Изобилие публикаций на тему ислама и политики может создать впечатление если не исчерпанности этой темы, то, по крайней мере, неизбежных повторов фактов и оценок. Двухтомник «Россия - Средняя Азия»*, (*Россия - Средняя Азия. Коллектив авторов, руководитель Мухаметшин Ф.М. М.: Ленанд, 2011. Политика и ислам в конце ХVIII - начале ХХ вв. Т. 1. 472 с., Политика и ислам в ХХ - начале ХХI вв. Т. 2. 368 с.) подготовленный группой исследователей нескольких российских и узбекских научных организаций - МГУ, Института этнологии и антропологии РАН, институтов востоковедения и истории АН Узбекистана - под руководством ученого-практика Ф.М.Мухаметшина, в редакционную коллегию которого вошли наши видные ученые: академик А.А.Кокошин, доктора наук В.В.Наумкин и Л.Р.Сюкияйнен, полностью меняет такое впечатление. Авторы скромно называют свою работу очерками. Действительно, книге присуща некоторая фрагментарность, впрочем, совершенно неизбежная при таком широком временном и тематическом охвате. Однако глубина постановки проблем, огромный фактический материал, исследуемый авторами, серьезность сделанных выводов на самом деле придают книге фундаментальность. Уже просто взгляд на оглавление, которым иногда ограничивается знакомство с некоторыми книгами, заставляет открыть работу. В ней исследуются проблемы хронологически - от первых шагов проникновения России в Среднюю Азию в XVI-XVIII веках до отношений России с независимыми центральноазиатскими республиками после распада СССР; тематически - от состояния ислама, его течений и политических группировок, основывающихся на них, в Средней Азии, религиозных аспектов внутренней и внешней политики СССР до использования ислама в современной политической борьбе. Возникает сомнение: неужели авторам удалось совместить и увязать историю развития связей между Россией и Туркестаном, в XVI-XVIII веках с геополитической ситуацией, возникшей после распада СССР? Прочтение книги снимает такие сомнения полностью.

Сразу хотелось бы отметить, что не со всеми подходами и выводами авторов можно согласиться, и это вполне естественно в отношении столь масштабного исследования. К сожалению, представляется неубедительным и неоправданным один из центральных тезисов. Авторы возражают против устоявшегося мнения, что движение России в Среднюю Азию было вызвано интересами страны, прежде всего ее буржуазии, а предлагают рассматривать его в контексте «Большой игры, навязанной Англией».

Думается, что здесь экстраполяция некоторых модных представлений о международных отношениях, впрочем и сегодня являющихся дискуссионными, на события позапрошлого века в большей степени отражает стремление авторов к «новизне», чем реалии. Не оспариваю приведенные в исследовании факты, напротив, они очень интересны, хотя апелляция к мнению «миллионов российских крестьян», считавших Англию главным злом, вряд ли может рассматриваться как аргумент. Дело в интерпретации фактов. Очевидно, что в Лондоне всегда принимали в расчет Россию и пытались воздействовать на ее политику, часто небезуспешно. И шаги России в Азии часто сталкивались с практическими действиями англичан, имевших там свои интересы. Да, в Петербурге были разные взгляды на направления, в которых следует продвигать интересы страны, но если обобщать, то речь шла не о том, в каком направлении двигаться вообще, а о той последовательности, в которой двигаться в разных направлениях, главным же было стремление расширяться повсюду. Полагать же, что Сентджеймский двор мог сыграть в таком процессе, как движение России на Восток, роль большую, чем Зимний дворец, в данном случае руководствовавшийся глубинными интересами России, - по меньшей мере преувеличение.

Представляется, что естественный процесс экспансии, обусловленный стремлением как к расширению влияния, так и, главным образом в условиях ограниченности внутренних источников роста общественного и личного (правителей) богатства, к приросту такого богатства был невозможен на Запад и Юг, где России противостояли оформившиеся силы. Однако на Восток дорога была открыта. Если такую ситуацию трактовать как Большую игру, то с авторами можно согласиться.

Разумеется, и фактор случайности, о чем пишут авторы, присутствовал, но что есть случайность?

 

Процесс освоения Россией Средней Азии, и об этом справедливо пишут авторы, соответствовал интересам и самой Средней Азии. И в XVIII, и в ХIХ веках торговые связи с Россией были серьезным стимулом оживления экономики Бухары и Хорезма, пребывавших в XVII-XVIII веках в состоянии тяжелого кризиса, вызванного угасанием караванных путей, связанного с возрастанием роли океанских коммуникаций. Там осваивались заброшенные земли и восстанавливались ирригационные системы с целью увеличения производства нужного России хлопка, развивались ремесла, были проведены денежные реформы. Фактически связи с Россией дали возможность Средней Азии перейти от умирающей транзитной экономики к современной производящей, совершить экономический рывок и социально-экономическую модернизацию, что составляет яркий контраст с соседним Ираном, погрузившимся после распада державы Надиршаха в смуту и войны. Касаясь более позднего времени - ХХ века, авторы в большей степени уделяют внимание политико-идеологическим, а не социально-экономическим  аспектам взаимодействия России и Среднеазиатских республик, что отражено в подзаголовке, видимо, исходя из того, что безусловное положительное значение этого взаимодействия в достаточной степени исследовано.

Политика царской России в Средней Азии в работе характеризуется всесторонне, со всеми присущими ей противоречиями, отражающими как столкновение разных точек зрения в кругах, формировавших эту политику, так и различное отношение к среднеазиатским реалиям. В Петербурге сильна была партия «византинистов», руководствующаяся главным образом военно-политическими интересами России на Балканах, но решающее влияние на среднеазиатскую политику оказывали те и в столице, и на восточных рубежах империи, кто видел более глубокий интерес страны в экономических связях на Востоке. (Напрашивается аналогия с современными дискуссиями о принадлежности России к Европе и Азии.)

Особенно показательна связь «восточной» и «западной» линий в политике России на примере событий второй половины XIX века, когда обострение ситуации в Польше, где в 1863 году вспыхнуло восстание, стимулировало ускоренное осуществление азиатских планов Петербурга, которые до этого долго откладывались из-за недостатка средств по усилению контроля над туркестанскими территориями.

Успешное военно-организационное подчинение Центральной Азии сопровождалось выработкой «исламской» политики царской администрации. Правительство уже имело опыт регулирования жизни подданных, исповедующих ислам. Еще в 1773 году указом императрицы Екатерины II была узаконена конфессиональная терпимость в отношении российского мусульманства, которая реализовывалась в Поволжье, Закавказье, Крыму. Однако в том, что касалось реализации такой веротерпимости в Средней Азии, не все было просто. Ислам в этих регионах глубже проник во все сферы жизни, мусульманское духовенство пользовалось большей властью, с которой было невозможно мириться. Так, шариатские суды имели право приговаривать к смертной казни и т.д. Ограничения подобных полномочий, передача ряда полномочий светским «царским» судам вызывали резкую реакцию у некоторых религиозных деятелей, что, в свою очередь, зачастую провоцировало и жесткую реакцию некоторых представителей центральной власти. Однако возобладала конструктивная линия опоры на доминирующие религиозные настроения и на тех религиозных деятелей, которые были готовы вписаться в политику центральной власти. Так было достигнуто согласие по вопросу о сочетании светского и религиозного образования, аккуратное введение в учебные программы русского языка, выделение религиозных вопросов, которые не имели принципиального значения для положения дел в регионе, в полное ведение самих религиозных общин.

Было бы преувеличением сказать, что эти процессы шли гладко. Экстремистские настроения проявлялись всегда, достаточно вспомнить Андижанское восстание 1898 года, где звучали лозунги «джихада», жестоко и безжалостно подавленное царскими войсками. Неслучайно, вплоть до 1914 года, так и не был создан общий религиозный орган управления - среднеазиатский муфтият, чего добивались исламские религиозные деятели. Но в целом, как писал В.И.Ленин, а его трудно заподозрить в симпатии к царскому режиму, в Туркестане «свобода религии полная. Ислам здесь царит».

При анализе последующего периода политики Москвы в Средней Азии авторы успешно отошли как от чисто идейного псевдоинтернационализма, так и от бытующих обвинений российского подхода в колонизаторстве. При советской власти, доминирующей при всех «колебаниях линии партии», оставалась тенденция конструктивного отношения к ведущим в регионе религиозным исламским воззрениям и традициям, уважительного отношения к тем религиозным деятелям, которые лояльно были настроены к власти, что не исключало репрессивных мер в отношении экстремистских или просто нелояльных. Очень важно, что в Средней Азии, где число представителей иных религий, прежде всего христианства, увеличивалось, преобладала поощряемая властями веротерпимость и взаимная толерантность. Авторы справедливо указывают, что за исключением известных эксцессов, главным образом 20-30 годов прошлого века, имевших и политические последствия, этому - даже при высоких темпах модернизации общественной жизни - способствовало уважительное отношение к религиозным и национальным особенностям региона.

Авторы не ограничиваются академическими исследованиями процессов прошлого, они затрагивают сложные вопросы современности, взгляды на которые зачастую противоречивы и подвержены влиянию политической конъюнктуры, в научные дискуссии по которым вторгаются непрофессионалы, преследующие узкие цели. События последних десятилетий, произошедшие в Центральной Азии, обусловили качественные изменения в социальной структуре общества, динамике и характере развития системы общественных отношений. Стремительными темпами происходит социальная дифференциация общества, формирование новых социальных групп и слоев. Эти процессы отражаются не только на психологической атмосфере общества, но и на уровне социальной и конфессиональной толерантности, влекут риски этнических и конфессиональных конфликтов. Все эти аспекты имеют не только внутреннее, но и внешнеполитическое измерение. Отмечая, что «геополитическая роль России… в значительной степени определяется характером ее взаимоотношений с независимыми государствами, образованными на постсоветском пространстве», исследователи акцентируют внимание на том, что в отношениях России с государствами Центральной Азии никогда не было принципиально непреодолимых цивилизационных противоречий. Действительно, как подтверждают события, противостояние культур внутри одной конфессии, например суннитско-шиитское, может быть много острее, чем межконфессиональное.

Книга является примером успешного международного сотрудничества ученых, отличается подлинно историческим подходом к анализу внешней политики России, основывающимся на понимании глубинных национальных интересов страны, в отличие от все еще не изжитого деления ее на до и послеоктябрьскую, постсоветскую и т.д. Нет сомнений, что работа представляет большой интерес для всех тех, кто интересуется как историей, так и современными тенденциями развития. Можно только выразить надежду, что исследование этого интернационального научного коллектива, приведшее к столь положительному результату, будет продолжено.