Проблемы вооруженного вмешательства во внутренние дела других государств с целью нейтрализации массовых нарушений прав человека стали предметом острых споров и разногласий среди юристов и политических деятелей со второй половины XX века, но особенно после прекращения существования СССР и ОВД и агрессии стран НАТО против Югославии в 1999 году. Они тесно связаны с вопросом о случаях правомерного или неправомерного применения силы в международных отношениях, который регулируется Уставом ООН. Весь этот сложный комплекс вопросов и был поставлен на обсуждение на "круглом столе" в Институте актуальных международных проблем (ИАМП) Дипломатической академии МИД России.

В обсуждении приняли участие:

ПУШКОВ Алексей Константинович, директор Института актуальных международных проблем (ИАМП) Дипломатической академии МИД России, профессор, кандидат исторических наук;
ЧЕРНИЧЕНКО Станислав Валентинович, советник ИАМП, профессор, доктор юридических наук;
КОТЛЯР Владимир Семенович, советник ИАМП, доктор юридических наук;
ХЛЕСТОВ Олег Николаевич, Чрезвычайный и Полномочный Посол, почетный доктор Дипакадемии МИД России, профессор;
ВЕЛЬЯМИНОВ Георгий Михайлович, главный научный сотрудник Института государства и права РАН, доктор юридических наук;
КАПУСТИН Анатолий Яковлевич, заведующий кафедрой международного права, декан юридического факультета РУДН, профессор, доктор юридических наук;
АШАВСКИЙ Борис Матвеевич, ведущий научный сотрудник ИАМП, профессор, кандидат юридических наук;
КУРДЮКОВ Геннадий Иринархович, заведующий кафедрой международного права юридического факультета Казанского государственного университета, профессор, доктор юридических наук;
ВАЛЕЕВ Револь Миргалимович, профессор юридического факультета Казанского государственного университета, доктор юридических наук;
МАЛЕЕВ Юрий Николаевич, профессор МГИМО(У) МИД России, доктор юридических наук;
ЛЯХОВ Евгений Григорьевич, профессор Московского университета МВД России, доктор юридических наук;
МОИСЕЕВ Алексей Александрович, руководитель Центра международного права и международной безопасности ИАМП, доктор юридических наук.

А.К.ПУШКОВ. Тема представляется весьма актуальной, поскольку система относительной международной стабильности, в которой мы существовали очень долго, безусловно, изменилась, став более динамичной. Абхазия, Южная Осетия, Приднестровье, Косово - они на слуху в последнее время, но есть достаточно много "спящих" ситуаций, которые могут проявиться в ближайшее время. При этом тема использования вооруженных сил за рубежом как Россией, так и другими государствами, прежде всего США, не сходит с повестки дня. В России вопрос еще не проработан. Возьмем хотя бы ситуацию в Абхазии: полная разноголосица, и с точки зрения определений, и с точки зрения того, чем мы занимались в Грузии: даже говорили о принуждении к миру, причем достаточно серьезные люди.

Между тем термины имеют, как известно, характер очень важных аргументов, потому что за каждым из них стоит определенная логика, укорененная в международном праве, и правильное использование терминов может усилить позицию стороны, а неправильное - ослабить ее. Нам надо поработать над тем, чтобы понять, какие аргументы может использовать Россия в определенной ситуации, скажем приднестровского конфликта, далекого от урегулирования.

Посмотрите также, что произошло в Брюсселе: Ю.Тимошенко подписывает отдельно, без участия России, декларацию с Евросоюзом и Россия выражает недовольство. А на каком основании мы рассчитывали, что Украина нас будет за руку вести в диалог с Евросоюзом, или европейцы хотят нас там видеть? Поэтому когда нам говорят, что вопрос о включении Украины в НАТО закрыт, то я сомневаюсь: вопрос лишь временно снят с повестки дня, не более того. Я от посла США на Украине узнал, что НАТО открыта для Украины и Грузии. Мы очень серьезно рассматриваем совместное заявление, подписанное всеми странами - членами НАТО на апрельском саммите в Бухаресте, о том, что эти государства будут членами НАТО.

В силу этого хотелось бы, чтобы мы вышли из сегодняшнего обмена мнениями с более точным и ясным пониманием ситуации.

С.В.ЧЕРНИЧЕНКО. На Западе и в доктринальном отношении, и на практике считается, что гуманитарная интервенция - это вооруженное вмешательство какого-либо государства или группы государств, направленное против другого государства под предлогом защиты прав человека в этом последнем государстве (прежде всего его граждан), причем без санкции Совета Безопасности ООН. Таково современное толкование понятия гуманитарной интервенции. Можно связать вопрос о гуманитарной интервенции с вопросом о правомерной защите граждан за рубежом. Поясню. В свое время, когда международное право еще было правом цивилизованных народов, термин "гуманитарная интервенция" использовался в другом смысле - для защиты граждан так называемых цивилизованных государств в "полуцивилизованных" или "нецивилизованных". И только постепенно, где-то в 1930-х годах, а точнее уже после принятия Устава ООН, понятие гуманитарной интервенции, претерпев определенную трансформацию, установилось именно в вышеуказанном значении.

Наибольшей популярностью доктрина гуманитарной интервенции пользуется в США. Администрация Соединенных Штатов уже давно толкует ее как право на "экспорт демократии". Я думаю, что Устав ООН не дает право государствам в одностороннем порядке прибегать к вооруженной силе при оценке нарушений прав человека в другом государстве. Между тем время от времени даже в нашей литературе считают, что если Совет Безопасности хотя бы теоретически предпринимает превентивные или принудительные меры на основании главы VII Устава с целью пресечь нарушения прав человека (поскольку они связаны с угрозой международному миру или агрессией), то мы  якобы имеем дело с гуманитарной интервенцией, то есть  правомерным вариантом гуманитарной интервенции. Мне кажется, что не стоит говорить о гуманитарной интервенции. Это невольное протаскивание термина, который имеет сугубо негативную окраску, в стремлении придать ему некую степень легальности.

Что касается защиты граждан за рубежом. Совершенно ясно: если вопрос о защите своих граждан за рубежом встает в мирное время, то государство прибегает к дипломатическим методам, консульскому разбирательству и иным мерам, в принципе, без использования вооруженных сил.

Под углом зрения защиты граждан за рубежом в контексте международного права рассмотрим события на Кавказе. Если, допустим, на государство совершается вооруженное нападение, то у государства есть право на самооборону (согласно статье 51 Устава ООН) - право на индивидуальную и коллективную самооборону. Однако можно ли рассматривать крупномасштабное посягательство на жизнь граждан государства, находящихся за рубежом, как вооруженное нападение на само государство? В нашей военной доктрине данный вариант не предусмотрен. В определении агрессии, о чем ниже, тоже об этом ничего не говорится. А почему не рассматривать массовое посягательство на жизнь наших граждан за рубежом как вооруженное нападение на само государство? Представьте себе, что на нашу территорию кто-то покушается вооруженным путем. Ясно, что совершено нападение на нас. А почему нападение, совершенное на наших граждан, нельзя считать нападением? Однако возникают вопросы, требующие осторожности.

Из истории мы знаем, когда государство под предлогом защиты своих граждан, по существу, осуществляло вооруженную интервенцию, и даже без ссылки на гуманитарный аспект. Защита США своих граждан, скажем в Панаме. Если есть возможность обосновать обращение к праву на самооборону без ссылки на защиту собственных граждан, то так и следует делать. Если нет возможности, то тогда надо выяснять, действительно ли имеет место вооруженное нападение. В конечном счете только жертвы нападения определяют, совершено вооруженное нападение или нет. Почему-то у нас политические лидеры часто говорят об агрессии против Южной Осетии. Следует же говорить о вооруженном нападении. Агрессия - более широкое понятие, и есть совершенно четкое правило, что только Совет Безопасности дает юридически значимую оценку того, что был совершен акт агрессии. Это не лишает каждое государство права давать такую же оценку, но она носит уже политический и односторонний характер. Суть в том, что именно вооруженное нападение дает право, не дожидаясь реакции Совета Безопасности, прибегать к вооруженной силе в порядке самообороны.

Рассмотрим конкретно события в Южной Осетии. Во-первых, вооруженное нападение на наших миротворцев может считаться вооруженным нападением на наши вооруженные силы. Это абсолютно четко вписывается во всем известное определение агрессии, принятое Генеральной Ассамблеей ООН 14 декабря 1974 года, причем нормы его, по признанию Международного суда ООН, приобрели характер обычных норм международного права. Пункт "d" определения агрессии как раз говорит о нападении на вооруженные силы государства. Надо еще иметь в виду, что статья 3 определения агрессии, согласно тому же толкованию Международного суда ООН, раскрывает понятие вооруженного нападения. Таким образом, агрессия, в крайнем варианте, и вооруженное нападение совпадают в данном случае.

А как быть тогда с защитой жителей Южной Осетии? Не следует увлекаться разговорами о том, что значительная часть их имела российское гражданство. Надо говорить о том, что народ Южной Осетии имел право в данной ситуации отделяться от Грузии и создавать собственное государство, опираясь на принцип равноправия и самоопределения народов. Принцип неприменения силы в данном случае уже не действует. Следовательно, можно говорить, что Россия оказывала помощь народу Южной Осетии, или, точнее, уже образовавшемуся новому субъекту международного права, который мы потом признали официально, в порядке коллективной самообороны, то есть в соответствии со ст. 51 Устава ООН.  Я думаю, что таков правильный вывод, и не нужно муссировать вопрос о гражданстве жителей Южной Осетии. Грузия, может быть, считает их своими гражданами или продолжает считать. Не в этом дело.

И последнее. Не следует смешивать самооборону как реакцию на вооруженное нападение с точечными ударами по скоплениям или базам террористов на иностранной территории в некоторых исключительных случаях, даже без согласия государства, где находятся террористы.

В.С.КОТЛЯР. Сегодня в международном праве вряд ли есть какой-нибудь другой вопрос, кроме гуманитарной интервенции, относительно которого даже среди специалистов существует путаница. Подчас не упоминают тот факт, что в Южной Осетии Российская армия (потеряв в результате грузинского нападения десятки солдат и офицеров убитыми и более сотни ранеными) действовала на основании права на самооборону, а не осуществляла гуманитарную интервенцию. Не получает отражения также тот факт, что в международном праве уже складывается норма о том, кто и как "регулирует вопросы гуманитарной интервенции".

На Западе с развалом СССР проявилась явная тенденция ссылаться на необходимость гуманитарной интервенции лишь как на предлог для достижения собственных геополитических целей.
В начале 1990-х годов некоторые ученые проводили как раз ту точку зрения, о которой говорил профессор С.В.Черниченко , а именно: гуманитарной интервенцией следует считать только такое внешнее силовое вмешательство, которое осуществлялось бы без санкции Совета Безопасности. На мой взгляд, это делается для того, чтобы придать вмешательству в обход Совета Безопасности видимость законности. Я не согласен, что термин несет какой-то отрицательный смысл. Наоборот, само слово "гуманитарная" вызывает симпатию к людям, которые бросаются кого-то защищать. Если считать гуманитарную интервенцию действием, предпринятым без санкции Совета Безопасности, то в эмоциональном плане рассчитывают на то, чтобы поддержать незаконные вмешательства.

Что на самом деле следует понимать под гуманитарной интервенцией? Прежде всего, само слово "intervention" переводится как "вмешательство". Если после 1917 года Америка, Великобритания, Франция и Япония научили нас, что означает вооруженное вмешательство, это не значит, что интервенция на самом деле обязательно должна быть вооруженной. Гуманитарная интервенция может осуществляться как с применением силы, так и без нее. Под термином следует понимать внешнее вмешательство с санкции Совета Безопасности или без нее в дела государств по гуманитарным причинам для предотвращения или ликвидации гуманитарной катастрофы или массовых нарушений прав человека.

В начале года Международный уголовный суд выдал ордер на арест Президента Судана Омара аль-Башира. Это явное вмешательство, тоже гуманитарная интервенция. Рассмотрение в Комиссии по правам человека ООН положения с правами человека в любой стране - это тоже гуманитарная интервенция. Я уж не говорю об обсуждении в Совете Безопасности.

Вопрос о гуманитарной интервенции стал предметом серьезнейших разногласий принципиального характера между юристами.
И не только потому, что западная концепция гуманитарной интервенции требует ревизии ряда основополагающих принципов международного права, но и потому, что опыт сразу же показал, что очень часто она проводится для прикрытия собственных геополитических целей (пример - Югославия).

Станислав Валентинович напомнил, что Устав ООН не предусматривает применение без санкции Совета Безопасности одним государством силы против другого с целью предотвращения гуманитарной катастрофы. Но между 1970-1990 годами прошел целый ряд крупных гуманитарных катастроф по всему миру. Ясно было, что надо как-то реагировать. И стало вызревать среди юристов и политиков понимание того, что международное сообщество, и в первую очередь ООН, обязано принимать меры для прекращения широкомасштабных гуманитарных катастроф. Продолжают сохраняться разногласия принципиального характера о том, кто имеет право принимать подобное решение.

Итог дискуссии подвела юбилейная, 60-я сессия Генассамблеи ООН в 2005 году в резолюции, которая гласила: "Мы готовы предпринять коллективные действия своевременным и решительным образом, через Совет Безопасности, в соответствии с Уставом, в том числе на основании главы VII, с учетом конкретных обстоятельств и в сотрудничестве с соответствующими региональными организациями, в случае необходимости, если мирные средства окажутся недостаточными, а национальные органы власти явно окажутся не в состоянии защитить свое население от геноцида, военных преступлений, этнических чисток и преступлений против человечности". МИД России считает, что принятие этой резолюции завершило многолетнюю дискуссию по вопросу о гуманитарной интервенции. Теперь вопрос ясен: она может быть законной, ее можно проводить, но только с одобрения Совета Безопасности ООН.

И в заключение о защите граждан за рубежом. Во время войны, развязанной Грузией в августе прошлого года, в официальных заявлениях было тоже достаточно разноголосицы. В частности, в качестве основания для применения Россией силы ссылались на миротворческий мандат, который был дан России в рамках СНГ, и на право России защищать российских граждан на территории другого государства военным путем. Однако ссылка на миротворческий мандат при применении силы для защиты наших граждан легитимна лишь в том случае, если мандат предусматривает силовые действия. Но обычно миротворческий мандат не предусматривает применение оружия иначе, как для самозащиты, да и нет у миротворцев иного оружия, кроме стрелкового, потому что их задача - разделять стороны конфликта. В частности, действовать в глубине территории Грузии, за пределами отведенной им зоны, российские миротворцы не имели бы права. В то же время регулярные части российской армии имели полное право на такие действия в порядке самообороны. В силу масштабов нападения Грузии возникла чисто военная необходимость уничтожить военные базы, на которых шла подготовка грузинских войск к нападению, с тем чтобы предупредить возможность его повторения.

Ссылка на наше право защищать граждан России на территории другого государства военным путем (здесь я не совсем согласен с Черниченко), на мой взгляд, работает лишь при условии, что наши войска имеют соответствующие миротворческие мандаты СНГ, ОБСЕ или Совета Безопасности, также предусматривающие возможность применения силы. Речь, не будем забывать, идет о территории иностранного государства. В противном случае такая защита может осуществляться лишь политическими или дипломатическими методами.

Кстати, Южная Осетия и Абхазия - отнюдь не единственные места, где много наших граждан (Крым и другие страны СНГ). Понятно, например, что силовые попытки Киева задержать корабли Черноморского флота при входе или выходе в Севастопольскую бухту могли немедленно привести к военному конфликту. Тогда Россия смогла бы вполне обоснованно ссылаться на право самообороны, что также могло бы привести к отделению Крыма. Президент Ющенко это понял, или ему объяснили. Если Ющенко будет и дальше втягивать Украину в НАТО, то в Крыму и, возможно, в других областях левобережной Украины вполне могут вспыхнуть массовые выступления русскоязычного населения. Вспомните, сколько народа вышло на улицу, когда американский фрегат в конце марта пришел в Крым. Украинское правительство вполне может применить силу против демонстрантов, а они - российские граждане. Но будут ли у нас правовые основания применять силу в этом случае для защиты? По первой прикидке, таких оснований у России не будет. Американцы, кстати, очень активно защищают своих граждан за рубежом, и если против них не применяется вооруженная сила, то они защищают своих граждан политическими и дипломатическими методами. На мой взгляд, в этой ситуации у нас права для применения силы нет.

О.Н.ХЛЕСТОВ. Гуманитарная интервенция - это применение вооруженной силы одним государством или группой государств против другого государства для защиты прав человека, граждан этой страны, то есть защиты прав населения на территории другого государства без согласия последнего. Определение гуманитарной интервенции как простого вмешательства не соответствует общепринятой точке зрения. Гуманитарная интервенция - незаконное применение вооруженной силы потому, что она предпринимается не по решению Совета Безопасности.

Совет Безопасности принял несколько резолюций, в том числе резолюцию 1564 от 18 сентября 2004 года в отношении Судана. В ней признается, что ситуация с нарушением прав человека подпадает под главу VII, а значит, входит в компетенцию Совета Безопасности. Можно привести также резолюции по Гаити, по Кот-д