Энергетика стала одной из важнейших сфер отношений между Россией и Европейским союзом. Естественная взаимодополняемость экономик и масштабы сотрудничества предопределяют ключевую роль сторон в обеспечении энергетической безопасности в Большой Европе. Однако в настоящее время различия в трактовке понятия «энергетическая безопасность» существенны, из-за чего выявить угрозы энергетической безопасности и найти адекватные ответы на них сложно. Политизация проблематики также усложняет ситуацию и ведет к пренебрежению экономическими аспектами энергетической безопасности.

В рамках обеспечения безопасности предложенная политика ЕС нацелена снизить уязвимость к перебоям в поставках энергоносителей, фокусируя внимание на возрастающей зависимости от импорта и политическом давлении, с которым ЕС потенциально может столкнуться в связи с его импортной зависимостью. В своей практической деятельности Еврокомиссия понимает энергобезопасность как способность «граждан и бизнеса ЕС пользоваться всеми благами безопасности поставок и снижающихся цен»1, что в условиях чрезвычайно высокой импортной зависимости превращается в задачу обеспечить надежные и стабильные поставки углеводородов по приемлемым ценам. При этом подход стран-импортеров молчаливо подразумевает концентрацию всех коммерческих рисков на стороне поставщика, что не только несправедливо, но в конечном счете не способствует безопасности поставок.

Безопасность предложения, разумеется, имеет большое значение и для стран-поставщиков в части обеспечения потребностей внутреннего рынка. Вместе с тем в Энергетической стратегии России на период до 2030 года учитывается и безопасность спроса: в ней отмечается, что угрозы энергобезопасности определяются в том числе и «внешними (геополитическими, макроэкономическими, конъюнктурными) факторами»2. В числе внешних угроз в Стратегии, в частности, указываются волатильность мировых цен, растущая конкуренция на традиционных экспортных рынках, низкая диверсификация экспорта, сохранение зависимости российского экспорта от стран-транзитеров, политизация энергетических вопросов.

Несомненно, энергетическая безопасность - общая цель потребителя и поставщика, хотя эти акторы очень часто имеют разные интересы. Чтобы рассматривать энергетическую безопасность как всеобщее благо, в ней следует интегрировать интересы всех сторон-потребителей, поставщиков и транзитеров. В самом широком смысле энергетическую безопасность следует понимать как устранение угрозы того, что энергетический фактор станет потенциальным препятствием для экономического роста страны в долгосрочной перспективе.

Анализируя энергетическую безопасность в Большой Европе, особое внимание необходимо уделить таким аспектам, как:

- стабильность, или, что точнее, предсказуемость энергетических потоков на основе различных гарантий как предложения, так и спроса. Разумеется, предсказуемость не исключает диверсификацию, равно как она не может отменить технический прогресс, ведущий к появлению на рынке новых игроков и видов энергоресурсов;

- адекватный объем инвестиций в разведку, добычу и транспортную инфраструктуру;

- стабильность функционирования транспортной инфраструктуры как в техническом смысле, так и с точки зрения транзитных рисков политического характера;

- механизмы ценообразования на энергоресурсы, способные обеспечить низкую волатильность цен и справедливое распределение доходов между энергетическими компаниями стран-производителей и стран-потребителей. В противном случае в системе отношений неизбежно будут накапливаться экономические и политические противоречия, итог которых может оказаться непредсказуемым;

- системы регулирования рынков на глобальном, региональном и национальном уровнях, а также их взаимодействие, в особенности сочетание рыночных механизмов и государственного регулирования.

Предсказуемость энергетических потоков

По оценкам Международного энергетического агентства (МЭА), мировой спрос на первичные энергоносители в долгосрочной перспективе по-прежнему будет расти. Располагая крупнейшими в мире запасами газа и занимая одно из ведущих мест по запасам нефти, Россия готова внести весомый вклад в обеспечение потребностей мировой экономики, и в первую очередь экономик стран Большой Европы. До экономического кризиса добыча газа в России составляла 665 млрд. кубических метров, нефти - 490 млн. тонн. Принятая в 2009 году Энергетическая стратегия предполагает к 2030 году увеличение добычи газа до 885-940 млрд. кубических метров, нефти - до 530-535 млн. тонн. Эти целевые показатели демонстрируют весьма оптимистичный взгляд на будущее отечественного ТЭК, но все же находятся в пределах возможного.

Львиная доля экспорта российских углеводородов направляется традиционным клиентам в Евросоюзе: более 60% экспорта газа и почти 70% экспорта нефти. На сегодняшний день поставки природного газа из России составляют около четверти потребления в ЕС, нефти - чуть менее 30%. Беспристрастно оценивая ситуацию, отметим, что ЕС является монополистическим потребителем в большей степени, нежели Россия - монополистическим поставщиком. При этом, несмотря на планы по диверсификации поставок, Россия сохраняет ориентацию на страны Европы как основной экспортный рынок российских углеводородов.

Между тем от европейских партнеров продолжают поступать весьма противоречивые сигналы. К примеру, прогнозы потребления газа в ЕС каждый год меняются в сторону уменьшения, хотя объем выпадающего спроса с трудом можно объяснить рациональными аргументами. Так, в 2005 году Еврокомиссия прогнозировала потребление газа в 2020 году на уровне 620 млн. тонн нефтяного эквивалента (т.н.э.), в 2007 году - 505 млн. т.н.э., в 2008 - всего лишь 345-400 млн. т.н.э. Для сравнения, МЭА и «Еврогаз» давали совсем иные оценки - 517 и 578 млн. т.н.э. соответственно.

Определенная непоследовательность просматривается и в политических заявлениях. Через все документы Еврокомиссии красной нитью проходит цель диверсифицировать источники поставок, а, приехав в Россию, комиссар ЕС по энергетике Гюнтер Эттингер заявил, что «доля российского газа в среднесрочной перспективе может подняться до 30-35%»3. Еще шире разброс мнений о перспективах поставок российских энергоресурсов между государствами - членами ЕС. В условиях такой политической неопределенности особую значимость приобретают иные формы гарантий спроса, успешно используемые на коммерческом уровне.

С целью снять неопределенность в рабочих группах энергодиалога Россия - ЕС уже несколько лет идет работа по согласованию стратегий и прогнозов. Важным шагом вперед стал подписанный 24 февраля 2011 года в Брюсселе документ «Общие подходы к подготовке «Дорожной карты» сотрудничества России и ЕС в энергетической сфере до 2050 года», который, в частности, включает предложения по гармонизации энергобалансов. В обнародованном летом 2011 года докладе двусторонней экспертной группы предлагается широкий перечень мер, которые должны привести к «выработке подхода [к подготовке «Дорожной карты»], сконцентрированного на перспективном планировании инвестиций в энергетику и выработке оптимальной стратегии с целью определить взаимные выгоды энергетического сотрудничества»4.

Инвестиции

Суммарные мировые запасы нефти и газа достаточно велики, чтобы удовлетворить рост спроса и до 2030 года, и надолго вперед. Однако нет уверенности, что существующие запасы будут разрабатываться довольно быстро. Сегодня мир пожинает плоды высоких цен на энергоресурсы середины 2000-х годов, которые стимулировали компании инвестировать в разведку и добычу. Однако следует помнить, что инвестиционные решения были приняты в начале - середине 2000-х годов. Поскольку инвестиции в ТЭК в последние годы резко сократились, существует вероятность, что через несколько лет спрос на углеводороды превысит предложение, в результате чего на мировом рынке возникнет физическая нехватка энергоресурсов. Колебания спроса и предложения, а также ценовая волатильность беспокоят и производителей, и потребителей. Дело в том, что современная система регулирования глобального рынка энергоресурсов не в состоянии эффективно сглаживать колебания цен, поскольку отсутствуют инструменты для согласования долгосрочных интересов различных акторов и не существует рациональной основы для формирования ценовых ожиданий.

В условиях нестабильности глобального рынка энергоресурсов особое значение приобретает идея разделения рисков. Российскую позицию сформулировал заместитель премьер-министра РФ Игорь Сечин: «Естественно, что при освоении новых регионов [газо- и нефтедобычи] мы не хотим брать все риски на себя… Перекладывание всех рисков и ответственности за снабжение растущих потребностей человечества в энергии только на ее производителей вряд ли справедливо. Потребители должны делить с нами эти риски и вносить адекватный вклад в разработку месторождений и развитие инфраструктуры… Мы должны находить взаимоприемлемые формы сотрудничества между производителями и потребителями энергоресурсов…»5

Необходимость долгосрочных инвестиций в ТЭК ставит вопрос об иностранных инвестициях и различных формах обмена активами. По всему миру  усиливается контроль за ресурсами со стороны стран, обладающих этими ресурсами, и национальных компаний. Иностранных партнеров все чаще привлекают к разработке месторождений в качестве «младших партнеров» или «подрядчиков». На сегодня крупные частные компании западных стран контролируют около 44% мировой добычи нефти и чуть более 50% добычи газа; к 2030 году их доля, вероятнее всего, сократится до 38 и 40% соответственно. Озабоченность экспертов, выражающих интересы крупных энергетических компаний (мейджоров), понятна. Однако не следует забывать, что национальный суверенитет на недра - общепризнанный элемент международного права. И если западные добывающие компании обеспокоены усложнением доступа к зарубежным месторождениям, то закономерна и обеспокоенность стран-производителей в связи с тем, что иностранные компании контролируют 44-50% их национальных запасов.

И в России, и в странах ЕС существуют механизмы государственного контроля над иностранными инвестициями в стратегические отрасли, к числу которых относится и энергетика. Из числа примеров ограничения деятельности российских компаний в ЕС можно упомянуть случай с «Центрика», попытки «Лукойла» приобрести активы в Греции и Испании и т.д.6, которые столкнулись с противодействием национальных правительств. При этом не следует забывать, что совокупный объем российских инвестиций в энергетику ЕС во много раз меньше, чем объем европейских инвестиций в российский ТЭК. Стратегия российской стороны заключается не в том, чтобы ограничить, а в том, чтобы привлечь иностранных инвесторов, разумеется, при условии учета интересов принимающей стороны.

Российская энергетическая стратегия предполагает, что до 2030 года потребуется 1,8-2,2 трлн. долларов инвестиций в топливно-энергетический сектор страны, в том числе в нефтяную отрасль - 609-625 миллиардов, в газовую - 565-590 млрд. долларов. Очевидно, что внутренних ресурсов будет недостаточно. Предполагается довести долю прямых иностранных инвестиций (ПИИ) в общей структуре инвестиций в ТЭК до 8% к 2020 году и до 12% - к 2030 году. Безусловно, сегодня не может быть и речи о том, чтобы предоставлять иностранным инвесторам те «полуколониальные» условия, которые содержались в соглашениях о разделе продукции (СРП) 1990-х годов. Открывая иностранным инвесторам доступ к разработке месторождений, российская сторона рассчитывает не только получить финансовые средства на доступ к зарубежным технологиям разработки сложных месторождений (например, шельфовых). У иностранных инвесторов, задействованных в добыче, возникает заинтересованность в стабильном сбыте углеводородов и гарантиях сбыта на своих национальных рынках. Такая схема, естественным образом объединяя интересы производителя и потребителя, надежно обеспечивает энергетическую безопасность. К примеру, в августе 2011 года «Роснефть» и «ЭксонМобил» подписали Соглашение о сотрудничестве на Арктическом шельфе России. По оценкам, общие инвестиции в проект могут составить до 500 млрд. рублей. Не закрыт и газовый сектор: в марте 2011 года французская «Тоталь» приобрела 12% акций крупнейшего российского независимого производителя газа «Новатэк», а также вошла в ключевой перспективный проект «Новатэк» - «Ямал СПГ».

Транзит

Транспортировка традиционно представляет собой одно из ключевых звеньев энергетической безопасности. Жизненно важно, чтобы  на политическом и коммерческом уровнях была осознана общая ответственность за развитие транспортной инфраструктуры. В особенности это справедливо для поставок в Европу российского газа, основные месторождения которого расположены в Сибири. Соответственно, необходимо разделить как затраты, так и риски любого характера (технические, политические и т.д.). На практике возможны различные схемы разделения затрат, самая естественная из которых - модель долевой собственности, использованная при строительстве «Северного потока».

До недавнего времени транспортные мощности по поставке газа в Европу (кроме стран СНГ) составляли около 170 млрд. кубических метров в год. Максимальный объем поставок в Европу был зафиксирован в 2008 году - чуть больше 150 млрд. кубических метров, в том числе в ЕС - 146 млрд. кубических метров. Иными словами, газопроводы работали практически на пределе своих возможностей. Введенный в строй газопровод «Северный поток» создает критически важный резерв мощности. Он обеспечивает возможность на долгосрочную перспективу удовлетворить растущие потребности стран ЕС в российском газе, которые, по оптимистичным оценкам, к 2030 году могут достичь 230 млрд. кубических метров. Особо следует отметить техническую уникальность проекта и его соответствие самым строгим экологическим требованиям. Реализовать проект стало возможным, лишь объединив финансовые, технические и логистические возможности российских и европейских компаний. Важную роль сыграло и решение Еврокомиссии присвоить трубопроводу статус приоритетного проекта, отвечающего интересам всей Европы.

Ради бесперебойной транспортировки энергоресурсов в Европу требуется урегулировать отношения со странами-транзитерами. За последние десятилетия Россия приложила много усилий, чтобы перевести на рыночную основу отношения с Белоруссией и Украиной (разделить контракты на поставку и транзит, перейти на рыночное ценообразование, повысить прозрачность отношений за счет устранения посредников). Процесс проходил нелегко, о чем прекрасно известно европейским партнерам. К сожалению, потребители газа в странах ЕС остаются заложниками попыток использовать транзитное положение для получения необоснованных преимуществ: от украинских контрагентов «Газпрома» регулярно исходят требования пересмотреть подписанные контракты. Озабоченность вызывают обвинения в адрес Юлии Тимошенко в превышении должностных полномочий и стремление таким образом поставить под сомнение действительность заключенных зимой 2009 года газовых контрактов.

В свете транзитных рисков политического характера, с которыми Россия и ЕС неоднократно сталкивались в последнее десятилетие, особое значение приобретает возможность маневрировать энергопотоками. Замысел «Северного потока» состоял не только в увеличении поставок газа, но и в том, чтобы впервые напрямую доставлять газ из России в Германию и другие западноевропейские страны, минуя страны-транзитеры. При этом речь не идет о том, чтобы прекратить поставки по существующим транзитным трубопроводам. Однако само наличие альтернативных маршрутов не позволит транзитным странам применить практику «несанкционированного отбора» и угрозу повысить транзитные тарифы при росте цен на поставляемые углеводороды.

Следующим шагом в этом направлении должен стать газопровод «Южный поток». Конечно, любые излишние мощности стóят денег. Более того, «обходные» трубопроводы, наподобие «Набукко» или «Южного потока», заведомо дороже классических маршрутов. Высокий уровень доверия между участниками всей цепочки - производитель-транзитер-потребитель - снижает риски и устраняет излишние затраты. Однако при наличии серьезных политических рисков проекты по диверсификации поставок и строительству «обходных» трубопроводов становятся рациональными. Европейским партнерам решать, насколько гипотетический риск прекращения поставок газа из России оправдывает строительство «Набукко».

Параллельно с развитием «обходных» трубопроводов Россия ведет интенсивную работу для стабильного транзита газа по существующим маршрутам. Россия поддержала идею трехстороннего газотранспортного консорциума с участием Украины и Евросоюза. По неофициальной информации, идут интенсивные консультации с привлечением европейских компаний.

Опыт газового кризиса 2009 года показал важность оперативных контактов и независимого мониторинга. Вскоре после кризиса Россия и Евросоюз создали и в начале 2011 года усовершенствовали механизм раннего предупреждения в сфере энергетики, который установил порядок практических мер в случае чрезвычайной ситуации в сфере поставок газа, нефти и электроэнергии. Подобные инструменты повышают уровень взаимного доверия. Быть может, стоило бы привлечь к ним представителей стран-транзитеров.

Ценообразование

Страны-экспортеры заинтересованы в более приемлемом для них механизме ценообразования. При справедливом ценообразовании добыча энергоресурсов должна давать доходы, достаточные для расширенного воспроизводства за счет собственных ресурсов. В этой ситуации привлечение иностранных инвестиций будет диктоваться не задачами «выживания» поставщика, а сопоставлением стоимости ресурсов и возможности через иностранные инвестиции получить доступ к новым технологиям или рынкам сбыта.

Более того, справедливое ценообразование должно позволять странам-производителям изымать значительную часть нефтегазовых доходов для развития других отраслей экономики и решения социальных задач. Такое требование не носит чрезмерный характер, а лишь позволит сбалансировать существующее распределение доходов. Сейчас в большинстве стран Западной Европы доля налогов в цене нефти превышает импортную цену. Иными словами, с одного потребленного во Франции литра нефти французское правительство в виде налогов получает бóльшую сумму, нежели зарубежная компания-поставщик и правительство страны-производителя, вместе взятые. По оценкам ОПЕК, среднегодовой объем «нефтяных» налогов в странах «Большой семерки» за 2004-2008 годы составлял 684 млрд. долларов, в то время как доходы ОПЕК были чуть меньше - 669 млрд. долларов в год7.

Аналогичным образом выглядит баланс распределения прибылей в газовой отрасли. По данным «Газпрома», средняя цена реализации газа для дальнего зарубежья (т.е. в страны ЕС и Турцию) в 2009 году составляла 166,3 евро за 1 тыс. кубических метров8. Тогда же, по данным Евростата, цена газа в среднем по ЕС была гораздо выше: для домохозяйств - 584 евро за 1 тыс. кубических метров, для промышленных потребителей - 345 евро за 1 тыс. кубических метров9. Прямой доступ иностранных поставщиков к конечному потребителю на рынке ЕС может - за счет роста конкуренции между поставщиками - привести к снижению цен. Однако, по всей видимости, у Евросоюза есть весомые аргументы в пользу того, чтобы сохранить приоритет национальных компаний на розничном рынке.

«Газпром» очень гибко отреагировал на падение спроса на газ в результате экономического кризиса 2008-2009 годов. Компания отказалась взимать с европейских покупателей штрафы за недобор объемов по контрактам: «бери или плати», признав, что сокращение закупок вызвано объективными причинами. Позднее «Газпром» пошел на временные уступки по цене, поскольку разница между формульными и спотовыми ценами* (*Долгосрочные контракты «Газпрома» с европейскими потребителями увязывают цену на газ с ценой корзины нефти и нефтепродуктов посредством специальной формулы. Цена на спотовых рынках складывается на основе текущего спроса и предложения.)

 поставила в сложное положение европейские энергетические компании. Новые договоренности с компаниями ряда стран ЕС предусматривают продажу до 15% российского газа по спотовым ценам. По оценкам независимых экспертов, в 2010 году уступки могли стоить «Газпрому» около 200 млн. долларов. Разумеется, переговоры шли непросто, и сегодня против «Газпрома» подано несколько исков в Стокгольмский арбитраж. Однако в целом российские газовики заняли достаточно гибкую позицию. Кстати говоря, сегодня, когда спотовые цены в Европе ниже «формульных», европейские покупатели требуют и получают уступки по цене. Между тем несколько лет назад, когда «формульные» цены были существенно ниже спотовых, «Газпром» строго придерживался своих обязательств, не требуя пересмотра цен в свою пользу.

Формирование цены на газ на спотовых рынках имеет свои преимущества. За последние годы российские газовики приобрели большой опыт работы на спотовых рынках ЕС и США. В частности, дочерняя компания «Газпрома»  «Газпром Маркетинг энд Трейдинг Лтд.» успешно ведет торговлю на спотовых площадках Великобритании, Бельгии, Нидерландов и Франции. Отметим, что спотовые рынки газа могут эффективно функционировать лишь при наличии нескольких источников физических поставок, опоре на подземные газохранилища и высокой ликвидности рынка. Такие спотовые рынки есть далеко не во всех странах ЕС - более того, не везде возможно их создать. И весьма странно выглядят, например, требования Польши ввести в контрактную цену российского газа спотовую составляющую при отсутствии в стране спотового рынка газа.

В то же время сохранение долгосрочных контрактов и привязка экспортных газовых цен к текущим ценам на нефть остаются ключевым элементом надежности при реализации крупных экспортно-импортных поставок. Без долгосрочных контрактов поступающий на рынок объем газа зависит от привлекательности цен. Если спотовые цены низки, то простая коммерческая логика заставляет производителя уйти на более привлекательные рынки или придержать газ до лучших времен. И тогда в период повышения цен магистральные газопроводы могут просто не справиться с пиковыми нагрузками. Надежность обеспечения Европы энергоресурсами может оказаться под угрозой. Если потребитель желает стабильности поставок, он должен быть готов платить за газ и приплачивать за стабильность.

Регулирование рынков

Особое место в концепции энергетической безопасности занимает дискуссия о роли государства, методах регулирования отрасли. Многие эксперты считают, что основной источник энергобезопасности - рынки, позволяющие спросу и предложению более оперативно реагировать на шоки и дисбалансы, а не управляемая система. Возникает вопрос: возможен ли на практике идеальный либеральный рынок энергоресурсов, а тем более всеобъемлющая система таких рынков? Пожалуй, единственный либеральный энергетический рынок - мировой рынок нефти. Тем не менее, как показывает практика, лежащие в его основе механизмы биржевой торговли ведут к высокой волатильности цен. Сегодня более 80% биржевых сделок на рынке нефти заключают финансовые инвесторы. Как следствие, цену формирует «бумажный рынок», оторванный от физических поставок нефти. Тот, кто хочет положиться на глобальные энергетические рынки, должен сначала поверить в «добрую волю» финансовых спекулянтов.

Энергетическая безопасность не может быть спонтанным результатом рыночного саморегулирования даже в случае высокой степени либерализации. Точнее, либеральный (но не свободный от госрегулирования) рынок энергии может существовать в рамках одной страны, либо группы стран с относительно гомогенными интересами, вследствие схожей ресурсообеспеченности и структуры ТЭК. Однако такой рынок вряд ли может объединить страны-поставщики и страны-потребители, то есть не может стать поистине общеевропейским. И речь здесь идет не только о взаимоотношениях между Евросоюзом и Россией: не будем забывать о Норвегии, полностью интегрированной в единый внутренний рынок ЕС за исключением двух секторов - энергетики и рыболовства.

Способ регулирования энергетических рынков определяется не политическими императивами, а спецификой ТЭК разных стран. В России энергетический рынок далеко не так монополизирован и подконтролен государству, как принято считать. Реформы в электроэнергетике были даже более радикальными, чем в Евросоюзе. Значительная часть нефтяных компаний не принадлежит государству; вертикально интегрированные нефтяные компании (ВИНК) находятся под жестким контролем антимонопольных органов. В газовой отрасли также постепенно вводятся элементы конкуренции.

С другой стороны, энергетический рынок ЕС не настолько либерален, как пытаются представить чиновники из Брюсселя. Из 18 стран ЕС, представивших отчеты за 2008 год, в семи странах три крупнейшие компании контролировали более 90% розничного рынка газа, еще в шести странах на их долю приходилось 70-90%. Доля потребителей, сменивших поставщика (ключевой показатель для оценки результатов либерализации), была значимой лишь в трех странах ЕС. Конечные цены на газ в странах ЕС различались в три раза, на электроэнергию - более чем в два раза, что свидетельствует о фрагментированности рынка ЕС10. Иными словами, вместо единого конкурентного энергетического рынка ЕС пока существует совокупность национальных/региональных олигопольных рынков, которые не очень сильно связаны между собой. Конкурентную среду на них обеспечивают не столько рыночные силы, сколько растущее государственное регулирование.

В то же время действия ЕС уже создают атмосферу неопределенности для иностранных компаний, которые вносят или собираются вносить инвестиции в транспортную инфраструктуру на территории Евросоюза. Ряд норм Третьего энергетического пакета* (*Третий энергетический пакет ЕС предполагает дальнейшую либерализацию рынков электроэнергии и газа. Принят в 2009 году, имплементирован в национальное законодательство стран ЕС в 2011 году. В частности, Третий энергопакет ужесточает разделение функций добычи/генерации, транспортировки и распределения. Разделение функций возможно в трех вариантах: независимый системный оператор, независимый транспортный оператор, полное разделение собственности. В последнем случае сетевые активы должны быть реквизированы у нынешнего владельца и переданы некоей «независимой компании». )   требует отстранить нынешних владельцев от управления сетями или даже лишить их права собственности на сетевые активы. Реализация некоторыми странами ЕС норм Третьего энергопакета по разделению функций в наиболее жестком варианте может противоречить нормам международного права. В свете этого чрезвычайно важно решение, которое принял осенью 2011 года Суд ЕС в отношении права швейцарской компании («Atel») сохранить преимущественный доступ к построенной на ее средства ЛЭП между Польшей и Словакией. Несмотря на требование Еврокомиссии признать контракт между «Atel» и Словакией противоречащим нормам права ЕС о разделении функций, Суд ЕС решил, что право «Atel» управлять построенной на ее средства ЛЭП защищено словацко-швейцарским инвестиционным договором и потому легитимно11.

Решение Суда ЕС продемонстрировало колоссальный потенциал двусторонних инвестиционных договоров для защиты прав иностранных инвесторов в энергетической отрасли. Сохранение двусторонних соглашений в качестве эффективного инструмента защиты прав и интересов европейских компаний в России и российских компаний в странах Европы - существенный элемент деловой стабильности в условиях меняющегося национального и наднационального законодательства.

Еще более важен вопрос, в какой степени вводимые в ЕС либеральные правила обеспечивают развитие сетевой инфраструктуры. Ответ дан в директивах Третьего энергопакета. Компании - транспортные операторы обязаны согласовывать десятилетние планы по развитию инфраструктуры с государственными органами, а в дальнейшем госрегуляторы будут жестко контролировать их исполнение. Что это, как не косвенное признание того факта, что либерализованный энергетический рынок не в состоянии гарантировать инвестиции, необходимые для развития инфраструктуры?

Вместе с тем страны ЕС, имея право приказать национальным компаниям развивать внутренние сети, естественно, не могут отдать приказ инвестировать в трубопроводы за пределами своей территории. Каков стимул для «Газпрома» вкладывать средства в строительство, например, «Южного потока», если, не получив приоритетного права доступа к трубе, он не сможет вернуть вложенные средства? Торможение экспортно-импортных инфраструктурных проектов в долгосрочной перспективе способно лишить Евросоюз возможности в полной мере удовлетворять растущие потребности в энергоресурсах. Как отметил председатель правительства России Владимир Путин в статье для «Зюддойче цайтунг», «при всех благих намерениях, он [Третий энергопакет] порождает серьезные риски в энергетическом хозяйстве Европы. Подрывает желание инвесторов вкладывать средства в новые проекты. В результате - через несколько лет вместо конкурентного рынка мы можем получить обветшавшую инфраструктуру, дефицит энергоресурсов, а значит - и высокие цены для европейских потребителей»12.

Дискуссия о роли государства в энергетике должна трансформироваться в дискуссию о том, как сочетать в большей или меньшей степени либерализованные национальные рынки отдельных стран (групп стран) с принципиально менее рыночной системой взаимодействия между этими рынками, основанной в том числе и на таких не вполне рыночных механизмах, как двусторонние и многосторонние соглашения, долгосрочные контракты и предсказуемые цены. Если обратиться к анализу прогнозов, то к середине XXI века мировой газовый рынок будет представлять собой олигополию-олигопсонию с тремя крупнейшими поставщиками (Россия, Иран и Катар) и тремя крупнейшими потребителями (США, ЕС и Восточная Азия)13, что вряд ли создает предпосылки для глобального либерального режима торговли газом.

Заключение

Как ни парадоксально, стратегии России и ЕС имеют много общего. Обе стороны намерены сократить внешнюю зависимость путем диверсификации поставок/сбыта, пытаются получить доступ к важным внешним активам (запасы углеводородов или рынки сбыта), используют энергетический сектор как крупный источник средств. Все же обе стороны остаются уязвимы к шокам, которые порождаются не вполне эффективными глобальной и региональной системами регулирования энергетики.

Взаимозависимость между Россией и ЕС в сфере энергетики гораздо глубже, чем естественные различия интересов, и проявляется не только в торговых отношениях. ЕС - крупнейший поставщик иностранных инвестиций в российскую экономику, в том числе и в ТЭК. Компании стран ЕС владеют технологиями, необходимыми для разработки сложных российских месторождений. Наконец, взаимозависимость обусловлена наличием связывающей обе стороны трубопроводной инфраструктуры и строительством новых трубопроводов.

Именно углубление диалога между потребителями и производителями углеводородов могло бы помочь всем игрокам энергетического рынка снизить риски, связанные с нестабильностью. Само по себе осознание необходимости такого рода диалога (не говоря уже о конкретных практических наработках и положительном практическом опыте в этой сфере) стало одной из важнейших тенденций в мировой энергетике и на глобальных энергетических рынках.

Взаимодействие России и ЕС ярко свидетельствует об этой тенденции. Уже более десятилетия эффективно работает многоуровневая система энергодиалога Россия - ЕС. На стратегическую перспективу рассчитана работа по гармонизации стратегий, балансов и систем регулирования в рамках «Дорожной карты» энергетического сотрудничества до 2050 года». Действует механизм оперативных контактов на случай чрезвычайных ситуаций. Большую роль при подготовке российской стратегии повышения энергоэффективности сыграл опыт ЕС, переданный в рамках энергодиалога. Важное место в новом базовом соглашении между Россией и ЕС должна занять «энергетическая глава». После долгого перерыва наметились подвижки на переговорах по соглашению о торговле ядерным топливом. Существующие двусторонние контакты естественным образом дополняют взаимодействие на уровне Россия - ЕС, следуя за распределением полномочий между Евросоюзом и государствами-членами. Несколько десятилетий сотрудничества создали доверительную атмосферу на коммерческом уровне.

Энергетическая безопасность в Большой Европе - отнюдь не игра с нулевой суммой: энергобезопасность может быть обеспечена только на основе системы регулирования, которая агрегирует интересы всех участников и обеспечивает справедливое распределение рисков, обязательств и доходов. В ее основу целесообразно положить неофициальный лозунг Европейского союза - «Единство в многообразии». В рамках взаимоприемлемых транспарентных и стабильных правил именно многообразие способно обеспечить комплиментарность и соблюдение обоснованных интересов всех игроков энергетического рынка. В этом залог успешного продвижения к цели, обозначенной совместной экспертной группой - добиться, чтобы «в отношениях между странами [европейского] континента энергетическая безопасность более не была разделяющим нас вопросом»14.

 

 

 1European Commission. Green Paper. A European Strategy for Sustainable, Competitive and Secure Energy. COM (2006) 105 final. Brussels. 2006. 8 March. Р. 3.

 2Энергетическая стратегия России на период до 2030 года. Утверждена распоряжением правительства Российской Федерации от 13 ноября 2009. №1715-р. С. 13.

 3Коммерсантъ. №137. 30.07.2010 // URL: http://www.kommersant.ru/doc.px?DocsID=1478921

 4Roadmap of the EU - Russia Energy Cooperation until 2050. Progress report. July 2011 // Expert papers. 2011. 29 July. P. 5.

 5Выступление заместителя премьер-министра РФ И.Сечина на Петербургском международном экономическом форуме 17 июня 2011 // URL: http://forumspb.com/upload/shorthand/shorthand_161_ru.pdf

 6Подробнее см.: Poussenkova N. The Global Expansion of Russia´s Energy Giants // Journal of International Affairs. 2010. № 63 (2). PP. 103-124.

 7Organization of the Petroleum Exporting Countries. 2009. Who Gets What from Imported Oil? // Vienna. OPEC. July 2009. P. 1-2.

 8URL: http://www.gazprom.ru/marketing/europe/

 9Рассчитано по: Eurostat. Data in focus. № 47/2010. Natural gas prices for first semester 2010.

10European Commission. SEC (2010) 251 final. Brussels. 2010. 11 March.

11Подробнее см.: Гудков И. Решение Суда ЕС по делу «Комиссия против Словакии»: хорошая новость для российских инвесторов в европейский ТЭК // Вся Европа.ru. 2011. №10 (59) // URL: http://alleuropa.ru/reshenie-suda-es-po-delu-komissiya-protiv-slovakii-choroshaya-novostj-dlya-rossiyskich-investorov-v-evropeyskiy-tek

12Путин В.В. Россия и Европа: от осмысления уроков кризиса - к новой повестке партнерства // Зюддойче цайтунг. 25.11.2010 // URL: http://premier.gov.ru/events/news/13088/

13Yegorov Y. and Wirl F. Energy relations between Russia and EU with emphasis on natural gas // OPEC Energy Review. 2008. №32 (4). Р. 310.

14Roadmap of the EU - Russia Energy Cooperation until 2050. Progress report. July 2011 // Expert papers. 2011. 29 July. Р. 5.