ГЛАВНАЯ > Читайте в новом номере

Муки брекзита: история против «конца истории»

11:39 25.04.2019 • Александр Крамаренко, Директор по развитию РСМД, Чрезвычайный и Полномочный Посол

Двадцать четвертую драму Шекспира
Пишет время бесстрастной рукой.
Анна Ахматова. Лондонцам

Нисколько не удивлюсь, если вдруг… среди всеобщего будущего благоразумия
возникнет какой-нибудь джентльмен… и скажет нам всем:
а что, господа, не столкнуть ли нам все это благоразумие…
чтоб… по своей глупой воле пожить!
Ф.М.Достоевский. Записки из подполья

Ахматова писала свои строки в августе 1940 года на пике Битвы за Англию, которой для Лондона закончилась «Странная война» - англо-французский дебют в партии, которая стала называться Второй мировой войной. Для англичан речь шла о том, чтобы не пустить немцев на Британские острова, и благодаря гению Черчилля, из которого политика умиротворения нацистской Германии сделала изгоя, эта задача была решена. Теперь вопрос стоит иначе. Британцы хотят уйти из Евросоюза, который - в силу экономического доминирования ФРГ - становится подозрительно похож на германский порядок в Европе. Но и в том и в другом случае, хотя и по-разному, вопрос стоял/стоит о независимости, которая не может быть куцей для страны с такой историей, как у Великобритании. Об этом убедительно свидетельствует предреферендумная кампания 2016 года, проводившаяся сторонниками выхода из ЕС под лозунгом независимости. Как и отмечал в свое время Черчилль, для англичан Ла-Манш оказался шире, чем Атлантический океан.

Драма и муки брекзита напрягают не только британцев, но и сторонних наблюдателей. Тем не менее всем придется досмотреть происходящее до конца, хотя оно уже давно вышло за все рамки здравого смысла и не делает чести истеблишменту, превратив страну в посмешище, когда нация Шекспира не может собраться с духом, чтобы реализовать четкий мандат электората. Тем более что речь идет не о войне, как 80 лет назад, а об общем для Запада тренде к ресуверенизации, то есть завершению эпохи, когда США были, по определению Зб.Бжезинского, «последним (и добавим емкое английское словечко ultimate) сувереном», введя монополию на суверенитет, что раньше называлось бы империей. Администрация Трампа сама предлагает всем вернуться к суверенитету как основе эры «транзакционной дипломатии» и не раз заявляла о готовности поддержать британцев в их эпохальном разрыве с наднациональной Европой. При всем при том неопределенность с развязкой сохраняется до сих пор, даже когда миновала установленная два года назад дата выхода из ЕС - 29 марта.

Ситуация вступила в эндшпиль, и множатся признаки того, что Мэй уже действует на свой страх и риск, вопреки воле своего кабинета и своей партии, вопреки воле большинства электората, высказавшегося за выход из ЕС, несмотря на запугивания экономическими последствиями этого шага. Причем действует в тандеме (похожем на сговор) с лидерами ЕС в явном стремлении либо замотать брекзит, либо его виртуализировать посредством соглашения, лишающего Великобританию свободы торговли - милого сердцу англичан фритредерства, что превращало бы выход из европроекта в бессмыслицу. Ее поведение вызывает все больше вопросов: понимает ли она, что делает, или просто из упрямства, или вследствие некой мании величия, убежденности в том, что она знает лучше, что нужно для страны, а то и призвана свыше спасти ее от «катастрофы» чистого, без предварительного соглашения с ЕС брекзита?

Контроль над процессом «развода» странным образом оказывается не в Лондоне, а в Брюсселе, что вынужден был признать министр по выходу из ЕС С.Барклей, взваливший вину за это на парламентариев, которые не поддерживают достигнутое с ЕС соглашение. Создается ощущение, что источник легитимности премьера также находится на континенте, а в собственной стране ее не понимают. Драма начинает обретать черты подлинной трагедии, что заставляет думать о том, что же сыграет роль Бога из машины, или рассчитывать на такую развязку не приходится? Тем более важно посмотреть, как развивалась ситуация до сих пор (по состоянию на 12 апреля).

Тереза Мэй сделала все возможное, чтобы создать ситуацию цейтнота в надежде провести через Палату общин достигнутое в июле 2018 года Соглашение о выходе из ЕС в качестве безальтернативного варианта, хотя бы для кого-то и как меньшее из зол. 15 января 2019 года она проиграла первое голосование с беспрецедентным счетом 432:202. 29 января Палата общин приняла резолюцию (317 против 301 голоса), уполномочивающую правительство, а точнее саму Мэй, которая взяла переговоры с партнерами по ЕС в свои руки, провести новые переговоры, дабы добиться более мягкой формулировки по резервному варианту режима сухопутной границы Северной Ирландии, так называемому backstop. Последний предполагает сохранение на границе с Ирландией статус-кво, предусмотренного трехсторонним, с участием Дублина, Белфастским соглашением 1998 года, независимо от выхода Лондона из ЕС и характера его последующих отношений с континентальной Европой, о которых еще только предстоит договориться. На эти заходы Брюссель ответил подтверждением своей позиции о том, что текст соглашения не подлежит вскрытию, но можно подумать насчет формулировок Политической декларации о будущих отношениях между ЕС и Великобританией, которая, правда, не удовлетворяет требованию парламентариев об их юридически обязывающем характере. Дублин тоже заявил, что никакие подвижки в этом вопросе невозможны.

Одновременно Парламент принял резолюцию против выхода из ЕС без предварительного соглашения, что позволило лидеру Лейбористской партии Дж.Корбину согласиться на контакты с Мэй по последующей тактике в вопросах брекзита. Это, правда, не имело особых результатов, так как лейбористы заинтересованы в интриге, которая закончилась бы внеочередными выборами. Парламентская резолюция не имеет силы закона и потому не отменяла уже принятый закон, в котором отфиксирована дата выхода из ЕС. Лондон не мог перенести ее в одностороннем порядке. Мяч, таким образом, оказался на поле ЕС, которому, если партнеры не проявят гибкости, пришлось бы разделить ответственность за весьма нецивильный для Западного альянса, с хлопаньем дверью, разрыв между Великобританией и Европой.

После неоднократных переносов и интенсивных переговоров в Брюсселе Мэй вынесла соглашение на повторное голосование в Палате общин уже 12 марта. Накануне, 11 марта, ей удалось согласовать три документа, которые были призваны разрешить сомнения парламентариев по backstop: так называемый Совместный юридически обязывающий документ (a joint legally binding instrument) к Соглашению о выходе из ЕС, который, по утверждению правительства, позволит начать «формальную процедуру разрешения спора», если ЕС будет пытаться бесконечно долго удерживать Лондон в режиме backstop, то есть не будет вести переговоры о будущем формате отношений в духе доброй воли; Совместное заявление (к Политической декларации) с обязательством договориться об альтернативе backstop к декабрю 2020 года, когда завершится предусмотренный соглашением переходный период; и уже Односторонняя декларация, которая излагает британскую позицию о том, что «ничто не препятствует» Лондону выйти из договоренности по режиму сухопутной границы Северной Ирландии, если переговоры о будущих отношениях сорвутся и «не будет надежды договориться».

Все это крючкотворство было шито белыми нитками, поскольку Брюссель продолжал настаивать на том, что соглашение не подлежит вскрытию. Чтобы все было уж совсем ясным, по требованию Парламента Министерство юстиции было вынуждено дать свое заключение о том, что в правовом отношении обязательства британской стороны, по соглашению, «остались без изменений». Тем не менее Мэй удалось уговорить около 40 членов фракции тори проголосовать за соглашение, апеллируя к тому, что иначе вообще сорвется выход из ЕС. Итог голосования был неутешительным: соглашение было повторно провалено с перевесом в 149 голосов (в январе - 230 голосов), против голосовали 75 консерваторов (в январе - 118). Корбин в который уже раз заявил, что Мэй просто тянет время, не имея никакого «плана Б».

Ввиду уже очевидного для всех цейтнота парламентарии проголосовали за то, чтобы правительство договорилось с Брюсселем о переносе согласованной даты выхода из ЕС, причем большинство консерваторов, включая 20 министров, голосовали против - в силу чувствительности для их электората самого факта переноса срока выхода из ЕС и «картинки» Мэй, «идущей на поклон к Брюсселю». Такое обращение Мэй направила Д.Туску, который ранее выступил с заявлением о том, что брекзитерам «уготовано специальное место в аду». На саммите 21 марта было решено пойти Лондону навстречу и продлить срок пребывания Великобритании в ЕС до 12 апреля, если соглашение в Парламенте не пройдет, или до 22 мая, если оно все же будет одобрено британской стороной. В противном случае Лондон должен поставить вопрос о более длительной отсрочке (на условиях «крайних и унизительных», которые, как предполагают наблюдатели, не преминут продиктовать в Брюсселе), поскольку, по правилам ЕС, англичане должны будут принять участие в очередных выборах в Европарламент, назначенных на 23 мая.

Правительству пришлось сменить тактику. Мэй заявила, что проведет третье голосование по соглашению, но только если будет уверена, что наберет достаточное число голосов. Ведущие брекзитеры, включая Бориса Джонсона, в конечном счете согласились проголосовать за соглашение, лишь бы выйти из ЕС, но при условии, что Мэй добровольно уйдет в отставку до начала переговоров о будущих отношениях с ЕС. Такое согласие (уйти после 22 мая, но только в случае принятия соглашения) она дала на встрече с парламентской фракцией партии 27 марта.

Кто-то обусловил свое согласие поддержать соглашение позицией Демократической юнионистской партии (десять мест в Парламенте), без поддержки которой консервативное правительство меньшинства не смогло бы удержаться у власти. Юнионисты оказались наиболее несговорчивыми, что понятно: backstop - реальный шаг к объединению острова с последствиями в том числе геополитического порядка, если иметь в виду необходимость в таком случае изменения названия страны - Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии. Положение осложнилось неожиданным демаршем формально надпартийного спикера Палаты общин Дж.Беркоу, который на основе прецедента 1604 года вынес заключение, что в рамках одной и той же сессии Парламента законопроект не может повторно вноситься на голосование без существенных изменений. Формальное завершение текущей сессии и начало новой предполагает участие в этой процедуре монарха, который, таким образом, будет вовлечен во что-то, отдающее интриганством. Поэтому решили авторитетом королевы не рисковать.

26 марта Парламент уже вновь взял дело брекзита в свои руки, запустив процесс так называемого «индикативного голосования» с целью выявить, какой вариант действий пользуется наибольшей поддержкой парламентариев. Мэй и старшие министры воздержались от участия в нем, чтобы не связывать руки кабинету. 27 марта состоялось голосование по восьми отобранным спикером проектам резолюций - от выхода из ЕС без предварительного соглашения («жесткий брекзит») и отзыва брекзита (это Лондон может сделать в одностороннем порядке) до вынесения на новый референдум любого соглашения о выходе из ЕС и чтобы остаться в Таможенном союзе ЕС, выйдя из самого Евросоюза.

Ни один проект не набрал большинства голосов. Спикер предложил продолжить голосование, отсеивая те, что набрали наименьшее число голосов. Заодно проголосовали за поправку к закону с переносом даты выхода, как это было решено на саммите ЕС. Фиаско Парламента укрепило позицию Мэй, что имеющееся соглашение - единственная возможность выполнить взятое перед страной после референдума 2016 года обязательство выйти из ЕС, причем сделать это до выборов в Европарламент, участие в которых имело бы огромное символическое значение - «а воз и ныне там» почти три года спустя.

Фактический ультиматум Брюсселя (взявшего, таким образом, руль в свои руки!) о том, что названные даты переноса выхода Великобритании обусловлены прохождением соглашения в Парламенте до конца дня 29 марта, а если нет, то предложением британской стороны о дальнейшем образе действий (под этим в Европе понимали продление пребывания в ЕС еще на год), вынудил Мэй решиться на проведение третьего голосования в этот день - иначе перенос даты выхода считался бы несогласованным и Лондон автоматически лишался бы членства в ЕС.

В Евросоюзе проявили гибкость и не настаивали на вынесении на голосование всего пакета, то есть включая Политдекларацию, как это делалось в предыдущие два раза. Это помогло формально преодолеть демарш спикера. Голосование по ней может быть проведено позднее или изменен закон в части такого требования. Как и ожидалось, соглашение не прошло - уже с перевесом в 58 голосов. Его исход решили 34 депутата-консерватора, часть из которых твердо связала свою позицию с мнением юнионистов. Последних не удалось склонить к поддержке правительства даже посулами дополнительных субсидий региону. С их стороны было четко заявлено, что для них важен не брекзит, а единство страны.

1 апреля продолжилось «индикативное голосование» в Парламенте. Все четыре варианта действий, включая участие в Таможенном союзе и вынос на референдум того или иного варианта брекзита, не набрали большинства голосов. Тем временем на 10 апреля Туск созвал саммит ЕС на случай новых обращений с британской стороны. М.Барнье заявил, что дальнейшее продление пребывания Лондона в ЕС «сопряжено со значительными рисками для Союза» и поэтому «требует убедительного обоснования». При этом он подчеркнул, что «жесткий брекзит» стал более вероятным и что есть только одно соглашение и другого не будет.

Мэй попыталась надавить на упирающихся тори теперь уже угрозой проведения внеочередных парламентских выборов, которые, судя по возросшему рейтингу лейбористов (опережают тори на 5%), они проиграют. Это вызвало резкие противоречия в кабинете, который заседал 2 апреля в течение семи часов. По сообщению консервативной «Дейли телеграф», 14 членов кабинета (против десяти) выступили за выход из ЕС без соглашения как наиболее достойный для страны и отвечающий интересам тори в сложившихся условиях. Одновременно был исключен вариант проведения внеочередных выборов, на которые премьер не может пойти без поддержки своего кабинета. Тогда Мэй решила искать поддержки у лидера лейбористов Корбина (для большинства консерваторов и их электората он - «не поддающийся перевоспитанию марксист»).

Вечером 2 апреля премьер выступила с обращением к стране, в котором обосновала свой маневр необходимостью достижения «национального единства». Она будет просить у Брюсселя отсрочки до 22 мая, а тем временем попытается договориться с Корбином о едином подходе к дальнейшим переговорам с ЕС, который она и представит лидерам Союза на их встрече 10 апреля в качестве обоснования  такого переноса.

Если с оппозицией не удастся договориться, то Парламенту будет предложен набор опций - с выигравшим вариантом, который будет обязательным для ее правительства, она и поедет тогда в Брюссель. После получения согласия ЕС она внесет на рассмотрение Парламента пакет документов о выходе из ЕС, включая июльское соглашение (наконец она публично признала, что оно не подлежит вскрытию). Также впервые она признала, что страна «могла бы добиться успеха и в случае выхода без соглашения, но в долгосрочном плане, а пока вариант выхода с соглашением является наилучшим решением». Со ссылкой на помощников премьера «Таймс» сообщила, что та готова к участию в Таможенном союзе и «тесному сопряжению с единым рынком ЕС», что превратило бы любой формальный выход из ЕС в фикцию. Оставалось неясным, сохраняется ли обязательство Мэй уйти после 22 мая, если ее соглашение все же пройдет, хотя и при поддержке оппозиции.

Б.Джонсон в интервью заявил о необходимости избрания «нового лидера» и принятия «новой переговорной тактики». По его мнению, внеочередные выборы только «вызовут ярость у электората». Член кабинета - лидер правительства в Палате общин А.Ледсом наконец публично дала адекватную характеристику соглашению - как «сделке, реализующей итоги референдума и в то же время учитывающей желания тех, кто хотел остаться в ЕС». Другими словами, уйти и в то же время остаться. Пока опыт показывает, что такие трюки не проходят в реальной жизни.

Переговоры с лейбористами начались, но шли ни шатко ни валко. Было очевидно, что Мэй нуждалась в их голосах и была не готова двигаться в направлении формального членства в Таможенном союзе даже на уровне необязывающих формулировок текста Политдекларации (это противоречило бы предвыборному манифесту тори 2017 г.). Лейбористам, в свою очередь, нужны были гарантии того, что достигнутые с Мэй договоренности сохранятся в случае ее ухода. 5 апреля стало известно, что Мэй написала Туску, запросив перенос даты выхода из ЕС до 30 июня, когда должен собраться Европарламент нового созыва. Параллельно по линии партий был запущен процесс выдвижения кандидатов для участия в выборах, если выход не состоится до 22 мая.

В воскресенье, 7 апреля, Мэй распространила через «Твиттер» свое очередное обращение к стране, в котором попыталась еще раз объяснить, почему надо договариваться с оппозицией: ведь на референдуме британцы голосовали безотносительно своих обычных партийных предпочтений. При этом она четко дала понять, что реальный выбор - между соглашением и срывом самого выхода из ЕС. Такой шантаж страны резко усилил настрой против Мэй в Консервативной партии, среди ее сторонников и доноров. В своей колонке в «Дейли телеграф» на следующий день Б.Джонсон написал, что парламентская фракция тори не позволит премьеру «сдаться Корбину».

Вечером 8 апреля Даунинг-стрит посетила группа членов Комитета 1922, объединяющего заднескамеечников, которые информировали премьера о настроениях в партии. По свидетельству «Дейли телеграф», Мэй «выслушала их с каменным лицом и отказалась обсуждать свое будущее» (вотум доверия по партийной линии Мэй выиграла 16 декабря и теперь формально ее не могут трогать в течение одного года). Тем временем группа парламентариев, узурпировав законодательные прерогативы правительства, в нарушение обычных процедур ускоренно провела через Палату общин с перевесом в один голос законопроект, обязывающий премьера запрашивать у Брюсселя продление срока выхода из ЕС, если это будет вариант «развода» без соглашения. В понедельник он прошел Палату лордов и, получив одобрение королевы, обрел силу закона.

В порядке подготовки к саммиту ЕС Мэй предприняла серию звонков коллегам и посетила Берлин и Париж. Датский премьер М.Рютте заявил, что позитивное решение европейцев «будет зависеть от искреннего сотрудничества» Лондона. А.Меркель намекнула на необходимость продления до декабря, а Э.Макрон сказал, что в качестве условия продления должно быть выставлено требование исключить Лондон из процесса принятия решений на этот период в случае, если Мэй сменит кто-то из брекзитеров. Туск предложил лидерам «гибкое» продление на год, то есть с возможностью выйти раньше, если все пойдет хорошо, но при условии невскрытия текста соглашения. При этом он призвал «не унижать» британцев (хотя уж куда больше!). Политобозреватель Би-би-си Л.Кюнссберг предположила, что Мэй хотела бы продление на год, но сама этого предложить не может, поэтому «грязную работу» оставляет партнерам по ЕС.

На саммите 10 апреля так и получилось - прошло предложение Туска, но по настоянию Макрона отсрочку дали только по 31 октября. Если Лондон не примет участия в выборах в Европарламент, то он должен выйти из ЕС 1 июня. Мэй ничего не привезла в Брюссель, кроме выданных за прорыв переговоров с оппозицией. Можно предположить, что с Меркель и Макроном она ранее согласовала те уступки по тексту Политдекларации, на которые она может пойти лейбористам, чтобы получить их голоса. Ей пришлось ждать пять часов, пока партнеры за ужином не примут решение, которое объявил Туск. Газеты писали о «диктате» и «унижении». 11 апреля Мэй выступила в Парламенте, высказавшись за «упорядоченный» выход из ЕС и заявив, что переговоры с оппозицией будут продолжены. В тот же день Парламент был распущен на пасхальные каникулы (продлятся до 23 апреля). СМИ сообщили, что брекзитеры будут настаивать на том, чтобы Мэй уже в мае назвала дату своего ухода. Прошли и сообщения о встрече представителей Б.Джонсона с юнионистами. Очевидно, что для брекзитеров предпочтительно выйти из тупика своими силами, без обязательств перед лейбористами, дабы попытаться избавиться от Мэй и взять последующее развитие событий под свой контроль.

Набор вариантов развития событий остается весьма широким: соглашение проходит; Мэй уходит в отставку в связи с очередным фиаско, и ей на смену приходит временный премьер с коллективным руководством, которое выдвигает неприемлемые для Брюсселя требования, что позволяет возложить на партнеров ответственность за разрыв без соглашения; ситуация в правительстве и Консервативной партии становится настолько хаотичной, что появляются основания для вотума недоверия кабинету Мэй (на этот раз юнионисты могут отказаться от участия в спасении правительства) и при поддержке официальной оппозиции все выруливает на всеобщие выборы, на которых судьба брекзита будет главным вопросом. В порядке «дворцового переворота» - в ответ на фактический «госпереворот» со стороны премьера, отказавшейся от всех традиций коллективного руководства/ответственности, - консерваторы могут сами спровоцировать вотум недоверия Мэй в Палате общин массовой отставкой ее министров, если она не уйдет сама, но тут будет важно избежать варианта всеобщих выборов из-за непредсказуемого поведения Мэй.

В сложном положении окажется Брюссель, которому будет легче продлить срок пребывания Лондона в ЕС в связи с референдумом (на него уйдет до полутора лет) или выбором в пользу членства в Таможенном союзе, что потребует новых, но более простых переговоров, хотя не будет ясности с тем, что произойдет в самой Великобритании в том и другом случае. Наиболее простым и внятным для обеих сторон - а в сложившихся беспрецедентных условиях, когда импровизации Мэй всё завели в многоплановый тупик, еще и практичным - был бы выход Великобритании без соглашения со взаимными обвинениями, тем более что без англичан внутриесовская жизнь значительно упростится.

Итак, что водит «бесстрастной рукой» времени/истории в этой беспрецедентной для англичан политической драме?

Backstop, конечно, служит ширмой для брекзитеров, включая их лидера Б.Джонсона, неоднократно осуждавшего соглашение по всем его принципиальным пунктам. Поскольку режим прозрачной границы с Ирландией установлен Белфастским соглашением, с ним все равно придется что-то делать в связи с выходом из ЕС. Наверное, поэтому на backstop англичане согласились еще раньше - в предварительном соглашении в марте прошлого года, когда договорились о переходном периоде до 1 января 2021 года. Просто искали и не нашли вариант физической границы без ее «физики» - нет в мире такого опыта виртуализации всего комплекса таможенного и иного контроля на границе вне рамок Таможенного союза и единого рынка. Вопрос этот придется решать с участием Дублина, за которым будет стоять Брюссель и с которым Лондону, в свою очередь, все равно нужно будет договариваться о будущих торгово-экономических и иных отношениях. Кое-кто поспешил назвать отказ от backstop попыткой разорвать Белфастское соглашение, и это в условиях затянувшейся на два года приостановки функционирования региональной власти.

Главное, что вызывает возражения евроскептиков, это то, что любое соглашение с ЕС не даст Лондону «расправить крылья» в рамках провозглашенной самой же Мэй концепции «Глобальной Британии», широко шагающей по миру, будь то свобода заключения двусторонних торговых соглашений или резкого сокращения - по примеру Трампа - налогов на бизнес. Развод может стать мобилизационным проектом элит в условиях растущей неопределенности в мире, диктующей, похоже, необходимость равняться на Америку.

Во многом отсюда все перипетии и сохраняющаяся неопределенность, вышедшие за все разумные рамки. Другой фактор, который, похоже, сыграл ключевую роль во всей этой истории, - твердая, на грани одержимости убежденность самой Мэй в своей правоте. Нет сомнений, что она действует искренне, даже когда пыталась взвалить всю вину на парламентариев в прямом обращении к стране. Видимо, о многом говорит то, что изначально она была против выхода из ЕС. Определенным индикатором ее настроений стала как-то неосторожно оброненная фраза о том, что «как же быть с инсулином, если мы его получаем с континента?» (у нее самой диабет). О том, что торговать можно на условиях ВТО, ей в голову не пришло. Отсюда впечатление, что у нее больше понимания с партнерами по ЕС, чем с собственными парламентариями и членами ее же кабинета, отставки из которого продолжились в этом году. В то же время Мэй твердо стоит на позиции непроведения повторного референдума: сколько бы подписей ни собирала петиция на этот счет, она не меняет того положения, что против выхода на референдуме проголосовали 16 млн. британцев, а «за» - 17,3 миллиона. Последние и составляют «молчаливое большинство», которое по недосмотру/недомыслию элит вдруг получило возможность высказаться и воспользовалось ею в полной мере. Наблюдатели не исключают, что новый референдум может воспроизвести тот же результат.

Поэтому у сторонников брекзита есть серьезные вопросы к Мэй, которая долго тянула с началом переговорного процесс (он был запущен семь месяцев спустя после референдума), да и потом не могла определиться со стратегией (надеялась, что ЕС сам предложит ей что-то приемлемое и достойное). В результате ЕС предложил ей только то, что и мог предложить, руководствуясь собственными интересами. Было наивно думать, что в ответ на свой демарш, подрывающий одну из фундаментальных основ Западного альянса, сложившегося в эпоху холодной войны, Лондон получит нечто иное, не откровенно враждебное и унизительное.

По сути, пока в рамках соглашения предложено лишиться прав членства и оказаться на коротком поводке существующих правил ЕС. Никто не знает, чем закончатся переговоры по модальностям уже постоянных отношений, прежде всего торгово-экономических, с объединенной Европой, но опыт такого «вассального» (Б.Джонсон) существования на протяжении 21 месяца (по соглашению) может закрепиться, будучи питаем страхами, как бы не было хуже.

Успех же переговоров зависит от обеих сторон, и еще надо доказать, что противная сторона их намеренно саботирует, тем более если она представлена 27 государствами и брюссельской наднациональной бюрократией, реализующей то, что изначально было проектом элит, то есть сам вынос вопроса о референдуме там видится как нечто опасное и подрывное. К тому же у ЕС есть свои нормы и правила (acquis communautaires), которые объективно определяют пределы возможного для Брюсселя. В любом случае там не заинтересованы - тем более, когда по вине немцев буксует процесс дальнейшего укрепления интеграции, прежде всего в рамках зоны евро, - в демонстрации того, что национальная валюта в сочетании с фискальной независимостью могут творить чудеса, пусть и не сразу.

Наиболее роковой для Мэй была следующая ошибка. Заявляя изначально, что «лучше никакого соглашения, чем плохое», она быстро сошла с этой позиции, отказавшись разыгрывать карту готовности выйти без соглашения, что грозило бы серьезными последствиями для обеих сторон, тогда как ЕС не готов к чрезвычайному реагированию на столь комплексный и масштабный вызов и, значит, преимущество здесь явно остается за национальным государством, которое может апеллировать к патриотизму и задействовать более прямую административную вертикаль.

Надо полагать, что именно в этом состоял совет Президента Д.Трампа, о котором он не перестает напоминать. Об этом напомнил и Д.Трамп-младший, который выступил с комментарием в консервативной «Дейли телеграф» 20 марта. Он писал, что «демократия в Великобритании мертва», а «воля народа игнорируется брюссельской элитой». Он даже пробросил, что некоторые подозревают Мэй в «саботаже в форме настойчивого продвижения в Парламенте соглашения, которое будет бесконечно долго привязывать Великобританию к ЕС». Трудно не согласиться, что в итоге страна оказалась «в подвешенном состоянии», и даже бизнес признает, что любая определенность лучше, чем нынешнее положение с его абсолютной непредсказуемостью.

Конечно, речь идет и о несостоятельности всей британской элиты, которая не смогла, в том числе из-за свойственных тори личных разборок и внешнего вмешательства (под подозрением медиамагнат Р.Мёрдок, со времен М.Тэтчер выступающий в роли некоего Распутина британской политики), выдвинуть деятеля, отвечающего требованиям критического момента в истории страны. Ключевой порок - неспособность понять, что с самого начала брекзит мог быть только «жестким», да и британцы голосовали за «голый» выход без всяких условий (хотя их и хотели запугать такой прямой постановкой вопроса). Затем уже у Мэй пошло перешагивание через все свои же «красные линии», включая незыблемость даты 29 марта.

Лондон оказался на острие возобновившегося внутризападного конфликта - между англосаксами и Германией/ЕС (новая Битва за Англию?). Лишенная чувства национального достоинства, Мэй не хочет этого понять или, возможно, даже не способна в силу необычности происходящего и потому рискует «особыми отношениями» с Вашингтоном, а в конечном счете тем, что страна на какое-то время «провиснет» в Атлантике «между двумя стульями».

Без чувства национального достоинства не было бы ни Черчилля, ни де Голля. Оно коренится в истории, которую на протяжении десятилетий на Западе изгоняли даже из школьных учебников как потенциальный источник конфликтов. На истории основывается вера в собственную страну. Владимир Соловьев делил всех на людей факта и людей веры. Именно последние способны творить историю, обеспечивать историческое бодрствование своих стран. Национальное сознание англичан еще достаточно исторично, хотя преимущественно у старших поколений, которые помнят обе мировые войны и которых не запугать обвинениями в приверженности «политике идентичности».

Фактор личности премьера указывает и на кризис политической системы Великобритании - сверхцентрализованной, завязанной на главу правительства, который контролирует не только свой кабинет, но и свою парламентскую фракцию, а через нее (когда у правительства большинство) и Палату общин. В дополнение ко всему в рамках конституционной монархии премьер фактически исполняет прерогативы главы государства. Картину завершает отсутствие писаной конституции, что оставляет многие вопросы на усмотрение правящей партии. Сами британцы называют свою систему «наиболее диктаторской» из всех существующих на Западе (в США при сильной исполнительной власти хотя бы есть «система сдержек и противовесов» с сильным Конгрессом и судебной властью). Поведение Мэй вряд ли было бы возможным в США, где давно потребовали бы медицинского освидетельствования главы правительства и где невозможен «футбол» между исполнительной и законодательной властями, из которых каждая действует в пределах определенной Конституцией компетенции.

Для Лондона было бы лучше всего, если бы выход из ЕС без соглашения именно случился - вроде как несмотря на всю проявленную им «добрую волю». Но ряд таких возможностей был упущен, и это при том, что напряжение нагнетается со стороны ЕС, в том числе на путях прямого вмешательства в канун каждого голосования в британском Парламенте (в том духе, что «третьего шанса не будет», что «не будет переходного периода» и так далее), уже не говоря о неуступчивости по тексту соглашения. В свое время Брюссель мог предотвратить проведение референдума, если бы «поступился принципами» и пошел навстречу Д.Кэмерону в вопросе о возможности введения временных ограничений на свободу передвижения в силу определенных обстоятельств. То есть британский электорат загоняли в угол не без участия Брюсселя, считавшего, что британцы не решатся на разрыв с Европой после 45 лет совместного существования. В ЕС не все ладится, и Союз, борющийся за свое выживание, не заинтересован никого «отпускать на свободу» в этих условиях. Договариваться же в случае разрыва так или иначе все равно придется по всему спектру практических вопросов, включая погранконтроль и авиасообщение, поскольку затрагиваются интересы обеих сторон. Неизбежен и какой-то переходный период на время таких авральных переговоров. Да и у Вашингтона имеются рычаги воздействия на Европу, если та будет пытаться уж очень притеснить англичан: должна же быть какая-то общезападная солидарность!

Хотя в самой Великобритании не особенно распространяются об унижении страны, благо «все виноваты» (Джонсон, правда, в выражениях не стесняется, он писал о «гнилой сделке» и что Мэй должна сказать «фараону в Брюсселе: «Отпусти мой народ!»), реальная оценка всему этому хаосу дается другими ведущими игроками Англосферы, которые переживают в том числе за себя. Понятна позиция Трампа, которому претит все наднациональное, включая Евросоюз.

Но вот что писал в «Острэлиен» 16 марта ее политобозреватель Грег Шеридан: «Ничто не может закамуфлировать ужасающий провал всей британской политики… И это после того, как на выборах (2017 г.) обе ведущие партии страны обещали выполнить волю электората и на этой основе получили 80% голосов… Все друзья Британии чувствуют себя оскорбленными и униженными этим хаосом в стране, которая занимает второе после США место в Западном альянсе, является ядерной державой и постоянным членом СБ ООН, колыбелью западной демократии и правового государства... Отказавшись от рычага выхода без соглашения и от свободы либерализации экономики, которая привлекла бы инвесторов с континента… Великобритания оказалась перед незавидным выбором между тем, чтобы на неопределенное время оставаться заложником в Таможенном союзе ЕС, и вынужденным согласием на сделку столь одностороннюю, что страна фактически перестанет существовать как самоуправляющаяся демократия».

Все действительно серьезно. Би-би-си приводит данные фирмы в области кибербезопасности «F-Secure», согласно которым наблюдавшаяся с 4 декабря 2018 года по 13 февраля этого года активность в Интернете по теме брекзита иностранного происхождения была преимущественно в пользу сторонников выхода из ЕС, а ее источники находились за океаном. То же имело место накануне референдума. Налицо признаки целенаправленной кампании ультраправых. Отставной стратег Трампа С.Бэннон уже обосновался в Европе с целью консолидировать идеологически родственные силы, противостоящие европейским элитам.

Хотя сейчас трудно загадывать, поскольку действительно все возможно в ближайшие дни и недели - в этом, собственно, главная характеристика происходящего. Но можно предположить, что у части британской элиты присутствует понимание того, что срыв брекзита будет национальной катастрофой, что, потеряв уважение к себе (покуражившись и вернувшись в «стойло» Евросоюза) и умерев нравственно, страна со временем перестанет существовать физически. Поэтому вероятен выход в два этапа: с опорой на США, других англосаксов и их советы (раз это затрагивает интересы всего «коллектива») - сейчас с «гнилым» соглашением и затем со срывом переговоров по постоянному формату отношений и их развитием «с нуля», то есть на основе норм ВТО, если, разумеется, на этот раз первыми не «моргнут» в Брюсселе. Белый дом дал «утечку», что Лондон будет в числе первых на заключение двустороннего торгового соглашения с Америкой (а это невозможно при нынешнем соглашении и в случае участия британцев в Таможенном союзе ЕС). Нельзя исключать и проведение выборов, чтобы санкционировать выход из уже взятых Лондоном на себя юридических обязательств перед ЕС.

Невыход Великобритании из европейского интеграционного проекта, если брать вариант имеющегося соглашения или срыв брекзита - как пресловутое не-событие! - свидетельствовал бы в пользу справедливости философии постмодернизма, характеризующей эпоху после окончания холодной войны как существование в тени прошлого с прогрессирующей виртуализацией всего и вся на Западе, пока не произойдет его радикальная трансформация в соответствии с требованиями времени. Так что внятный выход из ЕС, в свою очередь, будет указывать на то, что история возобновила свой ход вопреки идеологии «конца истории».

Что касается геополитической конструкции Евроатлантики, унаследованной от эпохи холодной войны, то брекзит и генерируемые им настроения могут содействовать ее модификации в направлении «слоеного пирога». Возрождение прежнего антагонизма по линии англосаксы - немцы, ставка США на Восточную Европу (прежде всего Польшу и Румынию) в рамках «двойного сдерживания» - России и Германии, создание условий для нормализации отношений России с Западной Европой, и прежде всего с ФРГ, - все это создаст напряжение в НАТО и усилит противоречия в Евросоюзе, где Польша будет претендовать на место англичан. Трудно сказать, каков окажется ресурс таких трендов, воспроизводящих следы истории Европы, в частности межвоенного периода, в качественно новой среде. В любом случае франко-германское и российско-германское примирения будут оставаться крупнейшим стабилизирующим фактором, оборотной стороной которого станет большая свобода для геополитических и исторических фантазий/галлюцинаций всех остальных игроков.

Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.

Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs

Версия для печати