, чтобы частный сектор и гражданское общество играли надлежащую роль в укреплении безопасности при использовании ИКТ и самих ИКТ, включая безопасность всей системы производства и сбыта информационных товаров и информационно-технических услуг, сотрудничать с частным сектором и организациями гражданского общества в области осуществления правил ответственного поведения государств в информационном пространстве с учетом их потенциальной роли;

10) выполнять свои международные обязательства в отношении международно-противоправных деяний, приписываемых им в соответствии с международным правом.

Исключительно важным стало разъяснение в документе данного обязательства государств. Как подчеркивалось в проекте резолюции, «указания на то, что та или иная деятельность в сфере ИКТ была начата или иным образом происходит с территории или объектов ИКТ-инфраструктуры государства, может быть недостаточным для присвоения этой деятельности указанному государству. Обвинения в организации и совершении противоправных деяний, выдвигаемые против государств, должны быть обоснованными».

При этом обращалось внимание на то, что «государства должны изучить в случае инцидентов в сфере ИКТ всю соответствующую информацию, в том числе более широкий контекст события, проблемы установления ответственности в ИКТ-среде, а также характер и масштабы ответственности».

Подобный подход исключал возможность необоснованных, голословных обвинений в адрес какого-либо государства в совершении им компьютерных атак на информационную инфраструктуру других стран. Тем самым фактически ставился «заслон» политической атрибуции таких атак, не имеющей ничего общего с технически обоснованными и подтвержденными объективными данными о противоправных деяниях.

Заявленный в российском проекте резолюции Генеральной Ассамблеи ООН тезис об обязательной обоснованности предъявляемых упомянутых обвинений «рушил» продвигаемую оппонентами России так называемую политическую атрибуцию компьютерных атак, в основу которой был положен принцип «highly likely» (весьма вероятно). Кстати, в последующем, для придания большей убедительности своим обвинениям, они стали использовать выражение «almost certainly» (почти наверняка). Однако подобные оценки не имели ничего общего с реальными доказательствами причастности государств к деструктивным действиям в информационном пространстве.

Одновременно российский проект резолюции четко очерчивал круг тех деяний, которые государства не должны были делать заведомо:

1) позволять использовать свою территорию для совершения международно-противоправных деяний с использованием ИКТ и использовать посредников для совершения международно-противоправных деяний с использованием ИКТ и должны стремиться обеспечивать, чтобы их территории не использовались негосударственными субъектами для совершения таких деяний;

2) осуществлять и поддерживать деятельность в сфере ИКТ, если такая деятельность противоречит их обязательствам по международному праву, наносит преднамеренный ущерб критически важной инфраструктуре или иным образом препятствует использованию и функционированию критически важной инфраструктуры для обслуживания населения;

3) осуществлять и поддерживать деятельность, призванную нанести ущерб информационным системам уполномоченных групп экстренной готовности к компьютерным инцидентам (или инцидентам в сфере кибербезопасности) другого государства, а также использовать эти группы для осуществления злонамеренной международной деятельности.

Инициативное включение Россией в проект резолюции Генеральной Ассамблеи ООН свода международных правил, норм и принципов ответственного поведения государств вкупе с инициативой о создании нового дискуссионного формата в виде РГОС были абсолютно неприемлемы для наших оппонентов в силу упомянутых выше аргументов и встретили мощное противодействие со стороны стран Запада, проголосовавших против российского проекта.

Однако даже данное обстоятельство не смогло негативно отразиться на результатах голосования по проекту резолюции, которая большинством голосов была принята на 73-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН⁴.

Позитивное отношение к закрепленному в резолюции упомянутому своду международных правил, норм и принципов ответственного поведения государств позднее высказал ряд государств, оценки которых во исполнение данной резолюции были включены в доклад Генерального секретаря ООН «Достижения в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности» от 24 июня 2019 года A/74/120⁵.

Так, Аргентина подтвердила, что разделяет этот свод, и отметила, что, «учитывая характер угроз в киберпространстве и скорость их развития, необходимо, чтобы государства прилагали все возможные усилия к тому, чтобы не допустить использования их территории негосударственными субъектами для совершения международно-противоправных действий с использованием ИКТ».

Кубинская сторона высказывалась в пользу развития этих норм, подчеркивая необходимость «создания юридически обязательной международной нормативно-правовой базы, которая дополняла бы существующие нормы международного права и была бы применима к ИКТ».

Поддержал упомянутые в российской резолюции правила, нормы и принципы ответственного поведения государств и Египет, который заявил, что «рассчитывает присоединиться к усилиям рабочей группы открытого состава по разработке методов осуществления таких правил и норм».

Однако были и другие мнения, которые не допускали возможности продвигаться в направлении выработки юридически обязательных норм регулирования деятельности государств в информационном пространстве.

Так, Франция считала, что «на данном этапе разработка нового международного юридически обязательного документа, конкретно касающегося вопросов кибербезопасности, не требуется. В киберпространстве, как и в других областях, применяется и должно соблюдаться действующее международное право».

Аналогичный подход был заявлен Японией, которая признала, что «соблюдение добровольных и необязывающих норм ответственного поведения государств в киберпространстве, о которых говорится в докладе ГПЭ за 2015 год, должно стать основой для обеспечения международной стабильности и предсказуемости и для проведения в будущем обсуждений по этому вопросу… Любые попытки заключить новые всеобъемлющие договоры или аналогичные документы в данный момент не приведут к реальному усилению кибербезопасности».

Американский проект резолюции «Поощрение ответственного поведения государств в киберпространстве в контексте международной безопасности»⁶, «открывавший дорогу» работе очередной ГПЭ, также был поддержан на 73-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН большинством голосов.

Так, в соответствии с принятыми по инициативе России и США  резолюциями на площадке ООН впервые появилось два формата диалога по одной и той же проблематике - обеспечения безопасности в сфере использования ИКТ и самих ИКТ.

Подобный исход заставлял задуматься о том, как подобное решение о параллельных дискуссионных площадках может отразиться на процессе обсуждения общих актуальных проблем в данной области и поиске путей их решения. Ответ на этот вопрос мировое сообщество должно было получить только по истечении полномочий обеих групп, в успешном завершении работы которых были заинтересованы все участники.

Наиболее точную формулировку этим ожиданиям дал Сингапур, по мнению которого, изложенному в упомянутом докладе A/74/120, усилия ГПЭ и РГОС «могут и должны дополнять друг друга. Важно, чтобы основные субъекты работали сообща в духе консенсуса, взаимоуважения и взаимного доверия. Сингапур уверен в том, что обе платформы могут позитивно дополнять друг друга…».

Такой же конструктивной позиции придерживалась и Россия, по инициативе которой 12 декабря 2019 года была принята резолюция 74-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН «Достижения в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности» A/RES/74/29, подчеркнувшая, что «РГОС и ГПЭ являются важными независимыми механизмами под эгидой ООН, работа которых должна выстраиваться в соответствии с их мандатами в конструктивном и прагматичном ключе, дополняя усилия друг друга, а их итоги должны способствовать задачам поддержания международного мира и безопасности в сфере использования ИКТ»⁷.

РГОС, которую возглавил постоянный представитель Швейцарии при ООН в Нью-Йорке посол Юрг Лаубер, провела 3 июня 2019 года свою организационную сессию, а затем три основных сессии - 9-13 сентября 2019 года, 10-14 февраля 2020 года и 8-12 марта 2021 года.

Также в соответствии с мандатом РГОС в период со 2 по 4 декабря 2019 года Группа провела неофициальное межсессионное консультативное совещание с участием многих заинтересованных сторон под председательством директора Агентства кибербезопасности Сингапура Дэвида Ко.

По сути, РГОС стала своего рода «Кибергенассамблеей», как ее стали называть дипломаты и журналисты, поскольку в ее сессиях приняли участие представители 138 стран мира и международных организаций (Европейский союз, Организация Американских государств, Международный союз электросвязи, Международный Комитет Красного Креста, Международная торговая палата).

К сожалению, ритмичный характер работы РГОС был нарушен пандемией COVID-19, из-за которой несостоявшиеся в очном формате отдельные сессии Группы были заменены неофициальными виртуальными заседаниями. Пять таких заседаний Группы состоялись в онлайн-формате в 2020 году: 15, 17 и 19 июня; 2 июля; 29 сентября - 1 октября; 17-19 ноября; 1-3 декабря.

Помимо пандемических ограничений, на работу группы негативно повлияла политика американских властей, начавших буквально с первых субстантивных заседаний РГОС в 2019 году, по сути, «визовую войну» против членов российской делегации и делегаций других иностранных государств, разделявших подходы России в области обеспечения международной информационной безопасности.

Наши оппоненты отчетливо понимали, что сокращенный состав делегаций значительно сократит возможности России по взаимодействию с представителями других государств, доведению до них наших оценок дискуссий по ключевым вопросам мандата группы, а также по выработке согласованной консолидированной позиции в отношении содержательного наполнения ее итогового доклада.

Это был сознательный, заранее спланированный шаг американской стороны, всячески стремившейся принизить роль инициативы России и не допустить продвижения ее подходов в рамках РГОС.

Из-за невыдачи виз российским экспертам их участие в сессиях Группы стало невозможным, что вызвало справедливую негативную реакцию официальных властей.

В своем выступлении на 11-м пленарном заседании Первого комитета 74-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН 21 октября 2019 года представитель Российской Федерации А.И.Белоусов отметил, что «на протяжении последних двух с половиной недель мы не наблюдаем со стороны Соединенных Штатов каких-либо практических шагов по улучшению ситуации с выдачей виз членам иностранных делегаций, в том числе российской, которые должны были участвовать в работе Первого комитета. На фоне такого адресного удара по российской делегации циничным издевательством выглядят предложения американских коллег совместно поработать над выработкой единых проектов резолюций, в том числе по международной информационной безопасности»⁸.

Тем не менее в этих дискриминационных по отношению к России условиях в 2019-2020 годах РГОС обсудила ключевые аспекты своего мандата, стремясь найти точки соприкосновения и взаимопонимания между всеми государствами - членами ООН по вопросам обеспечения безопасности в сфере использования ИКТ и самих ИКТ.

Для изучения существующих и потенциальных угроз в сфере информационной безопасности и возможных совместных мер по их устранению группа рассмотрела вопросы, касающиеся дальнейшего развития норм, правил и принципов ответственного поведения государств, как международное право применяется к использованию ИКТ государствами, мер укрепления доверия, наращивания потенциала и возможности организации регулярного институционального диалога с широким кругом участников под эгидой ООН.

При этом в своих усилиях по достижению консенсуса и содействию международному миру, безопасности, сотрудничеству и доверию РГОС руководствовалась принципами инклюзивности и транспарентности.

Несмотря на активное противодействие со стороны оппонентов на протяжении всего этого периода, Россия стремилась придать дискуссиям максимально предметный, практико-ориентированный характер.

Широкая представленность делегаций на заседаниях РГОС позволяла узнать всю палитру мнений в отношении ключевых вопросов мандата группы. В этом было ее существенное позитивное отличие от дискуссий в рамках ГПЭ, ограниченной по своему составу.

Предусмотренный в РГОС консенсусный принцип принятия решений и сам ее формат делал группу уникальным переговорным механизмом для поиска точек соприкосновения и достижения общего понимания всеми государствами - членами ООН опасности глобальных последствий угроз злонамеренного использования ИКТ и путей их предотвращения.

Однако новый расширенный формат одновременно ставил перед председателем группы сложную задачу - учесть позиции всех стран в ходе дискуссий по ключевым вопросам мандата РГОС, а главное - достичь консенсуса при подготовке проекта ее итогового доклада. Нередко эти позиции не только имели некоторые отличия, но и противоречили друг другу. Особенно наглядно это проявилось при обсуждении вопроса о применимости международного права к сфере использования ИКТ и его дальнейшего развития с учетом уникальных особенностей данных технологий, а также нового формата регулярного институционального диалога.

Жаркие дискуссии по этим вопросам велись при обсуждении первоначального предварительного проекта итогового доклада РГОС, подготовленного ее председателем 16 марта 2020 года⁹, и его доработанной редакции от 27 мая 2020 года¹⁰.

В части дискуссии о применимости международного права и необходимости выработки нового юридически обязывающего документа различие в подходах подтвердилось в позициях государств, изложенных во исполнение принятой 12 декабря 2019 года резолюции Генеральной Ассамблеи ООН A/RES/74/28 «Поощрение ответственного поведения государств в киберпространстве в контексте международной безопасности» в докладе Генерального секретаря ООН «Достижения в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности» A/75/123 от 23 июня 2020 года¹¹.

Отдельные государства, отдавая должное РГОС как наиболее компетентной в этих вопросах площадке, рассчитывали на решение данной проблемы в ходе работы группы. Так, например, Армения заявила, что «РГОС, функционирующая как всеохватная и транспарентная платформа для обсуждений между государствами-членами, может разработать всеобъемлющий и сводный перечень правил, норм и принципов, касающихся ответственного поведения государств по вопросам использования ИКТ и приемлемых для всех государств-членов».

Понимание необходимости учета специфики ИКТ в вопросах разработки норм международного права, регулирующих деятельность государств в информационном пространстве, было отмечено в отчете Колумбии, заявившей, что «общие концепции международного права могут быть применимы в киберпространстве с определенными уточнениями, обусловленными осуществлением деятельности в виртуальной среде и особенностями этой деятельности. Учет различных возможных толкований вопросов, связанных с международным правом в киберпространстве, не исключает возможности подготовки руководств или справочников по применению норм международного публичного права в киберпространстве».

Однако такой объективный подход к оценке применимости международного права к сфере использования ИКТ и перспектив развития новых международно-правовых норм в данной сфере разделяли далеко не все страны.

Так, датская сторона настаивала, что «существующее международное право, которое дополняют 11 добровольных норм ответственного поведения государств, не имеющих обязательной силы и сформулированных в докладе ГПЭ 2015 года, служит государствам в качестве рамок для ответственного поведения в киберпространстве». В связи с этим было отмечено, что «поскольку международная правовая база по вопросам кибербезопасности уже существует, Дания не призывает и не считает необходимым разрабатывать новые международно-правовые инструменты по кибербезопасности».

Подобную позицию высказывала и Франция, по мнению которой, «на данном этапе не нужно разрабатывать новый юридически обязательный международный документ, посвященный проблемам кибербезопасности. В киберпространстве, как и в других областях, применяется и должно соблюдаться действующее международное право».

Консолидированную позицию представил Европейский союз, подтвердивший, что его государства-члены на данном этапе не призывают к разработке новых международно-правовых инструментов по вопросам киберпространства и не видят в этом необходимости, поскольку международная правовая база уже существует.

Ряд стран ограничился только признанием полной применимости норм международного права к сфере использования ИКТ, не затрагивая тему разработки новых норм с учетом специфики данных технологий.

Так, Ирландия заявила, что «твердо убеждена в том, что нормы международного права, включая положения Устава ООН, нормы международного гуманитарного права и международного права прав человека применимы к киберпространству…». Свое твердое намерение содействовать применению в киберпространстве действующих норм международного права подтвердила Италия.

Мексика также высказалась о применимости международного права к деятельности в киберпространстве. Австралийская сторона отметила, что «в целом… существующие нормы международного права… применимы и необходимы для поддержания мира и стабильности и содействия созданию открытой, безопасной, стабильной, доступной и мирной информационно-коммуникационной среды».

Российская сторона в очередной раз пыталась обратить внимание своих партнеров по РГОС на недостаточность действующих международно-правовых норм, предложив включить в итоговый доклад группы рекомендации о необходимости адаптации существующих норм международного права или разработке нового инструмента с учетом уникальных особенностей ИКТ.

Наряду с Россией некоторыми государствами в ходе заседаний группы также были высказаны предложения о необходимость разработки юридически обязательного инструмента в сфере использования государствами ИКТ. Отмечалось, что существование такой юридически обязательной нормативно-правовой базы будет способствовать более эффективному соблюдению обязательств на глобальном уровне, что она станет более консолидированной основой для привлечения субъектов к ответственности за их противоправные деяния.

Однако российские оппоненты категорически отвергали даже упоминание о необходимости выработки новых юридически обязательных норм для регулирования деятельности государств в информационном пространстве. По их мнению, для этого было достаточно правил, норм и принципов ответственного поведения, которые носили необязательный рекомендательный характер.

Подобные противоречия возникли и при обсуждении формата будущего профильного диалога на площадке ООН. Россия и сторонники ее подходов придерживались мнения о сохранении рабочей группы открытого состава в целях содействия развитию регулярного институционального диалога, поскольку, по мнению многих стран, этот формат, характеризуемый широким составом и демократическими, транспарентными обсуждениями, должен был стать стандартом для дискуссий.

Однако оппоненты российских подходов, понимая неоспоримые  преимущества РГОС перед ГПЭ, судьба которой по истечении срока полномочий практически была решена не в ее пользу, искали новые возможности, чтобы перехватить у России инициативу и навязать собственный формат будущих дискуссий по ключевым вопросам обеспечения безопасности в сфере использования ИКТ и самих ИКТ. Так, на площадке ООН впервые прозвучало предложение о включении в проект итогового доклада Группы рекомендации о создании Программы действий по поощрению ответственного поведения государств в киберпространстве.

Эта инициатива Франции и ряда других государств была представлена в августе 2020 года, когда стала очевидной бесперспективность существования двух параллельно функционирующих диалоговых форматов и лишней должна была стать ГПЭ. Но продвижение РГОС, созданной по инициативе России, не входило в планы ее оппонентов. Поэтому срочно потребовалась конкурентоспособная альтернатива, роль которой была отведена Программе действий. Серьезность намерений оппонентов российской инициативы подтверждалась заявленной целью разработки программы - прекращение дискуссий по двум направлениям (ГПЭ/РГОС) и создание постоянного Форума ООН для рассмотрения вопроса об использовании ИКТ государствами в контексте международной безопасности.

Примечательно, что данная инициатива не выдвигалась в ходе первых сессий РГОС и поэтому не нашла своего отражения в первоначальных предварительных проектах итогового доклада РГОС, представленных председателем 16 марта и 27 мая 2020 года.

Этот «козырь» оппоненты России предъявили только в «нулевом» проекте итогового доклада группы, распространенного председателем в январе 2021 года¹², чтобы продемонстрировать неудовлетворенность ходом дискуссий в формате РГОС и подчеркнуть неэффективность российской инициативы.

В пункте 99 «нулевого» проекта отмечалось, что «некоторые государства выступили с конкретным предложением о разработке Программы действий для поощрения ответственного поведения государств в киберпространстве с целью создания постоянного Форума ООН для рассмотрения использования ИКТ государствами в контексте международной безопасности. Было предложено, чтобы Программа действий представляла собой политическую приверженность государств согласованным рекомендациям, нормам и принципам, созыву регулярных совещаний, посвященных осуществлению, укреплению сотрудничества и наращиванию потенциала между государствами и проведению регулярных обзорных конференций». В рамках предложения по Программе действий также предусматривались «широкое участие и консультации».

Однако эти якобы конструктивные идеи создания нового формата могли бы быть приняты за чистую монету, если бы не заявленная еще до окончания работы РГОС и ГПЭ цель Программы действий - прекратить в ООН дискуссии по этим двум направлениям.

Это был первый шаг на пути демонтажа сформированного по инициативе России на ооновской площадке нового формата регулярного институционального диалога по вопросам обеспечения безопасности в сфере использования ИКТ и самих ИКТ - Рабочей группы открытого состава.

Подобная напористость логически продолжала агрессивную политику оппонентов России, которые стремились любой ценой воспрепятствовать сохранению ее многолетнего лидерства в обсуждении на площадке ООН актуальных проблем обеспечения международной информационной безопасности.

При этом необходимо отметить, что такие «неожиданные» шаги  предпринимались в условиях, когда формат будущего профильного регулярного диалога - на период 2021-2025 годов - был уже определен принятой по инициативе России 31 декабря 2020 года резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН A/RES/75/240 «Достижения в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности»¹³.

Генассамблея ООН постановила «созвать, начиная с 2021 года, в целях обеспечения непрерывности и преемственности демократического, инклюзивного и транспарентного переговорного процесса по безопасности в сфере использования информационно-коммуникационных технологий под эгидой ООН новую рабочую группу открытого состава по вопросам безопасности в сфере использования ИКТ и самих ИКТ 2021-2025, действующую на основе консенсуса».

Только благодаря этому решению оппонентам России не удалось в полной мере развить идею переформатирования в ООН регулярного институционального диалога и включить Программу действий в качестве нового потенциального формата в рекомендации по данному вопросу «нулевого» проекта итогового доклада группы.

Тем не менее российская сторона решительно отреагировала в своем комментарии на данный проект¹⁴, высказав по содержанию документа, подготовленного председателем РГОС, ряд критических замечаний, к основным из которых можно отнести следующие.

Во-первых, указывалось на предвзятое описание состоявшихся в РГОС дискуссий, при котором положения, отражавшие позицию лишь отдельных стран, подавались как согласованные от лица всех государств.

Во-вторых, в разделе о регулярном институциональном диалоге не нашла отражение ключевая рекомендация о продолжении в ООН профильной дискуссии в формате РГОС, за что в ходе ее субстантивных сессий выступило подавляющее большинство государств. Тем более такое решение выглядело необоснованным с учетом принятой 31 декабря 2021 года резолюции Генеральной Ассамблеи ООН A/RES/75/240 о создании новой РГОС по вопросам безопасности в сфере использования ИКТ и самих ИКТ 2021-2025.

В-третьих, как отмечалось в российском комментарии, «на этом фоне по меньшей мере неоправданным выглядело включение в итоговый документ Группы рекомендации о создании Программы действий (ПД) по поощрению ответственного поведения государств в киберпространстве. Эта инициатива была «вброшена» группой государств во главе с Францией «под занавес» мандата РГОС и фактически не обсуждалась». По мнению российской стороны, «упоминание [об этой инициативе] в проекте доклада в качестве основной рекомендации… обесценивает всю проделанную государствами работу за последние два года». Более того, «рекомендация о ПД создает угрозу запуска второго переговорного трека в ООН параллельно с утвержденной Генассамблеей ООН новой РГОС - это именно тот сценарий, который большинство государств хотели бы избежать.

В-четвертых, обращалось внимание на то, что «предложения ряда государств о включении в основной текст проекта новых правил, норм и принципов ответственного поведения игнорировались, вместо этого они были вынесены в отдельный «неофициальный документ» без конкретизации его статуса и назначения, что подрывало значимость усилий стран на данном направлении».

В-пятых, применительно к разделу по международному праву указывалось, что «гораздо важнее на данном этапе было бы приложить дополнительные усилия к выработке и правовому закреплению универсальных подходов к вопросу о применимости международного права в ИКТ-сфере путем принятия в перспективе соответствующей конвенции».

В-шестых, отмечалось, что в проекте доклада «сохраняется заметное смещение акцентов на второстепенные для РГОС темы, такие как устойчивое развитие, права человека и гендерное неравенство, которые, как зафиксировано в самом документе, являлись предметом ведения других специализированных органов ООН».

Свою озабоченность относительно проекта итогового доклада РГОС российская делегация высказала спустя десять дней на состоявшихся 18, 19 и 22 февраля 2021 года онлайн-консультациях по данному вопросу. Заместитель директора Департамента международной информационной безопасности МИД России В.А.Шин отметил глубокую обеспокоенность тем, что «негативный сценарий - тот, о котором российская сторона предупреждала почти год назад, - становится реальным. Учитывая количество поправок, предложенных государствами, существует реальный риск застрять в бесконечных дискуссиях, и у РГОС может не хватить времени для достижения консенсуса»¹⁵.

Российский дипломат предложил «сконцентрироваться на точках соприкосновения, а не на объективных различиях в позициях государств, которые уже в своем большинстве высказались в пользу продолжения профильного переговорного процесса под эгидой ООН в рамках новой РГОС».

Особо было отмечено стремление России, равно как и других участников дискуссии, к принятию консенсусного доклада, что позволило бы обеспечить успех РГОС, а затем и ГПЭ в мае 2021 года.

Заявленная российская позиция позволила в короткий срок до начала заключительной
 сессии РГОС, состоявшейся с 8 по 12 марта 2021 года, осмыслить подходы сторон в отношении проекта итогового доклада группы, а главное - прийти к пониманию необходимости сохранения на площадке ООН профильного регулярного институционального диалога с участием всех заинтересованных сторон.

Для этого требовалось консенсусное принятие упомянутого доклада, равно как и аналогичное решение в отношении итогового доклада ГПЭ, подготовка которого шла в те же сроки, что и в РГОС.

Благодаря активной работе российских экспертов удалось достичь компромиссных решений по всем ключевым аспектам итогового доклада РГОС¹⁶. Безусловно, не все российские предложения были учтены, но наиболее принципиальные подходы России нашли свое отражение в документе.

Прежде всего, «государства вновь подтвердили, что, принимая во внимание уникальные особенности ИКТ и учитывая представленные в рамках РГОС предложения в отношении норм, разработку со временем дополнительных норм можно было бы продолжить».

Также важным результатом стала рекомендация государствам, которым «следовало обеспечить продолжение инклюзивного и прозрачного процесса переговоров по ИКТ в контексте международной безопасности под эгидой ООН, включая и признавая Рабочую группу открытого состава по вопросам безопасности в сфере использования ИКТ и самих ИКТ 2021-2025, учрежденную в соответствии с резолюцией A/RES/75/240 Генеральной Ассамблеи ООН».

При этом рекомендовалось доработать Программу действий, в том числе в рамках процесса новой РГОС.

Однако наиболее значимым стало упоминание в заключительных положениях доклада о том, что в ходе работы РГОС «были высказаны различные точки зрения, новые идеи и важные предложения, включая возможность принятия дополнительных юридически обязательных обязательств…».

Различные точки зрения были представлены в прилагаемом резюме председателя по итогам дискуссий и обсуждения конкретных предложений по формулировкам в рамках пункта повестки дня «Правила, нормы и принципы».

В содержание резюме вошли ключевые положения российских подходов к обеспечению международной информационной безопасности.

Во-первых, «государства вновь отметили, что указания на то, что та или иная деятельность в сфере ИКТ была начата или иным образом осуществляется с территории или объектов ИКТ-инфраструктуры государства, может быть недостаточно для присвоения этой деятельности указанному государству и что обвинения в организации и совершении противоправных деяний, выдвигаемые против государств, должны быть обоснованными. Некоторые государства подчеркнули важность подлинных, надежных и достаточных доказательств в этом контексте».

Во-вторых, было отмечено, что некоторые «государства высказали мнение о том, что ввиду быстро меняющегося характера угроз и серьезности риска необходимы согласованные на международном уровне и имеющие обязательную юридическую силу нормативные рамки использования ИКТ. Была также высказана мысль о том, что такие имеющие обязательную силу нормативные рамки могут способствовать более эффективному выполнению обязательств на глобальном уровне и могут стать более надежной основой для привлечения субъектов к ответственности за совершенные действия. Государства подчеркнули, что при разработке любых международно-правовых рамок для решения проблем, вызванных таким использованием ИКТ, которое может иметь последствия для международного мира и безопасности, следует учитывать озабоченность и интересы всех государств, руководствоваться правилом консенсуса, и что этим следует заниматься в рамках ООН при активном и равноправном участии в нем всех государств».

В-третьих, некоторые «государства выразили пожелание, чтобы в рамках регулярного диалога приоритетное внимание уделялось дальнейшей проработке существующих обязательств и выработке дополнительных обязательств, включая согласование юридически обязывающего инструмента и институциональных структур в поддержку его применения».

В-четвертых, применительно к вопросу о регулярном институциональном диалоге «государства также выразили пожелание, чтобы международное сообщество в конечном счете вернулось к единому, основанному на консенсусе процессу под эгидой ООН».

Российские подходы были близки многим государствам мирового сообщества, участвовавшим в работе РГОС, что предопределило принятие 12 марта 2021 года консенсусом итогового доклада Группы.

Следует отметить, что по сравнению с Рабочей группой открытого состава, насчитывающей около 140 постоянных участников, параллельная дискуссионная площадка - Группа правительственных экспертов во главе с бразильским дипломатом Г.Патриотой - была малочисленной. Она, в соответствии с резолюцией A/RES/73/266, включала экспертов только из 25 государств: Австралии, Бразилии, Великобритании, Германии, Индии, Индонезии, Иордании, Казахстана, Кении, Китая, Маврикия, Марокко, Мексики, Нидерландов, Норвегии, России, Румынии, Сингапура, США, Уругвая, Франции, Швейцарии, Эстонии, Южной Африки и Японии.

В ходе четырех официальных сессий в 2019-2021 годах Группа в соответствии со своим мандатом по содействию ответственному поведению государств разработала дополнительный уровень понимания не имеющих обязательной силы 11 добровольных норм ответственного поведения государств, содержавшихся в докладе ГПЭ 2015 года, подчеркивая их ценность в отношении ожидаемого поведения государств при использовании ИКТ в контексте международного мира и безопасности и приводя примеры категорий институциональных механизмов, которые государства могут создать на национальном и региональном уровнях для поддержки их имплементации.

Безусловно, работа ГПЭ, как и РГОС, также сопровождалась напряженными дискуссиями, поскольку члены Группы придерживались по отдельным вопросам ее мандата полярных взглядов. Несмотря на численное превосходство своих оппонентов, российской стороне удалось не допустить в итоговом документе ГПЭ крена в сторону проамериканских подходов и отстоять свою точку зрения на эти вопросы.

В первую очередь это относилось к определению ответственности государств за приписываемые им противоправные деяния. В пункте 71-g раздела «Международное право» итогового доклада Группы A/76/135 от 14 июля 2021 года указывалось, что «в дополнение к работе предыдущих ГПЭ и руководствуясь Уставом и мандатом, содержащимся в резолюции 73/266, настоящая Группа предлагает дополнительный уровень понимания оценок и рекомендаций, содержащихся в докладе ГПЭ 2015 года, относительно того, как международное право применяется к использованию ИКТ государствами, а именно: Группа напоминает, что самого по себе указания на то, что та или иная деятельность в сфере использования ИКТ была начата или иным образом происходит с территории или объектов ИКТ-инфраструктуры государства, может быть недостаточно для приписывания этой деятельности указанному государству, и отмечает, что обвинения в организации и совершении противоправных деяний, выдвигаемые против государств, должны быть обоснованными. Призвание государства к ответственности за международно-противоправное деяние сопряжено со сложными техническими, юридическими и политическими моментами»¹⁷.

Вторым важным успехом российских экспертов стало определение будущего французской инициативы - Программы действий. Благодаря настойчивости, а также принципиальной аргументированной позиции России удалось добиться, чтобы в выводы и рекомендации итогового доклада ГПЭ было включено положение о продолжении разработки указанной программы «в рамках процесса в формате новой РГОС».

По итогам заключительной сессии ГПЭ российской стороне и ее оппонентам удалось достичь компромисса, результатом которого стала единогласная поддержка итогового документа. 

Таким образом, консенсусное принятие итоговых докладов РГОС и ГПЭ свидетельствовало о нацеленности мирового сообщества продолжить изучение актуальных проблем обеспечения международной информационной безопасности и выработку путей их решения. Предложенный Россией в этих целях механизм - новая Рабочая группа открытого состава по вопросам безопасности в сфере использования ИКТ и самих ИКТ 2021-2025 - получил полную поддержку, что вселяло чувство оптимизма в преддверии начала работы Группы.

Впереди был новый этап истории проблематики обеспечения международной информационной безопасности на площадке ООН, начало которой было положено Россией 4 декабря 1998 года.

¹Проект резолюции Генеральной Ассамблеи ООН «Достижения в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности». A/C.1/73/L.27/Rev.1 от 29 октября 2018 г. // URL: // https:// digitallibrary.un.org/record/1650510?ln=ru.

²Отчет об итогах 31-го заседания Первого комитета Генеральной Ассамблеи ООН. A/C.1/73/PV.31 от 8 ноября 2018 г. // URL: // https:// digitallibrary.un.org/record/3832032?ln=ru.

³Проект резолюции Генеральной Ассамблеи ООН «Поощрение ответственного поведения государств в киберпространстве в контексте международной безопасности». A/C.1/73/L.37 от 18 октября 2018 г. // URL: // https:// digitallibrary.un.org/record/1649077?ln=ru.

⁴Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН «Достижения в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности» A/RES/73/27 от 5 декабря 2018 г. // URL: // https:// digitallibrary.un.org/record/1655670?ln=ru.

⁵Доклад Генерального секретаря ООН A/74/120 от 24 июня 2019 г. // URL: // https://digitallibrary.un.org/record/3814154?ln=ru.

⁶Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН «Поощрение ответственного поведения государств в киберпространстве в контексте международной безопасности» A/RES/73/266 от 22 декабря 2018 г. // URL: //https://digitallibrary.un.org/record/1658328?ln=ru.

⁷Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН «Достижения в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности» A/RES/74/29 от 12 декабря 2019 г. // URL: // https:// digitallibrary.un.org/record/3846398?ln=ru.

⁸Отчет об 11-м пленарном заседании Первого комитета 74-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН. A/C.1/74/PV.11 от 21 октября 2019 г. // URL: // https://digitallibrary.un.org/record/3856577?ln=ru.

⁹Первоначальный предварительный проект итогового доклада Рабочей группы открытого состава по достижениям в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности от 16 марта 2020 г. // URL: // https://reachingcriticalwill.org/ images/documents/Disarmament-fora/other/icts/oewg/documents/predraft-march2020.pdf.

¹⁰Доработанная редакция первоначального предварительного проекта итогового доклада Рабочей группы открытого состава по достижениям в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности от 27 мая 2020 г. // URL: // https://reachingcriticalwill.org/ images/documents/Disarmament-fora/other/icts/oewg/documents/predraft-rev-may2020.pdf.

¹¹Доклад Генерального секретаря ООН «Достижения в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности» A/75/123 от 23 июня 2020 г. // URL: // https://digitallibrary.un. org/record/3876754?ln=ru.

¹²«Нулевой» проект итогового доклада Рабочей группы открытого состава по достижениям в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности (янв. 2021 г.) // URL: // https:// reachingcriticalwill.org/images/documents/Disarmament-fora/other/icts/oewg/ documents/oewg-finalreport-substantive-zerodraft.pdf.

¹³Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН «Достижения в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности» A/RES/75/240 от 31 декабря 2020 г. // URL: // https:// digitallibrary.un.org/record/3896458?ln=ru.

¹⁴Комментарий Российской Федерации по «нулевому» проекту доклада Рабочей группы открытого состава по достижениям в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности от 8 февраля 2021 г. // URL: // https://front.un-arm.org/wp-content/uploads/2021/02/Russian-commentary-on-the-OEWG-zero-draft-report-RUS.pdf (un-arm.org).

¹⁵Выступление представителя российской делегации на онлайн-консультациях по обсуждению «нулевого» проекта итогового доклада Рабочей группы открытого состава по достижениям в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности (18 февраля 2021 г.) // URL: // https://front.un-arm.org/wp-content/uploads/2021/02/Russian-Federation-statement-at-informal-OEWG-session-18.02.2021.pdf (un-arm.org).

¹⁶Доклад Рабочей группы открытого состава по достижениям в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности A/75/816 от 12 марта 2021 г. // URL: // https://digitallibrary.un. org/record/3908015?ln=ru.

¹⁷Доклад Группы правительственных экспертов по поощрению ответственного поведения государств в киберпространстве в контексте международной безопасности A/76/135 от 14 июля 2021 г. // URL: // https://digitallibrary.un.org/record/3934214?ln=ru.

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs