ENGLISHСтатья о А.А.Громыко - последнее, что Владимир Викторович написал в своей земной жизни. Известный дипломат и искренний друг нашего журнала, он, как и герой его последних воспоминаний, всю свою жизнь посвятил служению Отечеству. Мы будем помнить его.
ПО ЧИСТОЙ СЛУЧАЙНОСТИ в моей жизни произошло одно совпадение, которое абсолютно никакой роли не сыграло, но все-таки, как принято сейчас говорить, имело место быть. Может быть, упоминание о нем вызовет у читателя этих строк ироническую ухмылку. В 1957 году, когда А.А.Громыко назначили министром иностранных дел, меня в том же году после окончания аспирантуры в
МГИМО определили на работу в МИД, дав самый низший на дипломатической службе, но для непосвященных солидно звучащий ранг атташе. С этого старта мне посчастливилось проработать в министерстве все 28 лет, когда его руководителем был Андрей Андреевич. Это были лучшие годы в моей службе. Как и десятки моих товарищей, я с охотой брался за любое задание. Все для меня было интересным в высотке на Смоленской площади.
Ни по каким статьям я не мог входить в круг мидовцев, близких к Громыко. Но получилось так, что по тем проблемам, к проработке которых меня привлекали, довелось неоднократно встречаться с министром и хотя бы на расстоянии наблюдать за ним, слушать, что он говорил, стараться понять поправки, которые он делал в проектах документов. Дело в том, что мне опять-таки посчастливилось работать в таком прекрасном подразделении МИД, как Отдел международных организаций, который возглавляли такие видные советские послы, как С.К.Царапкин и К.В.Новиков. Отдел занимался проблемами ООН и вопросами разоружения, которые находились непосредственно под контролем Громыко. Специализируясь на разоружении, я неоднократно летал на сессии Генеральной Ассамблеи ООН спецрейсом, на котором находилось сравнительно небольшое число сотрудников нашей делегации. Довелось присутствовать на совещаниях, когда министр давал задания, на некоторых его беседах с иностранными представителями. И конечно, на совещаниях в самом министерстве.
Мне всегда хотелось больше узнать и лучше понять его личные, чисто человеческие черты. Полнее познакомиться с методом и стилем его работы как дипломата. Как он заслужил уважение у всех, без преувеличения, сотрудников министерства - от младших до заместителей министра? Как этот сдержанный и немногословный человек, как будто застегнутый на все пуговицы, завоевал авторитет дипломата номер один нашей страны? Почему при этом некоторые деятели и средства информации на Западе пытались приклеить ему ярлык "господина Нет"?
Кажется, мне удалось найти ответы на эти вопросы, хотя наверняка и неполные. Но прежде чем изложить их, хотелось бы описать одну встречу с Андреем Андреевичем, которая состоялась совершенно неожиданно для меня в Бухаресте в августе 1969 года.
В это время в столице Румынии было созвано совещание министров иностранных дел - участников Варшавского договора. В повестку дня было включено небольшое число вопросов и среди них - нераспространение ядерного оружия. Румыния какое-то время отказывалась подписать договор о нераспространении. Меня как эксперта по этой проблеме включили в группу, состоявшую всего из трех человек, которая сопровождала министра. Мне повезло, и получилось так, что на совещании дело до нераспространения не дошло. Мне было разрешено побродить "в свободном плавании" по Бухаресту. В хорошую погоду это было на редкость приятное занятие.
После прогулки я вернулся в гостиницу к обеду. Спокойно заказал себе подходящие блюда и на вопрос официанта, не желаю ли я какой-нибудь напиток, сказал: "В Румынии, конечно, бокал доброго местного вина". Пока я ждал, за моей спиной послышались чьи-то шаги. Вдруг это - министр? Так и оказалось. Он сел за мой столик. И тут я вспомнил о бокале вина. Зная, что Громыко не любит, когда наши дипломаты прикладываются к спиртным напиткам (мне тотчас вспомнились его слова: "Дипломаты роют себе могилу рюмкой и вилкой"), сделал, как мне казалось, незаметный знак рукой, чтобы официант ретировался с бокалом. Но Громыко все видел и добродушно сказал: "Да пейте. Я уж закажу себе пива". После этого завязалась довольно продолжительная беседа, не имевшая особого отношения к дипломатии. Помню, как он расспрашивал меня об учебе в институте, впечатлениях от работы в МИД и т.д. Сам рассказал кое-что о своих студенческих годах, о том времени, когда приходилось ездить на ступеньках переполненных трамваев из общежития до института. По ходу этого разговора "строгий" министр раскрылся как простой и доброжелательный человек. Этот эпизод мне запомнился.
Теперь перейду к ответам на вопросы, поставленные в начале этих заметок. В их поисках я опирался не только на личные наблюдения, но и на рассказы старших товарищей по работе, а также на печатные источники.
Прежде всего, бросалось в глаза, что А.А. Громыко был человеком незаурядных способностей и сильного характера. Во время бесед с ним было заметно, что по этим качествам он превосходит многих своих партнеров. Умеет быстро находить гибкие и подчас неожиданные решения, до которых не могли додуматься другие. В этом проявлялся его дар великолепного аналитика. Во многом ему помогала уникальная память. Будучи послом в Вашингтоне, он упорно изучал английский язык и, как рассказывали свидетели, мог запоминать целые страницы из словаря. "У Громыко, - писал его первый заместитель Г.М.Корниенко, - мозг работал со скоростью компьютера (когда их вообще не существовало), вызывало раздражение, если собеседник не соображал столь же быстро, не понимал его с полуслова или даже без слов".
Один из примеров его находчивости - случай, рассказанный мне коллегами, который произошел в Вене во время встречи с вновь избранным Президентом США Джоном Кеннеди. Неожиданно приходит из Москвы телеграмма о том, что Нидерланды отказали в агремане В.М.Молотову, пояснив, что они не могут принять в своей столице послом человека, который не пользуется авторитетом у политического руководства Советского Союза. В дипломатии это довольно редкий случай. До этого Молотов был послом в Монголии и просил, чтобы ему разрешили вернуться в Москву или направили послом в страну с более подходящим для него климатом. Суть дела состояла в том, что Хрущев не хотел, чтобы опальный деятель находился в Москве. Тогда и появился вариант с Нидерландами. Хрущев озадаченно спросил Громыко: "Что будем делать?" Тот, не тратя время даром на размышления, ответил, что если для двустороннего посла необходим агреман принимающей стороны, то при назначении представителя при международной организации такое согласие не требуется. Тут же было решено командировать Молотова в Вену представителем при недавно образованном Международном агентстве по атомной энергии (МАГАТЭ). Довольны были все. По-моему, особенно - австрийцы. Имя Молотова было связано у них с заключением Государственного договора 1955 года, по которому из этой страны выводились все оккупационные войска и она получала статус постоянного нейтралитета.
В духе лучших традиций русской и советской дипломатии, яркими представителями которой были А.М.Горчаков и Г.В.Чичерин, Громыко твердо отстаивал государственные интересы своей страны. Он был, как сейчас принято говорить, государственником в полном смысле этого слова.
В годы Великой Отечественной войны на посту советника, а потом посла в Вашингтоне (он сменил на этом посту М.Литвинова) он сосредоточил все свои усилия на том, чтобы укреплять антигитлеровскую коалицию. Добивался на американском направлении скорейшего открытия Второго фронта, внимательно отслеживая настроения в общественном мнении и правящих кругах страны. "Вопрос о Втором фронте, - писал Громыко, - безусловно, волнует миллионы людей в США. Обсуждение этого вопроса не сходит со страниц американской печати". Громыко давал трезвую и четкую оценку ситуации в стране. Он отмечал, что подавляющее большинство американского генералитета и руководящих промышленных кругов "не хотят победы Гитлера. Но еще больше они не хотят победы Советского Союза".
Президенту США Ф.Рузвельту приходилось учитывать эти противоречивые настроения. И как мудрый политик, он в конечном итоге занял правильную позицию. 11 апреля Рузвельт вручил Громыко послание на имя Сталина, в котором он предлагал Молотову приехать в Вашингтон для обсуждения предложения, "связанного с использованием наших вооруженных сил таким образом, чтобы облегчить критическое положение на Вашем западном фронте". В состоявшейся беседе президент однозначно заявил, что "хочет предпринять конкретные шаги для того, чтобы оттянуть часть сил Гитлера с советского фронта". По мнению Громыко, Рузвельт "явно имел в виду открытие Второго фронта".
В годы войны советская дипломатия, сосредотачивая основные усилия на проблеме Второго фронта, в то же время активно занималась вопросами послевоенного устройства мирового порядка. Прежде всего создания Организации Объединенных Наций. Здесь Громыко был на передовой линии напряженных дипломатических переговоров.
Отдельной главой в этой его деятельности стало участие в конференции представителей СССР, США и Великобритании, которая проходила на окраине американской столицы, в поместье Думбартон-Окс. Исполняя свои обязанности посла в США, он одновременно возглавил группу советских представителей на этих переговорах, где надо было проявить твердость в продвижении своей позиции и в то же время умело находить взаимоприемлемые решения.
В своем выступлении при открытии конференции Громыко подчеркивал, что необходимо учредить действенную организацию, которая могла бы пресечь любые попытки агрессора нарушить международный мир и стабильность. "Само собой, разумеется, - заявил он, - что для сохранения мира и безопасности недостаточно обладать только желанием обуздать агрессора и применить к нему силу, если этого потребуют обстоятельства. Чтобы обеспечить мир и безопасность, совершенно необходимо обладать ресурсами, с помощью которых можно предотвратить или подавить агрессию и сохранить международный порядок". И далее он продолжал: "Единство союзников, проявленное в борьбе против общего врага, и их стремление сохранить мир в будущем представляют собой гарантию того, что настоящие исследовательские переговоры дадут положительные результаты. Они являются первым шагом на пути, ведущем к постройке здания, в возведении которого заинтересованы все свободолюбивые народы мира ради создания эффективной международной организации по вопросам мира и сохранения безопасности…"
В Думбартон-Оксе удалось заложить фундамент и создать конструкцию такого здания. В этом была большая заслуга советских участников конференции во главе с Громыко. Не был согласован один, но архиважный вопрос о единогласии постоянных членов Совета Безопасности при решении проблем поддержания международного мира и безопасности.
Западные представители настаивали на том, чтобы страна, участвующая в конфликте, в том числе и постоянный член Совета, не голосовала при рассмотрении этого вопроса. Вашингтон и Лондон рассчитывали на то, что абсолютное большинство государств будут на их стороне в случае тех или иных разногласий. Советский Союз, не принимая участия в голосовании по вопросу, затрагивающему его интересы, окажется в одиночестве. В течение нескольких дней они оказывали откровенный нажим на советскую делегацию. Однако Громыко не поддавался. Он подчеркивал, что если согласиться с западным подходом, то будет нарушен основной принцип послевоенного устройства, основанного на единодушии великих держав, несущих главную ответственность за поддержание мира. По существу, любой спор, а тем более конфликт, в который была бы вовлечена великая держава, мог бы перерасти в ситуацию, чреватую серьезными последствиями.
В конце концов западные партнеры стали понимать, что переломить бескомпромиссную позицию советской делегации не удастся. Это и было главным итогом споров по процедуре голосования в Совете Безопасности.
Окончательное решение этой проблемы было достигнуто на встрече лидеров трех государств в Ливадийском дворце в Ялте в феврале 1945 года.
Перед завершением конференции в Думбартон-Оксе между делегациями возникло расхождение по поводу содержания заключительного коммюнике об итогах переговоров. Был принят компромиссный проект, предложенный Громыко.
Полностью работа над Уставом ООН была окончена на конференции в Сан-Франциско, и там 26 июня 1945 года в торжественной обстановке этот документ был подписан. От имени СССР первым его подписал А.А.Громыко, и его с полным основанием можно считать одним из отцов-учредителей Всемирной организации.
До последнего дня работы в МИД Громыко неустанно следил за деятельностью Организации Объединенных Наций. Он направлял работу наших делегаций в Совете Безопасности, на Генеральной Ассамблее и в других органах ООН.
С 1957 по 1984 год он ежегодно был главой делегаций нашей страны на сессиях Генеральной Ассамблеи ООН. То есть на 27 сессиях Ассамблеи! Ни один из министров иностранных дел других государств - участников Организации не подошел близко к такому рекорду и не приобрел такой богатый опыт в работе Всемирной организации. Громыко добивался, чтобы наша страна была инициатором обсуждения и решения в ООН наиболее насущных и значимых международных проблем. По его указанию, в директивах делегации, как тогда принято было говорить, на первое место всегда ставился "главный вопрос". Под ним подразумевалось предложение нашей делегации, которое по ее просьбе включалось в соответствие с Уставом ООН в повестку дня Генеральной Ассамблеи как важный и срочный вопрос. Среди таких главных вопросов достаточно назвать хотя бы некоторые: прекращение испытаний ядерного оружия; предоставление независимости бывшим колониальным странам и народам; запрещение химического и бактериологического оружия; запрещение военного и иного враждебного воздействия на окружающую среду; неразмещение ядерного оружия в космосе и др.
Значительное число этих инициатив принесло в конечном итоге практические результаты. После обсуждения их на соответствующих переговорах были заключены международные соглашения.
Большинство из этих предложений в их первоначальном виде формулировались самим Громыко. В десятках встреч (иногда их было свыше 40), которые он проводил в Нью-Йорке с министрами или другими высокими представителями государств - членов ООН, с его стороны давались подробные и аргументированные разъяснения наших предложений. В ходе бесед Громыко стремился создать благоприятную атмосферу для восприятия наших идей. Как-то мне довелось присутствовать на его встрече с министром иностранных дел Перу, где в то время к власти только что пришло новое правительство. Ее министром иностранных дел был генерал, по-видимому, не искушенный в дипломатических делах. Поздоровавшись с Громыко и обращаясь к нему, он назвал его "господин посол". Потом, засмущавшись, исправился и сказал: "Извините, господин министр". Громыко снял эту неловкость, ответив: "Вы обратились ко мне абсолютно правильно. Ранг посла присвоен мне на всю жизнь. Министром же я могу быть сегодня, а завтра нет". Собеседник заулыбался, хорошо разбираясь в рангах. Его смущение улетучилось.
Громыко строго требовал, чтобы все члены делегации, советники и эксперты на сессиях Ассамблеи проводили подробные беседы по нашим инициативным вопросам со всеми делегациями, независимо от того, какую страну - большую или малую - они представляют. Это давало свои результаты. Многие наши предложения, особенно когда они учитывали настроения большинства членов ООН, получали поддержку. За них голосовали, хотя со стороны западных стран они встречали неодобрительную, если не откровенно отрицательную, реакцию. Тактика нашей делегации, стиль и методы ее работы в ООН, конечно, обращали на себя внимание. Посол Ганы однажды сказал мне, что дипломаты малых стран очень ценят, что даже на уровне постоянных представителей и членов делегаций мы на равных беседуем с ними. "Это показывает, что вы воспринимаете их как своих партнеров, делегатов от суверенных государств", - подчеркнул он.
Можно считать, что наибольшим успехом нашей страны была принятая на ХV сессии Генеральной Ассамблеи ООН в 1960 году резолюция "О предоставлении независимости колониальным странам и народам". Это была так называемая резолюция о "деколонизации".
После ее одобрения десятки бывших колоний получили политическую независимость и заняли свои места в ООН как суверенные государства. В инициировании этого процесса огромная заслуга А.А.Громыко. Далась эта победа на дипломатическом фронте нелегко. В течение ряда лет, когда мы шаг за шагом продвигались к этой цели, западные государства всеми силами оказывали сопротивление. В те времена представители колониальных стран называли таких борцов за освобождение от колониального гнета, как Нельсон Мандела или Патрис Лумумба, не иначе как "террористами".
Наши инициативные предложения в ООН были частью общей политики государства, которая ставила своей целью обеспечить себе возможно более широкую международную поддержку и собрать вокруг себя государства-союзники. И вряд ли кто-нибудь сможет отрицать, что наша страна сыграла большую роль в формировании Движения неприсоединения, которое стало мощной политической силой, оказавшей влияние на развитие и состояние международных отношений. От биполярной системы - с одной стороны США и другие западные страны, а с другой - СССР и социалистические страны - мир, по существу, перешел к стадии триполярной системы.
Ко всем сессиям Генеральной Ассамблеи Громыко готовился очень тщательно и требовал, чтобы подразделения МИД, имеющие отношение к вопросам, включенным в повестку дня Ассамблеи, поступали так же. Отдел международных организаций сводил воедино проекты, поступавшие от разных отделов. Такой документ, содержавший "директивы" по ключевым проблемам и "указания" по второстепенным или тактическим вопросам, составлял иногда более 150-200 страниц. Этот объемистый труд, в составление которого принимали участие десятки дипломатов, поступал на стол министра. После его утверждения направлялся в правительство.
Громыко лично отбирал кандидатов в состав делегаций на каждую сессию Генеральной Ассамблеи. Он внимательно следил за тем, чтобы в делегации включались с соблюдением определенной очередности представители союзных республик.
Перед каждой сессией Генеральной Ассамблеи в столицы различных государств направлялись эмиссары - представители МИД для разъяснения нашей позиции по повестке дня Ассамблеи. Это было особенно полезно, судя по откликам, для развивающихся стран.
Итоги сессий Ассамблеи детально обсуждались в Коллегии МИД, а иногда, наряду с другими крупными международными проблемами, на более широком форуме - собраниях так называемых активов министерства. Громыко, как было заметно, хотел, чтобы возможно больший круг наших дипломатов знакомились с политической линией нашей страны на международной арене.
Я нарочно остановился столь подробно на "дипломатической кухне" нашей работы по линии ООН, чтобы показать, во-первых, какое большое значение придавал Андрей Андреевич Всемирной организации, и, во-вторых, сколько труда он вложил в то, чтобы сделать наше участие в ней действенным и эффективным.
Особое внимание Громыко уделял проблеме ограничения гонки вооружений и разоружения. В своих выступлениях он иногда подчеркивал, что еще в 1922 году советская делегация на конференции в Генуе выдвинула предложение о всеобщем и полном разоружении, и с тех пор в течение десятков лет этот вопрос не сходил с повестки дня крупных международных переговоров. "Громыко, - писал Г.М.Корниенко, - был не только убежденным сторонником разоруженческой линии в нашей политике, но и главным генератором идей в этой области. Был напорист в проведении этой линии в общеполитическом плане".
Громыко включился в обсуждение вопросов разоружения с самого начала своего участия в работе ООН. Он был назначен нашим представителем в Комиссию ООН по атомной энергии, а затем и в Комиссию по вооружениям обычного типа. В обоих органах он вносил от имени правительства предложения, нацеленные на радикальное ограничение гонки вооружений. Особое внимание в ООН и за ее пределами привлек представленный в Комиссии по атомной энергии "Проект международной конвенции о запрещении производства и применения атомной энергии в целях массового уничтожения". В своем выступлении Громыко предупреждал: "Открытие использования атомной энергии не может оставаться в течение более или менее продолжительного времени достоянием только одной страны… Оно неизбежно станет достоянием ряда стран…". Этот взгляд в будущее был полностью оправдан. Со временем возникла проблема нераспространения ядерного оружия.
Громыко был прагматиком и прекрасно понимал, что далекоидущие советские предложения в сфере всеобщего разоружения из-за позиции Запада не могут быть реализованы. В частности, проект всеобщего и полного разоружения, который был представлен в начале 1960-х годов в ООН и Комитете 18 государств по разоружению. Г.Киссинджер назвал этот проект "пропагандистским маневром". В значительной мере это так и было. Но спрашивается, почему нельзя заниматься пропагандой ради благих целей? Кроме того, не следует сбрасывать со счетов и тот существенный факт, что Советский Союз вовлекал США и другие страны Запада, равно как и неприсоединившиеся страны, в обсуждение проблемы гонки вооружений и ее ограничения на различных международных форумах - политических и общественных.
Нетрудно было предположить, что от общих дискуссий по всеобщему разоружению в результате детализации этой схемы могут отпочковаться частичные меры по ограничению гонки вооружений. Как раз это и произошло в июле 1963 года, когда завершилась разработка договора между СССР, США и Великобританией о прекращении испытательных ядерных взрывов в атмосфере, космическом пространстве и под водой. Эти эксперименты были источником очень опасного радиоактивного заражения окружающей среды для населения всех стран мира - ядерных и неядерных.
Нет худа без добра. Этот договор, явившийся одним из первых на пути к разрядке в отношениях между США и СССР, оказался, как это ни странно, одним из положительных последствий Карибского кризиса 1962 года, который поставил мир на грань ядерной катастрофы. После его урегулирования обе сверхдержавы стали искать возможности достижения какой-нибудь полезной и значимой для всего мира договоренности. Советский Союз выступил, по предложению Громыко, с идеей заключения соглашения о частичном прекращении ядерных испытаний. США, хотя и не сразу, согласились с этим. В это время в Женеве ни шатко ни валко с 1959 года велись переговоры между представителями СССР, США и Великобритании о прекращении всех ядерных испытаний. Делегации с обеих сторон получили указание ускорить дело, ограничившись договоренностью о запрещении взрывов только в трех средах - в атмосфере, космосе и под водой. Подземные взрывы, представлявшие наибольшую трудность с точки зрения контроля над соблюдением соглашения, оставались за бортом как предмет для будущих переговоров. Приказ из столиц был довольно быстро выполнен. Кстати, это было хорошим примером того, что дипломатам не так сложно договориться, если государства проявят к тому добрую волю. И напротив, дискуссии за столом переговоров могут длиться годами и даже десятилетиями, если принципиального согласия между государствами нет.
Поскольку Москва проявила первой инициативу заключить такой договор, стороны согласились провести заключительную стадию переговоров и парафировать его в нашей столице. Встреча состоялась в замечательном историческом особняке МИД на Спиридоновке. Советский Союз представлял А.А.Громыко, США - крупный американский политический деятель и посол Аверелл Гарриман, Великобританию - министр по делам науки лорд Хейлшем.
Меня включили в группу советских участников, так как я был в составе нашей делегации с первого дня переговоров по прекращению ядерных испытаний. Поэтому наблюдал за переговорами высоких представителей непосредственно.
В московских переговорах неожиданно возникла одна трудность. Советская сторона предложила, чтобы каждый участник в порядке осуществления своего государственного суверенитета имел право выхода из договора, если связанные с его содержанием обстоятельства поставят под угрозу высшие интересы данной страны. Это предложение имело целью исключить возможность выхода из договора со ссылкой на причины, не относящиеся к предмету договора. Вполне понятно, что отдельная статья соглашения на этот счет только укрепляла бы его действенность.
Английский представитель быстро получил "добро" из Лондона. А Гарриман сказал, что он не возражает, но ему необходимо получить согласие лично от Президента Дж.Кеннеди. (Впоследствии один из американских коллег рассказал мне, что в те дни все телеграммы из Москвы докладывались только самому президенту, чтобы никакое вмешательство со стороны не испортило дела.) Был объявлен перерыв, и на наших глазах Андрей Андреевич сказал Гарриману, что он может связаться с президентом по телефону из соседней комнаты. В Вашингтоне в это время были ранние предутренние часы. Президента подняли с постели. Он дал согласие.
Заседание возобновилось. Через короткое время договор был парафирован тремя представителями, а подписан уже в Кремле в августе 1963 года. Он получил общепризнанное название Московского договора. Кстати, с той поры во все соглашения, касающиеся контроля над вооружениями, включалась аналогичная статья о выходе из договора.
В наши дни стоит напомнить, что Московский договор имел немаловажное значение для внутренних решений, принимавшихся в нашей стране. В 1960-х годах в связи с необходимостью орошения целинных земель в Казахстане у некоторых наших государственных деятелей возникла идея переброски вод северных рек России на юг. Для осуществления этих циклопических планов предполагалось провести около сотни так называемых "вскрышных" ядерных взрывов, которые были необходимы для строительства каналов. Договор 1963 года подземные взрывы не запрещал. Запрещались только такие подземные ядерные взрывы, которые могли привести к выпадению радиоактивных осадков за пределами страны, производящей такие взрывы. Представители соответствующих ведомств и институтов пришли в МИД выяснить, не будут ли предполагаемые взрывы противоречить договору. Консультации велись в Отделе международных организаций. С нашей стороны гостям был задан вопрос: "А как насчет радиоактивных осадков?" Специалисты развернули большую карту, на которой было показано, как осадки будут перенесены с облаками через всю территорию нашей страны, а затем значительное их количество выпадет в районе Японских островов. Мы сказали, что это запрещено Московским договором. Гости ничего возразить не могли. Договор и, видимо, другие причины заставили отказаться от безумных планов. Мы представили себе, что, помимо радиоактивного заражения огромной части территории нашей страны, север России оказался бы серьезно обезвоженным. Погибли бы тысячи гектаров леса.
Разумеется, информация о консультациях была доложена министру, и он одобрил наши разъяснения.
Нетрудно представить себе, какими губительными последствиями для России грозила бы реализация предлагавшихся планов в наше время после развала Советского Союза. Конечно, тогда это не могло бы присниться даже в самом страшном сне.
Вслед за договором о частичном запрещении ядерных испытаний появилось около десятка других международных договоров и соглашений, направленных на ограничение гонки вооружений. Шаг за шагом складывалась целая система торможения этого опасного и разорительного процесса.
За всеми переговорами по разоружению Громыко следил внимательно и каждодневно. Некоторые он подписывал сам. В частности, ему было поручено подписать от имени Советского Союза Конвенцию о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического (биологического) и токсинного оружия и об их уничтожении (1972 г.).
Однако особое значение он придавал Договору о нераспространении ядерного оружия. И если вернуться к началу раздела о разоружении в этих заметках, то из приведенной там цитаты из его первого выступления в Комиссии ООН по атомной энергии в 1946 году нельзя не отметить, что еще тогда он смотрел далеко вперед, предвидя опасность расползания ядерного оружия.
Когда в Нью-Йорке, а затем в Женеве шли переговоры, он лично предлагал некоторые развязки трудных формулировок. Однажды случился такой эпизод. В Женеве мы с большим трудом вместе с американскими экспертами подбирались к решению чрезвычайно сложного вопроса о контроле над выполнением будущего договора. Мы знали, что Андрей Андреевич был доволен нашей работой, и это нас ободряло. И вдруг совершенно неожиданно из Вашингтона буквально на один день прилетел помощник заместителя государственного секретаря Сэм де Пальма и попросил меня срочно встретиться с ним. Мы хорошо знали друг друга с того времени, когда он был членом американской делегации в Женеве. Он сообщил, что наши коллеги в Представительстве при ООН в Нью-Йорке предложили свой вариант статьи договора о контроле, который в корне отличался от компромиссных хитросплетений, обсуждавшихся нами с американцами в Женеве. Он спросил: "Скажите официально, где вы ведете переговоры по нераспространению - здесь или в Нью-Йорке? На что нам ориентироваться?" Я успокоил собеседника, сказав, что никаких иных указаний, помимо тех, которыми мы руководствуемся в Женеве, наша делегация не получала. Разумеется, о запросе американской стороны мы срочно сообщили в Москву. И так же быстро получили ответ от министра, который сводился к тому, что переговоры о нераспространении ведет делегация в Женеве, и никто другой.
Еще в 1961 году с инициативой о необходимости заключения договора по нераспространению выступил представитель неядерной страны министр иностранных дел Ирландии Ф.Эйкен. Громыко придавал большое значение поддержке этого договора со стороны неядерных государств и рекомендовал нашим представительствам за рубежом проводить с ними активную работу. Когда договор был открыт к подписанию по договоренности сторон в Москве, Вашингтоне и Лондоне, ирландский министр выбрал Москву и первым подписал договор.
Эта церемония состоялась в 1968 году. Судя по рассказам тех, кто это знал, Громыко говорил, что среди десятков подписанных им договоров, соглашений и других дипломатических документов наибольшее удовлетворение у него вызывало то, что он поставил свою подпись под Уставом ООН и Договором о нераспространении ядерного оружия.
Громыко добивался от сотрудников МИД досконального знания документов по разоружению. По его инициативе в МИД типографским способом было издано 14 томов документов по разоружению. Этот сборник содержал много документов для служебного пользования и был значительно богаче аналогичных сборников, изданных в других странах, в частности в США.
Андрей Андреевич был дипломатом высшей категории и человеком, бесконечно преданным своей профессии. Он мастерски владел всеми приемами и методами дипломатической работы и требовал, чтобы все сотрудники МИД прочно и всесторонне овладевали ими. В своих мемуарах он писал: "Иногда принято считать, что дипломату достаточно лишь какого-то минимума культуры, обходительности и знания иностранного языка, а еще лучше нескольких. Это - заблуждение. С таким багажом он не сможет долго удержаться на современной дипломатической работе. Дипломатическая деятельность - это труд тяжелый, сложный, требующий от тех, кто им занимается, мобилизации всех своих знаний и способностей".
Основные требования Громыко к нашим дипломатам:
- Глубоко понимать политику своего государства.
- Хорошо знать предмет, который ему надлежит обсуждать с представителями другой страны.
- Быть образованным и эрудированным.
- Как следует знать страну пребывания или практику работы международной организации, ибо наше время - это время многосторонней дипломатии.
- Уметь отделить то, что следует сказать сегодня, от того, чего не следует говорить.
- Воспитывать в себе "политическую интуицию", которая является лучшим советчиком дипломата, но которую нельзя облечь в какие-то строгие формулы: она дается только профессиональной подготовкой и опытом.
- Быть контактным и уметь устанавливать контакты.
- Ежедневно работать над изучением иностранного языка, но всегда оттачивать знания русского языка - главного нашего инструмента в дипломатической работе.
- Назубок знать все требования дипломатического протокола.
- Но главная задача дипломата - уметь отстаивать порученную ему позицию. В связи с этим Громыко писал в своих мемуарах: "Дискуссии и обсуждения, которые ведут дипломаты, в известном смысле похожи на соревнования спортивной олимпиады, с той, однако, разницей, что тут происходит состязание интеллектуального порядка. Пусть меня правильно поймут спортсмены. В спорте, разумеется, интеллект тоже необходим. Но все же там главное - физические способности. А дипломат не прыгает, не поднимает штангу, не забрасывает шайбу. Его уменье должно сводиться к другому - отстоять порученную позицию".
Этот основной долг дипломата Громыко исполнял весьма умело. В обоснование своей позиции он выдвигал нужные аргументы и в нужное время. Он не был столь красноречивым оратором, как некоторые дипломаты в ООН. Но все его выступления были выстроены логично и звучали убедительно, заставляя зал внимательно слушать то, что он говорит.
Некоторые западные аналитики и обозреватели, особенно в первые послевоенные годы, называли Громыко "мистером Нет". Да, когда мы были в полном меньшинстве на международных форумах, ему приходилось нередко, пользуясь правилом единогласия, выступать в одиночку и накладывать в ООН вето на то или иное предложение или проект, которые противоречили интересам нашей страны. Он говорил свое твердое "нет". Конечно, его политические соперники хотели бы в его лице иметь "мистера Да". Но расчеты на это были напрасными. Сам Андрей Андреевич в кругу своих коллег говорил, что дипломату подчас нелегко сказать "нет". Но это, не колеблясь, необходимо делать, чтобы отстоять свою позицию. Когда дипломат слишком уступчив, то этим качеством он не может завоевать уважение своих партнеров. Другое дело - гибкость, умение найти компромиссное решение для взаимовыгодного соглашения.
Как и многим другим коллегам, мне довелось наблюдать, как Громыко работал над документами. Во-первых, он приучил заведующих отделами подавать на рассмотрение министра документы в максимально отработанном виде, с должной аргументацией. Во-вторых, исправляя или дополняя проекты, он никогда не мелочился. Но его правка всегда придавала документу особую значимость, особый оттенок, который полнее отражал и закреплял заложенную в него идею.
Довольно часто при обсуждении сложного документа Громыко приглашал к себе не только заместителей министра или заведующих отделами (теперь в МИД они получили название департаментов), но и сотрудников более низкого уровня, которые непосредственно составляли проекты документов. Это, несомненно, повышало ответственность этой категории дипломатических работников. С другой стороны, такая практика помогала министру шире знакомиться с сотрудниками, лучше оценивать людской потенциал, которым располагало министерство. Толковых работников он поощрял. Хотя и весьма немногословно, но давал понять, что ценит сделанное.
Во взаимоотношениях между руководителями подразделений министерства Громыко высоко ставил такое качество, как порядочность. Вспоминаю такой случай. По одному из вопросов начальника нашего отдела и меня вызвали к министру. Речь шла об исправлении одной ошибки. Приглашен был также заместитель начальника другого отдела. Стремясь оправдаться, он стал обвинять наш отдел в промахе, хотя и министр, и мы знали, что это не так. Обсуждавшейся проблемой наш отдел не занимался. На разборку дела министр не стал тратить время. Главное был найден выход, как исправить. И когда мы вышли из кабинета, мой многоопытный начальник, знавший Громыко еще с довоенных времен, сказал мне: "Запомните. Этот друг, который валил все на нас, выше заместителя начальника отдела не поднимется. Громыко таких выкрутасов не любит". Это предсказание впоследствии оправдалось. Пусть это - небольшой эпизод, штрих. Но он оттеняет характер Громыко.
Многие документы, которые подготавливаются в МИД, требуют согласования с другими ведомствами. Нам, как разоруженцам, приходилось часто иметь дело с Министерством обороны и ведомствами, занимающимися вопросами мирного использования атомной энергии. Мы защищали интересы своего министерства. Но Громыко требовал от нас очень внимательно относиться к позиции и аргументации ведомств. Помню, как однажды он сказал, что за оборону отвечает не МИД, а Министерство обороны. В то же время, если со стороны ведомств допускались неверные шаги, то министр соглашался с мнением своих сотрудников. Так, однажды на переговорах о взаимном сокращении вооруженных сил в Центральной Европе делегация получила указание о внесении данных, касающихся численности советских войск в этом регионе. Зная то, что примерно известно по этому вопросу нашим западным партнерам, члены делегации пришли к выводу, что обнародование полученных данных ни к чему хорошему, кроме конфуза, не приведет. Делегация сообщила в Москву о нецелесообразности выполнения полученных указаний. Министр и те, с кем он консультировался, с этим согласились.
Андрей Андреевич, как уже подчеркивалось в настоящих заметках, был человеком, решительно отстаивавшим интересы своего государства. Как говорят сейчас, "государственником". Но в то же время он был человеком своего времени. Как коммунист, он твердо отстаивал свою точку зрения, но если большинство в высшем партийном руководстве высказывалось в пользу иного решения, то он этому подчинялся. В силу этого, выступив вначале против ввода советских войск в Афганистан, в конечном итоге он не смог воспротивиться решению, против которого возражал. По-видимому, такое было и в некоторых других случаях. Помнится, как в 1961 году он выступал на партийном активе МИД с оправданием поведения Хрущева при встрече с Дж. Кеннеди, когда тот приехал с добрыми намерениями нормализовать отношения с Советским Союзом, а Хрущев не использовал этого шанса и не пожал протянутую ему руку молодого американского президента. И это было политическим просчетом.
Заслуживает уважения тот факт, что Андрей Андреевич при тех катаклизмах, которые обрушились на нашу страну в конце ХХ века, своих политических взглядов не изменял и до конца своих дней оставался верным своим убеждениям. И это в то время, когда многие деятели быстро перекрашивались, перебегая из одного лагеря в другой, и с легкостью принялись очернять все свое прошлое, которому они десятилетиями служили.
А.А.Громыко был не только выдающимся профессионалом, но и человеком широко образованным, интересы которого охватывали литературу, живопись, музыку и кинематографию. Об этом он пишет в поучительных и полезных для наших нынешних дипломатов мемуарах, опубликованных в 1988 году, после того как тремя годами раньше он оставил пост министра иностранных дел. Насколько я знаю, некоторые дипломаты несколько скептически оценили этот двухтомный труд, сетуя на то, что в нем мало политических обобщений и фактов, связанных с закулисьем советской дипломатии и внешней политики. С такими оценками никак не могу согласиться. Мемуары писались и издавались еще в то время, когда публикация подобных воспоминаний не очень поощрялась и не вошла в моду. Это сейчас мемуарная литература поставлена на поток. Пишут все, кому не лень: и министры, и генералы, и дипломаты и т.д. Мемуары Громыко дают широкую картину не только его деятельности, но и того, что происходило в СССР, США и других странах, где приходилось ему побывать.
Историкам можно почерпнуть не известные им данные о встречах глав антигитлеровской коалиции, истории создания ООН, происхождении холодной войны, встречах Громыко с Мао Цзэдуном, заседании Совета Безопасности ООН, на котором принималось решение о вводе американских войск в Корею. И многое другое. Разумеется, о тех видных политических деятелях, с которыми в силу обстоятельств и своего служебного положения приходилось встречаться Громыко.
В его мемуарах можно проследить, как сын крестьянина-бедняка из белорусской деревни Старые Громыки, что вблизи Гомеля, благодаря тем благоприятным условиям, которые были созданы в нашей стране, сумел подняться до одного из высших политических постов в государстве. Стать ученым - доктором наук и овладеть достижениями мировой культуры.
В Вашингтоне Громыко встречался и поддерживал знакомство с видными деятелями русской эмиграции - композиторами, литераторами и другими представителями культуры. Такими как С.Рахманинов, Серж Кусевицкий, Давид Бурлюк и другими. Широкий круг знакомств у нашего посла был и среди деятелей американской культуры - дирижерами Л.Стаковским, Ю.Орланди, певцами Полем Робсоном и Фрэнком Синатрой, классиком кино Ч.Чаплиным, известной писательницей Л.Хеллман и другими. Интересны описания встреч с Пабло Пикассо. Среди знакомых Громыко были крупнейшие ученые - такие как А.Эйнштейн, Р.Оппенгеймер, Э.Лоуренс, Ф.Жолио-Кюри.
Андрей Андреевич поддерживал добрые отношения со многими учеными и деятелями искусства в нашей стране. Достаточно назвать такие имена, как ученый-физик Д.Скобельцын, профессор С.Александров, писатели М.Шолохов, К.Федин, Б.Пастернак, К.Чуковский, художник П.Корин, кинорежиссеры Г.Александров, А.Довженко, актер Б.Ливанов.
В книге воспоминаний Громыко можно найти немало интересных страниц, посвященных всем этим людям.
Практические дела А.А.Громыко по обеспечению интересов нашей страны на международной арене говорят сами за себя. Они позволяют с полным правом считать его одним из самых выдающихся русских дипломатов ХХ века.
